Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Творчество Марины Цветаевой в контексте культуры

Покупка
Артикул: 623644.05.99
Доступ онлайн
250 ₽
В корзину
Предлагаемый для изучения на спецкурсе историко-литературный материал открывает пути постижения творчества Марины Ивановны Цветаевой через концепты художественной космогонии (человек - мир, жизнь - смерть - бессмертие, добро - зло, божественное - дьявольское, временное - вечное). Пособие включает лекционный материал, вопросы, выносимые на обсуждение, тематику курсовых и квалификационных работ, словарь мало используемых терминов, списки рекомендуемой научной литературы. Данное учебное пособие предназначено студентам гуманитарных факультетов вузов, преподавателям и учителям-словесникам, занимающимся проблемами истории русской литературы и культурологии, но также будет интересно всем, кому дорого имя Марины Цветаевой, кто любит и ценит ее поэзию.
Полехина, М. М. Творчество Марины Цветаевой в контексте культуры : учебное пособие к спецкурсу для студентов гуманитарных факультетов высших учебных заведений (для бакалавриата) / М. М. Полехина. - 4-е изд., стер. - Москва : ФЛИНТА, 2019. - 244 с. - ISBN 978-5-9765-2235-0. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/1843816 (дата обращения: 19.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
М.М. ПОЛЕХИНА

ТВОРЧЕСТВО МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
В КОНТЕКСТЕ КУЛЬТУРЫ    

Учебное пособие к спецкурсу
для студентов гуманитарных факультетов
высших учебных заведений
(для бакалавриата)

4-е издание, стереотипное

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2019

УДК 821.1 61.1(075.8)
ББК 83.3(2=411.2)6 Цветаева М.

П49

Полехина М.М.

П49
Творчество Марины Цветаевой в контексте культуры : учеб.

пособие к спецкурсу для студентов гуманитарных факультетов
высших учебных заведений (для бакалавриата) / М.М. Полехина.
— 4-е изд., стер. — Москва : ФЛИНТА, 2019. — 244 с. — ISBN
978-5-9765-2235-0. — Текст : электронный.

Предлагаемый для изучения на спецкурсе историко-литературный 
материал открывает пути постижения творчества Марины Ивановны 
Цветаевой через концепты художественной космогонии (человек —
мир, жизнь — смерть — бессмертие, добро — зло, божественное —
дьявольское, временное — вечное). Пособие включает лекционный 
материал, вопросы, выносимые на обсуждение, тематику курсовых и 
квалификационных работ, словарь мало используемых терминов, 
списки рекомендуемой научной литературы.
Данное учебное пособие предназначено студентам гуманитарных 
факультетов 
вузов, 
преподавателям 
и 
учителям-словесникам, 
занимающимся проблемами истории русской литературы и 
культурологии, но также будет интересно всем, кому дорого имя Марины 
Цветаевой, кто любит и ценит ее поэзию.

УДК 821.1 61.1(075.8)
ББК 83.3(2=411.2)6 Цветаева М.

ISBN 978-5-9765-2235-0
© Полехина М.М., 2015
© Издательство «ФЛИНТА», 2015

ОГЛАВЛЕНИЕ

ГЛАВА 1. Философско-эстетические поиски в русской  
литературе конца XIX — начала ХХ века.  
Проблемы художественной космогонии .................................................4
Вопросы, предлагаемые для обсуждения ..................................20
Литература, рекомендуемая для изучения ................................21

ГЛАВА 2. Художественная космогония в поэзии М. Цветаевой. 
Основы мифопоэтики М. Цветаевой .....................................................25
Вопросы, предлагаемые для закрепления материала ...............35
Литература, рекомендуемая для изучения ................................36

ГЛАВА 3. Концепты художественной космогонии  
в поэзии М. Цветаевой ............................................................................39
3.1. Двоемирие в поэзии Марины Цветаевой  
«Жизнь — смерть — сон» .................................................................39
3.2. Божественное — Дьявольское (мировоззрение и поэтика) ....67
3.3. Космология временных категорий в поэзии М. Цветаевой ....90
3.4. Смерть — бессмертие (архетип «небытия») .............................97
Вопросы, предлагаемые для закрепления материала .............115
Литература для самостоятельной работы ................................116

ГЛАВА 4. Экстериоризация стихийности в поэзии М. Цветаевой 
1920-х годов ............................................................................................124
4.1. «Фольклорные» поэмы Марины Цветаевой ...........................124
4.2. Чешские поэмы М. Цветаевой 1924—1925 годов 
(«Поэма Горы», «Поэма Конца», «Крысолов») ..............................165
Вопросы, предлагаемые для закрепления материала .............204
Литература для самостоятельной работы ................................205

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ ..................................................................209

Темы курсовых и квалификационных работ ......................................214

Глоссарий ................................................................................................216

Приложение ............................................................................................221

ГЛАВА 1. 
Философско-эстетические поиски  
в русской литературе  
конца XIX — начала ХХ века.  
Проблемы художественной космогонии

В переходные эпохи, когда пересматриваются казавшиеся ранее 
незыблемыми политические, нравственные, философские и эстетические воззрения, возрастает интерес к сущностным проблемам человеческого бытия. Происходит мифологизация обыденной жизни, 
человеческих отношений, художественной деятельности. Художественный текст становится своего рода эманацией всеобъемлющего 
текста жизни. Художники создают свои собственные миры, свое- 
образные «сокращенные Вселенные» со своими структурно-семантическими параметрами: пространственно-временными, этиологическими, нравственно-этическими.
Изучение истории русской поэзии через концепты художественной космогонии (человек — мир, жизнь — смерть — бессмертие, добро — зло, временное — вечное) позволяет по-новому увидеть творчество того или иного писателя, выявить особенности его отношения 
к сущностным вопросам быта и бытия. Сегодня это становится возможным благодаря переосмыслению самой концепции историко-литературного процесса первой трети ХХ в.
Художественная космогония до известного времени не могла быть 
предметом специального изучения по ряду причин. Существовал 
непреодолимый разрыв между философской эстетикой и наукой о 
литературе. Космогония как религиозно-мифологическое представление о возникновении мира и его последующем развитии  исследовалась русской религиозно-философской мыслью, космология —  
астрономией. Материалистическая эстетика, идеология и аксиология 
исключали обращение исследователей к религиозно-мифологическим 

проблемам, такие вопросы не могли быть позитивными для академической науки. Религиозные идеи, православное христианство нередко 
воспринимались как «официальная ортодоксия», а поэтому и трактовались уничижительно, без глубокого проникновения в сущностное.
В силу известных причин само понятие «художественная космогония» не было оформлено терминологически. А.Ф. Лосев в своих трудах упоминает о том, что впервые термин «космогония» встречается у 
Плутарха (во второй части поэмы «Парменида»). В 1960—1770-е годы  
понятие «космогония» рассматривалось как раздел астрономии,  
изучающий происхождение космических объектов и систем. И только 
в конце 1980-х — начале 1990-х годов «космогония» получила терминологическое обозначение как учение или верование о происхождении 
мира и его последующей эволюции. Появились отдельные литературоведческие работы о поэтическом космосе Ф. Сологуба, В. Иванова, А. Блока, В. Маяковского, Н. Гумилева, И. Бунина, А. Платонова,  
М. Шолохова и др. Возникла необходимость некоторых обобщений.
Художественная космогония представляет собой сложное философско-эстетическое образование. Под художественной космогонией мы 
подразумеваем мифопоэтическую картину сущностных основ мира и 
его последующего развития, представленную, с одной стороны, через 
систему художественных образов и поэтических средств языка, имеющих в основе своей архаические структуры, с другой стороны, через 
переосмысление художниками отдельных религиозных стереотипов. 
Человек и Мир рассматриваются в поэзии Серебряного века как акты 
творения. В большинстве случаев Человек противопоставляет себя 
миру, переосмысливая этот мир и его Творца как Создателя несовершенного Космоса. А отсюда естественное стремление художника 
эстетизировать мир, «космизировать» Вселенную, поэтическое слово 
при этом обретает свой высший смысл, понятия — семантическую 
значимость мифологем. Сама метафора становится мифологемой, содержащей миф в свернутом виде, в подтексте. Так актуализируются в 
поэзии Серебряного века мифологемы «дом», «сад», «путь», «смех», 
«мост», «плот», «лестница», «ночь», «огонь» и др. Понятия добро — 
зло, божественное — дьявольское, временное — вечное становятся не 
просто философскими понятиями, они несут в себе глубокий религиозно-этический смысл, имеют онтологическое и гносеологическое 
значение. Все элементы поэтической структуры рассматриваются как 

мифопорождающие, заключающие потенциал ассоциативной энергии. В качестве наиболее важных структурообразующих элементов 
можно рассматривать горнее — дольнее, внутреннее — внешнее, прошлое — настоящее, настоящее — будущее, быт — бытие.
Логика мифа становится для поэта принципом отражения мира в 
слове. Слово при этом характеризуется протеичностью, способностью 
к изменениям, трансформациям. Так «огонь» в поэзии Цветаевой — 
это не только образ, который ассоциируется со страстью, душой, возрождением, воскрешением, гибелью и творчеством, но и мифологема, 
за которой стоит миф со всеми своими характеристиками. Если в поэзии ранней Цветаевой «огонь» ассоциировался с высшей духовностью, творческим порывом, красотой, то в зрелом — с первостихией, 
союзом, выражающим внеземное, высшее блаженство души.
В качестве составляющих мифопоэтической картины мира рассматриваются наиболее значимые концепты, связанные с глубинным, 
архетипическим уровнем человеческой ментальности. Самыми важными категориями космогонической системы остаются Человек — 
Пространство — Время. Понятия, к которым обращается художник, 
всегда связаны с сущностными, универсальными проблемами человеческого бытия.
Отмечая своеобразие философского, художественного, мистического ренессанса в России начала ХХ в., Н. Бердяев писал: «Никогда 
еще не было послано в мир таких творческих сил и никогда еще не 
была так обнаружена трагедия творчества, несоответствие между заданием и достижением»1. Второй русский ренессанс «стоял не только 
под знаком Духа, но и под знаком Диониса»2. В нем смешался ренессанс христианский с ренессансом языческим.
Русский ренессанс Н. Бердяев сравнивает с германским романтизмом начала XIX в., которому предшествовала эпоха просвещения. Но 
в русском движении были свои специфически русские черты. Это прежде всего «религиозное беспокойство и религиозное искание, это —  
постоянный переход в философии за границы философского познания, в поэзии — за границы искусства, в политике — за границы по
1 Бердяев Н.А. Собр. соч.: в 2 т. Смысл творчества. Опыт оправдания 
человека. — 2-е изд., с разночтен. и доп. — Париж: YMCA-Press, 1985. —  
C. 270.
2 Там же.

литики в направлении эсхатологической перспективы»1. Философия 
тяготела к образности, искусство — к понятийности. Космизм с его 
архетипом всеединства был ориентирован на гармонию в мире и в человеке, на воссоединение личного и сверхличностного начал бытия, 
на пафос универсального синтеза.
Мифологическое сознание как метасодержательная категория 
исследовалась в работах С.С. Аверинцева, М.С. Евзлина, Л. Леви- 
Брюля, А.Ф. Лосева, Е.П. Мелетинского, А.А. Потебни, В.Я. Проппа,  
В.Н. Топорова, О.М. Фрейденберг и др. Речь идет о моделировании 
определенного типа взаимоотношений человека и мира, художника 
и Вселенной. Универсальной формулой таких отношений на рубеже веков становится отчуждение. С одной стороны, это отчуждение 
от среды, с другой, — отчуждение от собственного «я». И в том и в 
другом случае реакцией на отчуждение становится попытка реконструировать мир по своим собственным законам. Для М. Цветаевой 
способом «постижения мира» становится «миротворчество» в рамках 
поэтического слова, для В. Маяковского — «жизнетворчество» в рамках реальной жизни и в «самовитом» слове.
Сегодня уже накоплен определенный опыт литературоведческих 
исследований в осмыслении частных проблем мифологического типа 
художественного сознания в поэзии ХХ в., а также создания мифопоэтической модели мира отдельными художниками. Этим аспектам 
посвящены работы Н.П. Дмитриевой, М.А. Дмитровской, Г.П. Козубовской, Д.М. Магомедовой, А.М. Минаковой, Н.О. Осиповой,  
И.С. Приходько, В.Ю. Прокофьевой, Г.А. Симоновой, С.Л. Слободнюка, Н.М. Солнцевой и др.
Мифопоэтическая модель мира предполагает особую связанность, взаимозависимость макрокосма и микрокосма, вселенной и 
человека. Такая модель всегда ориентирована на предельную космологизированность сущего: все причастно космосу, связано с ним, 
выводимо из него, проверяется и подтверждается через соотнесение 
с космосом.
Представления о неразрывном единстве макрокосма и микро- 
косма — вселенной и человека сложились еще на ранних этапах раз
1 Бердяев Н.А. Русская идея. — Париж: YMCA-Press, 1971. —  
С. 251—252.

вития дофилософского и философского мировоззрения (Пифагор, 
Платон, Плотин и др.). В отечественной науке эта философская проблема актуализирована естественным развитием концепции всеединства (в работах Н. Бердяева, С. Булгакова, В. Иванова, Г. Сковороды, 
В. Соловьева, П. Флоренского и др.).
На рубеже XIX—ХХ вв. обострился интерес к духовной культуре 
античности, древнего Египта, к глубинам герметической мудрости, 
розенкрейцерским идеям. Интерес этот подкреплялся определенной 
целью — познать законы совершенствования человеческой души, человеческой природы, а через них — законы преображения жизни и 
Космоса. Перенесение человеческих качеств на окружающий мир ставило человека в положение объекта, с помощью которого моделировались и объяснялись явления социального, природного и космического 
порядка. Человек оказывался в центре мира, становился его «первоначалом», связывал все со всем, являлся предпосылкой и условием всех 
происходящих в мире изменений.
В центр Вселенной человек был поставлен практически во всех 
мифологиях, его местоположение означало естественное осознание 
единства человека и мира — единства, заключающегося в изоморфизме того и другого. Устанавливалось взаимное соответствие между реальностью физической, метафизической и трансцендентной, а также 
между телом, душой и духом.
Философские размышления Гераклита и Пифагора, неотделимые 
от реальности трансцендентной, актуализированы в поэзии начала 
ХХ в. Гераклитов огонь, пифагорово число, рассматриваемые в качестве первоначал мира, обретали мистико-онтологический смысл. 
В философии Платона происходит вычленение метафизической проблематики из мистической и одновременное противопоставление ее 
проблематике эмпирической. Идея онтологической тенеобразности, 
иллюзорности эмпирически наблюдаемого мира и человеческого существования разрабатывалась во многих философски-религиозных 
системах.
Платоновский идеализм, в котором особое место отводилось любви, состоянию экстаза, учению о «Душе мира», о «музыке сфер», наполняющей Вселенную гармонией, был созвучен мечтам и чаяниям 
деятелей русской культуры начала ХХ в. Вселенная представлялась 
целостным организмом, единством трех миров, каждый из которых 

выстраивался по аналогии либо с телесной, либо с психической, либо 
с духовной организацией человека. При этом человеческой структуре 
соответствовала космическая. Благодаря такому взгляду на мир личность по-особенному воспринимала и оценивала себя. Отсюда представление о человеке как микрокосме, получившее обоснование в 
античной философии и возродившееся в качестве важного принципа 
в поэзии ХХ в.
Мифологическое мышление моделировало мир по образу и подобию человека. Целостная картина мира обуславливалась единством 
и целостностью человека, его ощущением триединой реальности, которая являлась для него миром внутренним, внешним, и им самим. 
Человек ощущал себя Вселенной, он в себе ее заключал, заключал в 
«снятом» виде, в виде архетипических образов, которые постоянно 
всплывали на поверхность сознания из подсознания. Архетипические 
образы несли в себе те универсальные смыслы, которыми переполнена трансцендентная реальность, именуемая в различных учениях 
и концепциях то как Бог, то как Космическое сознание, как мир вечных идей (Платон), Абсолютный дух (Гегель), как вселенское семантическое поле (Налимов). Просвечивающиеся сквозь архетипические 
образы смыслы П. Флоренский характеризовал «как отверстия, пробитые в нашей субъективности»1 — отверстия, через которые в минуты просветления удается заглянуть в небесную «лазурь вечности», то 
есть в трансцендентную реальность.
Наиболее полное выражение символ получает в мифе. Любой миф 
раскрывает в образной форме определенный смысл, до полного его 
исчерпания. Картина эмпирического мира, увиденная сквозь призму 
трансцендентной реальности и воспринятая как отражение этой реальности, рассматривается как телесный образ бестелесного мира. 
Образ этот настолько значимый, что позволяет «увидеть невидимое» 
и «услышать неслышимое». В таком своем новом качестве образ этот 
и актуализирован в эстетике модернизма начала ХХ в.
Миф стал выражением целостного восприятия мира, явленного человеку непосредственно в его чувствах. А поэтому, как было отмечено 
А. Лосевым, миф нельзя считать ни выдумкой, ни сказкой, ни алле
1 Флоренский П. Итоги // Эстетические ценности в системе культуры: 
сб. ст. — М.: Ин-т филос. АН СССР, 1986. — С. 125.

горией, ни метафорой, хотя все эти элементы в нем присутствуют1. 
Он — явленная человеку непосредственная триединая реальность, 
которая, будучи для него онтологическим основанием, определяет 
всю его специфику. Анализируя «чудо» мифа, А. Лосев отмечал, что 
«решительно все на свете может быть интерпретировано как самое 
настоящее чудо, если только данные вещи и события рассматривать с 
точки зрения изначального блаженно-личностного самоутверждения. 
Ведь во всяком событии такая связь легко может быть установлена.  
И мы часто волей-неволей устанавливает ее, начиная относиться к самым обычным вещам вдруг с какой-то новой точки зрения, трактуя 
их как загадочные, таинственные и пр. Всякий переживал это странное чувство, когда вдруг становится странным, что люди ходят, едят, 
спят, родятся, умирают, ссорятся, любят и пр., когда вдруг все это оценивается с точки зрения какого-то другого, забытого и поруганного 
бытия, когда вся жизнь предстает вдруг как бесконечный символ, как 
сложнейший миф, как поразительное чудо. Чудесен сам механизм, мифически-чудесны самые «законы природы». Не нужно ничего специально странного и страшного, ничего особенно необычного, особенно 
сильного, могущественного, специально сказочного, чтобы осуществилось это мифическое сознание и была оценена чудесная сторона 
жизни»2.
С точки зрения мифологического сознания все в равной степени 
чудесно, по Лосеву, «каждая вещь существует лишь как модус той или 
другой стороны в упомянутом личностном бытии, и велика и мелка 
она в силу того, чего модусом она является. Это приводит будто бы 
к разной чудесности эмпирического бытия. На самом же деле совершенно ясно, что чудесность, как таковая, совершенно одинакова везде 
и что различен лишь ее объект. Весь мир и все его составные элементы, и все живое и все неживое, одинаково суть миф и одинаково 
суть чудо»3. Синкретически все способы познания мира соединяются в мифе, миф, таким образом, конструирует все возможные модели 
мира, является непосредственным усмотрением истины, проникновением в сущность вещей.

1 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. — М.: Политиздат, 1991. —  
С. 159.
2 Там же.
3 Там же. — С. 160.

«Мифологическое мышление на известной степени развития —  
единственно возможное, необходимое, разумное, — утверждал 
А.А. Потебня, — оно свойственно не одному какому-либо времени, 
а людям всех времен, стоящим на известной степени развития мысли; оно формально, то есть не исключает никакого содержания: ни 
религиозного, ни философского и научного»1. А.Н. Афанасьев считал, 
что мифологическое сознание рассматривает космогонический миф 
как модель для любого творчества, в том числе и творчества поэтического. Миф соединяет в себе черты уникальности и вневременности, 
традиционности и трансцендентности.
Мифологическое сознание, как способ «освоения мира», рассматривается в работах современного исследователя В.М. Пивоева, 
который вслед за своими предшественниками (А.Н. Афанасьевым,  
А.Ф. Лосевым, Д.Е. Максимовым и др.) утверждал, что мифологическое начало не сводится к мифологической тематике, а возникает в 
процессе диалектического взаимодействия фольклорно-мифологической традиции и индивидуальной авторско-исполнительской интенции, в процессе «применения» архетипических представлений к актуальным историческим и бытовым ситуациям2. В творчестве поэтов 
Серебряного века мифопоэтическое начало проявилось в полной мере, 
отражая развитие фундаментальных мировоззренческих концепций.
Огромное влияние на художественно-философские искания поэтов Серебряного века оказали идеи русского космизма С. Булгакова, 
В. Иванова, Г. Сковороды, В. Соловьева, Н. Федорова, П. Флоренского. 
Идеи русского космизма, проникающие в духовную жизнь и искусство Серебряного века актуализировали мифопоэтическое сознание 
с его идеей всеединства, параллелизмом «большого» и «малого» пространства, относительностью пространственно-временных ориентиров, сакрализаций всех явлений культурной и социальной жизни.
Глубокие прозрения открывались поэтам Серебряного века в философских идеях антропологизма Г. Сковороды. Человек у Г. Сковороды — Микрокосм, «единственная истинная жизнь — человеческое 

1 Потебня А.А. О мифическом значении некоторых обрядов и поверий. —  
М.: Университетская типография, 1865. — С. 260.
2 Пивоев В.М. Мифологическое сознание как способ освоения мира. — 
Петрозаводск: Карелия, 1991. — 111 с.

Доступ онлайн
250 ₽
В корзину