Очерки политической лингвистики

А.Д. Васильев

ОЧЕРКИ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИНГВИСТИКИ

Монография

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2018

УДК 811.161.1’38(Путин В. В.)
ББК 81.411.2-5Путин В.В.
В19

Ре це нзе нты:
д-р филол. наук, проф. кафедры теории, истории языка
и прикладной лингвистики Саратовкого государственного
университета им. Н.Г. Чернышевского А.П. Романенко;
д-р филол. наук, проф. кафедры русской и украинской филологии
с методикой преподавания Гуманитарно-педагогической академии
(филиал) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет
им. В.И. Вернадского» в г. Ялте Л.Н. Синельникова

В19 

Васильев А.Д.
Очерки политической лингвистики [Электронный ресурс]: 
монография / А.Д. Васильев. — М. : ФЛИНТА, 2018. — 141 с.

ISBN 978-5-9765-3784-2

Монография посвящена политлингвистическому анализу некоторых речевых особенностей ряда публичных выступлений Президента РФ. На основании исследования фактического материала делаются выводы об особенностях языковой личности В.В. Путина.
Для филологов, социологов, политологов, культурологов, а также 
широкой аудитории, интересующийся подобной проблематикой.

УДК 811.161.1’38(Путин В.В.)
ББК 81.411.2-5Путин В.В.

ISBN 978-5-9765-3784-2 
© Васильев А.Д., 2018
© Издательство «ФЛИНТА», 2018

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение  ..........................................................................................................5

Глава 1. Мы и они в выступлении В.В. Путина на Мюнхенской
конференции по вопросам политики безопасности
10 февраля 2007 года  ..............................................................................10

Глава 2. Интерпретативные потенции текста политического
речевого акта (выступление В.В. Путина на заседании
клуба «Валдай» 19 сентября 2013 года)  ...............................................16

Глава 3. Некоторые композиционные и лексико-семантические
характеристики политического дискурса (выступление
В.В. Путина на Валдайском форуме 24 октября 2014 года)  ...............36

Глава 4. Лексико-фразеологические представления своего и чужого
в посланиях В.В. Путина Федеральному собранию
(2012—2014 годы)  ..................................................................................51

Глава 5. Этнонимы в политическом тексте (на материале обращения
В.В. Путина к Федеральному собранию 18 марта 2014 года)  ............66

Глава 6. Свои и чужие в контексте программы «Прямая линия
с Владимиром Путиным» (2014 год)  ....................................................77

Глава 7. Доминантные концепты одного политического диалога
(«Прямая линия с Владимиром Путиным», 2015 год)  ........................92

Глава 8. Фразеологизм холодная война в современной
политической риторике  .......................................................................101

Глава 9. Представление базовых ценностей в политическом
тексте  .....................................................................................................110

Глава 10. Социальная эффективность «Прямой линии
с Владимиром Путиным» 2017 года как произведения
особого речевого жанра  .......................................................................124
 
Заключение  ..................................................................................................131
Библиография  ..............................................................................................133

Полковник Аурелиано Буэндиа представлял себе этих одетых в чёрное законников — как они выходят из президентского 
дворца <...>, чтобы обсудить, что хотел в действительности сказать президент, когда сказал «да», или что он хотел сказать, когда сказал «нет», и даже погадать о том, что думал 
президент, когда сказал совершенно противоположное тому, что думал...
Г.Г. Маркес

ВВЕДЕНИЕ

Современному языкознанию свойственно расширение сферы интересов. Оно происходит прежде всего в результате поиска всё новых объектов изучения, хотя подчас в качестве таковых привлекаются вроде бы вполне традиционные, имеющие, 
однако, чуть ли не фантомный характер. Сказанное относится, 
в частности, ко многим изысканиям в области русских территориальных диалектов (народных говоров). У кинематографистов есть профессиональное выражение «уходящая натура»; 
упомянутые диалекты — это уже, скорее, «ушедшая натура», 
поскольку никто из специалистов не сможет сегодня сказать 
совершенно точно и убедительно, что собственно представляют собой такие разновидности национального языка в их 
сугубо современном состоянии. Более того, исследования начинающих лингвистов, построенные на лексикографических 
данных полувековой давности, их научные руководители и так 
называемые эксперты пытаются подгонять под давно им привычные методики («делай, как когда-то учили меня») и безнадёжно устаревшие шаблоны. Вряд ли в таких случаях можно 
ожидать малейшего прогресса в науке. Самое досадное, что 
те же, давно заслуженные специалисты всячески противятся 

сколько-нибудь новаторским подходам к диалектному материалу: шоры провинциальных научных школ весьма эффективны, 
нередко будучи усиленными личной интеллектуальной ограниченностью изыскателей.
С другой стороны, появляется чрезвычайно мало принципиально новых фундаментальных теоретических концепций, 
т.е. таких, которые могли бы если и не радикально изменить 
наши представления о языке, то хотя бы революционным образом углубить познания о нём. Например, относительно недавно 
приобрела широкую популярность когнитивная лингвистика, 
в русле которой появилось наряду с относительно рациональными множество публикаций, содержащих в изобилии разноречивые и пространные суждения о концептах и их природе, 
обычно определяемых довольно произвольно. Впрочем, понятно горячее стремление некоторых авторов увенчать себя лаврами первооткрывателей, понятны и причины дискуссии между 
ними на грани словесной эквилибристики, с целью всё того же 
самоутверждения («оставить свой след в науке»). Совершенно естественно подобные изыскания вылились в изощрённое, 
но бесплодное терминотворчество, подпитываемое, в первую 
очередь, ни в чём не повинными иноязычными заимствованиями — используемыми, вероятно, для придания когнитивным 
экскурсам пущего наукообразия: форма окончательно выхолостила содержание.
Действительно, глубоко прав был академик О.Н. Трубачёв: 
«Моды в науке ах как сильны, и устоять против них бывает 
трудно и зрелым мужам науки, о женах я уж не говорю» [Трубачёв 2004: 162].
Вот ещё пример, наглядно иллюстрирующий справедливость 
вышеприведённого высказывания. Наверное, затруднительно 
назвать российскую научно-лингвистическую публикацию за 
последние приблизительно два десятилетия, автор которой не 
декларировал бы, что он выступает под флагом антропоцентризма — кажется, обходиться без присяги этому символу веры 

стало уже как-то неприлично. Однако же если дать себе труд 
немного задуматься, то становится понятным, что лингвисты 
прошлого изучали не какие-то гомункулоподобные построения, 
а самые что ни на есть реальные конкретные национальные языки, служившие человеку и в силу этого прозрачного обстоятельства подчёркивавшие его статус как естественного приоритетного речедеятеля.
Близки к повальному торжеству антропоцентризма относительно недавние, но столь же непременные, чуть ли не до 
назойливости, упоминания некоего «человеческого фактора в 
языке». Это словосочетание обрело ранг устойчивого в публикациях многих отечественных лингвистов и, очевидно, обязано своим возникновением горбачёвско-перестроечной пропаганде, широко тиражировавшей его (как полагают, данное 
выражение было заимствовано из книги британского экономиста Б. Сибома [Душенко 2006: 428]). Понятно, впрочем, что 
такая минимализация роли человека, творящего, использующего и изучающего свой язык, наталкивает на мысли либо о 
неземном, т.е. божественном происхождении языка, либо о его 
внеземной природе — как некоем даре, полученном от заботливых инопланетных пришельцев. Ясно, что обе эти версии 
(впрочем, как и ряд других) не могут быть ничем подтверждены.
Закономерно на этом фоне, что многие специалисты стали 
обращаться к изучению фактического материала, бытующего в 
тех сферах речевой коммуникации, которые ранее не привлекали их особенного внимания.
К таковым принадлежат, например, черты юридического 
дискурса — так возникла юрислингвистика; функционирование 
языковых единиц в средствах массовой информации (см. публикации по медиалингвистике); специфика политических текстов 
(см. труды в области политлингвистики).
Следует заметить, что буквально в последние годы явно обнаруживает себя весьма существенное обстоятельство совер

шенно не лингвистического свойства, однако заметно препятствующее публикации результатов научно-исследовательской 
деятельности. Таковым стал модус поведения некоторых редакторов специальных изданий, с одной стороны, широко декларирующих собственную толерантность, с другой — вероятно, 
руководствующихся незабвенным принципом чеховского персонажа: «как бы чего не вышло». Конечно, допустимо учитывать естественные расхождения в научных и иных позициях, 
соблюдение разумной (?) осторожности (в рамках текста данного жанра вряд ли уместны слова «малодушие» и «самосохранение») и проч. Как бы то ни было, подобные перестраховочные 
подходы не способны породить что-либо иное, кроме очередных лакун.
Текст книги представляет собой сумму ряда публикаций автора нескольких недавних лет, а также не опубликованных ранее материалов. При этом автор вполне отдаёт отчёт в том, что в 
текстах разных очерков, вошедших в монографию, имеются повторы. Однако они не только неизбежны, но и необходимы для 
максимально эффективного восприятия отдельных экскурсов, 
каждый из которых посвящён, как правило, конкретному речекоммуникативному акту. Кроме того, отдельные очерки посвящены рассмотрению тех аспектов текстов, которые оценивались 
с точки зрения наблюдателя как наиболее информативные и показательные.
Автор настоящих очерков, предлагаемых вниманию читателя, конечно же, не политолог, а языковед. Соответствующим 
образом в процессе написания этой небольшой книжки его интересовали прежде всего речевые формы выражения вероятных 
интенций оратора. Тем более что, по данным некоторых источников, В.В. Путин имеет склонность работать над текстами 
своих выступлений самостоятельно (например: «Известно, что 
Путин работает над документом [посланием Федеральному собранию] л и ч н о» [Сегодня. НТВ. 03.12.15] (разрядка здесь и 
далее наша. — А.В.).

Если же кому-то из числа чрезвычайно бдительных читателей паче чаяния покажется, что автор монографии чересчур 
самонадеянно избрал для исследования произведения речедеятеля, занимающего высшее положение в государственной иерархии, то следует напомнить, что с позиций сугубо лингвистических президент — такой же рядовой носитель русского 
языка, как и многие миллионы его сограждан. В конце концов, 
согласно известной пословице, даже кошка может смотреть на 
короля...

Г Л АВА 1

МЫ И ОНИ В ВЫСТУПЛЕНИИ В.В. ПУТИНА
НА МЮНХЕНСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
ПО ВОПРОСАМ ПОЛИТИКИ БЕЗОПАСНОСТИ
(10 февраля 2007 года)

Набор базовых ценностей этносоциума охватывает довольно 
широкий диапазон концептуально значимых феноменов (см. об 
этом, например: [Васильев, Васильева, Тимченко 2015]). В числе их весьма важное место принадлежит универсальной семиотической оппозиции мы / они (в иных модификациях также 
свой / чужой, хороший / плохой и т.п. — см.: [Иванов, Топоров 
1965]). Это противопоставление неизбежно возникает в самых 
разных текстах. Оно же является неотъемлемой частью политического дискурса, который вообще трудно себе представить 
без экспликаций названной оппозиции. Причём выбор лексикофразеологических манифестаций членов оппозиции, и прежде 
всего её второго компонента, относительно вариативен: это 
могут быть стратегические партнёры, зарубежные коллеги и 
подчас даже и друзья (хотя легко догадаться, что последняя из 
приведённых номинаций очень слабо связана с реалиями политической действительности, об истории же в русском языке существительных коллега и партнёр см.: [Васильев 1993: 38—41, 
54—56]). Кроме того, следует отметить, что политики далеко не 
всех стран используют эксплицированные автохарактеристики 
своих государств; конечно, можно встретить самооценки вроде 
оплот мировой демократии, исключительная нация, защитники 
прав человека, носители общечеловеческих ценностей и проч., 
но такие дифирамбы в собственный адрес не являются прису

щими речам многих деятелей, которые предпочитают выражать 
близкие им позиции гораздо более сдержанно. И в таких случаях используются риторически отточенные обороты, дипломатически скромно, но не конфронтативно-заострённо позволяющие 
публично демонстрировать иногда диаметрально противоположные подходы к путям и способам решения международных 
проблем.
Рассмотрим в качестве примера лексико-фразеологические 
выражения оппозиции мы / они в тексте выступления В.В. Путина на Мюнхенской конференции по вопросам политики безопасности 10 февраля 2007 года [URL: http://archive.kremlin.ru/
appears/2007/02/10/1737_type63374type63376type63377type63381
type82634_118097shtml]. Это выступление некоторые политики 
и политологи (прежде всего зарубежные) посчитали декларацией «жёсткой позиции Кремля». Надо сказать, однако, что и сам 
оратор в начале речи чётко обозначил свои интенции и словесные способы их выражения.
Об этом буквально было заявлено так: «Формат конференции даёт мне возможность избежать “излишнего политеса” 
и необходимости говорить о к р у г л ы м и ,  п р и я т н ы м и , 
н о  п у с т ы м и  д и п л о м а т и ч е с к и м и  ш т а м п а м и. 
Формат конференции позволяет сказать то, что я  д е й с т в и т е л ь н о  д у м а ю  о проблемах международной безопасности. И если мои рассуждения покажутся нашим коллегам 
излишне полемически заострёнными либо неточными, я прошу на меня не сердиться — э т о  в е д ь  т о л ь к о  к о н ф е р е н ц и я».
Для удобства и большей наглядности выделим лишь те микроблоки текста, которые позволяют сопоставить вербализации 
компонентов «мы» и «они», подаваемые иногда имплицитно, а 
иногда, что называется, «от противного»; иначе говоря, «своя» 
позиция подаётся в форме реакции на тезисы другой стороны 
либо в качестве контрпредложений. Далее размещаем их в порядке следования в тексте.

ОНИ: «Имею в виду идеологические стереотипы, двойные 
стандарты, иные шаблоны блокового мышления».
ОНИ: «...Что же такое однополярный мир? <...> Это мир 
одного хозяина, одного суверена. И это в конечном счёте губительно не только для всех, кто находится в рамках этой системы, 
но и для самого суверена, потому что разрушает его изнутри».
МЫ / ОНИ: «Кстати говоря, Россию, нас — постоянно учат 
демократии. Но те, кто нас учит, сами почему-то учиться не 
очень хотят».
ОНИ / МЫ: «... Сама модель [однополярного мира] является 
неработающей, так как в  о с н о в е  е ё  н е т  и  н е  м о ж е т 
б ы т ь  м о р а л ь н о - н р а в с т в е н н о й  б а з ы  с о в р е м е н н о й  ц и в и л и з а ц и и».
ОНИ: «Односторонние, нелегитимные часто действия, не 
решили ни одной проблемы. Более того, они стали генератором 
новых человеческих трагедий и очагов напряжённости».
МЫ / ОНИ: «Сегодня мы наблюдаем почти ничем не сдерживаемое, гипертрофированное применение силы в международных делах...»
МЫ / ОНИ: «Мы видим всё большее пренебрежение основополагающими принципами международного права. Больше 
того — отдельные нормы, да, по сути — чуть ли не вся система 
права одного государства <...>, Соединённых Штатов, перешагнула свои национальные границы во всех сферах <...> и навязывается другим государствам».
ОНИ: «В международных делах всё чаще встречается стремление решить тот или иной вопрос, исходя из так называемой 
политической целесообразности...»
ОНИ: «Доминирование фактора силы неизбежно подпитывает тягу ряда стран к обладанию оружием массового уничтожения».
МЫ: «...Надо отталкиваться от поиска разумного баланса 
между интересами всех субъектов международного общения».
МЫ: «Открытость, транспарентность и предсказуемость в 
политике безальтернативны...»