Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Ad hominem и обратно

Покупка
Артикул: 747812.01.99
Доступ онлайн
253 ₽
В корзину
Монография посвящена проблеме взаимоотношений истины и человека. Человек всегда выступал и как субъективная помеха истине, и как ее обязательное условие. Выбрав аргумент ad hominem в качестве красной нити, автор прослеживает некоторые историко-философские моменты этих взаимоотношений: от учредительного для философии размежевания ее с софистикой через сложную историю аргумента ad hominem и становление традиции трансцендентализма к дебатам о гуманизме в XX веке. Книга адресована преподавателям и студентам-философам, а также всем читателям, интересующимся философией.
Маяцкий, М. Ad hominem и обратно : монография / M. Маяцкий ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономию». - Москва : Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. - 262 с. - (Исследования культуры). - ISBN 978-5-7598-2045-1. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/1204627 (дата обращения: 25.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
серия
исследования
культуры

Издательский дом  
Высшей школы экономики
Москва, 2020

Михаил Маяцкий

Ad hominem и обратно

Электронное издание

УДК 14
ББК 87
М39

ПРОЕКТ СЕРИЙНЫХ МОНОГРАФИЙ 
ПО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКИМ 
И ГУМАНИТАРНЫМ НАУКАМ

РУКОВОДИТЕЛЬ ПРОЕКТА 
Александр Павлов

РЕЦЕНЗЕНТ 
д. филос. н., проф. А. Л. Доброхотов

М39
Маяцкий, Михаил.

Ad hominem и обратно / М. Маяцкий ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — Эл. изд. — 1 файл pdf : 262 с. — Москва : 
Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. — (Исследования культуры). — Систем. требования: Adobe Reader XI либо Adobe Digital 
Editions 4.5 ; экран 10". — Текст : электронный.

ISBN 978-5-7598-2045-1

Монография посвящена проблеме взаимоотношений истины и человека. Человек всегда выступал и как субъективная помеха истине, и как ее 
обязательное условие. Выбрав аргумент ad hominem в качестве красной 
нити, автор прослеживает некоторые историко-философские моменты 
этих взаимоотношений: от учредительного для философии размежевания 
ее с софистикой через сложную историю аргумента ad hominem и становление традиции трансцендентализма к дебатам о гуманизме в ХХ веке.
Книга адресована преподавателям и студентам-философам, а также 
всем читателям, интересующимся философией.

УДК 14 
ББК 87

Электронное издание на основе печатного издания: Ad hominem и обратно / М. Маяцкий ; Нац. исслед. ун-т «Высшая школа экономики». — 
Москва : Изд. дом Высшей школы экономики, 2020. — 264 с. — (Исследования культуры). — ISBN 978-5-7598-1789-5. — Текст : непосредственный.

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.

ISBN 978-5-7598-2045-1
© М. Маяцкий, 2020

В оформлении обложки использована картина José de Ribera (1591–1652) 
«Philosopher with Mirror»: <https://www.rijksmuseum.nl/en/search/objects?q=
Filosoof+met+spiegel&p=1&ps=12&st=Objects&ii=2#/ SK-A-3883,2>

о гл а в л е н и е

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие . 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
7

Глава 1. Протагор — мера всех людей?
.
.
15
Вопрос о человеке  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 15
Философия vs софистика: оппоненты  
или конкуренты?
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 19
Человек — мера  
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 24
Истина 
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 27
Релятивистская этика? 
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 34

Глава 2. аd hominem:  
больше чем аргумент
.
.
.
.
.
.
.
42
У аргумента ad hominem плохая репутация   .  .  .  . 43
К истории аргумента ad hominem:  
от Аристотеля…  
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 48
…через Средневековье…  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 55
…к Галилею и Локку
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 59
После Локка .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 63
Линия «личного выпада» (ad personam)   .
.
.
.
. 67
Современная «теория» аргумента ad hominem  .  .  . 72
Апология  
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 76

Глава 3. Трансцендентальные  
недоперевороты, или Вечное  
возвращение… Коперника  .
 .
 .
 .
 .
 .
85
Содержание трансцендентальности 
.
.
.
.
.
. 91
Кант
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 93
К истокам 
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
. 96
Конечное постигает бесконечное
.
.
.
.
.
.
. 99
Вопрос о первопознаваемом  
.
.
.
.
.
.
.
. 101
Метафизика человеческая, ангельская,  
божественная
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.105

Ad hominem и  о б рат н о

Трансцендентное и трансцендентальное: 
паронимы или антонимы? 
.
.
.
.
.
.
.
.
 107
Трансценденции. Категории. Предикации 
.
.
.
 109
Я червь, я бог
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
  111
Новый трансцендентализм
.
.
.
.
.
.
.
.
 112
Ad quem hominem? .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
  117

Глава 4. Хайдеггер на пути  
к n+1-му гуманизму . 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
127
Один на один с Бытием
.
.
.
.
.
.
.
.
.
 127
Давос 1929
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
 130
Против субъекта
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
 137
Против антропологии . 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
. 
 140
Гуманизм традиционный 
и гуманизм политический 
.
.
.
.
.
.
.
.
 143
«Письмо о гуманизме»
.
.
.
.
.
.
.
.
.
 152
Письмо «о» и «против»  .  .  .  .  .  .  .  .  .
 162

Глава 5. Гуманизм и антигуманизм  
в ХХ веке  .
 .
 .
 .
 .
 .
 .
 .
 .
 .
 .
170
Смерти человека
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
  171
Дискуссия о гуманизме в марксизме: Альтюссер 
.
 178
Процесс без субъекта  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
 188
Делёз, Гваттари, Лиотар… 
.
.
.
.
.
.
.
.
 193
Возвращения к человеку  .  .  .  .  .  .  .  .  .
 196
Моральный анти-антигуманизм .
.
.
.
.
.
.
202
Деррида — читатель Маркса, 
Хайдеггера и Альтюссера .
.
.
.
.
.
.
.
.
203
Гуманизм позднесоветский
.
.
.
.
.
.
.
.
 210

Глава 6. Человек, субъект, индивид  .
 .
 .
216
Человек strikes back 
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
 216
Человек умер. Но когда он родился?
.
.
.
.
.
 218
Subjectum-subjectus, господин-раб-гражданин
.
.
225
Гражданин и «уважаемый»  .  .  .  .  .  .  .  .
233
Гражданин vs потребитель
.
.
.
.
.
.
.
.
 237
Призвание не быть собой 
.
.
.
.
.
.
.
.
242
Дромантропология  
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
244
Пересборка — кого?
.
.
.
.
.
.
.
.
.
.
 247

П р е д и с л о в и е

7

Предисловие

Б

ольше, и уж во всяком случае чаще, чем великие 
метафизические проблемы, — смысл жизни; бесконечность (или нет) мира; почему всё не возникло раньше; смысл самоубийства; почему есть скорее чтото, чем ничто, и пр., — меня всегда интриговали вопросы, 
возникающие ежедневно в самых обыденных ситуациях. 
Я бы, пожалуй, скрывал от других и от себя эти наивные 
вопросы, если бы не видел, что они интересуют и других 
людей, куда умнее меня. Собственно, и великие философские проблемы были когда-то очень детскими вопросами, 
например, такими: «…существует один вид человека или 
же много? Мир один или их много? <…> …истин много 
или она одна?»1 Вот и меня озадачивали сходные вопросы: почему мы скорее не соглашаемся, чем соглашаемся, 
друг с другом? почему у людей скорее разные мнения, чем 
одно? могут ли люди придерживаться разных мнений по 
одному и тому же поводу и тем не менее быть правыми? 
правда ли, что «в споре рождается истина»? ищем ли мы 
вообще в споре истину, как этому обычно «учат в школе»2, или же преследуем иные цели (к примеру, дости
1 Gellner E. Relativism and Universals. 1983. P. 181.

Полные выходные данные цитируемых сочинений указаны в конце каждой главы. 

2 И не только в школе. Например, Манфред Франк сталкивает Лиотара с Хабермасом и утверждает (вместе с последним), что без «теличности», без целеполагания никакой спор не мыслим: «Вполне возможно, что я не смогу договориться с моим собеседником;  

Ad hominem и  о б рат н о

8

жение чувства правоты и поэтому некоторой власти над 
«проигравшим»)? что значит переубедить другого? неужели — заставить его думать (чувствовать, верить) иначе, 
то есть стать иным?
Эта книга подступается к подобным детским вопросам 
со стороны человека как собеседника другого человека и 
как соучастника истины. Кажется, будто истина, воздвигнутая им на пьедестал, от него не зависит: ей живется тем 
лучше, чем дальше обходит ее человек, это скопище предрассудков, сенсорных искажений, иллюзий по собственному поводу, лени, зависти, хитрости, высокомерия и 
упрямства. Однако и без человека истине никак: без него 
ее просто нет. Но каждая претензия на истину закономерно заканчивается спором. Если исходить из того, что истина «едина» (то есть единственна), то либо все, либо 
многие люди должны заблуждаться, раз они не согласны между собой. Из десяти различных мнений по одному и тому же поводу девять, а то и десять, по идее, должны быть ложными. Когда-то спор мог разворачиваться  
в уповании на некий верховный арбитраж — Богом, абсолютным духом, абсолютным знанием, Историей (той, которая «покажет»). Теперь он окончательно замкнулся на 
другом человеке — читателе, эксперте, специалисте, избирателе и т.д. И это — тот самый другой человек, апеллировать к которому — ad hominem — строго запрещала логика и по-прежнему запрещает добропорядочная молва. 
А как прикажете отвечать на детский вопрос, почему мы 
думаем по-разному, если нельзя прибегать к свойствам, 
особенностям другого человека? Да почему только другого? И меня как другого человека. Модерновая формула 

но невозможно, чтобы я с ним спорил о некоем предмете, не желая консенсуса как цели разговора» (Frank M. Jean-François Lyotard und Jürgen Habermas über Dissens und Konsensus. 1990. S. 585–
586). На мой взгляд, нет ничего более спорного, чем такое представление.

П р е д и с л о в и е

9

(и предмет стольких насмешек) «я так вижу» означает всё 
же нечто иное, чем «прав только я». Современный человек остро ощущает и осознает собственную другость, нетаковость. Это справедливо не только в индивидуальном, 
но и в «родовом» смысле: антропология последних десятилетий (а тем более завтрашняя антропология) принципиально «критична» (в смысле самокритична), «рефлексивна», «обратна», «взаимна», то есть включает и взгляд 
(бывшего) объекта на (бывший) субъект.
Учитывать ли, принимать ли во внимание человека? 
После стольких медоточивых од и гимнов человеку подобный вопрос звучит сегодня фальшиво, идеологично, лицемерно. Но социальные следствия ответов на него огромны — для экономики, политики, права, культуры. Мериться ли валовым продуктом? Или же на душу населения? Или 
вообще коэффициентом счастья? Наказывать ли преступника, дабы ему в наущение сломить его злую волю, а заодно и преподать урок возможным злоумышленникам, 
чтоб неповадно было? Или же, нарочно и осознанно игнорируя воздействие на человека, налагать наказание просто как следствие определенного абстрактного принципа 
(а именно, что всякий проступок должен быть наказан)? 
Стремиться ли к истине всегда или же иногда разрешать 
себе и другим «врать из человеколюбия»? В случае необходимого выбора отдавать предпочтение живому человеку или потенциально-виртуальному? Человеку или эмбриону? Человеку или неантропоморфным и неантропоидным сущностям? Нужна ли истина любой ценой или 
только если она не влечет ущерба человеку? «Да здравствует истина, да погибнет человек» или же «только если 
не погибнет человек»?3

3 Fiat veritas (justitia) et pereat homo или же fiat veritas (justitia) ne 
pereat homo? См.: Ahrens H. Cours de droit naturel ou de philosophie 

Ad hominem и  о б рат н о

10

Не мотает ли философию от одной крайности в другую своего рода маятником (Мишеля) Фуко — того самого, который, провозгласив скорую смерть человека, занялся в конце жизни историей его «заботы о себе»? Философию «заносит»4, и она то полностью забывает, устраняет 
человека, то ставит его во главу угла и в центр повестки. 
Человек — грешник, но и подобие Божие; помеха познанию (как его ни мысли), но и его условие; абсолютная 
цель, но и обременительный для «проекта Геи», для оккупированной им планеты временщик.
Занятая «делами человеческими», философия стремилась вместе с тем очистить свое поле от человеческого 
(смертного, телесного), поставив перед собой (еще устами Сократа) задачу «научиться умирать». В логике как одном из самых жестоковыйно мизантропических предприятий человека философия как наука умирать находит свое 
наиболее беспощадное применение — как наука умерщвлять человеческое, будь то иллюзии или страсти, ошибки или отклонения. Если логика и не была чужда задаче 
описания реального мыслительного процесса, то «постепенно требования формализма оттеснили на второй план 
стремление соответствовать естественно работающей логике»5. Или, если верить более едкой формулировке Бенедетто Кроче, логики «кладут все свои силы на то, чтобы 
разработать систему мышления, которая была бы чужда 
любому мышлению»6. В течение веков «человеческое» 
оставалось изгнанным из логики. Дилемма выглядела так: 
«…либо такая философия, которая стремится схватить че
du droit. 1833. P. 347. Сам Аренс считает правильной, конечно, вторую формулировку.

4 Ср. «dérive» Ж.-Ф. Лиотара (Lyotard J.-F. Dérive à partir de Marx et 
Freud. 1973).

5 Blanché R. Raison et discours. Défense de la logique réflexive. 1967. 
P. 17.

6 Croce B. Logica come scienza del concetto puro. 1909. Р. 401.

П р е д и с л о в и е

11

ловека в полном объеме и остаться верной действительной жизни, либо же непримиримый разрыв между мышлением, абстрактно витающим в идеальных высях, с одной стороны, и, с другой, человеческой реальностью, 
которая, будучи недостижимой для мысли, оказывается 
предоставленной самой себе»7. В ХХ веке после лингвистического поворота, после прагматики, после поворота 
от логики к аргументации (последовавшего за «залпом» 
1958 года, когда одновременно вышли «Использования 
аргумента» Стивена Тулмина8 и «Трактат об аргументации» Хайма Перельмана с Люси Олбрехтс-Тытекой9) такая дихотомия кажется преодоленной. Однако и «неформальные логики», и «теории аргументации», и другие 
программы «коммуникативного действия» не могут избавиться от нормативности, вырабатывая, конечно, менее 
строгие, чем в логике, но всё же правила, на основе которых практикуется определенное принуждение, исключение, насилие10.
Поводом и красной нитью книги я выбрал аргумент 
ad hominem, который по-русски называют «личным выпадом», что, как мы увидим, правильно лишь для одного его 
варианта. Мне кажется, он фокусирует в себе тот человеческий «остаток», от которого стремилась избавиться логика и который составляет неотъемлемый и нередуцируемый элемент любого общения как вербального взаимодействия. Иначе говоря, человеку свойственно не только, 
например, ошибаться, но и прибегать в споре, в разговоре 
к «личным выпадам». Человеку свойственно аргументировать «к человеку». Аргументация только «к делу»,  
«к вещам» (ad rem), которая обычно противопоставляется 

7 Balmer H.P. Philosophie der menschlichen Dinge. 1981. S. 15.
8 Toulmin S. The Uses of Argument. 1958.
9 Perelman Ch., Olbrechts-Tyteca L. Traité de l’argumentation. 1958.
10 Cassin B. Sophistical Practice. Toward a Consistent Relativism. 2014. 
P. 13.

Ad hominem и  о б рат н о

12

аргументу ad hominem, часто — во всяком случае, в делах 
человеческих — неполна: сегодня как никогда очевидно, 
что без подписи само послание (особенно, но не только, 
политическое) не понятно или в нем непонятно главное. 
История аргумента ad hominem, от запрета до апофеоза, 
еще не написана, — и наверняка еще не доиграна.
Книга представляет собой небольшую серию из шести историко-философских глав-очерков о разных аспектах этой истории. В первой главе я обращусь к вопросу  
о человеке (как мере), ставшему водоразделом между философией и софистикой и одновременно местом подлинного рождения философии. Философия считает, что только философ является подлинным стражем и учителем истины; для софистики же таков любой человек. Философии 
человек, будучи телесным, мешает приблизиться к истине. Для софистики же исключение человека исключает 
и истину. Неслучайна поэтому реабилитация софистики  
в прагматике, в неориторике.
Вторая глава представит основные этапы истории (осмысления) аргумента ad hominem и разных его версий. 
То, что степень нетерпимости к этому аргументу в общественном мнении куда выше, чем у «специалистов», неформальных логиков, теоретиков аргументации, не лишено парадоксальности. Я затрону и интересный аспект 
различения «использования/упоминания»: упоминание 
аргумента ad hominem служит в спорах своего рода метааргументом.
В третьей главе речь пойдет о трансцендентализме, 
то есть о систематическом и принципиальном повороте 
«к человеку», — коперниканском, как его стало принято 
называть после Канта, хоть и не совсем правомочно. Почему одного такого поворота не хватило? Почему после Сократа/Платона, средневековых трансценденталистов, Декарта, Канта… Гуссерль снова планировал новый, уже подлинный, коперниканский поворот?

Доступ онлайн
253 ₽
В корзину