"Медный всадник" А. С. Пушкина (памятник святому братству)

Российский государственный педагогический университет

им. А. И. Герцена

О. В. Богданова

«МЕДНЫЙ ВСАДНИК»

А. С. ПУШКИНА

(ПАМЯТНИК СВЯТОМУ БРАТСТВУ)

Санкт-Петербург

Издательство РГПУ им. А. И. Герцена

2019

УДК 82-221
ББК 83.3(2РОС=РУС)

Б 73

Научный редактор: доктор филологических наук А. Б. Перзеке

Рецензент: доктор филологических наук Г. М. Седова

Богданова О. В.

Б 73
«Медный всадник» А. С. Пушкина (памятник святому братству). 
СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 2019. — 34 с. [Сер. «Текст и 
его интерпретация». Вып. 10]

ISBN 978–5–8064–2666–7

Научное издание доктора филологических наук О. В. Богдановой «“Медный 

всадник” А. С. Пушкина (памятник святому братству)» продолжает серию «Текст и его 
интерпретация», посвященную проблемам современного взгляда на развитие русской 
литературы ХIХ–ХХ веков и вопросам своеобразия творчества отдельных писателей.

Издание предназначено для специалистов-филологов, студентов, магистрантов, 

аспирантов филологических факультетов гуманитарных вузов, для всех интересующихся историей развития русской литературы ХIХ–ХХ веков.

ISBN 978–5–8064–2666–7

УДК 82-221

ББК 83.3(2РОС=РУС)

© О. В. Богданова, 2019
© С. В. Лебединский, дизайн обложки, 2019
© Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2019

Прости... где б ни был я: в огне ли смертной битвы,
При мирных ли брегах родимого ручья,
Святому братству верен я!

А. С. Пушкин. «К Кюхельбекеру»

В отечественном литературоведении сложилась давняя традиция 

восприятия поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник» в контексте 
идеологемы «личность ↔ государство». 

Начало подобной трактовке было положено еще В. Г. Белинским, 

который в статье о «Медном всаднике» («Статье одиннадцатой и последней») писал: «В <…> беспрестанном столкновении несчастного с 
“гигантом на бронзовом коне” и в впечатлении, какое производит на 
него вид Медного всадника, скрывается весь смысл поэмы; здесь 
ключ к ее идее… <…> В этой поэме видим мы горестную участь личности, страдающей как бы вследствие избрания места для новой столицы, где подверглось гибели столько людей... <…> И смиренным 
сердцем признаем мы торжество общего над частным, не отказываясь 
от нашего сочувствия к страданию этого частного...»1

Продолжил и развил мысль о противостоянии Петра и Евгения 

Д. С. Мережковский в статье «Пушкин» (1896): «Здесь <в «Медном 
всаднике»> вечная противоположность двух героев, двух начал... 
<…> С одной стороны, малое счастье малого, неведомого коломенского чиновника, напоминающего смиренных героев Достоевского и 
Гоголя, с другой — сверхчеловеческое видение героя <...> Какое дело 
гиганту до гибели неведомых? <…> Не для того ли рождаются бесчисленные, равные, лишние, чтобы по костям их великие избранники 

1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: [в 13 т.] М.; Л., 1953. Т. 7. С. 542, 545, 547.

шли к своим целям?.. <…> Но если в слабом сердце ничтожнейшего 
из ничтожных, “дрожащей твари”, вышедшей из праха, в простой 
любви его откроется бездна, не меньшая той, из которой родилась воля героя? Что, если червь земли возмутится против своего Бога? 
Неужели жалкие угрозы безумца достигнут до медного сердца гиганта и заставят его содрогнуться? Так стоят они вечно друг против 
друга — малый и великий. Кто сильнее, кто победит? <...>»1 (выделено мною. — О. Б.).

Подхватили подобную трактовку и советские литературоведы: 

«Поэма явилась результатом размышлений Пушкина об историческом 
значении реформ Петра и развитии новой, послепетровской России. 
В выборе сюжета Пушкиным руководила мысль о трагизме того положения, что поступательное движение истории вызывает жертвы в 
лице таких людей, как Евгений, деклассированный дворянин, обреченный на гибель всем ходом вещей»2. В основе поэмы оказывается
«жестокое столкновение исторической необходимости с обреченностью частной личной жизни»3.

Подобного рода конфликт действительно намечен в поэме. Дру
гое дело: как он реализуется и что лежит в его основании?

В поэме Пушкина прежде всего обращает на себя внимание 

структурно-композиционное построение текста. Уже в названии величавый и торжественный, почти одический поэтоним «Медный 
Всадник»4 корректируется и противополагается прозаизированному 
подзаголовку «Петербургская повесть». Поэзия вступает в столкновение с прозой, порождая художественное напряжение между родовыми 

1 Мережковский Д. С. Вечные спутники. СПб.: Азбука-классика, 2012. 416 с.
2 Томашевский Б. В. Комментарии [к «Медному всаднику»] // Пушкин А. С. 

Полн. собр. соч.: в 10 т. Изд. 3. М.: АН СССР, 1963–1965. Т. IV. Поэмы. Сказки. 
С. 572.

3 Там же.
4 Трактовка некоторых исследователей эпитета «медный» в названии поэмы 

как «сниженного» (в сравнении, кажется, с более высоким, с точки зрения современного языка, «бронзовый») и на этом основании заключение о том, что это 
определение выражает истинное отношение поэта к Петру, то есть «обличает» 
Петра, — нарушает принцип историзма (см. напр.: Борев Ю. Б. Искусство интерпретации и оценки. Опыт прочтения «Медного всадника». М., 1981). В ХIХ в. 
именно эпитет «медный» использовался для привнесения возвышенности и поэтичности в описание тех или иных реалий и событий, особенно это относилось к 
картинам военного характера.

признаками поэмы и повести, оды (как нередко исследователи квалифицируют гимн городу) и «рассказа»1, как обозначено в тексте самим 
Пушкиным.

Игра с жанровыми дефинициями характерна для Пушкина: на 

момент создания «Медного всадника» им только что был завершен 
и опубликован «роман в стихах» (следуя строгому жанровому канону — поэма), оттого сама по себе форма изложения — повесть в 
стихах — не удивительна. Неожиданным кажется структурирование 
текста, его почастное дробление — «Предисловие», «Вступление», 
«Часть первая», «Часть вторая» и «Примечания». Каждая из выделенных частей (по отдельности) была характерна для поэтических 
творений того времени, однако своей сгущенностью и сконцентрированностью такая композиция неизбежно должна была привлечь 
внимание.

Что касается «Предисловия», то оно, на первый взгляд, кажется 

излишним в поэме, ибо ничего существенного не добавляет к тексту, 
лишь указывает на некий источник: «Происшествие, описанное в сей 
повести, основано на истине. Подробности наводнения заимствованы 
из тогдашних журналов. Любопытные могут справиться с известием, 
составленным В. Н. Берхом»2. Но именно то обстоятельство, что предисловие не содержит важной информации, и обращает на себя внимание, заставляет задуматься о его художественной (или идейной) 
функции. 

Одновременная работа Пушкина над текстом «Истории Пугаче
ва» и подготовка материала к «Капитанской дочке» позволяют предположить, что предисловие в «Медном всаднике» могло носить примерно тот же «отвлекающий», «маскирующий» характер, что и 
впоследствии 
письмо 
Пушкина 
цензору 
П. А. Корсакову 
от 

25 октября 1836 г. о смысле и идее «Капитанской дочки» — о велико
1 Здесь и далее цитаты приводятся по изд.: Пушкин А. С. Медный всадник // 

Пушкин А. С. Собр. соч.: в 10 т. / под общ. ред. Д. Д. Благого, С. М. Бонди, 
В. В. Виноградова, Ю. Г. Оксмана. Т. 3. Поэмы. Сказки. М.: Художественная 
лит-ра, 1960. С. 284–300.

2 Действительно, существовало издание: Подробное историческое известие 

о всех наводнениях, бывших в Санктпетербурге: [напечатано по Указу Государственного Адмиралтейского Департамента] / [составил почетный член Государственного Адмиралтейского Департамента В. Н. Берх]. Санктпетербург: в Морской типографии, 1826. 86 с.

душном помиловании императрицей «бедного» героя. Иными словами, 
по аналогии приема можно допустить, что Пушкин сознательно отвлекал внимание читателей (и цензуры) от чего-то иного, чем изображение наводнения. 

Причем, как свидетельствуют исследователи-текстологи, слово 

«наводнение» возникло в тексте предисловия не сразу, а уже в попытке редактирования автором поэмы после запретительной цензуры Николая I. В надежде добиться публикации запрещенной поэмы Пушкин 
привносит в текст новое (кажется, не нужное) слово: «Подробности 
наводнения заимствованы…»1, то есть авторской редакторской правкой стремится акцентировать указание на обстоятельства наводнения, 
а не чего-то иного.

Что касается «Вступления», то, вслед за двусоставным названием 

поэмы, оно условно делит произведение на две части, порождая антитетичный контраст, — поэтический гимн творцу-строителю и собственно повестийный сюжетный рассказ о Евгении2. Вступление звучит как торжественный гимн, восхваляющий и прославляющий 
личность и деятельность царя-созидателя, тогда как повесть о бедном 
Евгении наполнена красками мглы, печали, безумия.

Вступление построено по принципу нарастания смысла, нагнета
ния мощи, отчетливой поэтической градации. Картина девственных 
«мшистых, топких берегов» и непроходимого, «неведомого лучам… 
солнца» леса (1) сменяется образом «юного града», возникшего по 
прошествии ста лет как «громады стройные… дворцов и башен», «богатые пристани», гранитные набережные и мосты (2) и завершается 
звучанием ярко выраженного акцентно субъективированного голоса 
автора, его лиризованного признания в высокой и вечной любви 
«Петра творенью» (3). 

1 На это обстоятельство, например, указывает Н. В. Измайлов, однако давая 

тому совершенно иную интерпретацию: «Так, он <Пушкин> внес в “Предисловие” поправку, уточняющую смысл слова “подробности”, — “подробности 
наводнения”, чтобы не давать повода читателю думать, что поэт заимствовал из 
журналов сюжет своего произведения — о личности и судьбе его героя, Евгения…» (Измайлов Н. В. «Медный всадник» А. С. Пушкина: История замысла и 
создания, публикации и изучения // Пушкин А. С. Медный всадник. Л.: Наука, 
1978. С. 222).

2 Слово повесть у Пушкина носит не столько смысл терминологический, то 

есть жанровой дефиниции, сколько используется как синоним слова повествование. Так же, как и слово рассказ.

Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит,
Твоих оград узор чугунный,
Твоих задумчивых ночей
Прозрачный сумрак, блеск безлунный…

Анафорическое «люблю» повторяется в этой части вступления 

пять раз, близость к предмету поэтического воспевания закреплена в 
обращении на «ты» (тебя, твой, твоих), высокий романтизированный слог поддерживает искренность и пылкость признания. Заключительные строки вступления пронизаны патетически репрезентированными словами гордости за северную юную столицу и вместе с тем —
верою в могущество всей империи: 

Красуйся, град Петров, и стой 
Неколебимо, как Россия. 

Финальные строки вступления о побежденной стихии подводят к 

надежде на — вечное же — смирение природы:

Вражду и плен старинный свой 
Пусть волны финские забудут 
И тщетной злобою не будут 
Тревожить вечный сон Петра!

Утихающая риторика последних (снижающих накал эмоций) 

фраз приводит к помыслу о величии вечного сна императора и о его 
вечном незыблемом покое. Гимническая (не одическая) форма наррации утверждает идею величия помыслов и дел державного Петра.

Стилистика и тональность «Вступления» обнаруживают присут
ствие в нем зоны голоса автора-повествователя, отражение мыслей и 
чувств, его поэтической и гражданской позиции. Характер построения вступления не допускает мысли о мистификации или фальши, лукавстве или масочности. Каждая строка вступления исполнена искренности и подлинности, личностности и авторской субъективности 
(повествование от первого лица, я)1. 

1 Самостоятельный и цельный характер «Вступления» позволил напечатать 

его в «Библиотеке для чтения» (1834. Кн. VII. Отд. 1. С. 117–119) под названием 
«Петербург. Отрывок из поэмы».

Одновременно работая над «Историей Петра I», отчетливо и глу
боко осознавая двойственно-противоречивый характер облика и деяний великого царя1, последовательно и осознанно фиксируя эти антиномии в предварительных набросках к тексту будущего романа, тем 
не менее во вступлении к «Медному всаднику» поэт осмысленно и 
определенно, однозначно и торжественно прославлял Петра и прославлял Россию в лице и деяниях великого императора, воплощал образ Петра Великого как непобедимого «державца полумира».

Между тем к тексту вступления Пушкин дает два примечания —

по-прежнему кажущиеся избыточными и не очень важными. 

Первое относится к Франческо Альгаротти, авторитетному зна
току в области культуры и искусства, который в 1738–1739 гг. совершил путешествие по России и который «где-то сказал»: «Pétersbourg
est la fenêtre par laquelle la Russie regarde en Europe» («Петербург —
окно, через которое Россия смотрит в Европу», франц.). Данное примечание носит если и не обязательный, то информативный характер 
и, как минимум, указывает на источник поэтической метафоры, реализованной Пушкиным в поэме.

Если данное примечание как будто бы носит объективный харак
тер и позволяет автору избегнуть обвинения в плагиате, то второе 
примечание «Смотри стихи кн. Вяземского к графине З***» вынуждает серьезнее задуматься о его значении. Исследователи давно установили, что Пушкин отсылает к стихотворению П. А. Вяземского 
«Разговор 7 апреля 1832 года (Графине Е. М. Завадовской)»2, появившемся в сборнике А. Ф. Смирдина «Новоселье» в 1833 г. По мнению текстологов, Пушкин имел в виду прежде всего третью строфу 
стихотворения Вяземского:

1 В рукописях Пушкина значилось: «Достойна удивления разность между 

государственными учреждениями Петра Великого и временными его указами. 
Первые суть плод ума обширного, исполненного доброжелательства и мудрости, 
вторые жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом. Первые были для вечности, или по крайней мере для будущего, — вторые вырвались у нетерпеливого 
самовластного помещика» (Пушкин А. С. Собр. соч.: в 10 т. Т. 8. С. 323).

2 См., напр., Б. В. Томашевский в комментариях к 10-томному собр. соч.: 

«Имеется в виду третья строфа стихотворения Вяземского “Разговор 7 апреля 
1832 г.”, посвященного гр. Е. М. Завадовской» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 
10 т. М.-Л.: АН СССР, 1950. Т. IV. С. 540–541). То же: Томашевский Б. В. Комментарии [к «Медному всаднику»] // Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: в 10 т. 
Изд. 3. М.: АН СССР, 1963–1965. Т. IV. Поэмы. Сказки. С. 573.

Я Петербург люблю с его красою стройной, 
С блестящим поясом роскошных островов, 
С прозрачной ночью — дня соперницей беззнойной, 
И свежей зеленью младых его садов…

— словно бы объясняющую пушкинские рефрены «Люблю тебя, 
[Петра творенье]...»1

Однако для корреляционного сопоставления в большей мере по
дошло бы другое стихотворение Вяземского — «Петербург» — с его 
торжественным пафосом: 

Я вижу град Петров чудесный, величавый, 
По манию Петра воздвигнутый из блат, 
Наследный памятник его могущей славы…2

— и последующими текстуальными перекличками-аллюзиями с пушкинской поэмой. На его торжественном фоне послание Вяземского к 
графине Е. М. Завадовской выглядит «случайным», в малой степени 
относящимся к Петербургу, ибо представляет собой шутливый разговор героя с собеседницей о ее прелестях, в котором любовь к Петербургу объясняется лирическим героем едва ли не исключительно тем, 
что в нем родилась и царствует З***.

Между тем обращение Пушкина именно к этому стихотворению 

кн. Вяземского со всей очевидностью неслучайно. Дело в том, что 
стихотворение открывается следующими строками: 

Нет-нет, не верьте мне: я пред собой лукавил, 
Когда я вас на спор безумно вызывал; 
Ваш май, ваш Петербург порочил и бесславил, 
И в ваших небесах я солнце отрицал…3

Пушкину, по-видимому, была важна игра, точнее — указание 

на игру, сентенция «Нет-нет, не верьте мне…» Поэт сознательно 
избирает такое стихотворение Вяземского, которое позволяет ему 
дать подсказку: указать на то, что в поэме скрыт некий таинствен
1 Измайлов Н. В. «Медный всадник» А. С. Пушкина: История замысла и со
здания, публикации и изучения. С. 126.

2 Вяземский П. А. Петербург (Отрывок. 1818 года) // Вяземский П. А. Стихо
творения. БП. БС. 3-е изд. М.: Советский писатель, ЛО, 1986. С. 118.

3 Там же. С. 241.

ный смысл, замаскированный сюжет, должный быть угаданным 
подтекст.

Причем важным оказывается не только само стихотворение, но и 

имя его автора — кн. П. А. Вяземский. Литературоведы-пушкинисты 
неоднократно указывали на многочисленность возможных источников-претекстов, которые могли составить и составляли литературный 
фон «Медному всаднику» (например, идиллия Н. И. Гнедича «Рыбаки», «Прогулки в Академию художеств» К. Н. Батюшкова и мн. др.). 
Однако Пушкин избрал стихотворение Вяземского и в примечании 
дал к нему специальную отсылку. Несомненно — с особой целью, для 
актуализации собственного семантически значимого контекста (точнее — подтекста).

Наконец, применительно к «Вступлению» внимания заслуживает 

последняя — по сути уже вне-вступительная — строфа: 

Была ужасная пора, 
Об ней свежо воспоминанье... 
Об ней, друзья мои, для вас 
Начну свое повествованье. 
Печален будет мой рассказ.

Текстологи выделяют данную строфу среди прочих строк 

«Вступления», отмечая, что к этому фрагменту «Пушкин возвращался 
и <…> перерабатывал <его> не раз, вплоть до последнего момента 
работы над поэмой (в писарской копии)», что поэт «придавал этим 
немногим строкам большое значение, обдумывал каждое слово, каждую формулировку»1. Возникает вопрос: что заставляло автора быть 
столь тщательным в работе над этими строками? какого рода правками был озабочен писатель? что он таил в этих строках или что хотел 
дать понять читателю, на что намекнуть?

В работе Н. В. Измайлова дается подробное изложение всех 

изменений, которые предпринимал Пушкин в тексте. Однако вывод 
исследователя слишком общий: «Пять стихов, заканчивающих 
Вступление к “Медному Всаднику”, были <…> необходимы для создания надлежащего тона и настроения в новой поэме, и потому они 
переделывались им много раз»2. Между тем, как показывает анализ 

1 Измайлов Н. В. «Медный всадник» А. С. Пушкина: История замысла и со
здания, публикации и изучения. С. 192.

2 Там же. С. 194.