ПАМЯТНИКИ ДРЕВНЕЙ ПИСЬМЕННОСТИ И ИСКУССТВА.
CLXXXIX.'


        > *• / /^.5 >

        /              Л. К. ИЛЬИНСКИЙ.

*    л C’-’J > ____________
^**'’’’’14-» / --- - .  V"..-


ПЕРЕВОД





                „СЛОВА О ПОЛКУ ИГОРЕВЪ"





по рукописи XVIII века.

ПЕТРОГРАД.
1920.

Печатано по определению Комитета Общества - Древней Письменности к Искусства.

Ученый Секретарь Вл. Майков.

     Три года прошло, когда я сделал доклад в Обществе Любителей Древней Письменности о найденной рукописи перевода „Слова о полку Игорев&“.Постановление Общества о напечатании доклада осуществляется только теперь в силу условий типографской жизни последних лет.
     С признательностью и благодарностью вспоминаю то сочувствие, какое я встретил со стороны Общества,—вспоминаю теперь, когда доклад все же увидел свет, несмотря на все тяжелые условия печатания.
     В настоящее время это имеет и то значение, что за прожитое время буря событий смела, как многое и другое, самую рукопись, публикуемую мною. Где она,—у меня нет сведений. Ее, может быть, постигла та же участь, как некогда, в водовороте событий, и самый Памятник. Признателен тем более Ал. Серь. Полякову, в свое время предоставившему мне рукопись. Ему доклад мой обязан основным своим материалом—рукописью перевода.
     Приношу благодарность Ив. Афам. Бычкову, указавшему и давшему возможность заняться рукописью Публичной Библиотеки. Признателен Пав. Понт. Симони за его указания и предоставление возможности пользоваться его книжным собранием.
     С глубокой грустью, невыразимой скорбью приходится вспоминать и еще одно имя—ушедшего от жизни покойного председателя Общества гр. Серъ. Дмитр. Шереметьева, сочувствием и вниманием к докладу много содействовавшего появлению его в печати.
     Вечная память ему! Хочется, чтобы эта книга была отзвуком неизгладимой памяти почившего.
     Памяти почившего гр. Сергея Дмитриевича Шереметьева я посвящаю свою книгу.
Л. Ильинский.
     10. I. 20 [28. XII. 19].

      С самого момента открытия Словом о полку Пгоревй заинтересовались, тем более что это открытие совпало с тем увлечением народностью и стариной, какое замечается особенно в последнюю четверть XVIII века.
      С момента открытия начинаются работы над „Словом*, но что это была за работа, насколько широко было распространено „Слово* среди современников его открытия, мы, в сущности, не знаем. История разработки памятника может быть прослежена подробно, но эта подробность, полная, так сказать, биографическая канва начинается несколько позднее, — именно, после печального факта утраты самого оригинала.
      Особенно же интересная эпоха работы над памятником,— время с 1795 по 1800, т. в. с момента первого о нем известия до первого издания представляет одну из темных страниц биографии „Слова*.
      Несомненно, в это время шла работа над памятником. Гр. Мусин-Пушкин впоследствии на вопрос К. Калайдовича отвечал, что „Во время службы моей въ С.-Петербург'Ь, нисколько л4тъ занимался я разборомъ и преложешемъ оныя ггЬсня на нын^ш-шйа. (Сын Отеч. 1839 г., т. VIII. Смесь. Стр. 16). В предисловии к первому изданию „Слова* мы читаем: „Подлинная рукопись по своему почерку весьма древняя, принадлежать издателю сего, который чрезъ старашя свои и прпзьбы къ знающимъ достаточно Россшсшй языкъ доводилъ чрезъ нисколько лйтъ прито-.женный переводъ до желанной ясности* (Стр. VII—VIII). Это отчасти подтверждается благодаря находки акад. II. Пекарски мъ списка „Слова* и его перевода в бумагах Ими. Екатерины (Список издан трижды: Пекарским в 1863 г. с переводом, Симони в 1890 г. и Пыпиным с переводом в 1906 году). Перевод „Слова*, найденный в бумагах Имп. Екатерины, действительно, подтверждает слова Мусина-Пушкина. Этот перевод, несомненно, является предварительной работой над „преложешем* Слова:

он менее литературен, менее, так сказать, отделан, нежели перевод первого издания. Стоит, напр., вспомнить начало того и другого перевода, чтобы убедиться в этом:

      Перевод Ими. Екатерины.
Кои прилично нам*, братцы, представить древкямъ слогом* жалостную пйснь о сражении Игоря Святославича?
Мы составим* оную из* самых* д$кнШ тогдашнего времени, не употребляя вымыслов* Бояновых*. Ибо Боян* стихотворец* когда хо-тйж* воспеть кому похвалу, то мысль его летала тогда по древам*, он* бйгалъ; как* сЪрый волк* по земли, и поднимался яко орех* под* облики. Мы помним*, что в* древности когда хотели какое сраженге описать, то изображали оное пускашем* десяти соколов* на стадо лебедей: к так*, который изъ них* скорее долетал*, тот* прежде и запевах* въ честь, иля стараго Ярослава, или храбраго Мстислава, который убилъ Редедю пред* полками Косоженимя, или в* честь краснаго . Романа Святославича.
Боян* же братцы не десять соколовъ на стадо лебедей пускал*, но своими стихотворческими’ перстами по живым* струнам* ударяла, а они уже самж’ славу князей возвещали.
      (По Пекарскому—стр. 21—22; по Пыпяну—стр. 437).

        Перевода I издания.
Приятно нам*, братцы, начать древним* слогом! прискорбную повесть о походй Игоря, сына Святослава!
Начать же ciio п'Ьснь по бьшям* сего времени, а не по вымыслам* Б о яновн м*.
Ибо гсогда мудрый Боян* xorix*. прославить кого, то носился мыс-л1ю по деревьям*, сйрымъ волком* по землй, сизым* орлом* под* облаками. Памятно нам* по древним* преданьям*, что повйдая о каком* либо сражети применяли оное к* десяти соколам*;
чей сокол* скорее долетал*, тому прежде и п'Ьснь начиналась либо старому Ярославу, либо храброму Мстиславу, поразившему Редедю пред* полками Косовскими, либо красному Роману Святославичу.
А Боянъ, братцы! не 10 соколов* на стадо лебедей пускалъ: но как* скоро прикасался искусными своими перстами к* живым* струнам*, то cia уже сами славу князей гласили.
(стр. 1—4).

     Чувствуется в самом построении речи второго перевода стремление достигнуть „до желанной ясности⁰. Здесь нет ни „жалостной пйсни*, ни выражений: „мы составимъ оную изъ самыхъ д'Ьяшй", или „мы помнимъ, что въ древности когда хотели какое сражеше описать⁰. Нет здесь и таких слов, как „по дре-вамъц, „яко орелъ⁰ и т. д. Все это уже стерлось пр# дальнейшей работе.
     Если мы посмотрим на перевод, сделанный для Имп. Екатерины с другой стороны, то увидим и еще одну характерную особенность работы переводчика.
     Перевод Имп. Екатерины ближе к подлиннику, чем перевод первого издания. Напр.,

Текст „Слова*.
вьсплескала лебедиными крихы на синем* морй у Дону плещуми
   Сймони. 89—199—201.

      Перевод Екатер. (по изд. Пекарскаго). всплескала лебедиными крылами на синем* морй у Дона пхещучи

Перевод 1 издания.
    всплескала крылами лебедиными, на синем* морй у Дона купаючис*.

ЦО Русвой 88МЖЯ про Cipo-шася Поювцы,акы пардуже гн$вдо, и »ъ MOpfc погру-зкст а,
   Симони. 41—273—275.
   Тк бо можеши по суху шереширы стреляти Удалыми сыны Глебовы
   Симони. 42—316—318.
   връже всеславъ жребий о д^вицю еебЪ любу. Ть клювами поднръ ся о коки, я скочн къ граду кыеву, и дотчеся струаиемъ злата стола Шевьскаго.
   Симони. 43—385—3S9.

по русской землЬ разорялись половцы, аки изъ гнЪзда Пардова. Они погрузили русскихъ въ море

   Ты можешь по суху шереширы стреляти посо-бгемъ удалыхъ сыновъ Глй-бовыхъ
.... spc6ift о лЬвицй, которая ему была люба. Онъ подпершись клюками о коней, скочилъ къ граду Кхеву, доткнулся струзЯемъ до златаго престола К1ев-скаго.

разсыпались Половцы но русской землй, какъ леопарды изъ логовища вышед-mie, погрузили въ бездвй силу русскую.
ты можешь на сухомъ пути живыми шереширами стрелять чрезъ удалыхъ сыновъ ГлЬбовихъ
. . . жребШ о милой ему дЪвицй. Онъ подпершись клюками сйлъ на коней, поскакалъ къ городу Kieay и коснулся древкомъ копья своего до золотого престола Кхевскаго.

     Не всегда, конечно, этот ранее сделанный перевод был удачен, но он часто сохранял и расположение слов, их еочетание, стремился сохранить и самые слова, редко прибавлял новые слова—и т. д.—т. е. был, несомненно, ближе к подлиннику, чем перевод 1-го издания.
     Б последнем мы наблюдаем то, что сказано в предисловии другого перевода: „въ переводе же семъ не сохранено (ни) оригинальности древняго. д!алекта“ (Рукоп. л. I). В нем мы видим
уже последний акт той работы, о которой впоследствии писал и сам Мусин-Пушкин: „не было ни правописашя, ни строчныхъ знаковъ, ни разделения словъ. въ числе коихъ множество находилось неизв^стныхъ и вышедшихъ изъ употреблетя..что крайне
затрудняло, и хотя все уже было разобрано, но я не быв пре-ложешемъ моимъ доволенъ, выдать оную въ печать не решался " (Сын Отеч. 1839 г. т. VIII. Смесь, стр. 16).
     Пока шла эта кабинетная работа гр. Мусина-Пушкина над „Словомъ", самый памятник уже сделался известным. Нам неизвестно, были ли распространены списки его, ибо мы пока имеем только Екатерининский список, но переводы „Слова" были распространены.
     Исследователь „Слова" Е. В. Барсов нарисовал такую картину распространенности в то время памятника: в Москве... „восхищались драгоценною песнью Игоря, какъ роднымъ произ-ведетемъ древне-русскаго гешя, списывали и переписывали ее съ разными, хотя и неисправными переводами" (Барсов, стр. 32).
     И сам Мусин-Пушкин поведал нам о том же: „По переезде же моемъ въ Москву, увидйлъ у А. 0. Малиновскаго. къ удивленно моему, переводъ мой въ неисправной переписке (Сын Отеч. 1839 г., т. VIII. Смесь, стр. 16). Это л побудило его скорее напечатать свою работу над „Словомъ".

Теперь мы имеем и еще одно свидетельство распространенности переводов и даже, пожалуй, можно установить, каким образом эта кабинетная работа Мусина-Пушкина стала достоянием общества. В опубликовываемой рукописи перевода „Слова*,— рукописи XVIII века, мы находим следующее место: „въ разсу-ждеши сего и хотелось мне очистить его (переводъ) от всехъ лустековъ, вделать пр!ятнымъ для чтешя и въ примечашяхъ объяснить обстоятельства историчесюя; но оригиналъ затерялся у Николая Михайловича, а у меня такъ же быль списокъ перевода нисколько уже выправленной, не помню, кому то я далъ его прочесть, и назадъ не получилъ“ (Рук. л. I).
     Таким образом общая тенденция списанного произведения (как и книги) затериваться и не возвращатсья к владельцу помогла распространению переводов „Слова* среди любителей литературы того времени.
     Но если пока может считаться утраченным затерявшийся у Николая Михайловича (несомненно Карамзина) список перевода, то не возвратившийся к владельцу список сделал свое дело. Он распространил „Слово* в переводе, чему впоследствии пришлось удивиться даже и Мусину-Пушкину.
     Я имею опубликовать в настоящее время один из этих списков. Кто был автором перевода „Слова* в имеющейся у меня рукописи, сказать трудно. Мы нигде не найдем для этого ничего достоверного. Некоторые данные, чисто фактического характера, будут ясны из дальнейшего.
     Неизвестно также, кто был владетелем этой рукописи. Рукопись написана писарским почерком, напоминающим почерк и Екатерининской рукописи. Несомненно одно, что это был человек знакомый с Карамзиным,—он упоминается в предисловии, как было выше приведено. Несомненно, он был любитель литературы и отечественных древностей, как можно судить по примечанию на л.л. 3 и 4, где он прямо говорит: „я какъ любитель отечественныхъ древностей* (л. 3), какъ можно судить и по самому этому примечанию, его содержанию, где он развивает мысль о ходе литературы в России и дает общий очерк литературного развития Ломоносова. Можно еще прибавить сюда и его отношение к „Слову", его взгляд на него, когда он гово* рит, что „но столько встречается въ ней Малоросшйекихъ навватй, что незнающему Польскаго языка трудно и понимать* (л. I),—взгляд несколько, может быть, напоминающий развитый впоследствии взгляд К. Калайдовича.
     Но и только. Мало, пожалуй, скажет для выяснения этого* и та обстановка, которая окружала рукопись.

Рукопись найдена в домашнем архиве кн. Белосельских-Белозерских. Предоставлена мне Александром Сергеевичем Поляковым, секретарем „Русского Библиофила*, куда рукопись, вместе с другими, и постудила.
     Средн этих рукописей мы находим исторические сведения о Строганове, оду на тему „Уединеше",—тему, столь распространенную в конце XVIII века, разговор о смерти и жизни,— тоже обычный для того времени. Есть и произведение         с
эпиграфом „Non surrexit major". Последнее произведение — ода полуисторического, полулегендарного характера.
     Если все эти тетради сохранились вместе, то возможно, что они издавна были достоянием одного лица,—любителя литературы и отечественных древностей, как он себя рекомендует и в предисловии и в примечании к „Слову".
     Принадлежали все эти рукописи не безъизвестному в летописях XVIII в. кн. Александру Михайловичу Белосельскому,— образованному человеку, известному в литературе полуистори-ческой театральной пьеской—„Олинька или первоначальная любовь" (1796 г.). Сведений о нем мы знаем мало. Только недавно опубликованный В. Верещагиным „Альбомъ кн. А. М. Бйло-сельскаго* (Рус. Библиофил, 1916 г., т. I) несколько вскрывает эту любопытную личность. Но все эти рукописи, все сведения— для нашей рукописи не дают ничего существенного. Они только лишь вскрывают ту обстановку, среди которой находилась рукопись. Дальше этого их роль нейдет. Могут они дать некоторый материал и для догадок, но эти догадки слишком гипотетичны.
     В России безвыездно Белосельскпй жил с 1793 года. Как человек образованный, все время заграницей живший в центре умственной жизни, он не мог, конечно, быть вне этой жизни и в России. Будучи поэтом и знатоком искусства, не мог он проходить мимо крупных явлений русской литературной жизни. Не мог он 'не заинтересоваться и открытием „Слова о полку Игорев!>“, которым в то время интересовались многие. Знакомство же и отношения к Карамзину могли, конечно, этот интерес к „Слову* усилить. Собственные же его упражнения в российском языке, что впоследствии послужило поводом к избранию его в Академию, о чем также говорят и некоторые рукописи (среди рукописей есть и словарная работа), могут дать материал для некоторых комментарий к предисловию рукописи перевода „Слова", где мы читаем:
     „С1я поема писана въ исхода XII в'Ька на славенорускомъ язык4, но столько встречается въ ней МалороссШскихъ назвашй, что незнающему Польскаго языка трудно и понимать... то въ

разсужденш сего и хотелось мне очистить его..., здкгать npisr-иымъ для чтешя...* и т. д.
     Для этого предисловия данных ни в сведениях о Мусине-Пушкине, ни о первых переводчиках мы не найдем.

II.

     Рукопись представляет собою тетрадку в семь листов. Сшиты они по три листа, содержащих самый текст „Слова*. К этим шести листам вначале подшит еще один лист, заключающий общий заголовок: „Песнь Полку Игореву Игоря сына Святославля внука Ольгова*, предисловие владельца и „Историческое содержите сей поэмы*. Листы — формата писчей бумаги, с красным обрезом по краям. На обрезе еще видны следы золота. Следов, что эта тетрадка была в переплете—нет. Листы ненумерованы.
     Бумага, на которой написан перевод—очень распространенная в XVIII веке, с водяными знаками. На . одной половине листа: за низкой крепостной стеной сидит рыцарь, в шлеме, и в латах. В руках у рыцаря палица. Пред ним—лев в короне. В одной лапе льва—поднятый меч, в другой — пук свитков. Вверху над львом надпись: „Pro Patria*. Внизу под крепостной стеной буква „Вв. На другой половине листа: „Б & С. Blauw* (Ср. Симони. П. К. Текст „Слова о полку Игоревй* Древности. Труды Имп. Моск. Арх. Общ. т. XIII, вып. II. Москва 1890 г. Стр. 19)»
     Написана рукопись аккуратным писарским почерком, очень четко. Очень аккуратно сделана и разграфка в две линии—жирную и тонкую—для разграничения отделов работы и примечаний от самого текста.
     По своему виду рукопись производит впечатление беловой Поправок в ней найдем очень мало и сделаны они очень аккуратно. На листе 11 и обор, можно заметить подчистку в трех местах: по подчищенному написаны слова на л. 11,—строка 3-я (сверху): „отстали**: на л. 11 обор. стр. 2 (сверху): „города* и стр. 10 (сверху) „была*. Большие пропуски текста, допущенные ири переписке, восстанавливаются в сносках внизу листа. (На л. 5 обор.—-2 строчки; 6 обор,—1 строчка; 9 обор.—1 строчка), яо отдельные пропущенные слова надписываются над строчкой (л. 8— „Becexie*; л. 10 обор—„славу*). Есть выноски на полях, являющиеся редакционными поправками к переводу (л. 3-й, л. 10, л. 11, л. 12 обор., л. 13).
     Л. I (Заголовок): „Песнь Полку Игореву Игоря сына. Святославля внука Ольгова*.
     (Предисловие): „Cis поема писана . . . . * ит.д.

„Историческое содержите сей поемы*.
      Историческое содержание занимает л. 1, л. 1 обор, и л. 2-й (л. 2-й обор. — чистый). Оно представляет собою сокращенное „Историческое содержите*, помещенное в изд. „Слова* гр. Мусина-Пушнина.
      Сходство того и другого доходит до того, что напечатанные курсивом в изд. слова: „етыдъ ему тягчаЪ смерти*, в рукописи подчеркнуты. Но в рукописи ив предисловия к изданию мы не найдем двух тирад:—литературной характеристики „Слова* и сведений о найденной рукописи и о работе над ней¹).
      Есть и добавления, сравнительно с изданием. —Так здесь мы найдем указание на сумму, которую требовали половцы за выкуп Игоря (л. 2-й), что в издании помещено в примечаниях к самому тексту (прим. III, стр. 18), но в более обширном виде и с ссылкой на источник.
      То предисловие, какое мы находим при списке Ими. Екатерины, имеет мало общего с „История. содержашемъ* рукописи.
      Для характеристики взаимоотношения „Предисловий* приведу выдержку из текста всех трех переводов:

Лист I рукописи.
Историческое содержите сей поэмы.
    Удельный князь Нова-ворода-Северсваго Игорь евятославичь въ 1185-мъ году решился отомстить половцамъ за разореюе под-властныхъ

ему владений и присовоку-пввъ к войскамъ «воимъ войска меныпаго брата своего Всеволода и другихь князей, которые съ нимъ дружно жили выступилъ съ МИМИ въ походъ.

Стр. Ill—IV изд. Мус.-Пушкина.

     Удельный князь Нова-города-С-Ьверскаго Игорь Овятославичь, не ^дйлавъ сношенгя съ старЬйшимъ Великимъ Княземъ Жев-скимъ, решился въ 1185 году отмстить самъ собою Половцамъ за раззореше подвластныхъ
ему владЬшй и нргобрЬсть ee6i чрезъ то славу. Къ сему наступление уговорилъ онъ родного брата своего Трубчевскаго Князя Всеволода, племянника своего Рыльскаго князя Святослава Ольговича, и сына своего Клязя Владимхра, имйвшаго удйлъ свой въ Путивдй; и съ симъ немноголюдны мъ, ио храбрымъ войскомъ, вы-ступилъ въ походъ противъ обидившихъ его.


    Стр. 20 текст Екатерины.

    Въ семъ словЬ, на подобие героиня поэмы, описывается князей Игоря и Всеволода Святославячевъ, дйтей князя Новгородско-Ciверскаго Святослава Ольговича, сына Олега Святославича Тмутараканскаго, походъ на Половцевъ и бывшее съ ними въ 1185 году кровопролитное сражение при piiti Kami близь Дону. Князь Игорь, завидуя ciasi Князя Святослава Всеволодовича, который за два года предъ гЬмъ одер-жалъ славную надъ 'Половцами no6iAy, вздумалъ также испытать своего счастье надъ ними.

   И хота имйлъ при ce6i войско немноголюдное, но надйясь, что половцы, по-терпйвъ предъ недавнымъ

       х) Характерно, что о плаче Ярославны в Истор. содержании при рукописи н е упоминается. В издании приводится содержание (краткое) плача, в списке Екагер ины гоже приводится содержание — близкое по тексту ж изданию, но Ярославна назв ама супругой Игоря.