Три века русской метапоэтики: легитимация дискурса. Том 3. Первая половина XX в. Авангард


                KA





русской — метапоэтики: легитимация дискурса TomWi

тйй

н

Москва
3-е издание,    Издательство
стереотипное           «ФЛИНТА»

2021

УДК 821.161.1
ББК 83.3(2=411.2)
    Т67

                         Под общей редакцией доктора филологических наук, профессора К.Э. Штайн

Составители:
К.Э. Штайн, Р.М. Байрамуков, Д.И. Петренко,
                                           А.Б. Оболенец, В.П. Хобус, КБ. Зуев

Подготовка текста::
                               К.Э. Штайн, Р.М. Байрамуков, А.Б. Оболенец, Д.И. Петренко,
Е.Н. Сороченко, В.П. Хобус, К.В. Зуев, В.А. Кофанова,
Э.В. Пиванова, Е.Н. Золотарева, О.С. Сало

Комментарии::
                               К.Э. Штайн, Р.М. Байрамуков, А.Б. Оболенец, Д.И. Петренко

                                           Именной и тематический указатели::
                               К.Э. Штайн, Э.В. Пиванова (ответственная за побготовку),
К.В. Зуев (систематизация), В.П. Хобус (систематизация),
В.А. Кофанова, О.С. Сало, Е.Н. Золотарева







Т67 Три века русской метапоэтики ::: Легитимация дискурса [Электронный ресурс] : антология : В 4 т. Т.
    3. первая половина XX в. Авангард / под общ. ред. К.Э Штайн. — 3-е изд., стер.. — М. : ФЛИНТА, 2021. — 830 с.: илл.

          ISBN 978-5-9765-2741-6

          Антология «Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса» — первый опыт системного изучения метапоэтики (исследования поэтами собственного творчества). Метапоэтика — особая область знания, характеризующаяся энциклопедичностью, многожанровостью, взаимодополнительностью художественных и научных посылок, она дает уникальные по достоверности сведения о поэзии. В третьем томе представлены метапоэтические произведения поэтов-авангардистов.
          Предназначается для специалистов, занимающихся исследованием поэзии, а также для читателей, интересующихся поэтическим творчеством.

                                                                                        УДК 821.161.1
                                                                                        ББК 83.3(2=411.2)












ISBN 978-5-9765-2741-6

                                            © Штайн К.Э., 2016
                                                                  © Издательство «ФЛИНТА», 2016

    УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ!



      Мы продолжаем издание четырехтомной антологии «Три века русской метапоэтики: Легитимация дискурса». В этот раз издается третий том, в котором собраны манифесты, декларации, статьи русских поэтов авангардистского направления. Третий том является продолжением двух предыдущих, первый из которых посвящен метапоэтике художников XIX века, а во втором представлена метапоэтика поэтов конца XIX — начала XX века, так называемого серебряного века, периода становления теории русской поэзии, которая лежит в основе современных исследований поэтического текста, семиотики. Сама метапоэтика строится поэтами, конечно же, на основе усвоения опыта предшественников — как русских, так и зарубежных.
      Философы выделили два главных способа отталкивания от собственного культурного прошлого. Первый способ — разъятие прошлого и оперирование его элементами в новых и новых комбинациях. Это постмодернистский способ. Второй — отмена прошлого и попытка создания чего-то абсолютно нового, как можно более

непохожего на то, что было прежде. Это авангардистский способ осмысления прошлого. Таким образом, триада: академизм (классическое искусство), постмодернизм, авангардизм — это постоянно сменяющие друг друга формации в становлении художественного мышления. Так было и после символизма. Уже акмеисты рассматривали символизм в качестве академического искусства и, опираясь на эти же тексты, стали писать стихи с большим количеством реминисценций — так много в них отсылок то к Пушкину, то к Данте, то есть акмеисты действовали, как постмодернисты.
      Авангардистские манеры связаны с «отменой» прошлого, хотя наивным было бы мнение, что авангардисты не знали, не исследовали тексты поэтов прошлого. Они делали это уже потому, что новая поэтика, предполагавшая «беспроволочное воображение», то есть воображение, которое находит воплощение в отмене грамматических связей, отношений между словами в тексте, основана на хорошем знании внутренних структур классического текста, выражающих его гармонию. И если гармония создается на основе внутренних вертикальных структур текста, то почему же не поставить ее в основную структурную позицию? Так и делали футуристы. И, может быть, в этом их игра, их «тайна»: ведь «футуристические столбики» В.В. Каменского, тексты с аграмматическими связями слов А.Е. Крученых можно обнаружить во внутреннем строении стихотворений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова и т.д.
      Манифесты, декларации, декреты, которые сменили академичные тексты символистов, свидетельствовали о революционном мышлении авангарда, который был характерен в начале XX века для жизни нашей страны в целом. Авангардизм в искусстве, революционное мышление философов-материалистов, ученых — все это явления взаимосвязанные, вписывающиеся в общую структуру идей начала XX века. Поэтому авангардизм, каким бы он ни был эпатажным, необычным, может быть, даже неприемлемым обыденным мышлением, следует изучать, так как он многое объясняет в языке, в поэзии, в искусстве, да и в целом в жизни нашей страны в эпоху воплощения утопических революционных идей, частью которых и был авангард.
      Следующая за этим томом метапоэтика XX века раскрывает становление метапоэтики в ходе осуществления революционных идей в нашей стране. Таким образом, будет рассмотрен весь процесс формирования русской метапоэтики, или теории поэзии, написанной самими поэтами. Мы считаем это исследование важным, так как составители антологии — участники межрегионального научно-методического семинара «Textus» — впервые выделили русскую метапоэтику как целостную научную парадигму и впервые осуществляют целостное ее описание на филологических основаниях. Подготовлен учебный словарь «Русская метапоэтика», в котором рассматриваются теоретические и прикладные аспекты метапоэтического дискурса. Такой словарь подготовлен впервые, он обобщает материалы четырехтомной антологии.
      Думаю, что такие исследования упрочивают научные и педагогические основы нашего классического университета — первого на Ставрополье.


                                               Руководитель проекта «Филологическая книга СГУ» ректор Ставропольского государственного университета доктор социологических наук профессор

            КУБОФУТУ

            ИЗМ



V’T’-*' ..

вдсилий

Манифесты

6


           МАНИФЕСТЫ






                  ПОЩЕЧИНА ОБЩЕСТВЕННОМУ ВКУСУ

     Читающим наше Новое Первое Неожиданное.
     Только мы — лицо нашего Времени. Рог времени трубит нами в словесном искусстве.
     Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов.
     Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. с Парохода современности.
     Кто не забудет своей первой любви, не узнает последней.
     Кто же, доверчивый, обратит последнюю Любовь к парфюмерному блуду Бальмонта? В ней ли отражение мужественной души сегодняшнего дня?
     Кто же, трусливый, устрашится стащить бумажные латы с черного фрака воина Брюсова? Или на них зори неведомых красот?
     Вымойте ваши руки, прикасавшиеся к грязной слизи книг, написанных этими бесчисленными Леонидами Андреевыми.
     Всем этим Максимам Горьким, Куприным, Блокам, Соллогубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным и проч. и проч. нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба портным.
     С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожество!..
     Мы приказываем чтить права поэтов:
     1.     На увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами (Слово-новшество).
     2.     На непреодолимую ненависть к существовавшему до них языку.
     3.     С ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами Венок грошовой славы.
     4.     Стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования.
     И если пока еще и в наших строках остались грязные клейма ваших «здравого смысла» и «хорошего вкуса», то все же на них уже трепещут впервые Зарницы Новой Грядущей Красоты Самоценного (самовитого) Слова.
Д Бурлюк, Александр Крученых, В. Маяковский, Виктор Хлебников
Москва, 1912. Декабрь


                  САДОК СУДЕЙ II

                  [Предисловие]

     Находя все нижеизложенные принципы цельно выраженными в I-м «Садке Судей» и выдвинув ранее пресловутых и богатых, лишь в смысле Метцль и К°, футуристов, — мы тем не менее считаем этот путь нами пройденным и, оставляя разработку его тем, у кого нет более новых задач, пользуемся некоторой формой — правописания, чтобы сосредоточить общее внимание на уже новых открывающихся перед нами заданиях.
     Мы выдвинули впервые новые принципы творчества, кои нам ясны в следующем порядке:
     1.      Мы перестали рассматривать словопостроение и словопроизношение по грамматическим правилам, став видеть в буквах лишь направляющие речи. Мы расшатали синтаксис.
     2.      Мы стали придавать содержание словам по их начертательной и фонической характеристике.
     3.     Нами осознана роль приставок и суффиксов.
     4.     Во имя свободы личного случая мы отрицаем правописание.

Кубофутуризм

7

     5.      Мы характеризуем существительные не только прилагательными (как делали главным образом до нас), но и другими частями речи, также отдельными буквами и числами:
     а)      считая частью неотделимой произведения его помарки и виньетки творческого ожидания
     b)      в почерке полагая составляющую поэтического импульса
     с)      в Москве поэтому нами выпущены книги (автографов) «самописьма».
     6.      Нами уничтожены знаки препинания, — чем роль словесной массы — выдвинута впервые и осознана.
     7.      Гласные мы понимаем как время и пространство (характер устремления), согласные — краска, звук, запах.
     8.      Нами сокрушены ритмы. Хлебников выдвинул поэтический размер — живого разговорного слова. Мы перестали искать размеры в учебниках — всякое движение: — рождает новый свободный ритм поэту.
     9.      Передняя рифма — (Давид Бурлюк) средняя, обратная рифмы (Маяковский) разработаны нами.
     10.     Богатство словаря поэта — его оправдание.
     11.     Мы считаем слово творцом мифа, слово, умирая, рождает миф и наоборот.
     12.      Мы во власти новых тем: ненужность, бессмысленность, тайна властной ничтожности — воспеты нами.
     13.     Мы презираем славу; нам известны чувства, не жившие до нас.
     Мы новые люди новой жизни.
Давид Бурлюк, Елена Гуро, Николай Бурлюк,
                                          Владимир Маяковский, Екатерина Низен, Виктор Хлебников, Венедикт Лившиц, А. Крученых




    ПОЩЕЧИНА ОБЩЕСТВЕННОМУ ВКУСУ

                 [Листовка]

     В 1908 году вышел «Садок Судей». — В нем гений — великий поэт современности — Велимир Хлебников впервые выступил в печати. Петербургские метры считали «Хлебниковасумасшедшим». Они не напечатали, конечно, ни одной вещи того, кто нес собой Возрождение Русской Литературы. Позор и стыд на их головы!..
     Время шло... В. Хлебников, А. Крученых, В. Маяковский, Б. Лившиц, В. Кандинский, Николай Бурлюк и Давид Бурлюк в 1913 году выпустили книгу «Пощечина Общественному Вкусу».
     Хлебников теперь был не один. Вокруг него сгруппировалась плеяда писателей, кои, если и шли различными путями, были объединены одним лозунгом: «Долой слово-средство, да здравствует Самовитое, самоценное Слово!» Русские критики, эти торгаши, эти слюнявые недоноски, дующие в свои ежедневные волынки, толстокожие и не понимающие красоты, разразились морем негодования и ярости. Не удивительно! Им ли, воспитанным со школьной скамьи на образцах Описательной поэзии, понять Великие откровения Современности.
     Все эти бесчисленные сюсюкающие Измайловы, Homunculus’ы, питающиеся объедками, падающими со столов реализма — разгула Андреевых, Блоков, Сологубов, Волошиных и им подобных, — утверждают (какое грязное обвинение), что мы «декаденты» — последние из них — и что мы не сказали ничего нового — ни в размере, ни в рифме, ни в отношении к слову.
     Разве были оправданы в русской литературе наши приказания чтить Права поэтов: на увеличение словаря в его объеме произвольными и производными словами! на непреодолимую ненависть к существовавшему языку!
     с ужасом отстранять от гордого чела своего из банных веников сделанный вами венок грошовой славы!
     стоять на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования!

Манифесты

8


                  СЛОВО КАК ТАКОВОЕ

                  О художественных произведениях

     1.     Чтоб писалось и смотрелось во мгновение ока! (пение, плеск, пляска, разметывание неуклюжих построек, забвение, разучивание, В. Хлебников, А. Крученых, Е. Гу-ро; в живописи В. Бурлюк и О. Розанова).
     2.     Чтоб писалось туго и читалось туго неудобнее смазанных сапог или грузовика в гостиной (множество узлов, связок и петель и заплат, занозистая поверхность, сильно шероховатая. В поэзии Д. Бурлюк, В. Маяковский, Н. Бурлюк, Б. Лившиц, в живописи Бурлюк и К. Малевич). У писателей до нас инструментовка была совсем иная, например: По небу полуночи ангел летел И тихую песню он пел...
     Здесь окраску дает бескровное пе... пе... Как картины писанные киселем и молоком нас не удовлетворяют и стихи построенные на па—па—па пи—пи—пи ти—ти—ти и т.п.
     Здоровый человек такой пищей лишь расстроит желудок.
     Мы дали образец иного звука и словосочетания:
                  Дыр, бул, щыл, убещур скум вы со бу р л эз
     (Кстати, в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина.)
     Не безголосая, томная, сливочная тянучка поэзии (пасианс)... (пастила...), а грозное б а я ч ь : Каждый молод, молод, молод, В животе чертовский голод. Так идите же за мной...
                  За моей спиной
                  Я бросаю гордый клич Этот краткий спич! Будем кушать камни травы Сладость горечь и отравы Будем лопать пустоту Глубину и высоту Птиц, зверей, чудовищ, рыб Ветер, глина, соль и зыбь... (Д. Бурлюк) до нас предъявлялись следующие требования языку: ясный, чистый, честный, звучный, приятный (нежный для слуха), выразительный (выпуклый, колоритный, сочный).
     Впадая в вечно игривый тон наших критиков, можно их мнения о языке продолжить и мы заметим, что все их требования (о, ужас!) больше приложимы к женщине, как таковой, чем к языку, как таковому
     В самом деле: ясная, чистая (о, конечно!) честная, (гм!.. гм!..), звучная, приятная, нежная (совершенно правильно!), наконец, сочная, колоритная вы... (кто там? Входите!).
     Правда, в последнее время женщину старались превратить в вечно женственное, прекрасную даму, и таким образом юбка делалась мистической (это не должно смущать непосвященных, — тем более!..) Мы же думаем, что язык должен быть прежде всего языком и если уж напоминать что-нибудь, то скорее всего пилу или отравленную стрелу дикаря.

Кубофутуризм

9

     Из вышеизложенного видно, что до нас речетворцы слишком много разбирались в человеческой «душе» (загадке духа, страстей и чувств), но плохо знали, что душу создают баячи, а так как мы, баячи будетляне, больше думали о слове, чем об затасканной предшественниками «Психее», то она умерла в одиночестве и теперь в нашей власти создать любую новую... Захотим ли?
     Нет!..
     Пусть уж лучше поживут словом, как таковым, а не собой.
     Так разрешаются (без цинизма) многие роковые вопросы отцов, коим и посвящаю следующее стихотворение:
                  поскорее покончить недостойный водевиль — о, конечно
                  этим никого не удивишь.
                  жизнь глупая шутка и сказка
                  старые люди твердили...
                  нам не нужно указки
                  и мы не разбираемся в этой гнили...
     Живописцы будетляне любят пользоваться частями тел, разрезами,
     а будетляне речетворцы разрубленными словами, полусловами и их причудливыми хитрыми сочетаниями (заумный язык). Этим достигается наибольшая выразительность и этим именно отличается язык стремительной современности, уничтоживший прежний застывший язык (см. подробнее об этом в моей статье «Новые пути слова») (в книге «Трое»). Этот выразительный прием чужд и непонятен выцветшей литературе до нас, а равно и напудренным эгопшютистам (см. «Мезонин поэзии»).
     Любят трудиться бездарности и ученики. (Трудолюбивый медведь Брюсов, пять раз переписывавший и полировавший свои романы Толстой, Гоголь, Тургенев), это же относится и к читателю.
     Речетворцы должны бы писать на своих книгах:
     прочитав,разорви!
А. Крученых и В. Хлебников


                  БУКВА КАК ТАКОВАЯ

     О слове, как таковом, уже не спорят, согласны даже. Но чего стоит их согласие? Надо только напомнить, что говорящие задним умом о слове ничего не говорят о букве! Слепорожденные!
     Слово все еще не ценность, слово все еще только терпимо.
     Иначе почему же его не облекают в серый арестантский халат? Вы видели буквы их слов — вытянуты в ряд, обиженные, подстриженные, и все одинаково бесцветны и серы — не буквы, а клейма! А ведь спросите любого из речарей, и он скажет, что слово, написанное одним почерком или набранное одной свинцовой, совсем не похоже на то же слово в другом начертании.
     Ведь не оденете же вы всех ваших красавиц в одинаковые казенные армяки!
     Еще бы! Они бы плюнули вам в глаза, но слово — оно молчит. Ибо оно мертво (как Борис и Глеб), оно у вас мертворожденное.
     А, Святополки окаянные!
     Есть два положения:
     1) Что настроение изменяет почерк во время написания.
     2)      Что почерк, своеобразно измененный настроением, передает это настроение читателю, независимо от слов. Так же должно поставить вопрос о письменных, зримых или просто осязаемых, точно рукою слепца, знаках. Понятно, необязательно, чтобы речарь был бы и писцом книги саморунной, пожалуй, лучше если бы сей поручил это художнику. Но таких книг еще не было. Впервые даны они будетлянами, именно: «Старинная любовь» переписывалась для печати М. Ларионовым. «Взорваль» Н. Куль-биным и др., «Утиное гнездышко» О. Розановой. Вот когда можно наконец сказать: «Каждая буква — поцелуйте свои пальчики».

Манифесты

10

     Странно, ни Бальмонт, ни Блок — а уже чего казалось бы современнейшие люди — не догадались вручить свое детище не наборщику, а художнику..
     Вещь, переписанная кем-либо другим или самим творцом, но не переживающим во время переписки себя, утрачивает все те чары, которыми снабдил ее почерк в час «грозной вьюги вдохновения».
В. Хлебников,
А. Крученых



                  ИДИТЕ К ЧЕРТУ!

     Ваш год прошел со дня выпуска первых наших книг: «Пощечина», «Громокипящий Кубок», «Садок Судей» и др.
     Появление Новых поэзий подействовало на еще ползающих старичков русской литературочки, как беломраморный Пушкин, танцующий танго.
     Коммерческие старики тупо угадали раньше одурачиваемой ими публики ценность нового и «по привычке» посмотрели на нас карманом.
     К. Чуковский (тоже не дурак!) развозил по всем ярмарочным городам ходкий товар: имена Крученых, Бурлюков, Хлебникова...
     Ф. Сологуб схватил шапку И. Северянина, чтобы прикрыть свой облысевший талантик.
     Василий Брюсов привычно жевал страницами «Русской Мысли» поэзию Маяковского и Лившица.
     Брось, Вася, это тебе не пробка!..
     Не затем ли старички гладили нас по головке, чтобы из искр нашей вызывающей поэзии наскоро сшить себе электропояс для общения с музами?
     Эти субъекты дали повод табуну молодых людей, раньше без определенных занятий, наброситься на литературу и показать свое гримасничающее лицо: обсвистан-ный ветрами «Мезонин поэзии», «Петербургский глашатай» и др.
     А рядом выползала свора адамов с пробором — Гумилев, С. Маковский, С. Городецкий, Пяст, попробовавшая прицепить вывеску акмеизма и аполлонизма на потускневшие песни о тульских самоварах и игрушечных львах, а потом начала кружиться пестрым хороводом вокруг утвердившихся футуристов.
     Сегодня мы выплевываем навязшее на наших зубах прошлое, заявляя:
     1) Все футуристы объединены только нашей группой.
     2)      Мы отбросили наши случайные клички эго и кубо и объединились в единую литературную компанию футуристов:
                                 Давид Бурлюк, Алексей Крученых, Бенедикт Лившиц, Владимир Маяковский, Игорь Северянин, Виктор Хлебников


                  ТРУБА МАРСИАН

                  ЛЮДИ!
     Мозг людей и доныне скачет на трех ногах (три оси места)! Мы приклеиваем, возделывая мозг человечества, как пахари, этому щенку четвертую ногу, именно ось времени.
     Хромой щенок! Ты больше не будешь истязать слух нам своим скверным лаем.
     Люди прошлого не умнее себя, полагая, что паруса государства можно строить лишь для осей пространства. Мы, одетые в плащ только побед, приступаем к постройке молодого союза с парусом около оси времени, предупреждая заранее, что наш размер больше Хеопса, а задача храбра, величественна и сурова.
     Мы, суровые плотники, снова бросаем себя и наши имена в клокочущие котлы прекрасных задач.
     Мы верим в себя и с негодованием отталкиваем порочный шепот людей прошлого, мечтающих уклюнуть нас в пяту. Ведь мы босы. Но мы прекрасны в неуклонной измене своему прошлому, едва только оно вступило в возраст победы, и в неуклонном бешенстве заноса очередного молота над земным шаром, уже начинающим дрожать от нашего топота. Черные паруса времени, шумите!
Виктор Хлебников, Мария Синякова, Божидар,
Григорий Петников, Николай Асеев