Власть и журналистика. Николай I, Андрей Краевский и другие

С. М. Волошина

Власть 
и журналистика

Николай I, 
Андрей Краевский  
и другие

| Издательский дом ДЕЛО |

Москва | 2022

 УДК 82-9
 ББК 83
 
 
В68

Волошина, С. М.
Власть и журналистика. Николай I, Андрей Краевский и другие / 
С. М. Волошина. — Москва : Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 
2022. — 664 с., 16 л. ил. — ISBN 978-5-85006-346-7

Книга посвящена взаимоотношениям власти и журналистики 
1830–1855 гг. — времени правления Николая I и одновременно периода журналистской 
деятельности Андрея Александровича Краевского. Это годы 
профессионализации журналистики и литературы, попыток общественного 
мнения выразить себя в печати посредством завуалированных общественно-
политических высказываний в условиях жесточайшей цензуры. 
Один из фокусов исследования в книге — профессиональная биография 
Краевского, талантливого редактора и предпринимателя, создавшего 
уникальный издательский проект XIX в. — журнал «Отечественные 
записки».
Краевский не только сумел привлечь в свой журнал в качестве авторов 
лучших литераторов и ученых, но явил и уникальную способность взаимодействовать 
с властью на всех ее уровнях и одновременно сохранять 
интеллектуальную и идеологическую независимость издания.
В книге использованы разнообразные источники (как официальные, 
так и эго-документы), часть которых впервые вводится в научный оборот.

ISBN 978-5-85006-346-7

© С. М. Волошина, 2022
© ФГБОУ ВО «Российская академия народного хозяйства и государственной 
службы при Президенте Российской Федерации», 2022

В68

УДК 82-9
ББК 83

Содержание

Введение · 9

ЧАСТЬ I. ДО 1848 ГОДА

Глава 1. Андрей Александрович Краевский: начало · 21
Глава 2. Журналистика и власть в 1830-е годы: 
расстановка сил · 29
Глава 3. А. А. Краевский вступает в журналистику · 59
Глава 4. А. А. Краевский и А. С. Пушкин. 
Журнальные проекты · 66
Глава 5. «Литературные прибавления 
к «Русскому инвалиду» · 96
Глава 6. А. А. Краевский и классики литературы: 
Н. В. Гоголь, М. Ю. Лермонтов и А. В. Кольцов · 115
Глава 7. Мечты о новом издании · 131
Глава 8. Журналистика и власть: соредакторы 
А. А. Краевского. Финансовые вопросы. 
Журналистика и III отделение · 149
Глава 9. «Громада двинулась и рассекает волны»: начало 
«Отечественных записок». Финансовые проблемы, 
редакторские стратегии и коммерческие ходы · 177
Глава 10. Авторы «Отечественных записок». Критика 
и снова редакторские стратегии · 191
Глава 11. «Круги на воде»: репутация А. А. Краевского 
и В. Г. Белинский · 212
Глава 12. Журналистика 1840-х годов и власть: 
противостояние · 223
Глава 13. Особые запреты: крестьянский вопрос, 
война и алкоголь · 250
Глава 14. А. А. Краевский, Ф. В. Булгарин 
и III отделение · 266
Глава 15. Тяжелый 1847 год: предчувствие (чужих) 
революций · 292

ЧАСТЬ II. 1848 ГОД И «МРАЧНОЕ СЕМИЛЕТИЕ»

Глава 1. 1848 год: революции в Европе.  
«Мы были паиньками» · 309
Глава 2. Манифест 14 апреля 1848 года:  
опыт прочтения и реакция · 317
Глава 3. Журналистика и власть в 1848 году · 338
Глава 4. Негласные комитеты по надзору 
над цензурой · 347
Глава 5. Меншиковский комитет · 363
Глава 6. Покаяние редакторов · 384
Глава 7. Продолжение предыдущих · 401
Глава 8. Комитет 2 апреля и его «мрачная» 
деятельность · 420
Глава 9. Обычная цензура в «мрачное семилетие»: 
между Комитетом и редакторами · 428
Глава 10. Министры народного просвещения 
в «мрачное семилетие»: С. С. Уваров · 439
Глава 11. Краевский и его особые беды 
«мрачного семилетия» · 466
Глава 12. Ф. М. Достоевский и А. А. Краевский: 
непростая история · 485
Глава 13. «Журналы наши помешались на Диккенсе 
и Теккерее»: переводы в журналах в «мрачное 
семилетие» как стратегия выживания · 510
Глава 14. П. А. Ширинский-Шихматов:  
министр — «символ» «мрачного семилетия» · 534
Глава 15. Снова славянофилы · 553
Глава 16. Комитет 2 апреля и министр  
П. А. Ширинский-Шихматов: «оба хуже» · 565
Глава 17. Дело о найденных у купца «Отечественных 
записках» «по дешевой цене»: 
тень А. И. Герцена · 581
Глава 18. Цензура над цензурой,  
или Клон Комитета 2 апреля · 593
Глава 19. Народная литература и литература 
о народе на подозрении у власти · 620
Глава 20. Конец «мрачного семилетия» · 638

Список сокращений · 663

Светлой памяти
моего отца Владимира Костромина 
и моего дяди Владимира Стрелкова

Начав писать список благодарностей всем тем, кто помогал 
в написании книги и поддерживал меня в это непростое время, 
я сразу засомневалась, достаточно ли хороша моя книга 
для того, чтобы упоминать в связи с ней достойных людей. 
Сомнение я отбросила как ложное: все те, кто помогал, помогали 
без условий и вне зависимости от того, каким будет качество 
финального продукта, что еще усиливает мою благодарность.

Прежде всего я очень благодарна моей семье и в первую очередь 
моей маме Татьяне Михайловне Костроминой и моей дочери 
Маше за их поддержку, веру и удивительное терпение.
Огромная благодарность Сергею Сергееву, без помощи которого 
книга была бы далеко не полной, за его ценные советы 
и подсказки, мудрые комментарии и веру в меня.
Спасибо моим коллегам из ИОН, открывшим мне новые горизонты 
и точку зрения на объекты исследований: Марии Неклюдовой, 
Вере Мильчиной, Екатерине Габриэловой, Елене На-
гаевой.
Я очень благодарна коллегам за указания неизвестных мне 
источников и присылаемые документы, комментарии, общую 
помощь и поддержку: Алексею Балакину, Алине Бодровой, 
Алексею Вдовину, Даниле Давыдову, Кириллу Зубкову, Елене 
Кардаш, Тимуру Кораеву, Александру Маркову, Никите Охо-
тину, Олегу Проскурину и многим другим.
Отдельная благодарность сотрудникам архивов ГАРФ (особенно 
Алексею Трефахину) и РГИА, а также сотрудникам Литературного 
музея.

Светлана Волошина

Введение

А

Н Д РЕ Й  Александрович Краевский — редчайший феномен 
русской культуры и социологии литературы, 
редактор и издатель, который нашел формулу соединения 
качественного литературного и журналистского 
труда и коммерческого успеха, своего рода гегельянский синтез, 
примиривший противоречие между «не продается вдохнове-
нье» и «можно рукопись продать». 
Первый издатель-профессионал, сумевший не просто вывести 
свое печатное детище в число популярных и влиятельных среди 
современников, но и удерживать его в числе таковых на протяже-
нии (не будет большим преувеличением сказать) эпохи. «Отече-
ственные записки» под редактурой А. А. Краевского, начавшись 
в 1839 г., были переданы Н. А. Некрасову почти через 30 лет. Отно-
сительный же упадок этого журнала с 1850-х гг. объясняется (по-
мимо объективного историко-политического контекста) прежде 
всего потерей интереса редактора, занявшегося редактурой еже-
дневной газеты («С.-Петербургские ведомости»), а с 1863 г. изда-
вавшего не арендованную, а свою собственную газету — «Голос» 
(вожделенной целью Краевского с самого начала было ежеднев-
ное издание, оперативно отзывавшееся на события страны и мира 
и по возможности захватывающее и политические новости).
Другие редакторы — современники Краевского — либо ор-
ганизовывали и возглавляли издания очевидного официоза 
(то есть занимали видное место на журналистском поле благо-
даря использованию административного ресурса), либо в ка-
кой-то момент сходили с дистанции и оставляли редакторское 
поприще (как, например, О. И. Сенковский).
Еще один успешный журнальный проект — обновленный 
Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым «Современник» (1847–1866) — 
продержался долго, но неравную борьбу с властью в итоге про-
играл и вынужден был идти на тактическое и стратегическое 
сотрудничество с Краевским, «сменив квартиру» на «Отече-
ственные записки».
Карьера Андрея Александровича интересна и в социологи-
ческом отношении: в условиях жесткой иерархической струк-

Власть и журналистика

туры дореформенного общества, где продвижение по лестнице 
обусловливалось, помимо происхождения, чинами, получаемы-
ми в ходе того или иного вида государственной службы, Краев-
ский являет собой редкий пример self-made man’а.
Имея сомнительное происхождение и изначально не обладая 
ни финансами, ни связями, Краевский, сочетая государственную 
службу, личные таланты и активное накопление «социального 
капитала», смог встроиться в существующую властную иерархию 
и подняться, не ограничиваясь «традиционными» лестницами. 
История его редакторских и издательских успехов (помимо за-
кономерного следствия личностных черт: исключительной ра-
ботоспособности и упорства, журналистского и литературного 
чутья и организаторского дара) — результат редкого дипломати-
ческого таланта к игре и лавированию на суровом поле власт-
ных агентов. Эта опасная (в том числе лично для редактора) 
игра шла от микроуровня — частных стычек и побед в полеми-
ке с официозными изданиями, через мезоуровень — ежедневно-
го взаимодействия с цензорами — до макроуровня: встраивания 
своих изданий и, таким образом, своего влияния во внутрипо-
литическую, интеллектуальную и культуральную историю нико-
лаевской эпохи — и далее, до начала правления Александра III.
Профессиональная редакторская карьера Краевского, на-
чавшаяся в первой половине 1830-х гг., продолжалась до 1883 г.: 
таким образом, начало карьеры и ее развитие (и взлет) шли па-
раллельно с большей частью (почти четверть века) николаев-
ского правления. В настоящей работе рассматривается именно 
этот, «николаевский» этап профессиональной жизни Андрея 
Александровича.
Именно такая личность, как Краевский, — его частная история «
внедрения» в современный ему журнальный процесс, 
взаимодействия самого Андрея Александровича и его изданий 
с другими игроками (от малоизвестных авторов и коллег до николаевских 
администраторов и самого царя), тесно переплетенная 
со всеми этапами развития и преобразования этого процесса, — 
дает возможность увидеть историю журналистики всего 
периода, ее особенности и механизмы функционирования и связей 
с властными структурами, без которых (то есть без связей) 
анализ журналистского и литературного процесса невозможен.
Большинство исследований русской журналистики (а значит, 
во многом и литературы), фокусируясь на содержательной 
стороне вопроса и взаимодействиях между изданиями (их полемике), 
чаще всего упускают из виду системообразующий аспект: 
их плотную вовлеченность в коммуникацию с властными 
институтами своего времени.

В В е д е н и е

Без тесного (во многом вынужденного, даже неизбежного) 
сотрудничества с властью ни одно периодическое издание 
не могло рассчитывать на сколько-нибудь продолжительное существование 
и заметный масштаб своей деятельности. 
Отдельные (и довольно многочисленные) исследования 
по истории отечественной цензуры также односторонни, так как 
по объекту своего внимания фокусируются лишь на одной стороне 
взаимодействия этого властного института и печати: репрессивной 
и карательной. 
Однако взаимодействие периодической печати и власти 
не описывается бинарной оппозицией: лоялистского (полу)
официоза, с одной стороны, и героической программной борьбы 
с властью — с другой. Оно представляет собой сложное сплетение 
разных форм и способов взаимодействия общественного 
мнения, косвенным образом выражающегося в периодических 
изданиях николаевского времени, и власти. Описание и анализ 
этих интеракций позволяют, как мне представляется, если 
не увидеть впервые, то лучше рассмотреть и акцентировать социологические, 
психологические и отчасти культуральные особенности 
отечественной власти последних 25 лет правления 
Николая I (а также особенности отечественной власти вообще, 
так как изучение этого правления особенно ярко экспонирует 
устойчивость и наследственность отечественных властных тактик 
и стратегий).
Немаловажно и то, что в описываемое время власть была 
предельно персонифицирована, а потому описания и анализ 
этих «персональных» коммуникаций представителей власти 
и журналистики составляют важную часть настоящего исследования. 

Не только «низшее звено» власти — цензоры, но и агенты 
высшей администрации имели свое лицо, имя и характер, представляя 
собой, таким образом, «отца живого», сурового, однако (
по крайней мере, теоретически) доступного для обращений 
к нему. Одна из относительно мягких цензурных карательных 
практик состояла в так называемой беседе глав цензурных комитетов 
и даже (в исключительных случаях) министра народного 
просвещения или его товарища с редактором провинившегося 
издания либо автором помещенного в нем текста. В «плохих» 
случаях беседа проводилась администрацией III отделения, 
но также лично. Более того: некоторые решения относительно 
не только судьбы изданий в целом, но иногда и статей принимались 
непосредственно монархом (как известно, стремившимся 
держать не только бразды, но и нити правления всех государ-
ственных вопросов в своих руках). 

Власть и журналистика

Это удивительное для современности «личное» отношение 
с властями, знание в лицо всех игроков на журнально-властном 
поле «вычищает» пространство этих взаимоотношений, социо-
логию власти от безликого (от многоликости) бюрократическо-
го «шума», давая возможность рассмотреть эти интеракции на-
прямую, без помех. 
Учитывая и упомянутое выше расположение сил на пересе-
кающихся полях власти и литературы, и имеющиеся в распо-
ряжении материалы и исследования, для настоящей книги мне 
представлялся продуктивным подход, сочетающий два вектора. 
С одной стороны, идущий от «личной» истории успешно-
го редактора-долгожителя, его внедрения в сферу журналисти-
ки, создания и «продвижения» им изданий, неизбежных от-
ношений с властями, c другой — от общего состояния цензуры 
(и других государственных институтов, вмешивавшихся в жур-
нально-литературный процесс) как части внутренней полити-
ки государства. 
Соотношение «частного» и «общего», разномасштабных 
структур, одна из которых, находясь внутри другой (большей), 
в то же время по своей сути оппозиционно к ней настроена 
и тем самым создает изначальный, «встроенный» конфликт, 
но при этом обязана соблюдать социальную и политическую 
маску «благонадежности» и лояльности администрации, — все 
это, как представляется, дает рельефную картину не только 
и не столько истории самих изданий и их редактора, его стра-
тегий и тактики в отношениях с властью, сколько самой вла-
сти, ее структурных и социальных особенностей, ее отношения 
к подданным и презентации себя.

* * *

При отборе примеров для описания и анализа в работе я ру-
ководствовалась, конечно, их репрезентативностью (вклю-
чая в книгу наиболее ярко демонстрирующие драматические 
взаимоотношения печати и властей) и отношением к изданию 
и личности А. А. Краевского. 
Кроме того, я не касалась цензуры и властного вмешатель-
ства в дела печати на окраинах империи (в Польше и Остзей-
ских губерниях), книг на иностранных языках и специфиче-
ских цензурных институтов (Комитета цензуры иностранной 
или Духовной цензуры).
Может (совершенно справедливо!) показаться, что книга пе-
регружена цитатами. Действительно, выписок из администра-
тивных документов — длинных, вязких, с затрудненным канце-