Потемкин на Дунае: исторические романы, рассказы

ШКОЛЬНАЯ ИСТОРИЧЕСКАЯ
БИБЛИОТЕКА

Г.П. Данилевский

ПОТЕМКИН
НА ДУНАЕ

ИСТОРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ, 
РАССКАЗЫ

2е издание

МОСКВА
«РУССКОЕ СЛОВО»
2012

УДК 82311.693
ББК 84(2Рос=Рус)144
Д18

Данилевский Г.П.
Потемкин на Дунае: исторические романы, рассказы / Г.П. Данилевский. — 2е изд. — М.: ООО
«Русское слово — учебник», 2012. — 384 с. —
(Школьная историческая библиотека).

ISBN 9785912186325

В книгу известного писателя XIX века вошли исторические произведения: романы «На Индию при Петре I»,
«Княжна Тараканова», «Потемкин на Дунае», рассказы
«Царь Алексей, с соколом» и «Екатерина Великая на
Днепре».
УДК 82311.693
ББК 84 (2Рос=Рус)144

Д 18

© С.Г. Гонков, серийное оформление, 
иллюстрации, 2007, 2012
© ООО «ТИД «Русское слово — РС», 2007, 2010
ISBN 9785912186325

Художник серийных элементов на переплете,
рисунков на переплете и титульном развороте—
С.Г. Гонков

ЦАРЬ АЛЕКСЕЙ, 
С СОКОЛОМ

ХVII в.

ИСТОРИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

Было весеннее время.
Выехал восемнадцатилетний царь Алексей Михайлович из села Измайлова, вдоль берегов Москвыреки, на любимую потеху,
на охоту с соколами и кречетами.
Это был еще второй год его царствования. Государством правил
царский дядька, Борис Иванович Морозов, и рад был, что государь тешится. Охота выезжала как следует: все верхами, кто на буланом, кто на гнедом, с соколами на правой рукавице. На головке
каждой из ловчих птиц был алый бархатный клобучок с золотою
оторочкою, на ногах суконные ногавки — род чулочек — с тесменными опутинками, а в хвосте, чтоб слышать, где сокол сядет, серебряный колокольчик. Тут были все любимые царские охотники, и
за каждым его поддатень. За всадниками ехал обоз со слугами,
царскою кухнею и палатками. Стража из стрельцов замыкала шествие. Сокольники были в цветных кафтанах, в горностаевых и
лисьих шапках и в сафьянных сапогах. У каждого на боку висел
серебряный рог. Птицы были также в больших выездных нарядах.
Сам царь ехал без сокола. Он ожидал к сборному месту из Москвы от главного ловчего, Афанасия Ивановича Матюшкина, гонца с нововыношенным соколом, птицей, как уведомлял Матюшкин, неслыханного лёта и силы. Сам же царский любимец
Матюшкин лежал в Москве в лихорадке и не мог присутствовать
на этой забаве. И каждый сокольник, помня уряд по уставу, вздевал рукавицу «тихо и стройно», принимал сокола и кречета перекрестясь, «красновато, премудровато и молодцевато» и выносил

6

его по уставу — «бережно, явно смело, подправительно, подъявительно, к ведению человеческому и к красоте сокольей».
Было еще рано. Туманный, сероватый денек обещал птице резвую и нестомчивую гоньбу. Царь, ожидая посла от Матюшкина, то
и дело оглядывался к проселку, откуда должен был показаться гонец. С косогора, поросшего мелким ивняком и березками, выехали на широкое, низменное поле, усеянное озерками, кочками и кустарниками. Нигде в свои разъезды по московским окрестностям,
ни близ сел Тайнинского, Сущева и Воробьева, ни близ Преображенского и Напруднова, царь не находил столько дичи, как здесь,
по болотным прыскам Москвыреки. Здесь кишмя кишели бесчисленные стаи уток, гусей, чаек, куликов, цаплей и всякой дикой
птицы.
Спустившись мимо капустных огородов чьейто подгородной
земли, царь остановил коня. Изпод его ног через болото взлетел
гусиный выводок. Царь указал рукою.
— Знать, гонецто от Афанасия Ивановича не скоро выедет! —
сказал он, вглядываясь, как гуси полетели и плавно спустились на
ближнее озеро.
Всадники стали готовиться к охоте.
Первый выпустил птиц Парфентий Табалин. Его кречеты, Анпрас и Арбас, были из породы дербников, то есть брали, как сокола, падая с высоты и, как ястреб, ловя птицу в угон. Взлетела чайка. Кречеты брошены с рук и стали всходить кругами, один выше,
другой пониже, так что чайка вскоре очутилась между ними и кинулась к земле. Нижний кречет помчался полем, плывя, как ласточка, и чуть не задевая земли крылом. Вмиг он подбил чайку
кверху. Она взвилась. Верхний кречет кинулся вниз на нее. Чайка
взмыла в сторону и промахнулась. Оба кречета почти разом вцепились в нее и вместе с нею, звеня бубенчиками, упали в траву. Табалин поскакал принять добычу.
За ним пускали птиц Комчатый, Хомяков и Лабутин. Кречет
Комчатого, Бумарь, между двух лесков кинулся на молодого гуся
и после двух угонов сшиб его в траву. Вежливая птица даже не села на добычу, а опустилась возле, к сторонке, и, поводя разгоревшимися от злости глазами, стала охорашиваться, чистя клювом
перья и кивая алою шапочкою. Затравили еще двух куликов и утку. Царь все поджидал гонца и почти не принимал участия в охоте. Стоя на пригородке, под деревом, он смотрел вдаль и изредка

7

переговаривался с Хомяковым. Пестрые вершники то рассыпались по лугам, то скакали кучами вдогонку за соколами. Царский
стремянной затрубил в рог сбор к месту. Все сокольники съехались к царской палатке. Пошли толки о добыче, о соколиных ставках. Как ни строг был дворцовый уряд, между сокольниками, всё
почти сверстниками царя, то там, то здесь слышались шутки или
веселый смех.
— Ну, знать, доподлинно Афанасийто Иванович позамешкался. Сытый голодного не разумеет! Давайте есть! — сказал царь.
Слуги разостлали у палатки шелковый коврик. Все место отдыха обнесли подвижными рогатками и поставили у входов стражу.
Царь велел, без чинов, сокольникам садиться по ковру, а сам поместился у входа в палатку.
Не успел царь с охотниками закусить, на лугу послышался звук
рога. Все повели глазами с косогора. Изза кучки берез показался
гонец от Матюшкина, и с ним несколько сокольников. Посланный
подъехал, спешился у рогаток и поднес царю вновь обученного сокола. Царь взглянул на птицу, и охотницкое сердце его запрыгало.
Такой красоты он еще и не видывал...
Что за птица! Взят он был не с гнезда от матери, а выношен уже
слётком. Дикости и смелости он был удивительной. Весь белый,
как серебро, только ножки красные. Сидел он степенно и гордо.
Головка была маленькая, спина широкая, грудь крепкая, крылья и
хвост перо к перу, а глаза так и горели, яркожелтые, наигранные
и сверкавшие смелою, дикою ясностью...
— Хороша птица! Както ловит? — сказал царь, осмотрев сокола с полным вниманием ценителя и знатока.
Палатку собрали, всадники сели на коней. Обоз тронулся вперед. Царь указал охоте ехать к Коломенскому. Подвели царского
коня. Царь ухватился за холку, прыгнул в седло и протянул за соколом руку. Рука его дрожала, грудь порывисто поднималась. Неровным взором он окинул сокольников, повел поводом. Тяжелый,
коренастый конь тронулся рысью по кочковатому полю. Бубенчик зазвенел в хвосте сокола.
Молча ехали сокольники, минуя то озерко, то мелкий кустарник, то бегущий в сторону узенький проселок. Всадники забились
в лесистые луга, с которых еще не сошли весенние водные застои.
Сокольничий Лабутин первый завидел в стороне между длинных
прошлогодних камышей выводок нырков. Он подал знак. Все

8

остановились и замерли в ожидании царского приказа. Царь укоротил поводья, вгляделся, медленно поднял правую руку и бросил
сокола с рукавицы в воздух. Снурок развязался, сокол взмыл и
кругами стал всходить вверх... все выше и выше, так что скоро
чуть стало его видно, и, когда показалось, что вот он исчезнет в
облаках, вдруг, распластавши хвост, он сделал ставку и, склоня голову, зорко посмотрел вниз... Уток согнали.
Не успел царь пришпорить коня, как сокол свернулся в комок,
ринулся сверху, вцепился в добычу и вместе с нею упал в ближние
кусты.
Все бросились туда. Чины позабыты. Охотники толпятся, чтоб
только взглянуть, как взята птица: жива ли она, изранена или убита до смерти? Только не видно сокола в кустах. Рассыпались охотники по всему перелеску, по ближним пригоркам, стали спускаться в овраги, прислушиваться к бубенчику — нет да и нет. Или
сокол спустил утку и, невиданный за кустами, с другой стороны
пошел в угон за иною какою птицей; или не выпускал ее и на полном раздолье ел ее гденибудь в гущине деревьев. Наконец, мог
оборваться бубенчик, а он тут же, в кустах гденибудь, сидел, охорашиваясь и чистя перья. Что за диво!
— Ищите, ребята! — сказал царь, снуя на коне по траве и между
кустов. — Кто изловит мне сокола, дам тому пару соболей!
Пропажа сокола, особенно в первый улов, была не редкость. Часто соколов уносило ветром, а еще чаще они отбивались и дичали
в соседних лесах.
Сокольники для лучших поисков спешились; коней привязали
к кустам, а сами с новым рвением кинулись по лугам и по соседним оврагам. То там затрубит рог, то здесь отзовется. Желтые, голубые и красные кафтаны мелькают между деревьев. На соседней
пашне мужик пахал сохою под озимь. Остановился, оперся на
присошник и дивуется, что это за бояре охотятся. Не Борис ли
Иванович Морозов выехал поразмяться? Или дворские травят
птицу на государеву кухню? А может быть, и сам царь тут же, недалече гденибудь, между ними?..
Затрубил опять государь. Собрались к нему охотники уже в
другом месте, на какойто лесистой лощинке, у берега небольшого ручья, впадавшего в Москвуреку.
— А что, ребята, не нашли сокола?
— Нет, государь, не нашли!

9

— Что за притча!
Государь очень досадовал, что пропал еще не испытанный
сокол.
Охотники выехали в другом месте на крутой берег ручья и увидели сокола в траве — утка билась у него в когтях. И в то же время на ясной поверхности воды, между склоненными с берега камышами, показалась перед охотниками редкой величины, вся
белая как лунь цапля. Она бережно шла неглубокой водою, поглядывая издали на всадников и вынимая из воды то одну ногу, то
другую. Царь принял утку, снова сел на коня, спугнул цаплю и
указал ее соколу. Цапля взмахнула крыльями, медленно поднялась над водой и полетела в сторону. Сокол кинулся за нею не
прямо, а стал забирать вверх, забрался в недосягаемую высоту и
оттуда полетел вровень над цаплею...
Царь дал коню шпоры и поскакал, следя за соколом. Сокольники не отставали от царя. Так мчались они долго по лугам и просохнувшим полям, через рвы и кочи, мосты и гати. Цапля была сильная и — ноги назад, а грудь вперед — на огромных крыльях плыла,
как белопарусная ладья, по ветру. Сокол не отставал от нее и забирался выше и выше. Цапля его видела. Всадники выскочили на
возвышенную, гладкую поляну. Вдали мелькали крылья мельни
цы и огород какогото селения; вправо шел проселок в лес, глядевший изза косогора. Вдруг цапля от усталости или с особою хитростью замедлила полет и стала забирать влево, как бы желая
опуститься в лес. В тот же миг сокол всею силою полетел вниз на
нее. Он был уже близко; оставался последний удар, как цапля
обернулась хвостом к земле и отбила его толчком длинных ног и
огромного носа. Сокол сдался, пошел книзу, но, не долетая до земли, опять собрался с силами и еще быстрее стал забирать над цаплей. Царь оглянулся; за ним скакал один Хомяков. Другие охотники чуть виднелись врассыпку, далеко назади, где один, а где два
и три вместе.
— Ну, Семеныч, не отставай! — крикнул разгоревшийся царь и,
стегнув коня, еще быстрее поскакал за соколом.
Незаметно миновали опять какуюто пашню со свежими зеленеющими всходами. С грохотом пронеслись кони чрез старый,
расшатанный мост над узеньким ручьем какойто усадьбишки.
Путь начинал идти в гору, к лесу. Замелькали березы. Показался
песок. Овраги зачернели чаще.

10