Актуальные проблемы теории государства и права

РОССИЙСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ  
ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ 
им. А. И. ГЕРЦЕНА

Санкт-Петербург
Издательство РГПУ им. А. И. Герцена
2019

И. Л. Честнов, С. А. Сидоров, А. В. Рабош

АктуАльные проблемы  
теории госудАрствА  
и прАвА

ББК 67.3 + 67.400
 
Ч51

Авторский коллектив:
д-р филос. наук, проф. В. А. Рабош (раздел 1)
д-р юр. наук, проф. И. Л. Честнов (разделы 2, 3)
ст. препод. А. В. Рабош (раздел 4)
д-р филос. наук, проф. С. А. Сидоров (раздел 5)

Рецензент: 
д-р юр. наук, проф. И. Б. Ломакина

 
Честнов И. Л., Сидоров С. А., Рабош А. В.
Ч51 
Актуальные проблемы теории государства и права: учебник / под 
ред. В. А. Рабоша. — СПб.: РГПУ им. А. И. Герцена, 2019. — 223 с.

 
ISBN 978-5-8064-2648-3

В учебнике излагаются актуальные проблемы теории государства и права. 
Авторы акцентируют внимание на дискуссионных вопросах эпистемологии государства и права, правопонимания и системе права, наказания как элемента 
юридической ответственности с позиций постклассической методологии.
Учебник адресован студентам старших курсов, магистрантам, аспирантам 
и преподавателям юридических вузов, всем, интересующимся современными 
проблемами юриспруденции. 
ББК 67.3 + 67.400

 
© Авторы, 2019
 
© Лебединский С.  В., дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-8064-2648-3 
© Издательство РГПУ им. А. И. Герцена, 2019

оглАвление

Предисловие  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  4

Раздел 1. Эпистемология государства и права  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  5

Глава 1.1. Критерии научности теории государства и права  . . . . . . . . . . .  5
Глава 1.2. Объект и предмет теории государства и права  . . . . . . . . . . . .  13
Глава 1.3. Методология теории государства и права  . . . . . . . . . . . . . . . .  20
Глава 1.4. Структура теории государства и права   . . . . . . . . . . . . . . . . . .  33
Глава 1.5. Теория государства и права в системе наук.   . . . . . . . . . . . . . .  37

Раздел 2. Современное правопонимание  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  40

Глава 2.1. Типология правопонимания  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  40
2.1.1. Значение правопонимания для теории государства и права   40
2.1.2. Критерии классификации типов правопонимания   . . . . . . . .  41
2.1.3. Философский критерий типологии правопонимания  . . . . . .  44
2.1.4. Социологический критерий институционализации  
типов правопонимания  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  54
2.1.5. Культурно-историческая типология  
правопонимания   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  66
Глава 2.2. Признаки права   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  83
Глава 2.3. Постклассическое правопонимание   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  89

Раздел 3. Система права как механизм воспроизводства правовой  
реальности  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  126

Глава 3.1. Конструирование системы права  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  126
Глава 3.2. Формальная определенность нормативности права   . . . . . .  151
Глава 3.3. Реализация права   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  160

Раздел 4. Правонарушение и юридическая ответственность  . . . . . . . .  181

Глава 4.1. Понятие, признаки и виды правонарушений и юридиче- 
ской ответственности  . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .  181
Глава 4.2. Наказание как элемент юридической ответственности  . . .  192
Глава 4.3. Наказание как феномен правовой культуры  . . . . . . . . . . . . .  207

Раздел 5. Постсовременное государство как юридический феномен . . .  217

предисловие

Теория государства и права — важнейшая юридическая дисциплина, с которой начинается знакомство студентов с правоведением. 
Она же — под названием «Актуальные проблемы теории государства 
и права» — подводит итог юридического образования, суммируя 
и обобщая те знания, которые получены в ходе освоения студентами 
отраслевых и специальных юридических дисциплин. Поэтому теория 
государства и права является базовой общетеоретической и методологической дисциплиной в системе юридических наук.
Состояние современной социальной науки (а юриспруденция — 
это именно социальная наука) характеризуется радикальным 
 релятивизмом как господствующим миро воззрением в постсовременном социуме. Такие научные открытия, как принцип дополнительности в физике, дис сипативные структуры в химии, ограничительные теоремы К. Геделя в математике, бессознательное 
в психологии, несоизмеримость парадигм в науковедении и др., 
поставили под сомнение возможность достижения истины — цели 
«классической» науки.
Все это не может не сказаться на состоянии дисциплины «Актуальные проблемы теории государства и права», призванной описывать, объяснять и оценивать право, в том числе и те исследования, которые проводятся в отраслевых и специальных юридических 
науках. Из вышеизложенных тенденций с неизбежностью вытекает 
множественность подходов к характеристике правовой реальности. 
На первый взгляд это может показаться нормальным явлением: 
ученый (преподаватель) не должен навязывать свое «единственно 
верное» видение предмета. Однако сегодня парадоксальным образом оказывается, что у многих ученых (преподавателей) нет 
четкого представления о сущности политико-правовых явлений, 
тем более что аргументы в пользу «традиционных» подходов зачастую весьма сомнительны.
Авторы настоящей работы не столь самоуверенны в том, что им 
дано ответить на все поставленные вопросы. Задача гораздо скромнее — пригласить (побудить) к диалогу, совместному размышлению над вечными проблемами юриспруденции и, как минимум, 
заинтересовать читателя в изучении этого предмета.

Р А з д е Л  1 

ЭпИСтемоЛогИя  

гоСудАРСтВА И пРАВА

глАвА 1.1  
критерии научности теории государства и права

Проблема, заявленная в заглавии данного вопроса, предполагает определение критериев научности, выработанных философией 
науки (науковедением), и сравнение с ними эпистемологических 
признаков теории государства и права. Только так возможно 
утвердительно ответить на вопрос, является ли теория государства 
и права наукой или это, как остроумно выразился один физик 
 относительно всех нефизикализированных дисциплин, — «собирание марок».
Сразу же необходимо заметить, что сделать это чрезвычайно 
трудно, так как современное науковедение переживает серьезный 
кризис философских оснований, связанный со сменой типов рациональности, или переходом от классической модели науки к постклассической. 
Наука чаще всего отождествляется с суммой знаний. Знания, 
претендующие на статус научных, должны отвечать критерию истинности. Долгое время считалось, что критерии истины и, следовательно, научности вечны и неизменны. Сама же наука, предполагалось, развивается от меньшего объема знаний к большему, то 
есть к открытым истинам добавляются все новые и новые. Ранее 
установленная истина при этом сомнению не подвергалась — ведь 
это абсолютно достоверное знание. Такая концепция науки, зародившаяся в Новое время и доминировавшая до середины XX века, 
в современном науковедении получила название кумулятивной.
Положение о том, что результаты философского и научного познания должны быть вечными и тем самым неопровергаемыми 

истинами, является лейтмотивом рационалистической философии 
Нового времени. Интуитивные истины у Декарта, истины разума 
у Лейбница, синтетические и аналитические суждения у Канта, 
принципы наукоучения у Фихте — все это различные наиме нования кумулятивного образа науки в методологии Нового времени.
Этой же идеей проникнуты принципы позитивистов XIX и начала XX веков. В отличие от рационалистов абсолютная значимость 
(истинность) ими приписывается результатам прежде всего опытного, а не теоретического познания. Неизменной сохраняется уверенность в возможности достижения абсолютной (неизменной ни 
при каких условиях) истины1. И те и другие основные усилия прилагали к тому, чтобы сделать научные знания объективными. Рационалистическая философия науки в теории государства и права 
(которая к тому времени еще не институционализировалась в качестве самостоятельной научной дисциплины) представлена теорией естественного права Нового времени. Последнее традиционно определяется как дозаконотворческий и внезаконотворческий 
комплекс объективных закономерностей, необходимостей, правил 
социальной, общественно-политической жизни2. Эти закономерности предписаны самой природой и запечатлены в человеческом 
разуме. Они мыслятся либо априорно в виде логической предпосылки, либо как «естественное состояние», исторически предшествующее общественному и государственному порядку. 
На место философии Нового времени в XIX веке приходит 
несколько другая (хотя и в рамках той же эпистемы — ценностей 
и мировоззрения техногенной цивилизации) науковедческая 
 программа — позитивистская. Позитивисты, как уже отмечалось, 
решили отбросить всякие абстрактные рассуждения, которые не 
могут быть сведены к опытным данным. С этого времени торжествует эмпиризм, а познание ограничивается изучением исключительно внешних признаков непосредственно наблюдаемых предметов. Именно в это время, о чем речь шла выше, возникает теория 

1 Следует заметить, что различия между рационализмом и эмпиризмом, на чем 
настаивают многие философы, не такие уж принципиальные. Да, это разные способы достижения эпистемологического идеала — абсолютной истины. Но уже у представителей логического позитивизма (неопозитивизма), например в программе 
Д. Гилберта, объединяется математический идеал строго доказанного и неопровержимого знания с «протокольными предложениями» — записями непосредственных результатов опыта.
2 См.: Нерсесянц B. C. Право и закон. М., 1983. С. 361.

права как самостоятельная научная дисциплина, на формировании 
которой не могла не сказаться интеллектуальная атмосфера эпохи. 
В результате на место философии права, выражающейся в то время 
исключительно в теории естественного права Нового времени, 
приходит позитивистская концепция права. Юридический позитивизм акцентирует внимание на внешних признаках (проявлениях) 
права, то есть либо на тексте права (юридический догматизм), 
либо на правовом поведении (позитивистская социология права)3.
Для юридического позитивизма, следовательно, критериями 
научности выступают либо эмпирические факты, либо формальная 
логика (наиболее последовательно представленная Венским «кружком», Берлинской и Львовско-Варшавской школами и заложившая 
основы современной аналитической философии)4. 
Однако уже в начале XX века надежды позитивизма были поставлены под сомнение, что, в конце концов, привело к его закату. 
Кризис классической физики привел к убеждению, что опыт (и 
эксперимент) должен учитывать его условия (в том числе пространственно-временные), принимать во внимание методику его 
проведения и самого наблюдателя. Результаты опыта (становящиеся тем самым научными фактами) принципиально зависят от их 
интерпретации. Поэтому оказалось, что одна и та же теория может 
быть подтверждена принципиально разными (несоизмеримыми) 
фактами, а один и тот же факт может входить в состав различных 
(несоизмеримых) теорий. Более того, факт — это не просто единичный предмет (элемент) объективного мира, но единичное суждение о предмете (элементе). А оно всегда контекстуально, зависит не только от теоретических взглядов субъекта, но и от его 
мировоззрения, идиосинкразии (Р. Рорти). Таким образом, любой 
научный факт является «теоретически и мировоззренчески нагруженным» и зависит от множества социокультурных факторов5. 

3  Ее разновидностью, например, выступает психологическая теория права, 
активно разрабатываемая Л. И. Петражицким, редуцирующая право к эмоциям, 
переживаниям юридических ситуаций. См. подробнее: Спиридонов Л. И., 
Честнов И. Л. Л. И. Петражицкий: жизнь и творческое наследие // Петражицкий 
Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000.
4 Неопозитивисты 30-х годов пытались их соединить.
5 О том, что «один и тот же криминологический факт интерпретируется в различных контекстах и имеет неодинаковый смысл», говорил в начале 80-х гг. 
Л. И. Спиридонов. — См.: Спиридонов Л. И. Криминологический факт и его оценка // Криминология и уголовная политика. Сборник материалов советско-скандинавского симпозиума (1983 г.). М., 1985. С. 19–22.

Поэтому один и тот же результат эмпирического изучения правосознания или факт принятия нового нормативно-правового акта 
может быть интерпретирован совершенно по-разному. С другой 
стороны, как справедливо замечает А. Л. Никифоров, человек не 
«открывает» заранее «заготовленные природой факты, а активно 
воздействует на природу, налагая на нее отпечаток своей личности 
и деятельности… Факты возникают как итог деятельности человека, как результат его активного творческого воздействия на мир»6. 
Следовательно, факты (практика как единичный и потому всегда 
ограниченный опыт) никогда не подтверждают теорию целиком 
и полностью и не могут служить критерием ее истинности7.
Сторонников логического позитивизма также ожидал неожиданный «сюрприз»: теоремы неполноты К. Гёделя и А. Тарского 
в начале 30-х годов доказали нереализуемость их программы. Оказалось, что даже формальную арифметику невозможно обосновать 
ее собственными средствами. Для этого требуется метаязык (метасистема), с позиций которого возможна эта процедура. Но для 
обоснования метаязыка требуется мета-метаязык... Все это — регрессия в «дурную бесконечность», с чем, кстати, столкнулись и 
Г. Кельзен (при обосновании Grundnorm), и Г. Харт (при определении нормы-признания). На ограниченность логики применительно 
к социальной деятельности (в том числе и юридической) обращали внимание Г. фон Вригт, К. Гемпель, У. Дрей и др. Благодаря идеям этих философов в науку прочно вошло разграничение естественнонаучного объяснения и объяснения интенционального, характерного для общественных наук8. Нельзя не обратить внимание 
также и на тот факт, что норма права — центральный элемент 
правовой реальности и теории государства и права — не может 
быть объяснена с помощью формальной логики9. Поэтому логика, 
как минимум, является ограниченным критерием научности. То, 

6 Никифоров А. Л. Философия науки: история и методология. М., 1998. С. 166–
167.
7 Не случайно К. Поппер отказался от критерия как критерия научности теории в пользу ее фальсификации. — См.: Поппер К. Логика и рост научного знания. 
М., 1983.
8 Никифоров А. Л. Указ. соч. С. 182–189.
9 Невозможность логически вывести модальные суждения (возможно, должно, 
запрещено) из дескриптивных (описательных) суждений именуется «парадоксом 
Юма». В ХХ веке эта проблема связана с именем А. Росса. — См.: Ross A. Imperatives 
and Logic // Theory. 1941. Vol. 7. См. подробнее: Честнов И. Л. Правопонимание 
в эпоху постмодерна. СПб., 2002. С. 36–37.

что логика занимает весьма ограниченное место в юриспруденции, 
указывали в 30-е годы ХХ века «реалисты» США (К. Ллевеллин, 
О. Холмс, Д. Фрэнк)10. Сегодня эту позицию достаточно обстоятельно аргументируют представители постмодернистской юриспруденции США Р. Познер и П. Шлаг11.
Все это привело к тому, что в 60-х годах XX века возникла новая 
модель науки — некумулятивная и, соответственно, изменились 
критерии научности. Постпозитивисты — Т. Кун, И. Лакатос, С. Тулмин, П. Фейерабенд и др. — подвергли сомнению прежде всего 
поступательность развития науки, когда к «старым истинам» добавляются «новые», открытые недавно. Для них же научное открытие — это всегда отрицание старого, опровержение, а не добавление. Поэтому история идей с точки зрения постпозитивизма — это 
история заблуждений.
Современное науковедение, находящееся под влиянием некумулятивных идей, более скептично рассматривает возможность 
достижения истины и тем самым нахождения четкой демаркационной границы между наукой и ненаукой. Наиболее радикален 
в этом смысле П. Фейерабенд, вообще отрицающий возможность 
достижения истины и четкого различения науки и ненаучного 
(например, мифологического, религиозного и т. п.) знания. Аргументирует он это тем, что наука опирается не на опыт, а просто 
приучает своих адептов видеть мир в определенном ключе, после 
чего все явления превращаются в факты, подтверждающие принятую точку зрения. Мнение о превосходстве науки над всеми прочими формами сознания он именует «эмпиристским мифом»12.
Вместе с категорическим отрицанием примата опыта (фактов) 
над теорией, усилиями постпозитивистов в науку была возвращена философия (именуемая метафизикой) и история. Деятельность 
ученого, по мнению Д. Агасси, — это, в принципе, реализация метафизической программы. Следовательно, «стерильной», свободной 
от метафизики науки нет, не было и не будет. В исследовании 
 ученый руководствуется не логикой факта, а логикой принципа. 

10 Т. Бендин отмечает, что для О. Холмса бытие права — это не догмы, логические 
построения и теории, а практика, опыт, на который гораздо большее значение оказывает господствующая в обществе мораль и институты публичной власти. — См.: 
Benditt Th. M. Law as rule and principal: Problems of legal philosophy. Stanford, 1978.
11 См.: Posner R. The Problems of Jurisprudence. Chicago, 1990; Schlag P. Missing 
Pieces; A Cognitive Approach to Law // Texas Law Review. 1989. № 67. P. 1195–1250. 
12 См.: Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М., 1986. 

Верность принципу понуждает его интерпретировать факты, приводя их в согласие с принципами, менять смысл хорошо подтвержденных гипотез. Поэтому методологические и философские 
принципы составляют медленно и труднее всего меняющийся 
компонент науки13. 
Главенствующее положение в современном науковедении занимают идеи Т. Куна. В работе «Структура научных революций» 
(1962), ставшей, видимо, самой цитируемой философской книгой 
конца XX века, он переносит анализ науки с чисто эпистемологической ее характеристики (рассматривающей исключительно научное знание) на социологические ее признаки, прежде всего — характеристику научного сообщества. Именно на этом факторе 
строится его основное понятие — парадигма — и определяются 
критерии научности. 
О парадигмах сегодня пишут очень много, но чаще всего без 
знания дела, то есть первоисточника, вкладывая в это понятие 
весьма произвольный смысл. Главная отличительная черта парадигмы, по Т. Куну, состоит в том, что она выполняет функцию 
объединения научного сообщества. Научное сообщество, следовательно, это ученые, признающие эту парадигму14. Далее, парадигма — это набор предписаний для научной группы и общепризнанные образцы решения задач. Отрицая отождествление парадигмы 
с теорией и методом, Т. Кун на первое место выводит конкретный 
труд (например, «Принципы» или «Оптику» Ньютона), ставший 
образцом для решения головоломок и одновременно подсказывающий, какие задачи-головоломки еще могут быть решены с его 
помощью. Приверженность такому основополагающему труду 
(принятие его в некотором смысле на веру без критики и сомнений) и выступает объединяющим началом для членов научного 
сообщества. 
На стадии «нормальной науки» все научное сообщество данной 
дисциплины разделяет убежденность в истинности парадигмы. 
Никому не приходит в голову подвергать ее сомнению, в противном случае «еретик» изгоняется из научного сообщества. При этом 
ведется поиск лишь тех фактов, которые подтверждают исходные 
посылки и укладываются в процессуальный алгоритм парадигмы. 

13 Agassi J. The nature of scientific problems and its roots in metaphysics// Critical 
approach to science and philosophy.  N.  Y.,  1964.  P.  189–211. 
14 См. : Кун Т. Структура научных революций. 2-е изд. М., 1977. С. 229. 

Противоречащие ей факты (а такие есть всегда) отбрасываются, 
не замечаются либо утверждается, что «тем хуже для них». 
Описанное выше состояние «нормальной науки», возможно, 
характерно для естествознания (все примеры у Т. Куна взяты из 
астрономии и физики), но ситуацию в социальных науках автор 
описывает не совсем точно. Вспомним, у Т. Куна конкуренция парадигм возможна лишь как борьба между новой, возникшей в результате научного открытия, и старой парадигмой, разделяемой 
ретроградами. Когда последние «сойдут в могилу» — продолжится 
нормальная, «однопарадигмальная» научная деятельность, описанная выше. Так вот, в теории государства и права такого состояния, 
когда все научное сообщество является сторонником одного классического труда, никогда не было, нет и не предвидится в будущем. 
Расхожая поговорка: «Два юриста — три мнения» — достаточно 
точно отражает реальное положение вещей в этой области. 
Вышеизложенное отнюдь не означает, что сама идея парадигмы 
должна быть отброшена. Да, парадигм в куновском смысле в теории государства и права нет, но есть конкурирующие научные сообщества15, разделяющие различные ценностные установки, принципы познания, концепции. 
Невозможно также безоговорочно принять (применительно 
к теории права) и куновский тезис о принципиальном релятивизме, несоизмеримости парадигм. «Сторонники различных теорий 
подобны, вероятно, членам различных культурных и языковых сообществ. Осознавая этот параллелизм, мы приходим к мысли, что, 
может быть, правы обе группы. Применительно к культуре и к ее 
развитию эта позиция действительно является релятивистской», — 
пишет Т. Кун16. Если последовательно провести этот тезис (гипотезу) до логического завершения, то мир превратится в «Вавилонское столпотворение». 
Аналогично обстоит дело и с радикальной некумулятивностью 
роста знания. Полное отсутствие связи между прошлым и настоящим (а также и будущим) отрицает какую-либо преемственность 
знания и требует от каждого поколения заново «открывать колесо». 
Несмотря на наличие достаточно спорных положений у постпозитивистов, нельзя не признать и их заслуги перед науковедением. 
Они сводятся не только к разрушению позитивистских принципов 

15 Можно ли их назвать научными школами? Оставим этот вопрос без ответа, 
так как для этого требуется серьезное научное исследование. 
16 Кун Т. Указ. соч. с. 267.