Управление: философия, социология, междисциплинарное исследование

Российский государственный педагогический 

университет им. А. И. Герцена

УПРАВЛЕНИЕ:

ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ,

МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Санкт-Петербург

Издательство РГПУ им. А. И. Герцена

2019

ББК 65.05+60.5

У 66

Авторский коллектив: О. Я. Гелих (гл. 1, 5, 6, заключение), В. Н. Минина (гл. 4),

А. В. Нестеров (гл. 6), О. С. Петрова (гл. 7),
К. С. Пигров (гл. 3), А. В. Скоробогатько (гл. 5),
Г. Л. Тульчинский (введение, гл. 2, 8)

Научные рецензенты: д-р экон. наук, д-р полит. наук, профессор С. Н. Большаков

д-р социол. наук, профессор Я. А. Маргулян
д-р культурологии, профессор С. В. Перминова

У 66
Управление: философия, социология междисциплинарные исследования: коллективная монография / под ред. О. Я. Гелиха, 
Г. Л. Тульчинского. — СПб.: Изд-во РГПУ им. А. И. Герцена, 
2019. — 195 с.

ISBN 978–5–8064–2635–3

Эта третья коллективная монография, подготовленная на основе докладов и сооб
щений участников Герценовского междисциплинарного методологического семинара 
исследований современных проблем управления, работающего в РГПУ им. А. И. Герцена 
с февраля 2002 года. Центральной идеей книги является рассмотрение управления 
не просто как некоей технологии, инструментария, а как социальной силы, способной 
активировать и направлять общественное развитие. Раскрытием этой идеи в первой 
главе начинается книга, которая далее наполняется анализом социальной базы управления в лице управленцев (менеджеров), вышедших на историческую арену как часть 
правящего класса со своей спецификой в странах с рыночным и административнорентным способами хозяйствования. Важнейшая роль управленцев дополняется качеством человеческого и социального капитала (главы 2, 3, 4, 6), определяющим возможность эффективного управления и соответствующего развития общества. Эти два начала решающим образом сказываются на возникновении и возможностях реализации 
инноваций (главы 5, 7, 8).

Издание предназначено для философов, социологов, политологов, студентов и ас
пирантов, обучающихся по соответствующим специальностям, а также для всех, интересующихся проблемами социального регулирования и управления.

ISBN 978–5–8064–2635–3

ББК 60.54

© Коллектив авторов, 2019
© С. В. Лебединский, дизайн обложки, 2019
© Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2019

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение.......................................................................................................... 4

Глава 1. Управление как социальная сила ................................................................. 6

Глава 2. Управление и «революция менеджеров»................................................... 28

Глава 3. Любовь к труду как условие возможности человеческого ка
питала........................................................................................................... 35

Глава 4. Инновации в развитии и управлении социальной сферой....................... 47

Глава 5. Диссипативность поведения индивида в управлении органи
зацией и ее персоналом............................................................................ 104

Глава 6. О корпоративной культуре в управлении торгово-производ
ственной компанией.................................................................................. 118

Глава 7. Формирование мотивов трудовой деятельности сотрудников 

компании.................................................................................................... 134

Глава 8. Управление модернизацией (нововведением) ........................................ 166

Заключение ................................................................................................. 188

Сведения об авторах................................................................................. 195

ВВЕДЕНИЕ

Современная наука вступила в эпоху междисциплинарности. 

Долгое время признаком научности был стиль строгого следования 
дисциплинарной рамке, детерминируемой определенным набором исходных понятий и их трактовок, позволяющих выделить характеристики, которые доступны наблюдениям и измерениям. Это, в свою 
очередь, позволяет подтверждать или опровергать опытным путем 
предлагаемые теории. Такая дисциплинарная строгость позволяла 
четко фиксировать и удерживать в сериях исследований их предмет, 
создавала возможность развития научных школ, транслировать получаемые знания в образовательных программах, закреплять дисциплинарность в названиях кафедр, факультетов университетов.

Но начиная уже с первых лет двадцатого века, и дальше — по 

нарастающей стала ощущаться и проявляться недостаточность дисциплинарности, ориентации на прорисовывание паззла дисциплинарной рамки. Новое знание все чаще стало возникать на границах научных дисциплин, посредством их взаимодействия, переноса методов и 
концепций, взаимодополнительности. Такое взаимодействие привело 
даже к возникновению и успешному развитию новых — интегративных — дисциплин, таких как биофизика, психолингвистика и т. п. Эта 
тенденция проявилась не только в естествознании и науках о человеке, но и — пожалуй, даже в еще более явно и масштабно — в науках 
об обществе. Социальная психология, социальная семиотика, экономическая социология, культурология, маркетинг, … — ряд этот легко 
можно продолжить.

Однако, пожалуй, наиболее показателен и любопытен пример 

возникновения и развития науки об управлении. Возникнув как 
обобщение эффективного опыта организационной деятельности
(классическая теория менеджмента), наука об управлении вбирала в 
себя методы и результаты социологии, психологии, теории культуры, 
антропологии. В наши дни к этому добавились возможности информатики, математического моделирования, исследований искусственного интеллекта, цифровизации построения и функционирования 
управленческих систем. Более того, тенденции развития современного постиндустриального информационного общества массового потребления, применение маркетинговых технологий с использованием 
больших массивов данных (Big Data), компьютерных программ их 

обработки, перспективы систем управления на основе Интернета вещей (IoT), элиминации человека из процессов решения задач, контроля их реализации, обработки данных, их анализа — делают остро 
необходимым философское осмысление состояния и перспектив 
управления, его социальной и антропологической составляющих.

Этот вызов и определил появление этой книги. Она представляет 

собой попытку не только выявить картину междисциплинарной целостности современной управленческой науки, но проследить узлы и 
связи этой междисциплинарности в связи с динамикой современного 
социума, показать — как это сказывается на представлениях об обществе, личности, ее месте в социальных процессах.

Центральной идеей, пронизывающей весь текст данной коллек
тивной монографии, является рассмотрение управления не просто как 
некоей технологии, инструментария, а как социальной силы, способной активировать и направлять общественное развитие. С раскрытия 
этой идеи в первой главе начинается книга, далее она наполняется анализом социальной базы управления в лице управленцев (менеджеров),
вышедших на историческую арену как часть правящего класса со своей спецификой в странах с рыночным и административно-рентным 
способами хозяйствования. Важнейшая роль управленцев дополняется качеством человеческого и социального капитала (главы 2, 3, 4, 6), 
определяющим возможность эффективного управления и соответствующего развития общества.

Эти два начала решающим образом сказываются на возникнове
нии и возможностях реализации инноваций (главы 5, 7, 8).

Проведенное рассмотрение направлено на характеристику суще
ственных особенностей состояния и тенденций развития управления в 
современном социуме. Такое рассмотрение создает базу для следующего шага — анализа роли и значения коммуникативных технологий 
в социальном управлении, включая управление развитием социального и человеческого капитала, что уже выходит за рамки данной работы и может стать содержанием следующей публикации.

Г Л А В А  1

УПРАВЛЕНИЕ КАК СОЦИАЛЬНАЯ СИЛА

1. Принуждение и управление:

постановка проблемы

Анализ антропосоциогенеза убеждает в том, что «так называе
мые дикари обращаются друг к другу средствами инфлюации (от лат. 
influere — вливаться, проникать. — О. Г.), к каковым принадлежит и 
суггестия, для того, чтобы подавлять у другого биологически полезную тому информацию, идущую по первой сигнальной системе и заменять ее побуждениями, полезными себе» (Поршнев, 1974: 417). Палеопсихология (наука о психологии человека эпохи палеолита) не 
рассматривает однако проблемы подавления и принуждения в соотнесении их с управлением, но ее широкий методологический базис анализа сферы предчеловеческих и человеческих отношений в процессе 
антропосоциогенеза позволяет нам исследовать и управление как 
особый срез названных отношений. Протоуправление, взявшее в руки 
инструмент властного регулирования, не успев еще должным образом 
сформироваться как феномен, само превращается в инструмент власти,
теряя собственным генезисом обусловленную первичность. Это метаморфоза — парадокс социальности, ее превращенной в противоположность формы, которую общество обретает на известном отрезке, вероятно, начальной истории. Даже «вторая сигнальная система», то есть
понятийная речь, как утверждает Б. Ф. Поршнев, «родилась как система 
принуждения между индивидами» (Поршнев, 1974: 422). И именно это 
заставляет взглянуть на управление через «принуждение», а также и 
родственные ему явления, как «использование» и «насилие».

Посмотреть на управление в этом срезе необходимо в его совре
менном статусе, а не глазами тех, кто «установили, как максиму, что 
при устроении любой системы правления в отношении каждого человека
необходимо предположить, что он — мошенник, не имеющий никакой 
другой цели в своих действиях, кроме частного интереса» (Капустин,
2001, который цитирует Д. Юма, относящего эти слова к «политическим писателям» своего века, с. 8). Такое отношение к «человекумошеннику» изначально предполагает насильственное регулирование 
властью всех его главных действий и самого поведения. Как равно и человек, которого правящая власть априори считает «мошенником», вы

нужден отвечать ей «взаимностью», то есть такого же рода нелюбовью, 
острием которого выступает потенциал ответного насилия.

Подход к управлению через эти категории является оправданным 

не только в анализе институционального, но также и менеджерального уровня управления. «Менеджмент можно определить как процесс 
достижения поставленных целей посредством использования труда 
людей», — говорится в энциклопедическом заокеанском издании 
(Современное управление, 1997: 1). Похожими на зарубежные являются и высказывания отечественных специалистов в области менеджмента. «У понятия "менеджер", — подчеркивает один из них, —
насчитывается несколько сотен определений, из которых, мне больше 
всего нравится такое: "человек, умеющий работать чужими руками"»
(Крымов, 2003: 14. Курсив мой. — О. Г.). Акцент на «работу чужими 
руками» делается, таким образом, даже в том виде управления, в котором атрибут власти, казалось бы, задействован минимальным образом. Как отмечает другой исследователь, отношения руководства —
подчинения могут быть как каналами, так и препятствиями взаимодействия, ибо многое зависит от того, насколько эти отношения открыты для двустороннего общения (Пригожин, 1994: 9).

Многообразие оценок приводит к настораживающему вопросу: 

не является ли управление вообще принудительным по определению? 
Возникает и другой, вытекающий отсюда, вопрос: всякое ли принуждение представляет собой насилие? А в самом обобщающем виде, как 
прочно связано управление с насилием в самой природе человеческих 
отношений?

Есть многие основания утверждать, что в ходе человеческой эво
люции осуществился «переход к логике, понятиям, счету, категориям 
от сублогики дипластий, а вместе с тем от чисто суггестивной функции, которую вторая сигнальная система играла в начале человеческой истории, к функции отражения предметной среды. Пружиной 
было развитие контрсуггестии в ходе истории, что выражало становление новых отношений между людьми» (Поршнев, 1974: 483).

Надо полагать также, что именно рост рационального сознания, 

на основе которого и возникает управление, позволил управлению 
Нового времени положить начало преодолению фазы своего инобытия в формах насилия. Как считает М. Фуко, начало этой дороге положил XVIII век, искавший в своих монархических формах правления 
способы нормализации и «экономии» власти, «когда впервые встала 
проблема аккумуляции людей и полезного управления ими» (Фуко,
1999: 447). Но «полезного» кому? Конечно, в первую очередь, самой 

власти. Но также, в итоге, и «подданному» ей индивиду. Правящая 
власть, применявшая насилие до этого беспорядочно, спорадически, с 
целью экономии своих сил начинает выстраивать рациональное «дисциплинарное общество», в котором стройная система мер принуждения и адекватного наказания медленно раздвигает свободу «подданного», превращавшегося в гражданина по мере роста его сознания и 
осознания своего права в обществе. Власть, сама на то не рассчитывая, выпускает джина демократического общественного устроения, к 
которому по мере роста образования, знаний и интеллекта все более 
готовым становится человек. Процесс, начатый XVIII веком, продолжает XIX век, все в большей степени преодолевающий отношения 
интердикции и суггестии в социальности. И уже в XX веке демократия понимается как «форма политического устройства, которая позволяет адаптировать правительства к желаниям управляемых без 
насильственной борьбы». И если в демократическом государстве правительство более не проводит ту политику, которой хотело бы большинство населения, не нужно никакой гражданской войны, чтобы посадить в кабинеты тех, кто желает работать так, чтобы удовлетворять 
большинство. «Путем выборов и парламентских соглашений перемена правительства происходит гладко — без трений, насилия и кровопролития» (Мизес, 2001: 42. Курсив мой. — О. Г.).

Однако является ли демократия как тип правления и отношений 

идеальной для современного человека? Ведь отмечал же А. Тойнби, 
что «в настоящее время жизнь западного мира определяют два института: индустриальная система экономки и столь же сложная и запутанная политическая система, которую мы называем "демократией", 
имея ввиду ответственное парламентарное представительное правительство суверенного национального государства» Он и оценивал достоинства такой социальной системы как «лучшее из на данный момент возможного» (Тойнби, 2001: 18).

Все это требует более пристального рассмотрения вопроса теперь 

в его, так сказать, «перевернутом» виде: что такое насилие и принуждение, и как связаны они с управлением.

2. Понятие силы и насилия

Понятие насилия связано с силой. Сила — это ближайшее родо
вое понятие, определяющее насилие. Под силой в широком смысле 
понимают какое-либо энергетическое действие или способность к 
действию, то есть потенциальное действие (Госс, 1993: 22). А И. Кант 

в «Критике способности суждения» (§ 28) определяет силу как «способность преодолеть большие препятствия». «И «та же сила называется властью (Gewalt), — говорит Кант, — если она может преодолеть 
сопротивление того, что само обладает силой» (Кант, 1974: 268). Силу 
можно рассматривать также и через понятие «влияние» (См.: Давыдов, 2002: 47).

Сила не бывает нейтральной по своей социальной направленно
сти. Как социальная величина сила проявляет себя не только и даже 
не столько своими «энергетическими показателями», сколько широким вектором нравственности. Управление также представляет собой 
силу, силу воздействия, регулирования. Но какой направленности? —
Этот вопрос мы им рассматриваем, заходя к нему «со стороны» силы 
как возможного принуждения, ненасилия и насилия.

Часто силу простейшим образом ассоциируют с насилием, то есть 

силой, как правило, разрушающей, отрицательной ценностноморальной направленности. Однако не только сила в широком смысле, но и само насилие как один из ее векторов — многообразное и 
очень сложное явление. Поэтому рассмотрение первоначально насилия, а затем и других векторов силы, воздействия, представляется 
важным для понимания сущности управления.

Использует ли управление насилие? Входит ли насилие своей 

сущностной стороной в управление? — Вот ключевые вопросы нашего анализа.

Для ответа нужно определить, что понимается под насилием. 

Убийство, терроризм, ограбление — это, очевидно, насилие. Все кажется ясным. Но обыденное представление, основанное на «здравом 
смысле», способно объяснить далеко не все и способно порой запутать даже и самою суть дела. Даже юридическое определение: «насилие есть плотское познание женщины с помощью силы и без ее согласия» (Ли, 1964: 173) не раскрывает сущность явления. Является ли, к 
примеру, насилием реклама о «блистательных» распродажах «по самым низким ценам»? Можно ли назвать насилием требование родителей, предъявляемое ребенку, о необходимости «хорошо учиться»? 
Для аргументированного ответа первоначально следует определить 
понятие.

В анализе насилия существует два подхода — абсолютистский и 

прагматический, замечает А. А. Гусейнов, исследующий эту проблему. В первом, абсолютистском, подходе насилие прямо отождествляется со злом вообще, и это снимает из рассмотрения возможность 
оправдания насилия, его конструктивного использования в обще

ственных отношениях и в управлении. Прагматический подход отождествляет насилие с физическим и экономическим ущербом, который 
люди наносят друг другу, и обычный довод состоит здесь в том, что 
насилие оправдано в сравнительно малых дозах, а именно в тех случаях, когда оно предотвращает большее насилие, которое к тому же 
никаким иным способом предотвратить невозможно. Уязвимость 
прагматического подхода заключается в том, что, во-первых, не существует единицы измерения насилия и, во-вторых, «проблема становится особенно безнадежной, когда речь идет об упреждении насилия» с помощью предполагаемого так называемого меньшего насилия.
Трудности, связанные с определением понятия получают разрешение, 
если соотнести насилие с понятием свободы. В этом случае насилие 
предстает не вообще принуждением или ущербом жизни и собственности, а таким принуждением и таким ущербом, которые осуществляются вопреки воле того или тех, против кого они направлены». 
«Насилие есть узурпация свободной воли, — резюмирует А. А. Гусейнов. — Оно есть посягательство на свободу человеческой воли»
(Гусейнов, 1994: 35–36).

Итак, в широком смысле, насилие — это сила, проявляющаяся 

как посягательство на свободу человека, производимое вопреки его 
воле. Или, другими словами, всякое доминирование людей друг над 
другом в пространстве свободной воли можно называть насилием. 
В такой постановке, говорит А. А. Гусейнов, «вопрос об оправданности насилия остается открытым для рационального аргументированного обсуждения». (Из доклада А. А. Гусейнова на пленарном заседании XIX Всемирного философского конгресса 25 августа 1993 года.)

Что и важно нам в анализе управления как силы, воздействия, ре
гулирования, в анализе его морально-нравственной стороны.

Имеет ли руководитель моральные основания использовать сред
ства принуждения, в том числе насильственного, для достижения целей организации? Справедливо ли насилие в действиях администратора, менеджера? Можно ли насилием достичь справедливости и 
добра? — Вот важный этический вопрос, стоящий перед практикой и 
теорией управления. Можно ли насилием преодолеть несправедливость? — Другая сторона этого же вопроса (См.: Гелих, 2002: 183–200).

Очевидно, здесь нет однозначных ответов, и потому эта пробле
ма, тесным образом связанная с феноменами свободы (См.: Гелих,
1999: 21–23; Гелих, 1999: 111–138; Гелих, 2000: 58–68) и справедливости (См.: Гелих, 1998; Гелих, 2001: Гл. 3; Гелих, 2003: Гл. 4), рассматривалась нами и ранее. Степень доминирования и интенсивности 

посягательства на свободу, как очевидно, могут быть самыми разными, а в выборе их вымеренности открывается и ответ на вопрос о возможности всегда проблематичного сочетания насилия и справедливости. Потому классификация насилия, анализ его «многоликости» —
задача и теоретически, и практически значимая. В первую очередь —
для управления.

3. Многообразие форм насилия

По своим формам насилие может проявляться как прямое (или 

открытое), и косвенное (скрытое или «мягкое»). Между этими полюсами можно увидеть различные степени насильственной интенсивности: от предельно слабых до ее максимально возможных видов. 
При этом взятое за основу определение позволяет «насилие как определенную форму общественного отношения отличать, с одной стороны, 
от инстинктивных природных свойств человека: агрессивности, воинственности, плотоядности, а с другой, от других форм принуждения в 
обществе, в частности, патерналистского и правового принуждения» 
(Гусейнов, 1994: 36). Таким образом, например, педагогическое принуждение ученика, власть родителей над детьми, государственноправовое принуждение в большинстве современных случаев выходят 
за рамки собственно насильственных форм отношений, но также могут выступать и насилием в зависимости от степени интенсивности 
принуждения и обстоятельств его применения. И эта тонкость перехода за возможные границы «донасильственного» и ненасильственного принуждения делает анализ самого насилия делом непростым.

Насилие по сфере осуществления может реализовываться как в

природе, так и в человеческом обществе, и последнее принято называть социальным насилием. Наш анализ опускает рассмотрение роли 
насилия в природе и сам возможный его «смысл», ибо дождь или ветер, землетрясение или цунами, ограничивают человеческую свободу, 
однако не могут рассматриваться с точки зрения их нравственности 
или безнравственности. Наш интерес — в сфере моральности и справедливости возможных силовых принуждений, осуществляемых 
людьми в отношении друг друга.

Социальное насилие имеет огромный спектр разновидностей по 

причине многообразия самих социальных действий и сфер общественных отношений. Так, например, Ю. П. Давыдов анализирует несколько видов и разновидностей силы как социального действия и 
влияния. Важнейшими видами такой силы могут выступать: экономи