Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Возвращаясь к Чехову

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 773884.01.01
К покупке доступен более свежий выпуск Перейти
«Чеховский интеллигент» — кто он в ХХІ в.? Персонаж современного быта или забытой классики? Ностальгический мотив старших поколений или концепт европейской культуры? Для ответа есть смысл вернуться к истокам в точке пересечения важнейших дискурсов конца XIX в.: этнического и этического, педагогического и политического, театрального, урбанистического и т.д. Автор монографии, представитель последнего поколения советского чеховедения, ученик З.С. Паперного и А.П. Чудакова (мемуарными эпизодами о них заканчивается книга), возвращаясь к творчеству Чехова в наши дни, отдает себе отчет в изменении характера его актуальности и рассматривает его в новой перспективе.
Звиняцковский, В. Я. Возвращаясь к Чехову : монография / В.Я. Звиняцковский. — Москва : ИНФРА-М, 2023. — 189 с. — (Научная мысль). — DOI 10.12737/1859639. - ISBN 978-5-16-017513-3. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.ru/catalog/product/1859639 (дата обращения: 29.03.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
ВОЗВРАЩАЯСЬ 
К ЧЕХОВУ

В.Я. ЗВИНЯЦКОВСКИЙ

Москва
ИНФРА-М
2023

МОНОГРАФИЯ

УДК 82.09(075.4)
ББК 83.3(2)
 
З42

Звиняцковский В.Я.
З42 
 
Возвращаясь к Чехову : монография / В.Я. Звиняцковский. — 
Москва : ИНФРА-М, 2023. — 189 с. — (Научная мысль). — 
DOI 10.12737/1859639.

ISBN 978-5-16-017513-3 (print)
ISBN 978-5-16-110032-5 (online)

«Чеховский интеллигент» — кто он в ХХІ в.? Персонаж современного 
быта или забытой классики? Ностальгический мотив старших поколений 
или концепт европейской культуры?
Для ответа есть смысл вернуться к истокам в точке пересечения важнейших 
дискурсов конца XIX в.: этнического и этического, педагогического 
и политического, театрального, урбанистического и т.д.
Автор монографии, представитель последнего поколения советского 
чеховедения, ученик З.С. Паперного и А.П. Чудакова (мемуарными эпизодами 
о них заканчивается книга), возвращаясь к творчеству Чехова 
в наши дни, отдает себе отчет в изменении характера его актуальности 
и рассматривает его в новой перспективе.

УДК 82.09(075.4)
ББК 83.3(2)

Р е ц е н з е н т ы:
Ларионова М.Ч., доктор филологических наук, профессор Южного 
федерального университета; 
Бушканец Л.Е., доктор филологических наук, профессор Казанского (
Приволжского) федерального университета

ISBN 978-5-16-017513-3 (print)
ISBN 978-5-16-110032-5 (online)
© Звиняцковский В.Я., 2022

На обложке: «императорская» беседка в Таганроге, 
описанная в повести Чехова «Огни»,
и флигель на Луке (пригород Сум), 
где семья Чеховых провела два лета в 1888 и 1889 гг.

Введение. Chekhov again

Более сорока лет я пишу о Чехове. Моя первая статья в киевской «
Рабочей газете» называлась «Всегда близкий и понятный» 
и была о том, как сто лет «всем» (помнится, приводились примеры 
даже из азиатских литератур) понятен Чехов, которому как 
раз тогда исполнилось сто двадцать лет со дня рождения. Потом 
была брошюра в обществе «Знание». Потом кандидатская диссертация (
ее я тоже издал отдельной книжкой) — и все это о Чехове, 
все это 80-е годы ХХ века.
Когда «самый читающий народ», а именно советский, приказал 
нам всем долго жить, с ним вместе приказала то же самое и «всем 
близкая и понятная» русская классика. У меня как у присяжного 
преподавателя словесности было много возможностей это наблюдать 
и много поводов об этом задуматься. Не только об «украинце 
Гоголе» (тема моей докторской диссертации), но и о Чехове вышли 
мои новые книги, содержащие соответствующие раздумья. Две последние 
из них и два составленных мною сборника докладов украинских (
но и не только) участников мною же инициированных 
конференций в Харькове и Сумах1, казалось мне, будут и впрямь 
последними. Не потому, что и я собрался всем вам что-то такое 
приказать (хотя все под Богом ходим), а потому, что были более 
интересные дела, слабо связанные с литературоведением. 
Но вот прошли библейские семь лет, отведенные мною себе самому 
на эти дела, и, закончив их, я сообщил о том на своей странице 
в социальной сети. «Ну так возвращайся к Чехову!» — написала 
мне в ответ коллега-чеховед, профессор Казанского университета 
Лия Бушканец. Ее фраза стала для меня крылатой и дала название 
этой книге. Ну здравствуй, Лика, я вернулся! 
За эти семь лет Чехов зазвучал для меня по-новому, и мне 
на самом деле снова захотелось о нем написать. Написать так, будто 
ничего еще не было мною о нем написано. 
Почему же тогда Chekhov again, а не Chekhov forever? Потому 
что каждый раз лично для меня речь идет об актуальности. 
О какой-то новой, еще небывалой актуальности. Общечеловечность 

1 
Звиняцковский В. Аксиография Чехова. Винница, 2012. 416 с.; Звиняцков-
ский В. Антон Палыч Чехов однажды заметил. Saarbrucken, 2015. 248 c.; 
«Как меня принимали в Харькове»: А.П. Чехов и украинская культура / 
сост. и науч. ред. В.Я. Звиняцковский. К., 2011. 269 с.; Чеховский интеллигент: 
статика образа — динамика культуры / сост. и науч. ред. В.Я. Звиняц-
ковский. Сумы, 2013. 278 с.

же представляется мне как-то иначе. Как же именно? «Если бы 
знать…» 
Вот понравился мне «Человек в футляре» в питерском ТЮЗе. 
А председателю Чеховской комиссии РАН профессору В.Б. Катаеву 
понравилась моя рецензия на этот спектакль. И он в своей 
статье с классическим названием «Не начало ли перемены?» 
 попытался обобщить все то, что я просто сказал о спектакле: «Сейчас 
время опьянения свободой прошло, настали времена отрезвления — 
и в интерпретациях Чехова наметились новые тенденции 
и акценты. Мне не довелось посмотреть спектакль “Человек 
в футляре” в Cанкт-Петербургском ТЮЗе, сужу о нем по рецензии 
В.Я. Звиняцковского в 25-м номере “Чеховского вестника”. Характерно 
заглавие рецензии — “Футляр с человеческим лицом”. Рецензент 
с подкупающей откровенностью называет себя человеком 
в футляре, приводит из стандартного школьного учебника столь 
же стандартную традиционную характеристику Беликова (сугубо 
отрицательную) и далее знакомит со взглядом постановщика 
спектакля Георгия Васильева на “беликовский” вопрос: “...вся читающая 
публика, все школьные и институтские программы и даже 
сегодняшняя художественная элита покорно смиряются с клише
Беликова. Вместе с тем это загадочный и нераспознанный персонаж...”

Итак, спектакль о человеке в футляре создавался, чтобы опровергнуть 
клише и устоявшиеся взгляды на этого героя. В итоге, 
в опровержение незыблемого, казалось бы, зловещего персонажа 
с карикатурной иллюстрации Кукрыниксов, этакого паука, державшего 
в страхе целый город и самого донельзя опасливого, живущего 
во власти собственных страхов, в спектакле предстает 
образ (цитирую рецензию) “тихого страдальца, интеллигентного 
“лузера” и “аутсайдера”” в исполнении народного артиста Валерия 
Дьяченко, выдающегося актера, словно созданного для такой 
роли»1.
Да, по понятным причинам мне близок этот — такой — образ. 
Но только ли дело в том, что время опьянения свободой прошло, 
настали времена отрезвления? И не получается ли так (опасается 
рецензент моей рецензии), что «возвышение Беликова делается 
ценой намеренного принижения Буркина»?2 У Чехова-то оба пер-
сонажа имеют свою «правду». Буркин поди стосковался по сво-
боде, да и современные российские и белорусские буркины по ней 
вообще-то успели уже снова стосковаться (нам, украинским бе-
ликовым, этого не понять). 

1 
Катаев В.Б. К пониманию Чехова. М., 2018. С. 247–248.
2 
Там же.

Диссертация петербуржца В.Н. Шацева должна была дать ответ 
на эти недоумения. О ней тоже пишет В.Б. Катаев в связи с «реа-
билитацией» Беликова: «…неожиданным и вместе с тем по-своему 
убедительным показался ответ Шацева на мои недоумения. Тут 
я снова цитирую В.Я. Звиняцковского — так совпали по существу 
их мнения: «поди сыграй Беликова, который в этом сумасшедшем 
доме под именем раскрепощенной гимназии имеет мужество 
остаться собой, учителем-консерватором среди учителей-нова-
торов!» Шацев, сам учитель-новатор, тоскует по тому, что проти-
востояло бы современным порядкам, точнее, полному отсутствию 
порядка в современной школе, в отношениях учителей и учеников, 
учеников друг к другу, к учебе. Сегодня нужнее люди склада Бели-
кова как консервативные стражи порядка; человек в футляре был 
оболган прежними интерпретаторами»1.
Трудно не согласиться с В.Б. Катаевым в том, что в основа-
нии таких театральных, школьных и собственно чеховедческих 
интерпретаций лежит стремление показать изменение ситуации 
с российской — и не только российской — интеллигенцией: «…на-
стали новые времена, и зрителю теперь предлагается узнавание 
незавидного и жалкого состояния и положения нынешней рос-
сийской интеллигенции. Освободившись от былого гнета, ни Шо-
пенгауэров, ни Достоевских она не породила, а пала еще ниже; 
 более явственно стало ее неумение и неспособность делать дела»2.
Кто в этом виноват — слишком понятно: мы и только мы же 
сами, интеллигенты. А что делать? Мой ответ — разобраться в пер-
вопричинах исторического, этического, эстетического и даже гно-
сеологического свойства, и для этого обратиться к порядком подза-
бытой классике — например к тому же Чехову. Что я и делаю в этой 
новой книжке.
Разумеется, при этом я не могу (да и не хочу) абстрагироваться 
от сорокалетнего опыта изучения Чехова и в частности от изучения 
его органической связи с Украиной. Более того, будучи тем самым 
литературоведом, который в итоговом энциклопедическом своде 
чеховедения плотно занял «украинскую нишу»3, я, как никто дру-
гой, сознаю, что и по вопросу «Чехов и Украина» нами сказано да-
леко не все. 

1 
Катаев В.Б. К пониманию Чехова. М., 2018. С. 250.
2 
Там же. С. 253.
3 
См.: Звиняцковский В.Я. «В родном углу» // А.П. Чехов. Энциклопедия / 
сост. и науч. ред. В.Б. Катаев. М., 2011. С. 67; Звиняцковский В.Я. Би-
биков // Там же. С. 423; Звиняцковский В.Я. Кигн (Дедлов) // Там же. 
С. 432–433; Звиняцковский В.Я. Коцюбинский // Там же. С. 517; Звиняц-
ковский В.Я. Шевченко // Там же. С. 524.

Самую простую истину об этом не раскрыли мы и не поведали, 
ибо, как некогда сказал поэт,

…мы пощажены не будем,
Когда ее не утаим.
Она всего нужнее людям,
Но сложное понятней им.

Ну не будем пощажены — и что нам, старикам, с того? Когда-то 
же должен наступить момент истины? И вот, как могу, приближаю 
этот момент.

Глава 1
ЧЕХОВ И УКРАИНА: 
ЧТО ЕЩЕ НЕ СКАЗАНО — И ПОЧЕМУ?

СОУС НА СКАТЕРТЬ

Когда современный канадский историк украинского происхож-
дения хочет объяснить западному читателю, кто такие наши интел-
лигенты и какую роль они сыграли во всей нашей истории, начиная 
со второй половины XIX века, он пишет так: 
«В Восточной Европе впереди всех политических изменений 
шла особая общественная группа — и вела за собой других. Эта 
группа специализировалась на обосновании и распространении 
идей и мобилизации массы на службу той или иной идеологии. 
Таких людей, отдаленно напоминающих западных интеллектуалов, 
в Восточной Европе называют интеллигенцией»1. 
Почему же именно у нас возникла эта «особая общественная 
группа»? Для ответа необходим краткий исторический экскурс.
После поражения в Крымской войне (1853–1856) даже в пра-
вящих кругах стали ясно сознавать необходимость коренных 
преобразований. Первостепенной задачей, вставшей перед всту-
пившим на российский престол Александром II, стала отмена кре-
постного права. Сразу после вступления на престол Александр 
заявил представителям дворянства: «Лучше отменить крепостное 
право сверху, нежели дожидаться того времени, как оно само собой 
начнет отменяться снизу». По указу царя (которого вскоре станут 
называть царем-освободителем) во всех губерниях и в центре были 
созданы дворянские комитеты по подготовке проекта крестьянской 
реформы. 19 февраля 1861 года царь подписал Манифест и Закон 
об отмене крепостной зависимости. Согласно этим документам, 
крестьяне сразу получали личную свободу, вводились сельские 
и волостные крестьянские органы правления. В уездах вводились 
органы самоуправления всех сословий — земства. 
Ликвидация крепостного права разрушила веками установлен-
ный порядок и повлекла за собой другие реформы в области управ-
ления, суда, армии, финансов, образования. Реформы 60–70-х го-
дов XIX века фактически убрали все основные препятствия на пути 
превращения империи в современную европейскую страну. Была 
разрушена непроходимая стена, которая до тех пор отделяла един-
ственное высшее сословие — дворянство — от всех прочих. 

1 
Subtelny Orest. Ukraine // A History. Toronto, 1988. P. 279.

Основная привилегия дворян XIX века состояла в том, что они 
не платили податей, т.е. налогов. В результате реформ понятие не-
податного сословия стало шире, чем понятие дворянского сословия. 
Появилось понятие разночинцы — т.е. выходцы из разных чинов, 
званий и сословий, освобожденные от податей. В.И. Даль в «Тол-
ковом словаре» понятие разночинец определял так: «Разночинец — 
человек неподатного сословия, но без личного дворянства и не при-
писанный ни к гильдии, ни к цеху». (К гильдиям были приписаны 
купцы, к цехам — ремесленники.) 
Откуда же брались разночинцы? Что, кроме дворянского 
происхождения, теперь давало право не платить податей?.. Обра-
зование. 
Отныне дворяне предоставляли и другим сословиям доступ к се-
рьезному образованию и умственному труду. Тем самым они как 
бы снимали с себя всю полноту ответственности за судьбы страны, 
предоставляя и другим гражданам страны право думать о том, как 
ей жить и развиваться. Так закончился век дворянской культуры. 
В гимназии и университеты теперь принимались не только дво-
ряне. Эти недворяне обычно были самые старательные ученики. 
Терпеливо снося презрительные взгляды заносчивых дворянских 
сынков, эти «кухаркины дети», как называли их дворяне, станови-
лись врачами и юристами, чиновниками и писателями. При этом 
«дети реформ» видели смысл получения образования не только 
в том, чтобы стать специалистами в какой-нибудь конкретной об-
ласти знаний и умственного труда. Вместе с образованием они как 
раз и принимали на себя то самое бремя ответственности за всю 
страну, которое больше не хотели в одиночестве нести на своих 
плечах дворяне.
Так возникает новое понятие — интеллигенция. Последние 
полтора века интеллигенция остается чисто восточноевропейским 
явлением, важным отличием наших культур, целью образования 
на наших языках. 
С самого начала существования интеллигенции и по сей день 
(а она до сих пор существует, видимо потому, что до сих пор необ-
ходима) никто не может ни разрешить, ни запретить человеку быть 
интеллигентом. В XIX веке интеллигенцией называли себя неко-
торые представители и разночинцев, и дворян. В начале ХХ века 
появились понятия «рабочий интеллигент», «крестьянский интел-
лигент». Не служат «пропуском в интеллигенцию» хорошие оценки 
в школе или университете. Не переводится это понятие и на другие 
языки. Когда профессор где-нибудь в Западной Европе или в Аме-
рике хочет рассказать студентам, кто такой «русский интеллигент», 
он обычно говорит о всемирно известном писателе — Антоне Пав-
ловиче Чехове. 

Чехов, родившийся в 1860 году, — ровесник реформ. Внук кре-
постного крестьянина, сын разорившегося бакалейщика из про-
винциального Таганрога, он успешно закончил гимназию 
и медицин ский факультет Московского университета. Когда Че-
хову испол нилось тридцать лет, он, молодой врач и уже известный 
писатель, решает добровольно отправиться на остров Сахалин, где 
в то время жили только опасные преступники, осужденные на ка-
торжные работы. Их были там десятки тысяч. Проделав трудный 
путь через всю Россию, Чехов объехал весь огромный остров, само-
стоятельно провел там перепись населения, поговорил с каждым 
каторжанином, записав все его нужды и просьбы. Потом он описал 
все это в газетных статьях, в большой документальной книге 
«Остров Сахалин». Просьбы и поручения каторжан он передавал 
местному или центральному начальству, писал письма, следил 
за выполнением.
Его спрашивали: «Зачем тебе это нужно?» Ведь он мог писать 
рассказы, пьесы, которые и писать, и читать интереснее, чем все 
эти тысячи документов о преступлениях и наказаниях, болезнях, 
не справедливостях… Говорили: но ведь они преступники — какое 
нам, честным людям, дело до них? 
А Чехов отвечал (в одном из писем): «Мы сгноили в тюрьмах 
миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения».
Он подчеркнул слово миллионы — а мне хотелось бы под-
черкнуть слово мы. Почему он употребил местоимение пер-
вого лица? Разве он, Чехов, и его друзья-интеллигенты «сгноили 
в тюрьмах миллионы людей»?.. На Западе сказали бы — они. В анг-
лийском языке слово they (они) в таких случаях требуется даже 
по правилам грамматики (мы говорим — что-то строится, о ком-то 
говорится — англичанин в этом случае сказал бы: they build, they 
say и т.п.). Наша грамматика сама по себе ничего такого не требует: 
сказать можно по-разному. Но мы привыкли обо всех наших делах 
и событиях говорить мы: не только о хороших (например: Мы ле-
таем в космос), но и о плохих (например: Мы не можем справиться 
с коррупцией).
Интеллигенция есть не только в России. Она есть на Украине, 
в Беларуси и, очевидно, в других странах, которые в XIX веке вхо-
дили в состав Российской империи. Историк и политик Михаил 
Сергеевич Грушевский, изображенный на украинских 50 гривнах, 
и его семья — яркие примеры украинских интеллигентов. Мария 
Грушевская, жена Михаила Сергеевича, была одним из первых 
переводчиков рассказов Чехова на украинский язык и не только 
печатала их в украинских журналах, но и посылала свои переводы 
Антону Павловичу, переписывалась с ним — что само по себе, конечно, 
не является «пропуском в интеллигенцию». 

В рассказе Чехова «Дом с мезонином» об одной семье говорят: 
«Да, прекрасная, интеллигентная семья». И приводится такое доказательство 
интеллигентности и хорошего воспитания: «Хорошее 
воспитание не в том, что ты не прольешь соуса на скатерть, а в том, 
что ты не заметишь, если это сделает кто-нибудь другой».
Сам Чехов не единожды «пролил соус на скатерть». Ну, например, 
он часто оценивал людей не по их личным качествам, а по их 
принадлежности к той или иной национальности.
Вот он вместе с А.С. Сувориным (о котором речь у нас впереди) 
в 1894 году, в первый и в последний раз в своей жизни, посещает 
тот самый город Львов (в ту пору Лемберг), где вскоре выйдут сборники 
его рассказов в переводе Марии Грушевской. Проведя здесь 
целый день (пятницу), путешественники тщательно осмотрели 
выставку, устроенную к столетию восстания Тадеуша Костюшки 
и, по замыслу ее организаторов, долженствующую представить 
не более и не менее как «результаты промышленной и умственной 
жизни поляков». 
Результаты поляков показались Антону Павловичу «ничтож-
ными», зато ему понравились встреченные в Лемберге «необыкно-
венные жиды в лапсердаках и пейсах» (видимо хасиды), а также 
изданный прихотливо, в стиле модерн, двухтомник (третий том 
поступит в продажу позднее) шевченковского «Кобзаря», который 
он и купил недолго думая.
Всю субботу Чехов с Сувориным ехали из Лемберга в Вену, 
где и провели воскресенье и оттуда в тот же вечер выехали в сто-
рону Адриатики и во вторник обосновались в Аббации: так опять 
же империалисты-австрияки переименовали хорватский курорт 
Опатию. «Здесь ведь братья славяне!», — разочарованно сообщал 
Антон Палыч Францу Осиповичу Шехтелю, спеша уехать в Ита-
лию и дальше — на южное побережье Франции, которое, замечал 
он в том же письме, «куда интереснее и роскошнее Аббации и всей 
этой некультурной братушкинской Молдавии». 
Изумительна неполиткорректность одного из писем русского 
путешественника, где он умудрился обидеть половину населения 
Восточной Европы: украинцев — тем, что не заметил никого из них, 
кроме Тараса Шевченко, в украинском городе Львове; евреев — тем, 
что он их там заметил (ср. еще в другом письме: «Жидов здесь ви-
димо-невидимо. Говорят по-русски»); поляков — тем, что «резуль-
таты их промышленной и умственной жизни за сто лет» оценил как 
«ничтожные»; хорватов — тем, что, не видя никаких следов их куль-
туры в Опатии (хотя бы таких, как украинской — во Львове), обо-
звал их «некультурными»; наконец, молдаван — тем, что «обозвал» 
их славянами… В общем, и в этом, как и во всем остальном, Антон 
Палыч, не востребованный к священной жертве Аполлоном, — 

К покупке доступен более свежий выпуск Перейти