Толстый и тонкий

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ТОЛСТЫЙ И ТОНКИЙ

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ТОЛСТЫЙ И ТОНКИЙ 

На вокзале Николаевской железной дороги встретились два 
приятеля: один толстый, другой тонкий. Толстый только что пообедал на вокзале, и губы его, подернутые маслом, лоснились, 
как спелые вишни. Пахло от него хересом и флер–д'оранжем. 
Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло от него ветчиной и кофейной 
гущей. Из–за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком – его жена, и высокий гимназист с прищуренным глазом – его сын. 
– Порфирий! – воскликнул толстый, увидев тонкого. – Ты ли 
это? Голубчик мой! Сколько зим, сколько лет! 
– Батюшки! – изумился тонкий. – Миша! Друг детства! Откуда 
ты взялся? 
Приятели троекратно облобызались и устремили друг на друга 
глаза, полные слез. Оба были приятно ошеломлены. 
– Милый мой! – начал тонкий после лобызания. – Вот не ожидал! Вот сюрприз! Ну, да погляди же на меня хорошенько! Такой 
же красавец, как и был! Такой же душонок и щеголь! Ах ты, господи! Ну, что же ты? Богат? Женат? Я уже женат, как видишь... 
Это вот моя жена, Луиза, урожденная Ванценбах... лютеранка... А 
это сын мой, Нафанаил, ученик III класса. Это, Нафаня, друг моего детства! В гимназии вместе учились! 
Нафанаил немного подумал и снял шапку. 
– В гимназии вместе учились! – продолжал тонкий. – Помнишь, как тебя дразнили? Тебя дразнили Геростратом за то, что 
ты казенную книжку папироской прожег, а меня Эфиальтом за 
то, что я ябедничать любил. Хо–хо... Детьми были! Не бойся, Нафаня! Подойди к нему поближе... А это моя жена, урожденная 
Ванценбах... лютеранка. 
Нафанаил немного подумал и спрятался за спину отца. 
– Ну, как живешь, друг? – спросил толстый, восторженно глядя на друга. – Служишь где? Дослужился? 
– Служу, милый мой! Коллежским асессором уже второй год и 
Станислава имею. Жалованье плохое... ну, да бог с ним! Жена 
уроки музыки дает, я портсигары приватно из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю. Если кто берет 
десять штук и более, тому, понимаешь, уступка. Пробавляемся 
кое–как. Служил, знаешь, в департаменте, а теперь сюда переве
2 

ден столоначальникомпо тому же ведомству... Здесь буду служить. Ну, а ты как? Небось, уже статский? А? 
– Нет, милый мой, поднимай повыше, – сказал толстый. – Я 
уже до тайного дослужился... Две звезды имею. 
Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой; казалось, что от 
лица и глаз его посыпались искры. Сам он съежился, сгорбился, 
сузился... Его чемоданы, узлы и картонки съежились, поморщились... Длинный подбородок жены стал еще длиннее; Нафанаил 
вытянулся во фрунт и застегнул все пуговки своего мундира... 
– Я, ваше превосходительство... Очень приятно–с! Друг, можно сказать, детства и вдруг вышли в такие вельможи–с! Хи–хи–с. 
– Ну, полно! – поморщился толстый. – Для чего этот тон? Мы 
с тобой друзья детства – и к чему тут это чинопочитание! 
– Помилуйте... Что вы–с... – захихикал тонкий, еще более съеживаясь. – Милостивое внимание вашего превосходительства... 
вроде как бы живительной влаги... Это вот, ваше превосходительство, сын мой Нафанаил... жена Луиза, лютеранка, некоторым образом... 
Толстый хотел было возразить что–то, но на лице у тонкого 
было написано столько благоговения, сладости и почтительной 
кислоты, что тайного советника стошнило. Он отвернулся от тонкого и подал ему на прощанье руку. 
Тонкий пожал три пальца, поклонился всем туловищем и захихикал, как китаец: «хи–хи–хи». Жена улыбнулась. Нафанаил 
шаркнул ногой и уронил фуражку. Все трое были приятно ошеломлены.