Старообрядцы уральского города во второй половине XIX - начале XX в.: конфессиональное сообщество и семья Екатеринбурга

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

УРАЛЬСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ 
 им. ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ Б. Н. ЕЛЬЦИНА

ЛАБОРАТОРИЯ АРХЕОГРАФИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Ю. В. Боровик

Старообрядцы уральского города  
во второй половине XIX – начале XX в.: 
конфессиональное сообщество  
и семья Екатеринбурга

Екатеринбург
Издательство Уральского университета
2019

УДК 279.99(470.5)
ББК Э372.242(2Р36)
        Б 43

Рецензенты:
Р. Г. Пихоя, доктор исторических наук, заслуженный деятель науки
главный научный сотрудник Института российской истории РАН;
А. В. Мангилева, доктор исторических наук, профессор кафедры
церковно-исторических и гуманитарных дисциплин
Екатеринбургской духовной семинарии

Боровик, Ю. В.
Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – нача-
ле XX в.: конфессиональное сообщество и семья Екатеринбурга :  
монография / Ю. В. Боровик. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 
2019. – 448 с.

ISBN 978-5-7996-2961-80

В книге рассматриваются социальные, правовые, социокультурные, демогра-
фические аспекты развития старообрядческой общины и семьи в условиях дина-
мично развивающегося города промышленного региона во второй половине XIX –  
начале ХХ в. Показана высокая степень включенности представителей старообряд-
ческого сообщества Екатеринбурга в общегородские тенденции развития.
Книга рассчитана на историков, филологов, регионоведов, краеведов и всех, 
интересующихся историей и культурой старообрядчества и историей Урала. 

УДК 279.99(470.5)
ББК Э372.242(2Р36)

Монография подготовлена в рамках выполнения проекта № 33.2182.2017/4.6
(«Формирование русской культурно-религиозной идентичности: памятники
традиционной письменности как символические коды культурной памяти»)
госзадания МО РФ научным коллективам исследовательских центров
и (или) научных лабораторий образовательных организаций высшего
образования на 2017–2019 гг. 

ISBN 978-5-7996-2961-80 
© Боровик Ю. В., 2019

Б 43

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 4

Глава 1  
ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОЧНИКИ ИССЛЕДОВАНИЯ

§ 1. Историографический анализ проблематики исследования  . . . . . . . . . . . 19
§ 2. Источниковая база исследования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 48
§ 3. Методика исследования . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 74

Глава 2  
СТАРООБРЯДЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО ЕКАТЕРИНБУРГА:  
КОНФЕССИОНАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ И ИНСТИТУТЫ

§ 1. Этапы формирования городских общин старообрядцев  . . . . . . . . . . . . . 79
§ 2. Полемика об иерархии  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 109
§ 3. Политические дебаты и союз старообрядцев . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123

Глава 3  
СТАРООБРЯДЧЕСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ЕКАТЕРИНБУРГА: 
ЧИСЛЕННОСТЬ, СОСЛОВНЫЙ СОСТАВ, ЗАНЯТИЯ

§ 1. Изменение численности старообрядческого сообщества . . . . . . . . . . . . 140
§ 2. Социальный состав и половозрастная структура . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
§ 3. Занятия и развитие системы хозяйственных связей . . . . . . . . . . . . . . . . . 164

Глава 4  
СТАРООБРЯДЧЕСКАЯ СЕМЬЯ В ГОРОДСКИХ УСЛОВИЯХ

§ 1. Проблемы л егальности брака и семьи старообрядцев . . . . . . . . . . . . . . . 184
§ 2. Типология старообрядческих семей . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 204
§ 3. Между традицией и городской модой: личные имена новорожденных  
       в старообрядческих семьях в начале XX в. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .230
§ 4. Детская смертность в старообрядческом сообществе  
       по материалам метрических книг . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .242

Заключение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 251

Список источников и литературы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 259

Список сокращений  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 312

Список иллюстраций . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 314

Приложения  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318

ВВЕДЕНИЕ

Старообрядчество, ориентированное на сохранение традиций –  
от внешнего проявления ритуально-обрядовых элементов до суще-
ственных функций приходской жизни в виде участия мирян в выбо-
ре причта, изначально было сложным и развивающимся явлением, 
неоднородным как в социальном, так и в догматическом плане.
Стремление сохранить чистоту веры наряду с постоянным 
творческим осмыслением святоотеческого наследия в контексте 
эсхатологических ожиданий способствовало закреплению в ста-
рообрядческой среде представлений об индивидуальной ответ-
ственности, характерных для Нового времени. При этом персо-
нальные действия и активность обретали смысл в традиционной 
мирской солидарности. Такое положение было в определенной 
степени результатом нестабильного правового статуса старо-
обрядцев, в отношении которых политика духовных и светских 
властей варьировалась от преследований и ограничений до тер-
пимости и компромиссов. Кроме того, многое зависело от интере-
сов властей разного уровня, которые отличались на центральном 
и местном уровнях. Выживанию старообрядцев в таких услови-
ях способствовали крепкие внутриобщинные и семейные связи, 
а также балансирование между различными способами взаимо-
действия не только с властями, но и с окружающим социумом 1.
Закономерно, что многочисленные старообрядческие течения 
объединяет опора на книжность и творчество духовных авторите-
тов восточно-христианской традиции, в круг которых входят ви-
зантийские, древнерусские, украинско-белорусские и собственно 
старообрядческие авторы 2. Развитие каждого из согласий с самого 
начала сопровождалось дискуссиями и появлением апологетиче-
ских и полемических произведений, в которых обосновывался и от-

1 Примеры ранней истории отношений староверов с местным обществом и властя-
ми показывают разнообразие вариантов, не сводившихся даже в первые десятилетия после 
церковной реформы только к противостоянию или побегу, см. Седов П. В. Был ли раскол 
XVII в. в России Реформацией? // Европейская Реформация и ее возможные аналоги в Рос-
сии. Труды СПбИИ РАН. Вып. 3 (19). СПб., 2017. С. 391–423.
2 См.: Духовная литература староверов востока России XVIII–XX вв. / под ред. 
Н. Н. Покровского. Новосибирск, 1999. С. 12–16.

Введение
5

стаивался тот или иной выбор. На тенденциях в осмыслении самими 
староверами пройденного и предстоящего пути оставляли отпеча-
ток не только обстоятельства переживаемого времени, касающиеся 
всех, но также и пространственные условия обитания, круг социаль-
ных контактов, возможности наблюдения иного коммуникативного, 
управленческого, профессионального, образовательного, бытово-
го вариантов опыта. Поэтому есть основания полагать, что насы-
щенное этими условиями городское пространство воздействовало 
на традицию и способы ее поддержания в гораздо большей степени, 
чем среда промышленного или сельского поселения.
Изучение городского старообрядчества –  это еще один шаг 
к более взвешенному пониманию особенностей феномена, оли-
цетворявшего успешное сочетание разнонаправленных явлений. 
В староверии, с одной стороны, несомненно присутствовало 
стремление к поддержанию религиозного благочестия и сохране-
нию конфессиональной обособленности, а с другой –  в виде ста-
рообрядческого предпринимательства, активно использовавшего 
технологические достижения, был явлен пример динамичного 
развития и освоения нового. Учитывая социокультурную неодно-
родность старообрядчества и наличие его региональных вариа-
ций, необходимо изучение релевантности отдельных характери-
стик свойствам, взглядам, действиям определенных страт чтобы 
минимизировать экстраполяцию свойств относительно неболь-
ших групп на весь социум.
Поскольку старообрядческая религиозная община и семья яв-
лялись во второй половине XIX –  начале XX в. социальными ин-
ститутами, обеспечивавшими сохранение и трансляцию традици-
онного уклада и порядка, то изучение существенных изменений, 
происходивших на этих двух уровнях необходимо для понима-
ния степени устойчивости, гибкости и пределов трансформации 
системы норм, представлений, образцов и правил. Картина мира 
у поколения, выросшего и живущего в условиях города (при всех 
противоречиях российской урбанизации) 3, постоянно усложня-
лась, включала новые связи и накладывалась на уже усвоенные 
повседневные обычаи, цели и ценности, видоизменяя их, не всегда 
напрямую, но тем не менее явно формируя новые умения и ори-
ентиры, способствуя развитию индивидуальности и рациональ-

3 См.: Миронов Б. Н. Город из деревни: четыреста лет российской урбанизации // Отеч. 
записки. 2012. Т. 48. №  3. С. 259–276.

Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.
6

ности. Следовательно, в изучении истории старообрядчества как 
сложного религиозного, культурного, социального и экономиче-
ского феномена необходимо учитывать роль урбанизационной 
составляющей. Представляется логичным изучение старообряд-
ческого городского сообщества в канун и после реформ середины 
XIX в., комплекс которых обусловил динамичный рост городов. 
Мы полагаем, что для вновь прибывавших в город старообрядцев 
религиозная община становилась одним из институтов адаптации 
к непривычному для них укладу жизни, который обеспечивал воз-
можность переосмысления представлений о социально прием-
лемом поведении и позволял существенно расширить контакты 
в новом социуме.
Развитие общества и развитие семьи являются взаимо- 
связанными процессами. Динамика изменений в обоих случа-
ях в заметной степени проявляется в условиях большого горо-
да, сочетающего многочисленные разнонаправленные функции. 
«Многофункциональность –  одна из главных составляющих 
разнообразия, отличающего города вообще. <…> Переплетение 
функций создает в большом городе замечательное контактное 
поле, благоприятные условия взаимовлияния и взаимодействия 
разных сфер деятельности» 4. Вариации функционального содер-
жания городского пространства в зависимости от исторической 
эпохи и конкретной страны 5, вызывало и вызывает дискуссии 
о самом определении понятия «город» 6. Для нашего исследования 
важна трансформирующая роль города, предполагающая, что 
сложность условий жизнедеятельности вызывает к жизни новое, 
преобразует форму, состав и структуру устоявшихся явлений, 
в том числе тех, которые в основе своей привержены сохранению 
традиционного порядка.

4 Лаппо Г. М. Города России: взгляд географа. М., 2012. С. 46–48.
5 См.: Вебер М. Город / пер. с нем. Б. Н. Попова ; под ред. Н. И. Кареева. М, 2001. 
С. 333–486 ; О своеобразии российской урбанизации при активном участии государства 
см.: Сенявский А. С. Российский путь к городскому обществу: история и современность. 
Екатеринбург, 1998. С. 6–7 ; Его же. Урбанизация России в XX веке: Роль в историческом 
процессе. М., 2003.
6 См.: Семенов-Тян-Шанский В. П. Город и деревня в Европейской части России: очерк 
по экономической географии. СПб., 1910 ; Город и деревня в Европейской России: 100 лет 
перемен / под ред. Т. Нефедовой, П. Полян, А. Трейвиш. М, 2001. С. 23–26, 95–123 ; Вишнев-
ский А. Г. Серп и рубль: консервативная модернизация в СССР. М., 1998 ; Миронов Б. Н. Рус-
ский город в 1740–1860-е годы: демографическое, социальное и экономическое развитие. 
Л.: Наука, 1990 ; Его же. Город из деревни: четыреста лет российской урбанизации // Отеч. 
записки. 2012. Т. 48. №  3. С. 259–276 ; Его же. От традиции к модерну. Т. 1. СПб. ИИ РАН, 
2014. С. 790.

Введение
7

В исследованиях, посвященных истории старообрядчества, 
к настоящему времени рассмотрен широкий круг проблем, при 
этом вопрос о влиянии урбанизации ранее не ставился в качестве 
самостоятельного. Его актуализации в логике исторических изыска-
ний предшествовало изучение произведений духовной литературы 
староверов, проводимое историками и филологами Москвы, Петер-
бурга, Сыктывкара, Екатеринбурга, Томска, Новосибирска, которое 
показало влияние региональных и локальных особенностей на вы-
страивание отношений староверов с властями, а также на взаимо-
действие различных групп внутри старообрядческих обществ между 
собой. Н. Н. Покровским, Р. Г. Пихоей, Л. А. Соболевой, А. Т. Шаш-
ковым, В. И. Байдиным, С. А. Белобородовым, П. И. Мангилевым, 
Ю. В. Клюкиной, А. С. Палкиным были изучены произведения, про-
исходившие из старообрядческой среды уральского региона. Это 
дало понимание различий в мировоззрении горнозаводского старо-
обрядческого населения (которое включало значительное число кре-
стьян, приписанных к металлургическим предприятиям и привле-
каемых к обеспечению производства), представителей торгово-про-
мысловых слоев, наиболее активно вовлеченных в процессы рыноч-
ного обмена, и крестьянства, связанного с традиционным сельским 
типом хозяйствования. Выводы о значительной роли городских 
лидеров в истории самого староверия дополняются результатами 
антропологически ориентированных исследований городской исто-
рии (Н. С. Корепанов, В. А. Шкерин, В. П. Микитюк, Н. А. Миненко, 
С. В. Голикова, Е. Ю. Апкаримова), которые указывают на своеобра-
зие процессов развития городской культуры на Урале, обусловлен-
ное в том числе присутствием сторонников «древлего благочестия». 
Подробный анализ исследований содержится в первой главе и по-
зволяет сделать вывод о необходимости специального изучения го-
родского старообрядческого социума как одного из составных эле-
ментов постоянно взаимодействующей и развивающейся среды.
Проблема, на которой сфокусировано представленное иссле-
дование, связана с вопросом о качестве и направленности разви-
тия консервативно-ориентированного религиозного сообщества 
под влиянием урбанизации. При этом важным обстоятельством 
являются качественные характеристики конкретного города. 
Во второй половине XIX –  начале XX в. Екатеринбург –  это ди-
намично развивавшийся центр промышленного региона, средо-
точие административных, торговых, финансовых, транспортных, 

Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.
8

образовательных и культурных функций, которые обеспечивали 
на протяжении указанного периода его постоянный рост за счет 
миграции и, следовательно, усиливали социальное и религиозное 
многообразие города. Кроме того, Екатеринбург являлся религиозно-
организационным центром двух самых распространенных 
на Среднем Урале согласий –  часовенного и белокриницкого 
на протяжении всего рассматриваемого времени –  с середины  
XIX в. до конца имперского периода.
Конец 1850-х гг. –  это канун реформ и отмены статуса горного 
города, сдерживавшего развитие и приток нового населения 
7. Это своеобразная точка отсчета связана также с началом 
пересмотра государственной политики по отношению к старообрядчеству 
и отходу от репрессивного воздействия на его приверженцев. 
Немаловажным обстоятельством является наличие 
отметок о принадлежности к старообрядчеству в переписных 
листах последней ревизии 1857–1858 гг. по Екатеринбургу, что 
позволяет учесть их семейное состояние, распределение по сословиям, 
провести сравнительный анализ с православным населением. 
Поскольку в центре внимания находится взаимодей-
ствие консервативных устоев и городской динамики, важно, что 
рассматриваемые в работе процессы разворачиваются на фоне 
развития транспортной сети и активного роста средних городов 
в послереформенный период 8. Верхняя граница исследования 
определяется по времени окончательного установления совет-
ской власти на Урале, в том числе и в Екатеринбурге, в середи-
не 1919 г., после чего было введено провозглашенное декретами 
1917–1918 гг. советское законодательство, принципиально иное 
относительно гражданства, религии и семьи 9.

7 Екатеринбург находился в статусе горного города с 1807 по 1863 г., когда на по-
рядок городской жизни и хозяйства имел большое влияние Главный начальник горных 
заводов Урала.
8 См.: Город и деревня в Европейской России: 100 лет перемен. С. 70–75.
9 См.: Декрет ВЦИК и СНК о расторжении брака 16 (29) декабря 1917 г. // Декреты 
Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917–16 марта 1918 гг. М., 1957. С. 237–240 ; Декрет 
ВЦИК и СНК о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния 18 (31) 
декабря 1917 г. // Декреты Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917–16 марта 1918 гг. М., 
1957. С. 247–249 ; Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах 20 ян-
варя (2 февраля) 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. 1: 25 октября 1917–16 марта 
1918 гг. М., 1957. С. 371–374 ; Декрет об отмене наследования 27 апреля 1918 г. // Де-
креты Советской власти. Т. 2: 17 марта –  10 июля 1918. М., 1959. С. 185–190 ; Кодекс за-
конов ВЦИК об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве. 
18 сентября 1918 г. // Декреты Советской власти. Т. 3: 11 июля –  9 ноября 1918 гг. М.,  
1964. С. 314–343.

Введение
9

Представленная работа сосредоточена главным образом 
на Екатеринбурге и его пригороде со старообрядческим насе-
лением, поскольку процессы урбанизации во второй половине 
XIX в. в пределах промышленно-развитых территорий обрели 
динамику, но при этом концентрированно проявлялись не вез-
де. В Уральском регионе можно выделить несколько зон –  При-
камье, Средний Урал (составляющие основную часть Пермской 
губернии) с преобладанием горнодобывающей и обрабатыва-
ющей промышленности, Южный Урал (включая Оренбуржье) 
и сельскохозяйственное Зауралье (восточная часть Пермской 
и юг Тобольской губерний).
Среди городов этих зон Екатеринбург был местом наиболь-
шего сосредоточения старообрядцев как в абсолютных, так и в от-
носительных цифрах: по данным Всеобщей переписи, на 1897 г. 
здесь проживало 1790 староверов, что больше чем во всех осталь-
ных городах Пермской губернии вместе взятых –  екатеринбуржцы 
составляли почти 60 % городского старообрядческого населения 
всего Прикамья, Среднего Урала и Зауралья. Кроме того, в преде-
лах Пермской губернии старообрядческое население Екатеринбур-
га составляло самую высокую долю среди жителей города –  4,2 % 10.
Вторым важным обстоятельством является то, что Екатерин-
бург выделялся во второй половине XIX в. не только своей много-
функциональностью, динамикой роста, но также признанностью 
в качестве авторитетного старообрядческого регионального цен-
тра, своеобразного драйвера, выдвигающего и поддерживающего 
инициативы, вызывающие широкий резонанс в обществах не толь-
ко Урала, но и Западной Сибири. При этом остается актуальным 
замечание об особенностях его взаимосвязи с другими старооб-
рядческими обществами в предыдущий период: крупные завод-
ские и крестьянские общества признавали более широкие возмож-
ности екатеринбургских лидеров и делегировали им полномочия 
в совместных инициативах, но это не вызывало к жизни систе-
му подчиненности и не означало утрату их самостоятельности 11. 

10 По данным переписи, это самая большая величина среди остальных религиозных 
меньшинств в городе, поскольку на долю мусульман (678 чел.) приходилось лишь 1,6 %, 
лютеране (377 чел.) составляли 0,9 %, католики (323 чел.) – 0,8  %, иудеи (303 чел.) – 0,7 %. 
Первая Всеобщая перепись населения. Т. XXXI. Пермская губерния. С. 72–73 (процентный 
расчет мой. –  Ю. Б.).
11 См.: Байдин В. И. Новые источники по организации и идеологии урало-сибирского 
старообрядчества в конце XVIII –  первой половине XIX в. // Сибирское источниковедение 
и археография. Новосибирск, 1980. С. 100.

Старообрядцы уральского города во второй половине XIX – начале XX в.
10

Екатеринбургское общество было тесно ассоциировано со своим 
«спутником» –  шарташским обществом в близлежащем селении, от-
куда происходили многие городские старообрядческие фамилии 
и ряд первых глав города. В конце XVIII –  первой половине XIX в. 
Шарташ был широко известен среди уральских беглопоповцев, имел 
высокий авторитет и влиятельность как крупный скитской центр. По-
сле его разгрома на рубеже 1840–1850-х гг. функции социального при-
зрения были рассредоточены между несколькими более отдаленными 
пустынножительствами, Екатеринбургом и самим Шарташом. Во вто-
рой половине XIX –  начале XX в. шарташские старообрядцы-часо-
венные принимали участие в соборах, собраниях, подаче прошений 
как от лица своей общины, так и в качестве представителей Екатерин-
бурга. Поэтому Шарташ включен в исследование в качестве самосто-
ятельной части большого городского старообрядческого сообщества.
Автору хотелось бы надеяться, что в работе удалось выявить 
основные тенденции развития старообрядческого сообщества 
крупного уральского города, рассмотреть общие и специфиче-
ские проявления социокультурных и демографических процессов 
в данной деноминации на начальной стадии урбанизации.
Исследование сосредоточено на социокультурных процессах, 
связанных с этапом перехода от протоиндустриального обще-
ства к индустриальному, в ходе которого жизнь в городе обретала 
сущностные специфические черты. Среди них исследователи от-
мечают открытость, динамизм, превалирование рациональных 
форм мышления над эмоциональными, необходимость эффективной 
организации труда и синтез различных форм деятельности, 
значимость самоконтроля, усложнение среды, трансформация 
«догородских» отношений 12. Проявление данных черт имело региональные 
отличия, обусловленные различными сочетаниями 
и взаимодействиями промышленных и аграрных территорий. 
Поэтому общетеоретической основой исследования является регион-
ориентированная модель модернизационного подхода, рассматривающая 
общество как неоднородное и вариативное, гибко 
и не однонаправленно реагирующее на трансформационные вызовы 
13. Этот вариант подхода позволяет поставить изучаемые про-

12 См.: Ахиезер А. С. Город –  фокус урбанизационного процесса // Город как социокультурное 
явление исторического процесса. М., 1994. С. 24–26.
13 См.: Побережников И. В. Между макро- и микро-: уровни модернизационного анализа // 
Опыт российских модернизаций XVIII–XX вв.: взаимодействие макро- и микропро-
цессов. Екатеринбург, 2011. С. 41.

Введение
11

цессы и структуры в контекст региональной, а затем и общенациональной 
динамики. Старообрядческое сообщество Екатеринбурга 
являлось частью регионального социума, ассоциируемой, как правило, 
с консервативностью, и одновременно авангардной частью 
старообрядческого мира, становясь агентом городской культуры 
и испытывая трансформирующее влияние инновационных элементов. 
В столичных городах эти процессы развивались довольно 
отчетливо 14, а на региональном уровне могли проявляться иначе. 
Отдельные элементы социальных практик (приемы обсуждения 
проблем, презентация себя в городском пространстве, представления 
о взаимодействии с «другими», пределе образовательного 
уровня и т. д.) утверждались в жизни городского религиозного 
сообщества и сопровождались разной степенью внутреннего приятия/
отторжения, свидетельствовавшей о неоднородности старообрядческой 
среды.
Предмет исследования носит междисциплинарный характер 
и находится на стыке нескольких дисциплин, изучающих город, 
социокультурные процессы и религиозные сообщества: социологии, 
локальной и городской истории, религиоведения, социальной 
истории, исторической демографии. Поэтому для изучения старообрядческого 
общества в процессе урбанизации сочетаются ме-
тодологические подходы, применяемые в рамках перечисленных 
дисциплин.
В работе использованы подходы социологии города к из-
учению урбанизации и взаимодействия социальных объединений 
в городском пространстве. Учитываются качества городского об-
раза жизни 15, социальные структуры с различными принципами 
внутренней связанности 16, выделяемые классической социологией 
города, при этом город рассматривается как сообщество. Благода-
ря такому ракурсу появляется возможность выявить закономер-
ности структурирования многомерного городского пространства 

14 Значительная степень вовлеченности представителей московского старообряд-
чества не только в деловую, но и в общественно-политическую и театрально-художе-
ственную жизнь раскрывается в мемуарах и биографических исследованиях, см. напр.: 
Варенцов Н. А. Слышанное. Виденное. Передуманное. Пережитое. М., 1999 ; Бурыш-
кин П. А. Москва купеческая. Воспоминания М., 2002 ; Сенин А. С. Александр Иванович 
Гучков // Вопр. истории. 1993. №  7. С. 69–88 ; Морозова Т. П., Поткина И. В. Савва Моро-
зов. М., 1998 ; Шевырев В. М. Павел Петрович Рябушинский // Россия и совр. мир. 2009. 
Т. 63, №  2. С. 205–211.
15 См.: Зиммель Г. Большие города и духовная жизнь // Логос. 2002. № 3–4 (34). С. 25–
38 ; Вебер М. Город. С. 333–486.
16 См.: Теннис Ф. Общность и общество // Соц. журнал. 1998. №  3/4. С. 207–229.