Универсум одиночества: социологические и психологические очерки

УНИВЕРСУМ   ОДИНОЧЕСТВА

Н.Е. ПОКРОВСКИЙ
Г.В. ИВАНЧЕНКО

УНИВЕРСУМ  ОДИНОЧЕСТВА

Социологические и психологические очерки

Москва • Логос • 2020

УДК 1 + 31 + 159.9
ББК 87 + 88.52
П 48

А в т о р ы: 
Н.Е. Покровский (предисловие, главы 1–4);
Г.В. Иванченко (предисловие, главы 5–10)

Покровский Н.Е., Иванченко Г.В.
П 48      Универсум одиночества: социологические и психологические 

очерки / Н.Е. Покровский, Г.В. Иванченко. – М.: Логос, 2020. 
– 408 с.

ISBN 978-5-98704-223-2

Анализируются философские, теоретико-социологические и психологические аспекты одиночества и аномии. Рассматриваются методологические подходы к феномену одиночества. Последовательно реконструируются этапы философского осмысления одиночества в истории мировой культуры. Освещаются некоторые историко-философские и социальные проблемы. Особое внимание 
уделяется современным теориям глобализации в ракурсе социологии личности 
и конструирования идентичностей. Раскрываются взаимосвязь и взаимозависимость аномии и одиночества в социальной теории, что позволяет наметить ряд 
новых направлений прикладных исследований и практической консультативной 
работы. Приводится обширная библиография, представляющая интерес как для 
специалистов, так и для широкого круга читателей. 
Для философов, социологов, психологов. Представляет интерес для широкого круга читателей, интересующихся проблемами человечества.

ББК 87 + 88.52

ISBN 978-5-98704-223-2

© Покровский Н.Е.,
Иванченко Г.В., 2020 
© Логос, 2020

ОГЛАВЛЕНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 5

Часть I 
Философские и теоретико-социологические грани 
одиночества и аномии

Глава I. Методологические подходы к изучению одиночества . . . . . . . . . . . . . . 15
Понятийное многообразие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 15
Типология методов. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 22
Феноменологические модели . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 38

Глава 2. Одиночество как историко-философская 
и социально-философская проблема . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 56
Как возникло одиночество? На путях формирования проблемы . . . . 56
Ранняя протестантская этика и дух одиночества . . . . . . . . . . . . . . . . . . 70
Романтическая версия одиночества и уединения 
в социальной философии американских трансценденталистов. . . . . . 90
Общение как высшая гуманистическая ценность. 
Антропология Людвига Фейербаха . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 130
Отчуждение—одиночество—общение 
в ранних произведениях Карла Маркса. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133
Затерянность в пустоте рационалистического мира 
(Сёрен Киркегор и Фридрих Ницше) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160

Глава 3. Аномия, или человеческое измерение социальной структуры . . . . . . 184
Понятие аномии и его смысловые грани . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 184
Эмиль Дюркгейм об аномии и самоубийстве . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 188
Аномия и социальная структура 
в функционалистской теории Роберта Мертона . . . . . . . . . . . . . . . . . . 202
Теория аномии после Роберта Мертона . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 232

Оглавление

Глава 4. Глобализационные границы одиночества . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 260
Глобализация, культура, личность: 
реальные процессы и теоретические конструкты . . . . . . . . . . . . . . . . . 260
Одиночество в корпоративном университете. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 275

Список литературы к части I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 288

Часть II 
Психология одиночества: личностное измерение

Глава 5. Одиночество как антропологическая константа . . . . . . . . . . . . . . . . . . 299

Глава 6. Возрасты одиночества . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 306
Младенчество и детство  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 306
Отрочество и юность . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 314
Молодость (ранняя взрослость) и зрелость . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318
Оldиночество . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 325

Глава 7. Пути к одиночеству  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 331
Затруднения общения: нарушения техники или...  . . . . . . . . . . . . . . . . 334
Боязнь любви как путь к одиночеству . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 338
Нелюбовь к себе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 340
Поиски идеала  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 344
Аддиетивность и одиночество . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 348

Глава 8. Преодоление одиночества  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 357
Помощь другим как стратегия преодоления 
своего одиночества  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 358
Несколько слов о терапии  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 365
Преодолимость и непреодолимость одиночества  . . . . . . . . . . . . . . . . 368

Глава 9. Научение одиночеству . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 375

Глава 10. Одиночество как совершенное состояние 
(вместо заключения)  392

Список литературы к части II  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 401

6

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Человек, достигший сознания настоящего, одинок», — заметил 
Карл Густав Юнг. И продолжил: «Современный человек во все времена был таковым, ибо каждый шаг к более полной сознательности удалял 
его от изначального, чисто животного participation mystique со стадом, 
от погруженности в общую бессознательность». В такой решительной 
и недвусмысленной форме один из крупнейших социальных мыслителей ХХ в. поставил вопрос, затрагивающий одну из самых больных тем 
современного, да и любого иного общества. Не есть ли одиночество извечное, экзистенциальное состояние человека, укореняющееся в нем тем 
больше, чем выше человек поднимается над своим животным естеством? 
Не становится ли одиночество оборотной стороной цивилизации, а быть 
может, и ее лицевой стороной?
Однако предлагаемое вашему вниманию издание не имеет свой главной целью сконструировать ответы на поставленные вопросы. В значительной степени общая задача книги заключается в рассмотрении процесса формирования понятий «одиночество» и «аномия» в истории 
социальной философии и теоретической социологии, анализе структуры этого процесса и его рефлексий в современной культуре, а также разговоре о психологии одиночества и способах его терапии. Хотя решение 
этой задачи едва ли возможно без ответа на вопрос, поставленный Карлом Юнгом.
Об одиночестве говорить непросто. Этот феномен чрезвычайно распространен в самых разнообразных формах. Каждый человек пережил 
его в той или иной степени на определенных этапах жизни и потому имеет собственное мнение относительно природы одиночества, как правило 
подтверждаемое личным опытом. «Я совершенно точно знаю, что такое 
одиночество!» — утверждают многие, при этом часто имея в виду отличающиеся друг от друга явления.

Предисловие

Распространенность феномена одиночества и его своеобразная доступность часто приводят к абсолютизации личного опыта, что создает 
немало трудностей для серьезного научного исследования. И тем не менее, значимость теории остается непререкаемой. Теория создает идеальный тип (или типологию), который не только может и должен оказывать 
воздействие на общественное сознание, но и помогает отдельной личности осмыслить или переосмыслить индивидуальный опыт.

Интерес к проблеме одиночества и аномии возник у авторов данной 
книги более двадцати лет назад — в контексте совершенно иной социальной и духовной ситуации, характерной в середине 80-х гг. ХХ в. для 
российского, вернее еще советского, в то время общества. Страна вошла 
в предкризисную полосу, вскоре сменившуюся длительным и крайне болезненным периодом социально-политических и экономических трансформаций самого различного характера. Советский человек впервые 
за многие десятилетия реально почувствовал себя не полностью совпадающим с системой и коллективом, а имеющим возможность обладать 
собственным, частным миром, в той или иной степени отличным от системы бюрократической государственной идеологии. И эта приоткрывшаяся 
свобода, в частности свобода восприятия самого себя как индивидуальности, вызвала к жизни целый ряд новых социальных и социально-психологических состояний, не известных прежде.
Между тем государство и его идеология, несмотря на определенные 
послабления, по-прежнему представлялись вполне монолитными. Причем эта монолитность, по крайней мере в узловых элементах системы, несла отпечаток вечности, замыкающей исторический горизонт.
Сочетание некоторой свободы поздней советской эпохи предперестройки, с одной стороны, и ограниченности исторической перспективы, с другой, приводило к возникновению целой гаммы социально-психологических реакций, обретавших воплощение в самых разных формах 
сознания и деятельности. Состояние постоянного беспокойства; ироничность по отношению к бюрократии/партократии и ощущение полной зависимости от нее; странное сочетание общественного скепсиса 
с нравственным и историческим идеализмом; критика системы в целом 
и вместе с тем неосознанная вера в ее вековечную стабильность; презрительное отношение к официальному патриотизму и, одновременно, совершенно некритичная оценка Запада; стремление проникнуть за пределы железного занавеса и ностальгическое культивирование своеобычной 
русскости; поиски теоретических альтернатив казенному марксизму, 

Предисловие
9

использование эзопова языка и двоемыслие в области любой теоретической и творческой деятельности; двойничество в частной и общественной 
жизни... Вот лишь некоторые противоречивые черты того времени, которые вели к фундаментальному диссонансу частного и общественного, 
личности и социальной системы.
На острых гранях (подчас весьма острых) этих состояний общественного сознания возникало одиночество — болезненное чувство затерянности личности в лабиринтах бюрократически обезличенной системы. 
И хотя одиночество не сочеталось с официальными догматами идеологии (в коллективистски ориентированном обществе, как известно, по определению не может быть места одиночеству), оно тем не менее в той или 
иной степени все более овладевало мыслящими людьми и становилось 
предметом изучения, правда не столько в общественных науках, сколько 
в художественном и литературном творчестве.
Именно в те годы у авторов и возник проект — провести историкофилософское и историко-социологическое исследование одиночества 
с целью классифицировать и обобщить различные теории, трактовавшие 
этот феномен человеческого сознания, и тем самым ответить на, казалось бы, простой вопрос: что же, на самом деле, есть одиночество, с научной точки зрения?
Исходным пунктом данного исследования стали опубликованные 
Н.Е. Покровским работы по истории американского пуританизма XVII–
XVIII вв. и американского трансцендентализма XIX в., прежде всего 
связанные с социально-философским наследием Генри Торо и Ральфа 
Эмерсона*, в рамках которого особое внимание уделялось романтической концепции личности и одиночества. В ходе исследования стало ясно, 
что проблема весьма многоаспектна как в историческом, так и теоретическом отношениии. Возникла необходимость рассмотрения целой галереи мыслителей прошлого и настоящего, внесших большой вклад в теоретическое осмысление одиночества и сопряженных концепций. Круг тем, 
теорий, имен и анализируемых публикаций лавинообразно расширялся. 
Порой казалось, что чуть ли не каждый социальный философ и социолог-теоретик, не говоря уже о писателях и деятелях искусства, может 
быть рассмотрен в контексте проблемы одиночества. Это потребовало решительного ограничения области исследования и включения в нее 
лишь избранных фигур и теорий, наиболее показательных с точки зрения авторской концепции.

* См.: Покровский Н.Е. Генри Торо. М., 1983.

Предисловие

По внешнему ходу событий — крушение старой административно-командной системы, возникновение новых социальных отношений и общественных институтов — проблема одиночества словно ушла на периферию 
общественного интереса. Обострение экономической и политической ситуации в России сделало насущным для многих социальных групп проблему физического выживания и самоидентификации в новой общественной 
структуре. В подобных кризисных условиях как бы не оставалось места 
для сантиментов и переживаний своей затерянности на просторах социокосмоса. Круг наиболее остро воспринимаемых проблем личности сузился до минимума — сохранение работы, безопасность, продолжение рода, 
физическая выживаемость в деградирующей экологической обстановке 
(включая проблему здорового питания и жилища), формулирование политической оценки текущих событий и прямого политического действия.
Вместе с тем, несмотря на то, что в узком смысле слова одиночество перестало быть первостепенно насущной темой, оно уступило место 
иной, но бесспорно рядоположенной проблеме — аномии. Рассогласованность ценностного мира, наступивший вакуум базовых и производных ценностей, смешение норм и идеалов — все это, как ни странно, 
не только не вытеснило проблему, а поместило ее в более широкий социологический контекст, в котором одиночество стало восприниматься как 
доведенная до своего личностного итога прогрессирующая аномия. Все 
это в немалой степени продолжается и по сей день.
Если прежде нерв социального интереса наиболее остро реагировал на разлад личности с системой (и, соответственно, возникающее при 
этом одиночество), то теперь главной болезнью общества стала пустота ценностного мира, его вакуумизация, имеющая одним из возможных 
следствий и одиночество в разреженной нравственной атмосфере, и заполнение социального пространства девиантными ценностями. Таким 
образом, сама жизнь потребовала видоизменения генеральной тематической линии исследования и включения в него проблемы аномии, что 
и было сделано.
Как уже отмечалось выше, теоретическое исследование одиночества и аномии рискует стать слишком широким, тем самым размывая свои 
границы и вбирая все новые предметные области, имеющие отношение 
к указанным социальным феноменам. В связи с этим необходимо сформулировать строгие тематические рамки книги, которые авторы старались не нарушать в ходе работы.
Одиночество в той или иной степени проявляет себя практически 
во всех духовных, идеологических и религиозных системах. Однако оно 

Предисловие
11

с наибольшей остротой переживается и с наибольшей глубиной осмысливается в контексте западного мира, т.е. общественно-духовной системы, основанной по преимуществу на протестантской трудовой этике 
и свободном рынке. Продолжая эту мысль, необходимо отметить, что 
русская философская традиция (быть может к счастью) еще не дала теоретического синтеза в отношении феномена одиночества. Данное положение объясняется превалированием в России иных ценностных ориентиров и системообразующих параметров. Вследствие этого одиночество 
не выступало в истории русской, в том числе теоретической, культуры 
в качестве генеральной темы (исключением является В.В. Розанов). Однако дальнейшая переориентация национального сознания и его ценностная модернизация неизбежно превратили одиночество в глубоко 
русскую тему. Впрочем, не столько русскую, сколько обезличенно-глобальную. Не следует питать никаких иллюзий по этому поводу. Поэтому 
представляемую научную работу можно рассматривать, с одной стороны 
как попытку теоретического синтеза, отражающую процесс формирования предметной области, а с другой, как своеобразное предупреждение 
о том, что нас может ожидать в будущем.
Глобализация с ее почти неограниченной свободой передвижений, 
самореализацией примордиальности, нескончаемыми поисками идентичности и виртуализацией сферы потребления по-новому высветила и проблему одиночества. Безграничность личностной динамики оборачивается внутренней пустотой и безразличием мотивации.
Авторы предлагаемой книги отстаивают следующие принципиальные 
положения. 
1. Одиночество представляет собой широкую социокультурную категорию, которая в самом общем виде отражает присущий личности страх 
перед социально-психологической изоляцией и разрывом общественных 
связей, составляющих суть жизненного мира. Несмотря на то, что в одних типах исторических и современных обществ одиночество проявляет себя в полной мере, а в других находится в «свернутом» состоянии, 
оно присуще всем социальным системам, обладая экзистенциальными 
параметрами. Подтверждением могут служить многообразные рефлексии одиночества, демонстрируемые в истории культуры на протяжении 
практически всей ее истории.
2. При всем разнообразии определений одиночества, часто противоречащих друг другу, можно выделить их общую основу:
а) одиночество — результат дефицита качественных социальных связей и общения;