Методологические вопросы изучения языковой картины мира и языкового сознания

Министерство науки и высшего образования Российской Федерации

Сибирский федеральный университет

А.А. Яковлев

Методологические вопросы 

изучения языковой картины мира 

и языкового сознания

Монография

Красноярск

СФУ
2019

УДК 81’16
ББК 81.2/81.8-003

Я474

Рецензенты:
Е.П. Мельникова, кандидат педагогических наук, доцент ка
федры английского языка в профессиональной сфере Кубанского 
государственного университета;

Т.А. Волкова, кандидат филологических наук, доцент, доцент 

кафедры теории и практики перевода Челябинского государственного университета

 
 
Яковлев, А.А.

Я474 
 
Методологические вопросы изучения языковой карти
ны мира и языкового сознания : монография / А.А. Яковлев. — Красноярск : Сиб. федер. ун-т, 2019. — 216 с.

ISBN 978-5-7638-4033-9

Рассматриваются вопросы методологии экспериментальных ис
следований в лингвистике. Анализируются понятия «языковая картина 
мира» и «языковое сознание», а также соответствующие их содержанию 
методы изучения языка.

Для психолингвистов, лингвистов широкого профиля, а также всех 

интересующихся проблемами антропоцентрического языкознания.

Электронный вариант издания см.:

http://catalog.sfu-kras.ru

УДК 81’16
ББК 81.2/81.8-003

ISBN 978-5-7638-4033-9 
© Сибирский федеральный университет, 2019

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение ..................................................................................................4

Глава 1. Лингвистическое и психолингвистическое понимание знака и значения .........................................................................6

1.1. Лингвистическая семантика ...................................................................6

1.2. Психолингвистическая семантика ......................................................32

Выводы по главе 1 ...........................................................................................55

Глава 2. Теоретические  основы экспериментального  изучения языковой  картины  мира и  языкового  сознания ..............60

2.1. Общая методология экспериментальных исследований языка ...60

2.2. Эксперимент в лингвистике ..................................................................74

2.3. Эксперимент в психолингвистике .......................................................96

Выводы по главе 2 .........................................................................................112

Глава 3. Языковая  картина  мира и  языковое  сознание: 
содержание  и  определение понятий ..............................................114

3.1. Языковая картина мира........................................................................114

3.2. Языковое сознание ................................................................................160

3.3. Лингвистическая основа общей теории языкового сознания ....180

Выводы по главе 3 .........................................................................................203

Заключение .........................................................................................206

Список литературы ............................................................................209

ВВЕДЕНИЕ

Понятия, вынесенные в заголовок монографии, чрезвычайно 

распространены в языковедческой литературе последних лет, они нередко фигурируют в заголовках монографий, материалов конференций и сборников статей, в темах кандидатских и докторских диссертаций, не поддаются обозрению отдельные статьи, где эти понятия просто упоминаются. Нередко они используются лишь в качестве метки, 
сигнализирующей о том, что данное конкретное исследование полностью соответствует важнейшим требованиям наиболее актуальных 
для современной лингвистики принципов, прочно основывается 
на генеральной линии антропоцентрической парадигмы, учитывает 
в качестве ключевого человеческий фактор в языке, рассматривает 
язык в тесной связи с сознанием и культурой и т. д. и т. п.

Частота использования этих понятий создаёт иллюзорную 

убеждённость в отсутствии необходимости уточнения их содержания (как будто оно всем ясно и общепринято), а также иллюзию взаимопонимания между учёными. В самом деле, как будет показано 
ниже, вкладывается совсем не одинаковое содержание в понятия 
«языковая картина мира» и «языковое сознание», хотя нередко они 
используются в рамках одних и тех же исследований и публикаций.

Для большинства работ, в которых фигурируют интересу
ющие нас понятия, характерно выведение онтологии стоящих 
за ними явлений из онтологии более высокого порядка: для одних работ это онтология психических процессов (мышления 
и др., сознания вообще), для других — онтология языка как системы знаков, функционирующей в культуре. Такое выведение 
содержания понятия из явления с более широкой онтологией 
связано, как правило, с признанием существования чего-то, не 
охватываемого целиком этим понятием и языком. Для когнитивного и психолингвистического подхода — это всё богатство 
психических процессов, для культурологического подхода — это 
разнообразие культурных явлений, обусловливающих менталитет народа и не сводящихся только к общенациональному языку. 
Традиционалистский взгляд на два понятия стоит ближе всего 

к неогумбольдтианству относительно прямого и полного отображения действительности в языке народа и отдельного индивида.

Важно и ещё одно обстоятельство. Появление большого чис
ла исследований языковой картины мира и языкового сознания 
(особенно «вырастание» их из исследований семантики языков) 
обусловлено расширением предмета языкознания, произошедшим в последние десятилетия. Языкознание уже не интересуется 
языком «в себе и для себя», но языком в контексте культуры или 
языком в контексте сознания. Парадоксально, что такое расширение предмета не привело к расширению методологии: материал исследования является во многих случаях той же привычной 
языковой системой, препарируемой традиционными методами 
лингвистики (например, компонентным анализом).

Тем не менее есть основания полагать, что для каждого из двух 

интересующих нас понятий характерен свой ракурс рассмотрения 
вопросов, языковых фактов и свой комплекс решаемых задач. В некоторых работах, посвящённых этим проблемам, не ставится задач по выяснению психических основ языковых явлений, а лишь 
задачи выявления наличия в культуре элементов, обусловленных 
общенациональным языком, или наличия в языке элементов, обусловленных культурой. В ряде других работ такие задачи, как правило, ставятся, но решение их нередко не идёт дальше констатации 
наличия связи между индивидуальным сознанием или мышлением и языком. Различия между подходами и невозможность с позиций каких-то из них ответить на те или иные вопросы не следует толковать в том ключе, что один из этих подходов является 
«правильным», а другие должны быть отброшены за нерациональностью. Принципиальным является непротиворечивое следование тому или иному подходу в рамках конкретного исследования, 
начиная с подбора материала и заканчивая теоретической базой, 
что, к сожалению, прослеживается не во всех трудах, посвящённых 
языковой картине мира и языковому сознанию.

Таким образом, основная цель настоящей монографии ви
дится нам в том, чтобы проанализировать, во-первых, тот общий 
взгляд на язык, который соответствует двум понятиям, во-вторых, 
проанализировать методологические подходы, соответствующие 
языковым фактам, фиксируемым в двух понятиях, в-третьих, проанализировать собственно содержание понятий, в котором соответствующими языковому материалу методами познания фиксируются определённые характеристики этого языкового материала.

Глава 1

ЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ 

И ПСИХОЛИНГВИСТИЧЕСКОЕ 

ПОНИМАНИЕ ЗНАКА И ЗНАЧЕНИЯ

В настоящей главе нами будет дан анализ таких важных для 

лингвистики понятий, как «знак» и «значение», сначала с точки зрения традиционной лингвистики, а затем с точки зрения 
психолингвистики.

Нам важно не доказать, что одна из этих точек зрения более 

правильная, а показать разницу между ними — ту разницу, которая соответствует и разнице решаемых с помощью двух подходов 
задач. 

1.1. Лингвистическая семантика

Для выявления различий в методологии традиционного язы
кознания и психолингвистики следует обратиться сначала к понятиям знака и значения.

Акцентируя здесь внимание лишь на некоторых аспектах 

лингвистической семантики, мы пойдём по пути, на котором сначала охарактеризуем понятия знака и значения, затем обозначим 
различные составляющие значения и те его признаки, которые 
отличают его от смысла, и, наконец, в общем виде выразим представления, лежащие в основе традиционного понимания языкового знака и значения, о связи значения слова с нейрофизиологическими явлениями и с образами сознания.

Традиционно-лингвистическая трактовка языка основы
вается на том, что язык есть систематизированный инвентарь 
единиц, с помощью которого порождается речь, а не система 
процессов [Селиверстова 2004: 35, 54]. Язык дан в статике. Могут быть получены уточняющие данные об организации единиц 

языка, связей между ними, формы их хранения в памяти и т. д., 
но эти сведения не изменят общего понимания языковой системы [Там же: 106–107]. Язык состоит из простых по составу, качественно неизменных элементов, своего рода частиц, между 
которыми действуют простые, столь же неизменные во времени 
и пространстве связи. 

По этой причине изучение языка традиционно мыслится как 

инвентаризация составляющих его единиц [Там же: 35]. Сама задача системной организации языковых знаков возникла из общих 
структуралистских предпосылок: элементы языка организованы 
в особую систему по определённым закономерностям, и, если 
сравнить между собой элементы, можно выявить правила их организации в систему и правила их функционирования [Падучева 
2004: 25]. Правила организации системы языковых знаков и есть 
те самые правила, по которым знаки связываются друг с другом 
при их использовании, а понимание одних автоматически даёт 
и понимание других. Представление знака и его значения берёт 
начало в стремлении привести язык к такому виду, при котором 
над ним можно было бы производить формальные операции.

Такая трактовка элементов, составляющих язык, уходит кор
нями глубоко в традицию языкознания. Её основу мы находим, 
например, у такого непререкаемого авторитета, как Ф. де Соссюр: 
«Языковой знак связывает не вещь и её название, а понятие и акустический образ» [Соссюр 1977: 99]. Причём знак вместе со значением дан человеку в уже готовом виде [Там же: 104], а акустический образ относится не столько к конкретному акту использования знака в коммуникации (произнесение, артикуляционная 
реализация знака), сколько к некому виртуальному, идеализированному знаку.

Говоря о неизменном характере связи между означающим 

и означаемым, Ф. де Соссюр сразу же отрицает возможность какой 
бы то ни было обусловленности этого характера индивидуальными различиями говорящих на языке людей. «Если по отношению 
к выражаемому им понятию означающее представляется свободно выбранным, то, наоборот, по отношению к языковому коллективу, который им пользуется, оно несвободно, а навязано. У этого 
коллектива мнения не спрашивают, и выбранное языком означающее не может быть заменено другим. <…> Не только отдельный 
человек не мог бы, если бы захотел, ни в чём изменить сделанный уже языком выбор, но и сам языковой коллектив не имеет 

власти ни над одним словом; общество принимает язык таким, 
какой он есть (telle qu’elle)» [Там же]. Социальные изменения тем 
не менее воздействуют на язык, но только если рассматривать их 
связь в рамках значительных промежутков времени [Там же: 111], 
а индивидуальная вариативность внутри знака невозможна, как 
и вообще какое бы то ни было движение. Изнутри, в самой связи 
между означающим и означаемым, между акустическим образом 
и понятием, знак статичен.

Это даёт возможность толковать значение языкового знака 

через понятие информации.

«При существовании языка в акте коммуникации значение 

можно определить через понятие информации при условии принятия следующих ограничений: 1) значение слова есть знаковая 
информация, т. е. та информация, которую звуковая или графическая последовательность, представляющая данную языковую 
единицу, передаёт не о себе самой, а, прежде всего, о денотате 
этой языковой единицы; 2) значение — это информация, передаваемая только через те элементы звуковой или графической последовательности, которые имеют языковую релевантность, т. е., 
иными словами, это информация, сообщаемая через означающее 
языкового знака; 3) значение — это та информация, которую получит любой носитель данного языка (здесь и далее в цитате 
выделено нами. — А. Я.) или, во всяком случае, представитель достаточно большой группы говорящих при восприятии того или 
иного означающего; 4) значение — это та информация, которую 
получит слушатель через означающее языкового знака и только 
через него: различные дополнительные сведения, которые могут 
возникнуть в отдельном акте речи в сознании слушателя, например, на основании того, что он уже знал о денотате языковой единицы или на основании общего смысла высказывания, не принадлежат значению языковой единицы. Последнее ограничение 
по существу предопределяется предшествующими и вследствие 
этого могло бы не вводиться. Однако мы включаем его для того, 
чтобы акцентировать внимание на проблеме разграничения языковой информации и различных речевых информаций, которые 
может получить слушатель через контекст или на основании 
своего предшествующего внеязыкового опыта» [Селиверстова 2004: 35–36]. Чрезвычайно важно здесь, что в значение слова 
не входят всяческие «дополнительные» сведения, возникающие 
в конкретном речевом акте на основании того, что человек уже 

знал, или на основании того, что человек узнаёт из конкретного 
высказывания.

Коль скоро значение слова связывается с информацией 

и определяется через неё [Кобозева 2000: 8], то «…значение знака — это его содержание для всех членов (здесь и далее в цитате выделено нами. — А. Я.) данного языкового сообщества на всё 
время действия договорённости» [Там же: 13]. Это ключевой 
момент для дальнейшего изложения: как увидим ниже, традиционное понимание знака, методология лингвистического эксперимента и трактовка языковой картины мира зиждутся на этом 
допущении обязательности значения для всех носителей языка 
(хотя и не на нём одном).

С допущением обязательности значения знака для всех но
сителей языка и его трактовкой как одинаковой для всех информации связано и понимание речевого акта как такого, в котором 
используется только информация данного знака, а сам речевой 
акт является актом передачи новой информации, поскольку бессмысленно передавать другим людям «старую», уже известную 
им информацию. «…Значение слова отождествляется с той знаковой информацией, которую получит человек, владеющий данным 
языком, при восприятии означающего слова, представленного 
в звуковой или графической цепочке, а также — при мысленной 
речи — в их психическом корреляте» [Там же: 116]. В принципе, 
общающиеся посредством языка люди могут быть схематически 
представлены в виде отправляющих и получающих сигнал автоматов, которые из акустического (или как-то иначе кодированного) сигнала декодируют необходимую им информацию.

Но что такое информация? Отвечая, приходится признать 

некоторую тавтологичность или рекурсивность определения значения и речевого акта. «В общенаучном (нематематическом) плане информацию обычно связывают с получением новых сведений 
об объекте, явлении или событии. Считают, что сообщение ценно 
для получателя тогда, когда оно изменяет его предыдущие знания 
об объектах и их взаимоотношениях с другими объектами» [Новая 
философская энциклопедия. Т. 2. 2010: 142]. Следовательно, значение есть информация, информация есть сведения, сведения есть 
новые знания, знания есть информация в памяти человека — налицо тавтология. Использование знака, обладающего информацией, есть передача этой содержащейся в знаке информации, которая 
тем не менее оказывается новой для получателя, иначе не было бы 

и речевого акта, но, чтобы понять знак, получатель должен уже 
знать его значение, т. е. информация знака не должна быть для 
него новой — налицо парадокс. Поэтому при определении значения на информации принято останавливаться как на понятии, интуитивно ясном каждому и не требующем пояснений. Остановка 
на информации как на всем понятном явлении освобождает от парадоксальной ситуации, когда для понимания сообщения получателем в знаке должна содержаться и информация, известная получателю (иначе был бы непонятен знак), и информация, ему неизвестная (иначе бессмыслен сам речевой акт).

Традиционное определение значения полностью согласуется 

с другими традиционными представлениями о языке и, прежде 
всего, с представлением о знаковой природе языка: знак потому 
и является знаком, что несёт некоторую информацию не о себе 
самом [Селиверстова 2004: 37]. Отсюда следует, что знак может 
нести информацию либо об одном объекте (или его образе), либо 
о совокупности схожих объектов (образов); схожих, поскольку 
иначе информация о них будет настолько различной, что понадобился бы новый знак для неё, но коль скоро иного знака нет, то 
информация об этих объектах должна быть инвариантна по отношению к ним, а они, в свою очередь, должны иметь неизменяемые основные характеристики. Иначе: одно слово — одна вещь 
или одно слово — строго определённое множество вещей. С этих 
позиций очень удобно приравнять знание человека, осмысляемое и переживаемое им как своё, к информации, содержащейся 
в знаке в количестве и «качестве», постулируемом лингвистом. 
Поскольку объектом языкознания не может быть «индивидуальный язык» отдельного человека (за редким исключением типа 
идиостиля писателя), а только языковая система языкового коллектива, в этот объект не могут входить никакие индивидуальные «примеси». Такое рафинирование языка содержится в признании его социального характера: язык социален, язык есть объект языкознания, следовательно, ничто индивидуальное в объект 
языкознания не входит, следовательно, составляющие язык как 
систему элементы не могут быть конституированы чем-то, относящимся к индивидууму. Поэтому отношение языка и отдельного 
говорящего на нём человека однозначно: человек не может влиять 
на язык, поскольку здесь даже не возникает вопроса «что за язык 
имеется в виду?» — язык есть то, что относится к социуму в целом, а не к отдельным его представителям.

Отсюда и тезис о том, что значение есть та информация, ко
торой оперирует любой носитель данного языка в акте использования знака: «…в значение знака входит только та часть сведений 
говорящего об индивидуальном денотате или о классе денотатов, 
которая будет передана слушателю, владеющему данным языком, 
при появлении в речи означающего этого знака» [Там же: 39]. Такое положение с необходимостью вытекает из всего предыдущего: 
если бы в значение входила такая часть сведений, которая отличалась бы у говорящего и слушающего, то она, очевидно, была бы 
обусловлена не знаком, а различием предшествующих знаний говорящего и слушающего, что, по определению, в значение включаться не должно. «…Значение не должно также отождествляться 
с тем набором сведений, который, хотя и может возникнуть в сознании слушателя при восприятии означающего того или иного 
языкового знака, в действительности не передаётся через него, 
а определяется общим смыслом высказывания, экстралингвистическим контекстом, предшествующим внеязыковым опытом 
слушателя (например, актуализируется на основании того, что 
адресат речи уже заранее знал о данном денотате употреблённого языкового знака)» [Там же]. Всё это облегчает и универсализирует работу лингвиста: не отвлекаясь на частные, привносимые внешними по отношению к языковой системе причинами 
аспекты той информации, которая содержится в знаке, лингвист 
может сконцентрироваться на выявлении наиболее общих правил функционирования знаков. Все факторы индивидуального 
порядка (индивидуально-психические и индивидуально-контекстуальные) отсекаются, во внимание принимаются только внутренние по отношению к знаку факторы. Рафинирование знака 
и значения от внешних и индивидуальных «примесей» позволяет 
применять к знакам и значениям одинаковые процедуры анализа 
в разных контекстах или вообще вне какого бы то ни было контекста — в абстрактной системе.

Но если определение значения через понятие информации 

чрезвычайно полезно для универсализации работы со знаками 
языка, то как быть с предметом, отражённом в знаке, — денотатом?

О.Н. Селиверстова замечает, что большинство лингвистов 

считают необходимым различать значение слова и его денотат, 
т. е. тот предмет (качество, действие, явление) реальной действительности, который обозначается словом [Там же: 117]. Заметим, что пока речь идёт о явлении реальной действительности,