Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Новокрестьянская проза 1920-х годов. «Круглый мир» Сергея Клычкова

Покупка
Артикул: 737590.02.99
Доступ онлайн
265 ₽
В корзину
Монография посвящена мифологическим романам С.А. Клычкова Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира». Рассматривается авторская философия природного бытия как «круглого мира», у которого нету конца» и в котором «нету ничего неживого». Правда природного всеединства, оппозиция лада/разлада крестьянской жизни раскрывается через мифологемы и индивидуально-авторские поэтические символы, которые соединяют социально-конкретную и мифологическую реальность.
Пономарева, Т. А. Новокрестьянская проза 1920-х годов. «Круглый мир» Сергея Клычкова : монография / Т. А. Пономарева. - 3-е изд., стер. - Москва : Флинта, 2021. - 223 с. - ISBN 978-5-9765-2845-1. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/1309273 (дата обращения: 24.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.

Т.А. Пономарева







НОВОКРЕСТЬЯНСКАЯ ПРОЗА 1920-Х ГОДОВ «КРУГЛЫЙ МИР» СЕРГЕЯ КЛЫЧКОВА

Монография






3-е издание, стереотипное









Москва Издательство «ФЛИНТА» 2021

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос)
     П56


РЕЦЕНЗЕНТЫ:
канд. филол. наук, доцент, ГОУ ВПО ЧГУ И.А. Птицын; д-р филол. наук, профессор МПГУ А.А. Газизова





     Пономарева Т.А.
 П56     Новокрестьянская проза 1920-х годов. «Круглый мир» Сергея Клычкова
     [Электронный ресурс] : монография / Т.А. Пономарева — 3-е изд., стер. — М. : ФЛИНТА, 2021. — 223 с.

     ISBN 978-5-9765-2845-1
     Монография посвящена мифологическим романам С.А. Клычкова Сахарный немец», «Чертухинский балакирь», «Князь мира». Рассматривается авторская философия природного бытия как «круглого мира», у которого нету конца» и в котором «нету ничего неживого». Правда природного всеединства, оппозиция лада/разлада крестьянской жизни раскрывается через мифологемы и индивидуально-авторские поэтические символы, которые соединяют социально-конкретную и мифологическую реальность.


УДК 821.161.1
ББК 83.3(2Рос)






ISBN 978-5-9765-2845-1

                  © Пономарева Т.А., 2016
© Издательство «ФЛИНТА», 2016

СОДЕРЖАНИЕ


    «Круглый мир» Сергея Клычкова ............................... 4
       1. Народное бытие и народное сознание в «чертухинских» романах ................................. 4
         1.1. На пути к роману: творчество С.А. Клычкова
            и проза 1920-х гг.................................... 4
          1.2. «Вера человека - весь мир»: религиозно-философские    искания героев Клычкова ..... 18
          1.3. Сказовые формы повествования ..................... 66
          1.4. «Мистика повседневности» в мифологической прозе .. 93
       2. Мифологическая поэтика «чертухинского» цикла .......... 134
          2.1. Сквозные образы-символы .......................... 134
          2.2. Сказка, притча и песня как вставные жанры в романном мире С. Клычкова ........................... 158
          2.3. Мифология времени ................................ 196
    Заключение .................................................. 216

«КРУГЛЫЙ МИР» СЕРГЕЯ КЛЫЧКОВА

1. Народное бытие и народное сознание в «чертухинских» романах




                1.1. На пути к роману: творчество С. А. Клычкова и проза 1920-х годов




   Творчество новокрестьян, при всей уникальности и трагизме их литературных и человеческих судеб, вписывается в общее движение художественной мысли 1920-х годов, в единое культурное пространство. Это относится как к содержательной стороне произведений, так и жанровой форме.
   Середина двадцатых годов ХХ столетия отмечена в русской советской литературе бурным развитием романа. К этому времени уже были созданы произведения, ставшие советской классикой, «Чапаев» Д. Фурманова, «Железный поток» А. Серафимовича, «Города и годы» К. Федина, «Барсуки» Л. Леонова, «Разгром» А. Фадеева, написаны первые исторические романы А. Чапыгина, Ю. Тынянова, О. Форш.
   В этот период происходят заметные изменения в системе прозаических жанров: малая и средняя эпическая форма уступают место роману, меняется романная структура. Литература в этот период стремится к воссозданию цельной концепции бытия. Роман о революции отходит от сюжетоцентричности, основанной на непосредственном изображении революционной героики, от прямой проекции истории на частную жизнь. Событийный сюжет дополняется показом социально-нравственной мотивации поступков, хроникальность уступает место социальному историзму. Объектом и субъектом анализа становится личность, что приводит к выдвижению на первый план романтических тенденций, к активизации личностного восприятия мира, к неоднозначному герою, данному в процессе становления, к психологизму. Личность рассматривается в многообразии связей с новой социалистической действительностью.

Роман обращается к социально-нравственным, психологическим коллизиям современности, стремится к историческим, философским обобщениям, переводя конкретные события в символический план и раскрывая философию русской революции, народного бытия, сущность национального характера в их соотнесенности с субстанциальными проблемами культуры и цивилизации, природного и социального, общего и отдельного, свободы и необходимости, эволюции и революционного взрыва, сознания и стихии подсознательного. Историческое сознание воплощается в классических образцах романного эпоса М. Горького, Л. Леонова, М. Пришвина, К. Федина, а в русском Зарубежье — М. Осоргина, М. Алданова, И. Шмелева, И. Бунина.
   Жанровая доминанта в литературе второй половины 20-х годов определяется сочетанием «эстетического освоения общего состояния мира в условиях повседневности» и «исторического бурана», в круговерть которого вовлечен человек, что обусловливает «эпизацию личностного сознания» и многомерность характера в прозе этого периода.¹ Тенденция к эпичности и бытийной цельности годов обнаруживается в творчестве М. Шолохова, понявшего, что «Донщи-на» не может отразить казачьего поэтического космоса и начавшего работу над «Тихим Доном», в философской прозе М. Пришвина и Л. Леонова с ее сложной символикой, в художественных исканиях А. Платонова, прежде всего в «Сокровенном человеке», «Происхождении мастера» и «Чевенгуре», в своеобразном триптихе М. Булгакова о революции («Белая гвардия», пьесы «Дни Турбиных» и «Бег»), в его интересе к мистическому, к противоборству добра и зла, в романной трилогии А. Толстого «Хождение по мукам» и ее зеркальном отражении — романах М. Алданова «Ключ», «Бегство», «Пещера» о судьбах русской интеллигенции «на фоне перешедших в историю событий» (М. Алданов), в осмыслении революции как столкновения «двух правд» («Сивцев Вражек» М. Осоргина) и как «тьмы господней» («Солнце мертвых» И. Шмелева),

1

     Скороспелова Е. Б. Русская советская проза 20 — 30-х годов. М., 1985. С. 7, 77.

в воссоздании духовного уклада русской национальной жизни («Богомолье» И. Шмелева и «Русь» П. Романова) и т. д.
    Интенсивное развитие советского исторического романа, начиная со второй половины 20-х годов, его интерес к массовым народным движениям и узловым моментам, когда формировались, говоря словами А. Толстого, «русский характер и русская государственность», желание М. Горького дать широкую картину России в «Деле Артамоновых», «Жизни Клима Самгина» также свидетельствуют о масштабности эпического обобщения в русской прозе этого периода.
    Эволюция русского советского романа второй половины 1920-х годов связана с его тяготением к философскому жанру. Уже в рамках социальнобытового или исторического романа появляется тенденция к философскому аспекту осмысления проблем бытия, национальной стихии, культуры и цивилизации, затем субстанциальные вопросы в романе начинают решаться «в особой структуре повествования, подразумевающей сближение и взаимопроникновение интеллектуально-логического и образно-конкретного повествования. Это сближение предполагает в качестве сюжета развитие философской идеи и подчинение ей композиции, системы образов; наличие особого пространственно-временного континуума повествования, использование в той или иной мере условных приемов (мифа, сказки, притчи, литературно-исторических реминисценций, символа, утопии и т. д.) [выделено В. В. Агеносовым — Т. П.]». ¹
    Тяготение к «большой целостности» заметно в 1920-е годы у Л. Леонова («Барсуки» и «Вор»), К. Федина («Города и годы» и «Братья»), П. Романова (планы эпопеи «Русь»). Циклизация как форма художественной целостности, единства проблематики и поэтики самостоятельных текстов присуща в эту эпоху всем родам и жанрам литературы. Хорошо известен цикл пьес о «других» М. Горького, Его «Заметки из дневника. Воспоминания» были частью замысла по созданию пантеона русской литературы в портретах.

    ¹ Агеносов В. В. Советский философский роман в системе культуры// Литературный процесс и проблемы литературной культуры. Материалы для обсуждения. Тарту, 1988. С. 8.

Изменения жанровой системы коснулись и новокрестьянской литературы. После публицистических статей с прямой оценкой революции как Красной Пасхи Н. Клюев пишет поэмы «Деревня», «Погорельщина», «Песнь о великой матери», ставшие трагическим эпосом русской жизни и культуры. А. Ганин с 1917 до 1923 года работает над главным своим трудом — эпической поэмой «Былинное поле», романом «Завтра», а в последние месяцы жизни говорит о грандиозных эпических замыслах, которым так и не суждено было осуществиться. С. Есенин в «Анне Снегиной» эпически раскрывает судьбу деревни и народа в эпоху революции. Эпизация творчества новокрестьян проявляется как в создании больших эпических произведений, так и в циклизации отдельных текстов и всего творчества.¹
     Тенденция к циклической целостности у новокрестьян обнаруживается вначале в малых и средних жанрах (публицистика и автобиографическая проза Н. Клюева, рассказы П. Карпова, поэма «Былинное поле» и «маленький» роман А. Ганина). Во второй половине двадцатых она связана с большими эпическими произведениями. Поэтический эпос Н. Клюева «Погорельщина» и «Песнь о Великой Матери» можно рассматривать как дилогию об «отлетающей Руси». С. Клычков после сборника «Домашних песен» задумывает цикл из романов, объединенных темой «Живота и Смерти». Идея пятикнижия вырастает до девятикнижия. Важно отметить сознательный выбор автором большой циклической формы.
     Логика развития прозаической циклизации в литературе XIX—ХХ веков совпадает в главных моментах с эволюцией лирического цикла и обнаруживается в переходе от формального (внешнего) единства цикла, выраженного

    ¹ Употребляя понятия «цикл» и «циклизация» как синонимы, современные исследователи все же разграничивают их, рассматривая цикл как жанровое образование, как совокупность произведений, имеющих признаки единства, а явление циклизации шире — как стремление к объединению произведений в группы и как «определенные формы (способы) группировки произведений, а также способы организации их читательского восприятия», как «широкие возможности объединения произведений в различные формы не только цикла» (Дарвин М.Н. Циклизация в лирике. Исторические пути и художественные формы: Авто-реф. дисс. докт. Екатеринбург, 1996. С. 4). Циклизация — это объективный процесс творческого развития, который в разные исторические эпохи порождает различные типы художественных единств, среди которых главное место занимает собственно цикл.

в заглавиях, цифровом порядке частей и т. д., к содержательному (внутреннему), которое может либо отражаться во внешней композиционной структуре, либо оставаться авторски «не оформленным», чему свидетельствуют и мифологические романы Клычкова.
   Философско-мифологические жанры широко представлены в творчестве новокрестьян 1920-х годов. Последние поэмы Н. Клюева являют собой философию русской судьбы, данной через миф. Черты философского романа обнаруживаются в «Завтра» А. Ганина. К мифологическому роману обращается С. Клычков.
   Мифологический роман как жанр русской философской прозы 20—30-х годов ХХ столетия обязан своим расцветом А. Чаянову, А. Платонову, М. Булгакову, М. Пришвину, Л. Леонову, А. Грину, хотя рождение мифологического романа, как известно, связано с Серебряным веком. Послереволюционная литература учитывала опыт как символизма, так и новокрестьянскую мифопоэтику.
   Л. В. Гурленова объясняет внимание литературы 1920—1930-х годов к мифологическому, «стремление писателей в эти годы создать на основе пантеистически трактуемых образов природы идеальную модель мира, построенную по принципу мифологической модели» как выражение «несогласия с антропоцентрической идеей масштабного строительства «второй природы».¹ Это утверждение справедливо по отношению к Н. Клюеву и С. Клычкову, А. Грину с его «Гринландией», но оно требует оговорок, когда речь идет о романе А. Ганина, отчасти принимавшем идею общественного усовершенствования жизни через Советы и через преобразование «болота», и тем более о Л. Леонове, авторе «Соти» и «Дороги на Океан».
   Конечно, фактор неприятия социальных преобразований на рубеже второго и третьего десятилетия играл существенную роль в эволюции творчества ново-крестьян и создании им «идеальной модели мира», но некоторым

   ¹ Гурленова Л. В. Чувство природы в русской литературе 1920 — 1930-х годов. Сыктывкар, 1988. С. 132.

из художников — П. Орешину, А. Ганину (неизвестно, правда, каким было бы его отношение к эпохе сплошной индустриализации, если бы ему удалось до нее дожить), — была близка идея «второй природы».
   Кроме того, не надо забывать, что мифологическая модель мира утверждается в творчестве новокрестьян не только как социальная антитеза послереволюционной действительности, но и как протест против «машинного кода» развития цивилизации ХХ столетия, угрозу которого новокрестьяне почувствовали в облике «железного черта» задолго до эпохи социалистической индустриализации, обострившей все противоречия и окончательно похоронившей их надежды на воскресение природно-космического лада крестьянской Руси. Такой «консерватизм» не был воспринят критикой 1920 — 1930-х годов, которая видела в мифотворчестве новокрестьян, в фантастике А. Платонова и М. Булгакова лишь воплощение чуждых социализму идей, мистицизм и богоискательство. По выражению Н. М. Солнцевой, критики «проглядели рождение философской и мифологической прозы в советской литературе. Эта литература была обезножена разбойным методом усекновения на многие и многие годы».¹
   В. В. Агеносов в своих работах отмечает, что мифологическому роману свойственна установка на вовлечение читателя в сотворчество, в моделирование действительности, а наличие философской метафоры (мифа) в качестве структурно и сюжето-образующего принципа делает необязательным наличие исходной философемы или философского подтекста в заголовке. Как и в социальном, в мифологическом романе явлен конкретно-бытовой план повествования, в котором отражаются социальные черты эпохи, а персонажи не лишены элементов психологизма, но социальный аспект и характерология подчинены мифу.²
   Философская проза С. Клычкова, его романы «Сахарный немец», «Черту-хинский балакирь» и «Князь мира» представляют собой мифологический эпос,

   ¹ Солнцева Н. М. Последний Лель. О жизни и творчестве Клычкова. М., 1993. С. 177.

   ² Агеносов В. В. Советский философский роман в системе культуры. - С. 8 - 10.

циклическое единство, основанное на мифопоэтической концепции действительности, на архетипическом и символическом содержании произведения.
     Мифологизм в творчестве новокрестьян был близок к символистскому мифотворчеству поэтическим подходом к миру. В прозе Н. Клюева и С. Клычкова наблюдается переход метафоры-символа в мифообраз, о котором размышлял А. Белый в сборнике «Символизм» (1910). Но если в символизме важна ориентация на индивидуальный миф, то новокрестьянский миф «есть истина различных миров, закрепленная словом и образом в коллективной памяти и передаваемая из поколения в поколение», это связь текста с национальной и мировой мифологией, с религиозной и философской мыслью «и шире — с контекстом всей мировой культуры».¹
     Поэтика романов С. Клычкова ориентируется на мифологический тип сознания, на воплощение мифологических структурных особенностей и одновременно на образную систему фольклора. Мифологическое в прозе писателя обнаруживается в сюжете и композиции, системе персонажей, в формах повествования, пространственно-временном хронотопе, в образах природы, деталях, метафорах, символах. Конкретные события жизни и образы проецируются на сюжеты и образы мифологии, фольклора, религии, философии, истории.
     Романы С. А. Клычкова мифопоэтичны. «Миф — там, где разрозненные элементы срастаются в такое целое, которое держит на себе все произведение или все творчество поэта и даже эпохи».² Литературный миф понимается как «ситуация ответа на пороге бытия и небытия», как «весть о творении».³ Таким ответом является поступок героя и автора, заново творящих мир. В основе сюжета романа-мифа Клычкова положена архетипическая ситуация ответа на социально-исторические катаклизмы ХХ века, свидетелем и участником которых было русское искусство.

    ¹ Бражников И. Л. Мифопоэтический аспект литературного произведения: Автореф. дисс. канд. М., 1987. С. 9, 3.

    ² О мифе и мифопоэтике. Гаспаров М. Л. Отзыв о диссертации «Мифопоэтика А. Блока»// Филологические записки: Вестник литературоведения и языкознания. Вып. 8. Воронеж , 1997. С. 8.

    ³ Бражников И Л. Указ. соч. С. 10.

* * *
   Анализ творчества С. А. Клычкова в критике и литературоведении шел параллельно с осмыслением роли и значения всей литературы новокресть-ян. Сочувственное отношение к Клычкову в критике 1910-х годов, осознание его поэзии как части новокрестьянской — мощного и глубокого потока национального искусства, сменяется с середины 1920-х обличением «патриархальности» и консерватизма мировоззрения писателя, а затем резким неприятием его «кулацкой» сущности, особенно со стороны рапповцев, которое завершилось в 1930-е годы вытеснением художника из литературы, арестом, смертью и длительным замалчиванием его литературной деятельности вплоть до последних десятилетий.
   В современном отечественном литературоведении интерес к С. Клычкову совпал с пристальным вниманием к «возвращенной» литературе и к творчеству новокрестьян. В середине 1980-х впервые после двадцатых годов публикуются его поэтические сборники «Стихотворения» и «В гостях у журавлей», вслед за ними печатаются тексты романов с предисловием Н. М. Солнцевой и С. С. Куняева. Прозаическому творчеству С. А. Клычкова более повезло в литературоведении, чем прозе других новокрестьян. Прозе С. Клычкова посвящены диссертация и книги Н. М. Солнцевой, глава в кандидатской диссертации З. Я. Селицкой, значительный раздел монографии и докторской диссертации Л. В. Гурленовой «Чувство природы в русской литературе 1920 - 1930-х го-дов»,¹ а также целый ряд статей.
   Романы «Сахарный немец», «Чертухинский балакирь» и «Князь тьмы» представляют собой «чертухинскую» трилогию, единство которой порождено осознанным авторским стремлением к художественной целостности и к философско-мифологическому решению проблематики «человек и природа» и закреплено общими структурными признаками, различными внутрицикловыми скрепами, такими, как типологическая соотнесенность заглавий, единство места

   ¹ Гурленова Л. В. Чувство природы в русской литературе 1920 — 1930-х годов. Сыктывкар, 1998.

Доступ онлайн
265 ₽
В корзину