Философия и культура Латинской Америки

Н АУ Ч Н А Я  К Н И ГА

М.С. Колесов

УДК  130.2(075.4)
ББК   70
           К60

© Вузовский учебник, 2016

ISBN 9785955804644 (Вузовский учебник)
ISBN 9785160113074 (ИНФРАМ, print)
ISBN 9785161034811 (ИНФРАМ, online)

УДК  130.2(075.4)
ББК   70

ФЗ  

№ 436ФЗ

Издание не подлежит маркировке 

в соответствии с п.1 ч.2 ст.1

Рецензент

Подписано в печать 27.08.2015. Формат 60×90/16

Бумага офсетная. Гарнитура Newton. Печать цифровая

Усл. печ. л. 10. Уч.изд. л. 11,75

 
ПТ10

Цена свободная

TK 433900519333270815

Издательский Дом «Вузовский учебник» 

127247, Москва, ул. С. Ковалевской, д. 1, стр. 52

www.vuzbook.ru

ООО «Научноиздательский центр ИНФРАМ»

127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 2801596, 2803386. Факс: (495) 2803629

Email: books@infram.ru        http://www.infram.ru

ВВЕДЕНИЕ 

Латиноамериканский континент привлекает сегодня внимание социальной науки и философии, так как то, что происходит там сейчас, можно 
назвать латиноамериканским Ренессансом. Уругвайский экономист Э. Га- 
леано назвал Латинскую Америку «регионом со вскрытыми венами» [5, 
с. 27]. 
На общем фоне достаточно активного развития советско-российской 
латиноамериканистики во второй половине XX века исследование философской культуры стран Латинской Америки пока занимает скромное 
место. Тем не менее, благодаря публикациям латиноамериканистов 
(в частности, Института Латинской Америки РАН), в последние десятилетия XX века появилась возможность познакомиться с некоторыми 
представителями современной философской мысли и специфической 
проблематикой духовной жизни Латинской Америки. 
Философская мысль Латинской Америки представляет собой определенный конгломерат теорий и концепций, сложившихся, с одной стороны, под влиянием западноевропейских и североамериканских философских течений, с другой — на собственной региональной основе, сформировавшейся, главным образом, в XIX веке в латиноамериканской культуре, которая, хотя и носила, очевидно, эклектический характер, но сыграла 
большую роль в формировании современных поколений латиноамериканских мыслителей. 
Латиноамериканская философская мысль берет свое начало формирования с периода колонизации континента (если не брать в расчет культуру американских индейцев, что является предметом особого исследования). В истории Латинской Америки выделяют три этапа. Первый, с XVI 
по XVIII век, — колониальный период — господство схоластики и теологии. Второй этап, XIX век, — период борьбы за независимость — влияние идей европейского Просвещения и позднее — позитивизма, выразившееся в формировании эклектической философской культуры. Третий 
этап, XX век, — период борьбы за экономическую и духовную независимость — на почве, подготовленной предшественниками, и под влиянием 
европейской философии зарождается собственная «латиноамериканская 
философия», подлинность, «аутентичность» которой становится предметом широкой дискуссии в странах континента и за его пределами. 
Западные историки философии, как правило, игнорируют богатое философское наследие народов Латинской Америки. «Этот заговор молчания пытаются обосновать тем, что латиноамериканская философия якобы 
лишена самостоятельности и является лишь подражанием западноевропейской философии. В действительности же народы Латинской Америки 
имеют… богатую культуру, своеобразную философскую мысль» [28,  
с. 6, 7]. 
В связи с этим вопрос о месте и роли философии в современной культуре Латинской Америки оказывается непосредственно связанным как с 
историей этого континента, так и с современными социальнополитическими процессами. Поэтому философская мысль развивается как бы в 

нескольких направлениях: социальная философия, философская антропология и философия культуры. 
Так, латиноамериканская философская мысль первостепенное внимание уделяет вопросам самобытности исторического развития народов 
континента, которое выражает, в свою очередь, растущее историческое 
самосознание, связанное с процессом борьбы за национальную независимость. Сегодня концепция «самобытного развития» перешла географические границы латиноамериканских стран и охватила своим вниманием 
весь континент в сопоставлении его с другими зонами развивающегося 
мира. 
«Обычно содержание той или иной разновидности теории “самобытного развитияˮ составляют следующие положения: отрицание универсальной значимости европейского пути развития, идея “самобытногоˮ 
капиталистического общества, ностальгия по общинно-патриархальным 
духовным ценностям, идеализация национальных традиций и одновременно ориентация на будущее, тезис о мессианском предназначении 
“цветных и бедных народовˮ» [35, с. 313]. 
В рамках этого философского поиска в поле зрения оказываются проблемы человека и культуры Латинской Америки. Современная философская мысль создает ряд теорий, пытающихся представить «латиноамериканскую сущность» человека отличной от «универсальной» его сущности. В том же ключе рассматривается процесс формирования и современного становления самобытной («автохтонной») латиноамериканской 
культуры. При этом, естественно, первостепенное внимание уделяется ее 
традиционно-историческим истокам (народной культуре — фольклору). 
Акцентирование внимания общественной мысли на самобытности человека и культуры Латинской Америки является естественным следствием «культурной экспансии» западноевропейских стран и США, получившей название «культурного империализма», преимущественными объектами которой являются средства массовой информации, кинематограф и 
университеты. 
Вместе с тем воздействие концепций самобытности латиноамериканской культуры ощутимо во всех сферах общественного сознания: в политике, философии, художественной жизни и т.п. 
Вопрос о характере латиноамериканской культуры так же, как и вопрос о «латиноамериканской сущности» человека, рассматривается философской мыслью в двух «планах»: историческом и политическом. Именно в этом, прежде всего, обнаруживается специфика латиноамериканской 
философии, которая не может быть адекватно понята вне ее социальноисторического контекста. 
«Полемика о наличии латиноамериканской философии, о ее возможности и необходимости выражает назревшую потребность философского 
осмысления истории Латинской Америки и перспектив ее дальнейшего 
социального развития, а также особенностей национальной культуры и 
философии» [14, с. 99]. 
Таким образом, латиноамериканскую философию нельзя рассматривать по аналогии с философией европейской. В отличие от последней ее 

специфика заключается, прежде всего, в том, что она не есть «философия» в собственном смысле этого понятия, так как не абстрагирована от 
процесса общественной жизни конкретных стран и народов Латинской 
Америки. В то же время она есть «философская форма» общественного 
сознания конкретно-исторического типа общества. И именно так следует 
ее воспринимать и анализировать. 
Данная работа, не претендуя на полноту и бесспорность ее положений, представляет собой попытку познакомить с латиноамериканской 
философией в ее специфике и относительно едином многообразии. Целью автора является не столько историко-философская критика избранных концепций и теорий латиноамериканских мыслителей, что, кстати, 
весьма затруднительно в силу несистемности материала для этого, сколько антологический обзор наиболее интересных и значимых философских 
концепций XX века. При этом основу выбора составляет ряд критериев: 
во-первых, географический — преимущественное внимание уделено тем 
странам латиноамериканского континента, где философия получила наиболее заметное развитие. Философы других стран рассматриваются, как 
правило, в силу своей персональной значимости, а не как представители 
определенных «национальных школ». Во-вторых, исторический — философская мысль Латинской Америки приобретает самостоятельность, очевидно, уже в XX веке, хотя и сохраняет при этом черты эклектичности. 
Этим и определяются временные рамки работы. И наконец, в-третьих, 
проблемный — из всего многообразия проблем, которые, так или иначе, 
оказываются в поле зрения философской мысли, фокус исследования 
концентрируется на проблемах человека и культуры, как наиболее важных и актуальных проблемах с точки зрения самих латиноамериканских 
философов. 

Глава первая 
ФИЛОСОФИЯ В КУЛЬТУРЕ СТРАН  
ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ 

1 В поисках аутентичности 

Вопрос о месте и роли философии в культуре Латинской Америки 
стал в XX веке предметом широкой дискуссии, в ходе которой, в конце 
концов, определились два основных подхода. Первый из них исходит из 
идеи философии как единого и универсального мышления без «национальной окраски». С точки зрения этого подхода нет и не может быть 
специфически латиноамериканской философии. Представители второго 
подхода настаивают на идее национальной, точнее региональной, философии. Так, основными проблемами философских исследований в Латинской Америке традиционно являются вопросы о сущности и характере 
латиноамериканской философии. 
Зарождение философской мысли в странах Латинской Америки специалисты относят к XVIII–XIX вв. по мере обретения её народами своей 
независимости. 
Перуанский философ Аугусто Салазар Бонди в своей книге «Существует ли философия нашей Америки?» (1968) утверждал: «Философия начала среди нас с нуля, то есть без опоры на местную интеллектуальную 
традицию, поскольку индейская мысль не была включена в процесс формирований испаноамериканской философии» [124, с. 37]1. По его мнению, формирование философии в Латинской Америке началось в эпоху 
«конкисты», то есть завоевания Америки, когда господствующие в Испании и в других странах Европы идеологические доктрины стали проникать на американский континент и формировать официальное образование, а также влиять на социально-политическую жизнь колоний. Здесь 
вплоть до XVIII века господствует схоластика. 
«Схоластика, которая приходит в Новую Испанию, — пишет современный мексиканский философ Авелардо Вильегас, — явилась едва ли 
ни тенью того, чем было это философское течение на протяжении двух 
последних веков в Средневековье...» [137, с. 51, 52]. Подчиненность религии и теологии как характерная черта общественной мысли в Латинской 
Америке XVI–XVIII веков объясняется колониальным господством Испании и Португалии, где христианская догматика подчиняла себе долго 
время всю идеологию и науку. Однако и в это время существовали мыслители, которые сыграли большую роль в становлении самосознания и 
культуры народов латиноамериканского континента. Среда них следует 
назвать, прежде всего, Бартоломе де лас Касаса, который в знаменитой 
полемике с Хуаном Гинесом де Сепульведой отстаивал с позиции гуманизма права индейцев быть включенными в христианский мир. В этом 
споре отразилось основное противоречие формирующегося общественно
                                                 
1 Здесь и далее авт. перевод текста с исп. 

го сознания, в рамках которого в борьбе со схоластикой зарождалась философская мысль. 
«С одной стороны, гуманизм, который пытался сформулировать концепцию мира, в котором люди и завоеванные земли обретают свое место 
рядом со старым миром, с почти равными достоинством и рангом, разрабатываемую теорией степеней бытия человека и формулы существования 
людей как условия включения американских индейцев в цивилизованный 
христианский мир. А с другой — схоластика, закостеневшая в силу повторений и апелляции к авторитету» [137, с. 36]. 
К поколению «схоластов» принадлежали мексиканец Антонио Рубио, 
перуанец Диего де Аренданьо, венесуэлец Аугустин де Кеведо н Вельегас, чилиец Альфонсо де Бриеньо. 
В конце XVIII века схоластика начинает тесниться проникающими на 
континент идеями западноевропейского Просвещения, в частности французского. Это совпадает с началом процесса национально-освободи- 
тельного движения народов Латинской Америки против Испании, а также 
с заинтересованностью определенной части господствующих кругов в 
большем экономическом, а значит, и культурном развитии своих регионов. В этом отношении большую роль сыграли так называемые экономические общества друзей страны, которые наряду с решением экономических задач выполняли и определенную культурно-просветительскую 
функцию. Одновременно проявляется заметное смещение интеллектуального интереса от теологии к политике [102]. 
«Новый этап открывается с политической независимостью Испано- 
америки, — пишет Салазар Бонди, — то же самое происходит с философской мыслью» [124, с. 17]. Он отмечает, что в это же время в странах Латинской Америки появляется увлечение европейскими идеями социализма (позже — марксизма). 
В начале XIX века в Латинскую Америку из Европы проникает учение 
либерализма, которое завоевывает влияние в тех слоях общества, которые 
стремятся к независимости, а после ее установления — к утверждению 
идей равенства и свободы. 
Либерализм, как считал мексиканский философ Абелардо Виегас, есть 
философия жизни с «…качественным теоретическим основанием, схожий 
с любым другим философским направлением <…> XIX век — век либерализма как в Европе, так и в Америке. Однако между этими двумя либерализмами есть основательная разница. Например, либерализм в Мексике 
появился… без буржуазии, принятый просвещенными представителями 
“среднего класса”: раньше как программа, чем как реальность или исторический опыт» [137, с. 91]. 
Поэтому в странах Латинской Америки не было альтернативы: либерализм — консерватизм. Философии либерализма и консерватизма — 
одно и то же: философия либерализма отличается лишь в своей радикальной интерпретации. Борьба между ними — это не только борьба принципов, а конфликт классов по поводу интересов нации. Консерваторы представляют интересы тех сообществ, которые сформировались во времена 
колонизации и борются за сохранение своих привилегий в союзе с церко

вью. Либералы борются против этих привилегий в интересах цивилизованного развития нового общества. 
Между тем мексиканский либерализм был связан с мексиканской революцией начала XX века. «Конкретные случаи гуманизма, Просвещения, либерализма и позитивизма демонстрируют, что создавалась философия в функции самой жизни. Дискуссии о природе американских индейцев, о природе революций, о религиозных чувствах, о народном суверенитете, о свободе и т.д. являются, в действительности, дискуссиями 
философского характера, без того чтобы превзойти этот характер посредством того, что они связаны с интересами политического, экономического и просто личного типа <…> Есть, в действительности, философия 
Мексиканской революции… Тот факт, что она не встречается в систематической форме, не лишает ее основательного характера, который распространяет свое влияние, по крайней мере, в свою эпоху на ход национальной жизни <…> революция не только инспирирует политическую 
философию …но также инспирирует философию жизни…» [137, с. 137, 
138]. 
Именно в это время философия начинает преподаваться в учебных заведениях Мексики и молодежь получила возможность узнать о своевременных философских идеях. Так в 1910 году возникло молодежное просветительское общество «Атенео де ла хувентуд», из которого вышли 
некоторые будущие мексиканские философы, такие как Антонио Касо и 
Хосе Васконселос. 
Между тем Салазар Бонди отмечал, что в Латинской Америке не было 
тогда философской системы общего «испаноамериканского признания», 
которая имела бы значение и влияние на «универсальное мышление мирового уровня». «Наши наиболее выдающиеся философские фигуры были толкователями или преподавателями… и не имели успеха вне границ 
Испаноамерики и иногда лишь одной страны» [124, с. 42]. 
Салазар Бонди обращает внимание на то, что неоднозначное развитие 
философского «устремления» ставило неоднократно вопрос о том, является ли философия продуктом исторического развития мышления, или в 
каком смысле можно говорить о философии в Латинской Америке в свете 
исторической эволюции мысли. 
В связи с этим он вспоминает аргентинского просветителя Хуана Баутиста Альберди, который одним из первых сформулировал этот вопрос: 
«Каждая страна, каждая эпоха, каждый философ имели свою собственную философию, которая более или менее была распространенной, более 
или менее была продолжительной, потому что каждая страна, каждая 
эпоха и каждая школа давали различные решения проблем человеческого 
духа» [124, с. 45, 46]. 
Из этого Салазар Бонди делает вывод о том, что если существовала 
философия других стран и народов, то должна быть и латиноамериканская философия. Однако ее пока нет, она существует лишь только как 
проект, который надо еще осуществить. 
Он приводит слова Васконселоса, который в своей работе «Необходимость ибероамериканской философии» (1930) писал: «Мы ибероамери

канцы называем себя как [стоящие] на перекрестке всех дорог» [124, 
с. 50]. 
Позже Васконселос писал: «Невозможно понять Америку, не принимая во внимание ее источник, точку отправления ее собственной жизни» 
[136, с. 23]. 
Хосе Карлос Марьятеги («Существует ли испаноамериканская 
мысль?», 1925) тоже в этом сомневался. «Все мыслители нашей Америки 
получили образование в европейской школе. В их произведениях не чувствуется дух расы. Интеллектуальная продукция континента лишена собственных черт, не имеет оригинальных контуров. Испаноамериканская 
мысль есть, в общем, не что иное, как рапсодия, состоящая из мотивов и 
элементов европейской мысли» [124, с. 52]. 
Такого же мнения придерживался аргентинский философ Алехандро 
Корн, считавший, что «мы остались колонией, несмотря на политическое 
освобождение». Франциско Ромеро о философии в Ибероамерике рассуждал так: рождение философии все еще находится в долгом периоде 
школярства. «Философское призвание Ибероамерики очевидно, хотя 
лишь сейчас начинается самосознание» [124, с. 59]. 
«Для того чтобы появилась ибероамериканская философия, — считает 
мексиканец Рисьери Фрондиси, — нужно создать именно философию». 
На имитационный характер латиноамериканской философской мысли 
указывал и Антонио Касо. О неразрывной связи ее с европейской философией писал перуанец Франциско Миро Кесада: «Пусть говорят, что 
хотят сторонники оригинальной латиноамериканской философии …наша 
философия никогда не перестанет принадлежать западной орбите» [124, 
с. 63, 67]. 
Современный мексиканский философ Хосе Гаос («Мысль исп. языка», 
1945) утверждал, что нет латиноамериканской философии, способной 
противостоять европейской философии, но «мы хотели бы, чтобы она 
была». Другой мексиканец, Леопольдо Сеа («Очерки о философии истории», 1948), объяснял это тем, что латиноамериканская культура не нуждалась до сих пор в философии, но это не значит, что философия не появится, когда в ней возникнет потребность в культуре. 
Из всего этого Салазар Бонди делает вывод, что латиноамериканская 
философия, собственная и оригинальная, появится не иначе как в результате осознания народами Латинской Америки особенности их истории и 
культуры. «Итак, философия имеет в Испаноамерике некую возможность 
быть аутентичной посредством самоидентичности, которая ее окружает и 
воздействует на нее; превратиться в сознание, освещенное нашим угнетенным состоянием как народов, и в мысль, способную высвободить и 
продвинуть процесс подъема из этого состояния. Таким образом, она 
должна отражать наш антропологический статус» [124, с. 125, 126]. 
Философские и политические идеи Просвещения нашли благодатную 
почву прежде всего в Аргентине (тогда — провинция Рио де ля Плата). 
Называют даже точную дату начала аргентинского Просвещения — 
1772 год, год основания колледжа Сан Карлоса в Буэнос-Айресе. Датой 
завершения этого периода считают 1842 год, когда умер последний пред

ставитель этого философского направления в Аргентине Диего Алькорта, 
преподаватель университета Буэнос-Айреса. Аргентинское Просвещение 
прошло в своем развитии два цикла: цикл эклектической философии конца XVIII века и цикл так называемой идеологии — начала XIX века. 
«Идеологией» называют в Аргентине учение, связанное с именем ее основателя Хуана Лафинура (1797— 1824) и возникшее под влиянием идей 
французского мыслителя Дестутт де Траси. Получив свое распространение на университетских кафедрах (отсюда ее другое название — «кафедеральная философия»), это учение ограничилось «трансплантацией» 
европейских просветительских идей в аргентинскую систему гуманитарного образования. Затем оно претерпевает определенную эволюцию в 
сторону так называемого романтического спиритуализма. 
«Спиритуализм» — название дано аргентинским мыслителем XIX ве- 
ка Хуаном Баутиста Альберди — берет свое начало с «поколения 
1837 года», к которому, кроме Альберди, принадлежали Эстебан Эчеверрия (1805–1851), Доминго Фаустино Сармьенто (1811–1888) и другие 
молодые аргентинские мыслители, находившиеся под влиянием идей 
французской буржуазной революции. На основе конгломерата заимствованных из западноевропейских учений идей представители «поколения 
1837 года» пытались сконструировать некую «политическую религию» и 
использовать ее как орудие борьбы за национальное освобождение и 
идеологическую платформу будущей национальной политической организации. Как писал современный аргентинский философ Эктор Агости 
(1911–1984): «С появлением “поколения 1837 года” аргентинская революция достигает того периода, когда она начинает осознавать свои цели» 
[1, с. 137]. Речь идет о национально-освободительной борьбе, в которой 
зарождалась аргентинская нация. 
С философской точки зрения это учение характеризуется откровенным эклектизмом, который получил широкое распространение в учебных 
заведениях страны, проник в учебники и программы, диссертации и монографии по философии, что оказало глубокое влияние и на философскую культуру в стране. Особенно следует отметить тот факт, что «философский эклектизм» проник в так называемые нормальные школы, которые готовили учителей и сыграли большую роль в формировании интеллигенции страны. 
Пример Аргентины достаточно типичен для философской культуры 
Латинской Америки XVIII–XIX веков, которая представлена также именами мексиканцев — Хосе Мария Луис Мора, Бенито Диас де Гамарра, 
Хусто Сьерра; чилийцев — Андреса Бельо, Франсиско Бильбао и Хосе 
Виторио Ластаррия; перуанца — Гонсалеса Прадо; кубинцев — Хосе 
Агустина Кабальеро, Феликса Варела-и-Моралес, Хосе де ла Лус и Кабальеро и др. Среди них не было профессиональных философов, но их 
просветительская деятельность сыграла большую роль в становлении 
философии в Латинской Америке. 
«Латиноамериканцы в XIX в. не только сбрасывают цепи колониального рабства, но и переживают духовное обновление, — пишет А.Р. Бур- 
гете. — Важной особенностью латиноамериканской философии этого