Лиризм русской прозы 30-х годов XIX века

Москва

ИНФРА-М

2022

ЛИРИЗМ
ЛИРИЗМ 

РУССКОЙ ПРОЗЫ
РУССКОЙ ПРОЗЫ 
30-х годов XIX века
30-х годов XIX века

Â.Í. ÎÑÒÀÏÖÅÂÀ
Â.Í. ÎÑÒÀÏÖÅÂÀ

ÌÎÍÎÃÐÀÔÈß
ÌÎÍÎÃÐÀÔÈß

Остапцева В.Н. 

Лиризм русской прозы 30-х годов XIX века : монография / В.Н. Ос
тапцева. — Москва : ИНФРА-М, 2022. – 128 с. — (Научная мысль).

ISBN 978-5-16-009749-7 (print)
ISBN 978-5-16-101157-7 (online)
В книге кандидата филологических наук В.Н. Остапцевой решаются ак
туальные вопросы, связанные с содержанием и поэтикой русской литературы 
30-х годов XIX века. Автор находит тот аспект изучения лирической прозы, 
который позволяет дифференцировать схожие понятия «лирического» и «поэтического», а также высветить одно из самых значимых свойств «лирического» — его духовную доминанту. Исследование основывается на обширном 
материале журналов и альманахов 30-х годов XIX века — прозаических произведений И.В. Киреевского, Н.В. Станкевича, Н.А. Полевого, Н.Ф. Павлова, А.Н. Муравьева, Е.А. Боратынского, И.И. Срезнев ского, Н.А. Мельгунова, В.П. Титова, С.П. Шевырева.

По-новому представлена проза В.Ф. Одоевского и убедительно доказано, 

что лиризм присутствует в его произведениях разного типа; не холодный 
дидактизм — определяющая черта творческой личности Одоевского, но пламенный энтузиазм. На примере творчества М.Ю. Лермонтова прослежена 
эволюция его лиризма, которая определена как движение из замкнутого мира 
«эго» в мир внешний: человеческого общества, мира природы и, наконец, как 
прорыв к Богу. Динамичность, трудность этого прорыва Лермонтова составляет сущность его лиризма, который определяется как «лиризм высокого 
напряжения».

УДК 82(075.4)

ББК 83.3(2)

Р е ц е н з е н т ы:
В.Н. Аношкина, доктор филологических наук, профессор кафедры 
классической литературы Московского государственного областного 
университета;
Л.И. Шевцова, доктор филологических наук, профессор, заведующая 
кафедрой русской литературы XIX века Московского государственного 
открытого педагогического университета им. М.А. Шолохова

УДК 82(075.4)
ББК 83.3(2)
 
О76

© Остапцева В.Н., 2010

О76

Подписано в печать 06.09.2021.

Формат 6090/16. Печать цифровая. Бумага офсетная.

Гарнитура Times. Усл. печ. л. 8,0.

ППТ12.  Заказ  № 00000

ТК 133110-1840473-050410

ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М»

127214, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29

E-mail: books@infra-m.ru        http://www.infra-m.ru

ФЗ 

№ 436-ФЗ

Издание не подлежит маркировке 
в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 1

ISBN 978-5-16-009749-7 (print)
ISBN 978-5-16-101157-7 (online)

Отпечатано в типографии ООО «Научно-издательский центр ИНФРА-М»

127214, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 280-15-96, 280-33-86. Факс: (495) 280-36-29

Введение 

Лиризм прозы отражает способность писателя раскрыть мир своих 

мыслей, чувств, духовных устремлений, это момент преображения 
человеческой личности на пути богопознания, обретения истины. Духовный подход к изучению литературы востребован современной 
наукой и необходим для более глубокого осмысления словесного 
творчества. 

 Русской прозе 30-х годов XIX века посвящено большое количест
во работ исследователей XX века и новейшего времени, в которых 
поставлены различные проблемы прозы изучаемого периода: направления развития прозы, методы и жанры, структура и типология повествовательных форм, эстетика и поэтика романтической прозы, типология фантастики, роль беллетристики в литературном процессе. Отмечено взаимовлияние поэзии и прозы.

Необходимость исследования лиризма прозы данного периода свя
зана с тем, что критики и эстетики  20-30-х годов XIX века видели 
главную особенность современной  прозы во взаимодействии с лирикой, в ее общем колорите – лирическом.

Лиризм как колорит эпохи возникает, по мнению Н.А. Полевого, 

когда общество начинает новый этап развития. Способность автора 
через свою «душу живу» живить души читателей, высокое, лирическое начало прозы имеют непреходящее значение. Для продолжения 
традиций русской культуры, русской словесности необходимо осознать, что духовность литературы – главная ее ценность. 

Не претендуя на исчерпывающий анализ прозы 30-х годов, автор 

решает ряд проблем, позволяющих с новых позиций взглянуть на лиризм прозы.

Современное литературоведение не всегда соглашается с терми
ном «лиризм». Так, например, В.Д. Сквозников считает излишним 
употреблять понятие «лиризм»; по его мнению, достаточно слов 
«эмоциональность, прочувствованность, взволнованность». 

 Г.Н.Поспелов, продолжая традиции В.Г. Белинского, это свойство 

прозы относит не к родовому аспекту  содержания литературного 
произведения, а к той стороне его содержания, которую называют 
пафосом произведения. «Пафос произведения – это выраженная в нем 
определенная и активная идейно-эмоциональная оценка писателем 
воспроизводимых им социальных характеров, порождаемая их объективностью, внутренней противоречивостью и вытекающая из миропонимания писателя и его идеалов»1, - пишет он.  

1 Поспелов Г.Н. Лирика (Среди литературных родов). - М., 1976. - С.198. 

Г.Н. Поспелов отличает лирический пафос и эпический, разницу 

между ними он видит в том,  что эпический пафос как бы таится в 
глубине произведения и не обладает непосредственно ощутимой экспрессией. Он отмечает, что бывают и такие эпические произведения, в 
которых идейно-эмоциональная направленность выражается не только предметностью образов, но и вместе с тем, а иногда и в большей 
мере, словесным строем – иносказательными значениями семантики, 
интонационно-синтаксическими оборотами художественной речи. 
Такие произведения ощутимо субъективны, эмоционально выразительны. Их пафос непосредственно воспринимается слушателями и 
читателями, а иногда увлекает больше, чем само изображение. При 
этом эпическое произведение всецело сохраняет свои основные родовые свойства и ни в какой мере не становится лиро-эпическими. Пафос идейного утверждения жизни, заключающий в себе эмоциональную возвышенность, достоин, по мнению исследователя, такого обозначения – лирический – « так как он вызывает ассоциации, сближающие его с традиционными представлениями о лирике»1. 

Но не всякий пафос такого свойства можно назвать лирическим. 

По мнению Г.Н. Поспелова, он возникает в романах и в произведениях романической группы жанров, в которых «раскрывается становление социального характера личности в ее столкновении с устоявшимися формами жизни той или иной социальной сферы. Это внутреннее становление характера личности приводит очень часто к развитию 
у нее способности к умственной и эмоциональной рефлексии»2. Авторы в той или иной мере выражают свое сочувствие этой рефлектирующей личности. И если такой пафос «выражался в них с большей 
степенью экспрессивности их предметно-словесного строя, он и воспринимался как лиризм»3. 

М.П. Князева в диссертации «Лиризм как вид пафоса»  определяет 

значение «лиризма» как осознанное личностное начало, выраженное в 
лирическом герое, и как открыто проявленную авторскую субъективность. 

 По словам А.Н. Веселовского, утверждения типа лирика – субъ
ект, эпос – объект стали, таким образом, общими местами. 

Субъективность считается главным родовым свойством лирики. 

Но А.Н. Веселовский ставил слово «субъективность» в смысловые 
кавычки, поскольку понимал его исторически и связывал с понятием 
личности. «Субъективность», по А.Н. Веселовскому, означала принадлежность лирического высказывания личности, выделившейся из 
общества; выражение индивидуально-творческого акта; определен
1 Там же. - С.199. 
2 Там же. - С. 200. 
3 Там же. 

ный уровень самосознания личности, особую интенцию – направленность на самого себя. Так как все эти аспекты явления понимались им 
исторически, то в качестве родовой приметы лирики у него выступала 
не абстрактная «субъективность», а исторические формы самосознания. Благодаря этому «субъективность» перестала быть отвлеченной 
категорией, а оказалась «позитивной исторической ценностью». 

«Самый субъективный род литературы, - писала о лирике 

Л.Я.Гинзбург, - она, как никто другой, устремлена к общему изображению душевной жизни как всеобщей»1, в ней выражается внутренний мир людей во всем их многообразии. В лирических произведениях могут быть воплощены мысли, чувства, переживания, настроения, 
эмоции, любые психические состояния человека. Однако лирика не 
замыкается лишь в сфере внутренней жизни людей, их психологии 
как таковой. Ее привлекают душевные состояния, знаменующие сосредоточенность человека на реальности. Лирика художественно осваивает и состояния сознания, и состояния бытия, Она способна запечатлевать пространственно-временные представления, связывать выражаемые чувства с явлениями природы и фактами быта, истории и 
современности, с вселенной, мирозданием. 

В эпическом произведении, как и в драматическом, организующим 

началом является сюжет: оба эти рода подчинены «закону развивающегося действия». Воспринимаемые действия создают динамику двустороннего общения человека с окружающим миром. Выделены и 
особые черты структуры эпического произведения: обстоятельность 
изображения, медленное развитие действия, знаменитые ретардации 
(торможение действия с помощью описаний), описательная самостоятельность образующих художественное целое частей. Эти особенности повествования, как указывает в академической «Теории литературы» В.В.Кожинов, содержательны: являясь чертами эпической формы, они передают свойства «специфически эпического мироощущения». Эпос стремится тем самым освоить целостность бытия, охватив 
все его стороны и сферы; на каждом образе в эпическом произведении 
лежит печать целого. Эпос, по выражению Г.Д. Гачева, «замахивается 
на все», тем самым уже предполагая «объятность необъятного». «Мир 
в нем владеет собой и общество – миром», излучает ощущение стабильности и поэтому «апеллирует к свету познания и представления», 
которое способно осуществляться в «спокойном, уравновешенном 
состоянии души»2. 

Если эпос «дает акцию – событие, то лирика – реакцию» (Гачев), 

не бытие, а размышление, переживание, отталкивание бытия из «Я». 

1 Гинзбург Л.Я. О лирике. - Л., 1974. - С. 8. 

2 Гачев Г. Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. - М., 1968. - С.144. 

Объективное, предметное в лирическом произведении чаще всего 
растворено в субъективном. Предметный мир, события, отношения 
между людьми, все устойчивые формы жизни резко меняют свои 
очертания и смысл, оказываясь в сложном синтезе с проявлениями 
духовной жизни человека. Внешняя изобразительность в лирике уходит на второй план. У писателя-лирика иная задача – выразить в слове 
душу человека, выразить «невыразимое». 

Лирика конкретна и персональна, является «слепком» духовного 

мира вполне определенного человека, даже если в ней отражены коллективные или общечеловеческие идеи, настроения и эмоции. Внутренний мир человека предстает в лирике как нечто глубоко личное, 
неповторимо-индивидуальное. Человека, духовный облик которого 
раскрывается в лирическом произведении, называют лирическим 
субъектом. Лирический субъект может совпадать с автором произведения и отличаться от него. В новейшее время складывается понимание лирики как специфической формы отношения субъектов. 

Как бы не был широк тематический диапазон у писателя-лирика, 

на всем неизбежно лежит печать его индивидуальной оценки и личных пристрастий. Самонаблюдение и глубоко личная трактовка переживания становятся у лирика основным методом художественной выразительности. В этом заключается и сила, и слабость его позиции как 
способа утверждения своей личности, При этом решающую роль играет «глубина поэтического мировоззрения», без которого невозможно создание значительных лирических произведений. 

На наш взгляд, такое явление в прозе, как лиризм, более точно 

следует определить как явление, возникающее на границе субъективности и всеобщности, конечного (мира индивидуальности) и бесконечного (мира макрокосма, мира Божественного). Зерно художественности составляет «диада личности и противостоящего ей внешнего 
мира» (М.М.Бахтин). Этим «я» - в –мире» обоснована эстетическая 
позиция автора, экзистенциальная позиция – условного героя и ответственная эстетическая реакция читателя. Развертыванием этой универсальной диады в уникальную художественную реальность рождается произведение искусства. М.М. Бахтин считал, что «я» и «мир» - 
это всеобщие полюса человеческого бытия. Каждый живущий составляет индивидуальную картину своей неповторимой жизни.  

Не просто личное, индивидуальное становится содержанием «ли
ризма», а все лучшее, гармоничное в авторе произведения. По словам 
В.Д. Сквозникова, «посредством лирики к нам выходит то поэтическое, красивое, человечески-значительное, что было в духовном облике личности автора»1. В.Д. Сквозников отмечает, что в эпическом и 
драматическом произведении возникает иллюзия реальной, живой 
человеческой личности с более или менее неповторимыми индивиду
1 Сквозников В.Д. Лирика // Теория литературы. - М., 1964. - С. 182. 

альными приметами. В «герое» лирического произведения этого, как 
правило, нет. В лирике субъективность личности переходит во всеобщность человеческой сущности. 

 Лирическое «я» автора – это та кафоличность ( С.Н. Булгаков. 

«Свет невечерний»), которая ощущает себя в духовном опыте других. 
Это то самое божественное начало в человеке, «Прометеев огонь», 
который дает, с одной стороны, ощущение общности с людьми, а с 
другой стороны, соединяет человека с Творцом, с Высшим началом. 
Напряжение, стремление прорваться из мира «эго» к миру людей, к 
Богу – это и есть главное содержание лиризма.  

В эпосе все формы бытия приемлемы, в том числе и разъединение, 

оно естественно. В лирике разъединение замечено и осмыслено как 
противоречие неприемлемое. Стремление человека разорвать замкнутый круг собственного земного  бытия, преодолеть свое одиночество в 
мире есть содержание такого «пограничного напряжения», что составляет сущность лиризма. 

Поэт – личность рефлектирующая, поэтому и во внутреннем мире 

поэта, в мире субъективности, присутствуют как бы два полюса, создающих напряжение: стремление личности выявить в себе божественную искру, борьба между тварным и божественным началом в человеке, преодоление страстей для молитвенного предстояния перед 
истиной и гармонией. В этом кроется причина того внутреннего драматизма, который стал составной частью термина «элегико- драматический модус художественности», предложенный авторами «Введения в литературоведение» под редакцией Л.В. Чернец. Авторы предлагают заменить «расплывчатый» термин «лиризм» термином «элегико- драматический модус художественности», который является, на 
их взгляд, определяющим для литературы 30-х годов XIX века, в частности для романа «Герой нашего времени».

Модус художественности – это, по определению авторов учебника, 

всеобъемлющая характеристика художественного целого, это тот или 
иной род целостности, предполагающий не только соответствующий 
тип героя или ситуации, авторской позиции и читательского восприятия, но и внутреннюю единую систему ценностей и соответствующую ей поэтику.

Термин «пафос» говорит об эстетической модальности художест
венного целого. Наряду с «идилическим» «элегико-драматический» 
модус является плодом усвоения внутренней обособленности частного бытия. Однако элегизм чужд снятию такой обособленности. Элегическое «я» есть цепь мимолетных, самоценных состояний внутренней 
жизни, оно неизмеримо уже любой своей событийной границы, остающейся в прошлом и тем самым принадлежащей не «мне», а всеобщему бытию других. Элегическое переживание есть «чувство живой грусти об исчезнувшем». Элегическая краса – это «прощальная 
краса» (А.С.Пушкин) невозвратного мгновения, при воспоминании о 

котором замирает сердце: элегическое «я» становится самим собой и, 
сжимаясь, отступая от своих событийных границ, устремляется к ядру 
личности, к субъективной сердцевине бытия. Элегический хронотоп – 
хронотоп уединения, пространственного или временного, отстранения 
от окружающих. Но в отличие от сатирического малого «я» элегический герой из своего субъективного «угла» любуется не собой, не своей субъективностью, а своей жизнью, ее необратимостью, ее индивидуальной вписанностью в объективную картину всеобщего жизнесложения. Вопреки элегическому «все проходит», как и  идилическому «все пребывает», драматизм в качестве модуса художественности, 
исходит из того, что ничто не проходит бесследно и что каждый малейший шаг наш имеет значение для настоящей и будущей жизни. 
Однако участие драматической личности в жизни принципиально затруднено противоречием между внутренней свободой ее самоопределения и внешней (событийной) несвободой самопроявления. Внутренняя широта лирического героя с избытком объемлет его внешнюю 
жизнь, «свиток» которой он мысленно развивает, как бы отстраняясь 
от событий, неадекватных его личности, но в то же время герой не 
оспаривает своей причастности внешнему бытию, не снимает с себя 
ответственности. Драматическое «я» противостоит в своей самоценности не миропорядку, а другому «я».  

Данный род эстетического отношения, зародившийся в предро
мантизме и развитый романтиками, чужд умилению, его смыслопорождающая энергия – это энергия страдания, способность к которому 
здесь как бы удостоверяет личность персонажа. Имея общую с элегизмом почву в идиллике, драматизм формируется как преодоление 
элегической уединенности. Драматический способ существования – 
одиночество, но в присутствии другого «я». Это не безысходное одиночество трагизма и элегизма. Поскольку внутреннее «я» шире любой 
своей внешней границы, то каждая встреча чревата разлукой, а каждая 
разлука открывает путь к встрече. Ключевая драматическая ситуация 
– ситуация диалогической встречи-разлуки самобытного «я» с самобытным «ты». Драматический хронотоп не знает идилической замкнутости «дома» и «дола», это хронотоп порога и пути. Однако, в отличие от элегически бесцельного «странничества», драматический 
путь – это целеустремленный путь самореализации «я» в мире «других», а не пассивной его самоактуализации.  

Соглашаясь с авторами в определении системы ценностей, харак
терных для романтического этапа развития литературы, - осознанием 
обособленности человеческого бытия, – нужно отметить, что как раз 
пафос (или модус художественности) лирический и будет отражением 
желания лирического героя преодолеть свое одиночество в мире. 
Преодоление одиночества, обретение единства с миром – процесс мучительный, трудный, драматичный. Таким образом, лиризм включает 
в себя и элегическое, и драматическое начала. 

Что касается определения пафоса литературы 30-х годов XIX века 

через элегико-драматический модус художественности, то позволим 
себе заметить, что такая характеристика не исчерпывает всех черт 
данного периода и попытаемся это показать в данной работе. На наш 
взгляд, более точным будет определить доминирующую эстетическую 
категорию данного периода литературы как лиризм (от этого термина 
не стоит отказываться), а субдоминантную - как драматизм, который 
не ослабляет, а обогащает основную.

Мир поэта и мир другого человека – миры параллельные, между 

ними и возникает лирическое напряжение, извечное стремление проникнуть в душу другую для всеобщего человеческого понимания и 
единения.  Таящееся в каждом представление о том, что жизнь другого наиболее наполнена, обозрима, осмыслена, притягивает к этой неразгаданности иного бытия, так как до конца понять тайну чужого 
сознания представляется невозможным.

Таким же параллельным миром для поэта становится мир приро
ды. Именно в романтизме пейзаж перестает быть только фоном изображаемых событий, он становится своеобразным аккомпанементом 
настроению героя  или автора, а также часто приобретает символическое значение. Природа – часть мироздания, творение Божие, в ней 
пребывает Создатель. Слияние с природой, прорыв в мир спокойствия, целесообразности и гармонии создает лирический колорит и в 
поэзии, и в прозе.

Пафос лиризма в прозе можно рассматривать в рамках категории 

«возвышенное» как одну из форм отыскиваемой гармонии. Лирическое напряжение возникает в произведении в результате постоянного 
поиска поэтом истины и в самом себе, и в окружающем мире.

Для романтизма на всех этапах его развития характерно сущест
вование дихотомии « конечное – бесконечное». Сфера бесконечного, 
сфера непредставимого, невыразимого, сфера не столько мыслимого, 
сколько чувствуемого, существующего благодаря духу и в духе, является тем полюсом, к которому устремляется лирическое чувство. Это 
чувство, если и не сливается с религиозным, то ему уподобляется. Конечные предметы и явления вводятся в контекст сверхреального, метафизического, небесного; и созерцающий обретает иное достоинство 
личности, постигающей «чудо», «откровение»; в «чуде» он преодолевает свою земную конечность и воссоединяется с бесконечным.

 Ф.П. Федоров пишет: «Человек, заключенный в конечное, тем не 

менее способен «прорваться» через откровение любви, художественного акта или странничества из сферы конечного в сферу бесконечного, способен «вещь в себе» превратить в «вещь для себя». Во всем  
предельном увидеть и постигнуть беспредельное. И этот магический 

акт прорыва всегда индивидуален, субъективен и происходит в результате максимальной актуализации духовных сил человека»1. 

«Магический акт прорыва» из конечного в бесконечное – такая 

формула как нельзя лучше подходит к определению сущности лиризма. 

Дихотомия «конечное – бесконечное» идентична антитезе «время 

– вечность». Вечность – высшая сфера, содержащая в себе истину, 
красоту, добро. Время – сфера низшая, несовершенная, зависимая от 
вечности и к ней устремленная как  к норме, как к модели идеала. 

Но в романтическом искусстве вечность – это менее всего абсо
лютный покой и неподвижность. Она лишена процесса, истории, но 
ей свойственно некое особое движение, особое вдохновенное состояние, связанное с согласованностью всего, в ней заключенного. Это 
гармоническое в своей основе движение. Вечность лишена ущербности, неполноценности. 

Время – сфера универсальной разорванности, дисгармонии, траги
ческого противоречия между «конечным» и «бесконечным». Но время 
имеет направление, цель; эта цель – вечность. Каждый миг несет в 
себе частицу вечности. Сфера лирики как раз и связана с моментом 
вечности, который представляется как вечно настоящее.  Одновременно это целокупность, в которой все существует сразу, в единой 
точке. 

Г.Д. Гачев пишет о способности слова  в лирике выхватывать из 

потока бытия одно мгновенное переживание, мысль. «В лирике через 
слово-символ должно дать законченное высказывание обо всем бытии…, и основное высказывание здесь – это необъятность необъятного, священное благоговение перед таинством жизни, превосходящим 
возможности ее полного охвата и понимания; а отсюда дорожение 
любым этим преходящим моментом – как той формой абсолютного, 
которая единственно нам подвластна, бывает в наших руках»2. 

Еще Д.Н. Овсянико-Куликовский в работе «Психология мысли и 

чувства», размышляя над идеей бесконечного в положительной науке 
и в реальном искусстве, писал, что «в искусстве…действительность... 
превращается в источник ощущения, чаяния, созерцания бесконечного…»3.  Автор отмечает, что моменты сосредоточения в себе, ощущения вечности – мимолетны. Но останавливать их в высокой степени 
нужно. «Так нужно, - пишет Овсянико-Куликовский, - что все формулы лирики и музыки оказываются недостаточными. Прозвучал аккорд, и нет его, и снова действительность вступает в свои права, по
1 Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и 

время. – Рига, 1988. - С.425. 

2 Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. - С. 144. 
3 Овсянико-Куликовский Д.Н. Собр. соч.: В 9 т. - СПб., 1911. - Т. VI. 
С.142.