О свободе

Философия свободы

2

M. Friedman and F.A.Hayek

On Freedom

МИЛТОН ФРИДМЕН
ФРИДРИХ ХАЙЕК

О свободе

Челябинск • Москва
СОЦИУМ

2020

2-е издание, электронное

Серия

«ФИЛОСОФИЯ СВОБОДЫ»

под общей редакцией 

А. Куряева

ВЫПУСК

2

УДК 32.001
ББК 66.0
Ф88

Ф88

Фридмен, Милтон.

О свободе / М. Фридмен, Ф. Хайек ; пер. с англ. — 2-е 
изд., эл. — Москва ; Челябинск : Социум, 2020. — 1 файл pdf : 
187 с. — (Философия свободы ; вып. 2). — Систем. требования: Adobe Reader XI либо Adobe Digital Editions 4.5 ; экран 
10". — Текст : электронный.

ISBN 978-5-91603-636-7
В сборник включены фрагменты произведений двух выдающихся экономистов ХХ века, лауреатов Нобелевской премии по экономике, убедительно показывающие, что политическая свобода не 
может существовать без частной собственности и экономической 
свободы. Статья Хайека «Либерализм» является лучшим кратким 
изложением истории классического либерализма как доктрины и 
политического движения.

УДК 32.001 
ББК 66.0

Электронное издание на основе печатного издания: О свободе / М. Фридмен, Ф. Хайек ; пер. с англ. — Москва : Социум, Три квадрата, 2003. — 
(Философия свободы ; вып. 2). — 182 с. — ISBN 5-901901-19-3. — Текст : 
непосредственный.

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты 
компенсации.

ISBN 978-5-91603-636-7
© Cato Institute, 1985
© Dr. Laurence Hayek, 2003
© Борис Пинскер, перевод, 2003
© А. Куряев, состав и редакция 
серии, 2003
© «Три квадрата», 2003

Mилтон Фридмен

— 7 —

Взаимосвязь между экономической 
и политической свободами

Широко распространено мнение, что политика и экономика – это вещи разные и между собой почти не связанные, что личная свобода – это вопрос политический, а материальное благополучие – экономический, и что любой
политический строй можно совместить с любым экономическим. Главными современными выразителями этого
представления являются многочисленные проповедники
«демократического социализма», безусловно осуждающие ограничения на личную свободу, навязываемые «тоталитарным социализмом» в России, и убежденные, что
страна может взять на вооружение основные черты тамошнего экономического строя и тем не менее обеспечить
личные свободы посредством политического устройства.
Основной тезис данной главы заключается в том, что такое мнение есть заблуждение, что между экономикой и
политикой существует тесная взаимосвязь, что возможны
лишь определенные комбинации политического и экономического устройства общества и что, в частности, социалистическое общество не может также быть демократическим (в том смысле, что оно не сможет гарантировать
личных свобод).
Экономическое устройство способствует развитию
свободного общества в двоякой роли. С одной стороны,
свобода экономических отношений сама по себе есть составная часть свободы в широком смысле, поэтому экономическая свобода есть самоцель. С другой, экономическая
свобода – это также необходимое средство достижения
свободы политической.
Первую из этих двух ролей экономической свободы
следует подчеркнуть особо, ибо у интеллектуалов имеется
сильное предубеждение против того, чтобы придавать
этому аспекту свободы большое значение. Они склонны
презрительно относиться к тому, что они считают материальной стороной жизни, и рассматривают свое собственное стремление к якобы более высоким ценностям как
куда более значительное и заслуживающее особого внимания обстоятельство. Однако для большинства граждан
государства, хоть и не для интеллектуалов, непосредственная важность экономической свободы по меньшей мере сравнима по значимости с косвенной важностью экономической свободы как средства к достижению свободы
политической.
Английский гражданин, которому после Второй мировой войны не позволяли провести отпуск в США изза валютных ограничений, был лишен одного из коренных видов свободы не меньше, чем американский гражданин,
которому не давали съездить в отпуск в Россию изза его
политических взглядов. В первом случае речь шла об экономическом ограничении свободы, а во втором – об ограничении политическом, однако существенной разницы
между ними нет.
Гражданин США, которого закон обязывает уделить,
скажем, 10% своего дохода на покупку определенного
пенсионного контракта, находящегося под административным контролем правительства, тем самым лишается
соответствующей части своей личной свободы. Насколько чувствительно можно отнестись к такому лишению и
насколько близко оно к лишению религиозной свободы,
которую все сочтут свободой «гражданской» или «политической», а не «экономической», драматически выразилось в одном эпизоде, затрагивавшем группу фермеров из

Милтон Фридмен

— 8 —

секты амишей1. Исходя из своих принципов, эта секта рассматривала обязательные федеральные пенсионные программы как нарушение своей личной индивидуальной
свободы и отказывалась платить налоги и принимать выплаты по соцобеспечению. В результате часть принадлежавшего ей скота была продана с аукциона для покрытия
причитавшихся с фермеров взносов на соцобеспечение.
Верно, что число граждан, рассматривающих обязательное пенсионное обеспечение как ущемление свободы, скорее всего невелико, но ревнители свободы никогда не гнались за численностью «поголовья».
Гражданин США, который по существующим в разных
штатах законам не волен трудиться на избранном им поприще, если он не заручился на то патентом или лицензией, точно так же лишается существенной доли своей свободы. То же самое относится к человеку, который желает
выменять какието свои товары, скажем, на часы у швейцарца, но не может этого сделать изза импортной квоты.
То же самое относится к калифорнийцу, угодившему в
тюрьму в соответствии с так называемыми «законами о
справедливой торговле» (fair trade law) за то, что он продавал противопохмельное средство «Алкозельцер» по цене
ниже той, которую установил производитель. То же самое
относится и к фермеру, который не может выращивать
столько пшеницы, сколько захочет. И так далее. Совершенно очевидно, что экономическая свобода сама по себе есть
наиважнейшая часть общей свободы.
Если смотреть на него как на средство достижения политической свободы, экономическое устройство весьма
важно изза своего влияния на концентрацию и рассредоточение власти. Экономическая организация, которая предоставляет экономическую свободу непосредственно
(именно основанный на свободной конкуренции капитаО свободе

— 9 —

1 Амиши относятся к протестантской секте меннонитов, отличающихся
нравственным ригоризмом, отвергающих клятву, тяжбы, войну и разлучение супругов и проповедующих непротивление злу насилием. По вероучению близки к баптистам. (Прим. ред.)

лизм), способствует также и умножению политической
свободы, ибо она отделяет экономическую власть от политической и таким образом позволяет одной служить противовесом другой.
Исторический опыт говорит о соотношении между политической свободой и свободным рынком совершенно однозначно. Мне неизвестно ни одно существовавшее когдалибо и гделибо общество, которое отличалось бы большой
степенью политической свободы и в то же время не пользовалось бы для организации значительной части экономической деятельности неким подобием свободного рынка.
Поскольку мы живем в обществе, которое в большой степени свободно, мы склонны забывать, насколько короток
был промежуток времени и мала та часть земного шара, в которых когдалибо существовало какоето подобие политической свободы: типическим состоянием человечества являются тирания, подъяремность и приниженность. Западный
мир в девятнадцатом и начале двадцатого века есть разительное исключение из общей тенденции исторического развития. В данном случае политическая свобода явно пришла
вместе со свободным рынком и с развитием капиталистических учреждений. Оттуда же явилась политическая свобода
греческого золотого века и начальных дней римской эры.
История подсказывает лишь одно: капитализм есть необходимое условие политической свободы. Ясно, что это условие недостаточное. Фашистскую Италию и Испанию, Германию нескольких периодов за последние 70 лет, Японию
перед Первой и Второй мировыми войнами и царскую Россию предшествовавших Первой мировой войне десятилетий
нельзя даже с натяжкой охарактеризовать как политически
свободные страны. А ведь в каждой из них частное предпринимательство было господствующей формой экономической организации. Поэтому очевидно, что можно иметь капиталистическое по сути своей экономическое устройство и в
то же время несвободное устройство политическое.
Но даже в тех странах граждане обладали куда большей
свободой, чем граждане современного тоталитарного госуМилтон Фридмен

— 10 —

дарства вроде России и нацистской Германии, в которых
экономический тоталитаризм сочетается с политическим.
Даже в России при царе некоторые граждане могли в определенных обстоятельствах поменять место работы без разрешения политической власти, потому что капитализм и
наличие частной собственности служили известным противовесом централизованной власти государства2.

О свободе

— 11 —

2 Данное утверждение автора нуждается в разъяснении. В пореформенной
России, т.е. в течение всего последнего (полувекового!)  периода существования  монархии, «некоторые граждане» не имели права сменить место работы без разрешения «политических властей» только в том случае, если
речь шла о некоторых определенных профессиях и занятиях. Прежде всего речь шла о приговоренных «к каторге, ссылке, а также к соединенному
с лишением прав состояния заключению в тюрьме», которые, в частности,
по закону лишались права «...состоять на государственной, сословной земской, городской или общественной службе», получать разрешения на ведение торговых предприятий первых двух разрядов, а промышленных – первых пяти разрядов, а также быть «начальствующим, воспитателем или
учителем в общественном или частном (курсив наш – А. Б.) учебном заведении, а также пользоваться правами домашнего учителя», причем сроки
этого лишения в правах также устанавливались законом (см. Новое Уголовное уложение от 1903 г., ст. 25, 27, 30, 33). Кроме того, существовала система аналогичных «запретов на профессии» для лиц, поставленных под
гласный надзор полиции (более широкая, ибо основывающаяся в значительной степени на дискреционной власти полиции), введенная в 1882 г.
Наконец, полиция обладала полномочиями выдавать справки о благонадежности, необходимые для поступления в университет или на «ответственную» должность. Таким образом, поступление на работу к частным
предпринимателям практически никак не контролировалось. Даже такой
историк, как Ричард Пайпс, усердно выискивающий корни советского
тоталитаризма в характерных особенностях российской монархической
системы, вынужден признать, что в России «наличие частного капитала и
частных предприятий сводило на нет многие полицейские меры, направленные на то, чтобы лишить неблагонадежные элементы средств к существованию. Неблагонадежное лицо почти всегда могло устроиться в какойнибудь частной фирме, администрация которой либо не симпатизировала
правительству, либо была политически нейтральной. (...) Благодаря частной собственности по всей территории империи создались уголки, куда полиция была бессильна ступить, поскольку законы, бесцеремонно попиравшие права личности, строго охраняли право собственности». (Pipes R.,
Russia Under the Old Regime, 1974; русский перевод: Пайпс P., Россия при
старом режиме. Кембридж, Масс., 1980, С. 421–422). (Прим. ред.)