Воплощение смысла: conceptualia selecta

С.Г. Воркачев 

Воплощение смысла:  

сonceptualia selecta 

Монография 

3-е издание, стереотипное

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2020 

УДК 81
ББК  81 

В75 

В75 

Воркачев С.Г. 
     Воплощение смысла: conceptualia selecta [Электронный 
ресурс]: монография / С.Г. Воркачев – 3-е изд., стер. – М.: 
ФЛИНТА, 2020. – 333 с. 

ISBN 978-5-9765-2394-4 

Представлены работы, посвященные ключевым про
блемам лингвокультурной концептологии: исследованию 
знакового «тела» лингвокультурного концепта, аксиологического аспекта его вариативности и его карнавализации как 
«погружения» в смеховой дискурс. 

Адресуется широкому кругу лингвистов и всем, кто 
интересуется проблемами лингвокультурологии и лингвоконцептологии. 

УДК 81 
ББК 81 

ISBN 978-5-9765-2394-4 
 © Воркачев С. Г., 2015 
© Издательство «ФЛИНТА», 2015

ОГЛАВЛЕНИЕ 

Предисловие автора………………………………………..
Вместо введения: К семиотической сущности 
лингвокультурного концепта……………………………..... 
Глава 1. Значимостная составляющая 
лингвокультуного концепта…………………………..…. 
1.1 Геном родины……………………………………..... 
1.2 «Палеонтология правды»………………………...…
1.3 Алгебра смысла………………………………….…. 
Выводы………………………………………………….. 
Глава 2. Аксиологическая вариативность 
лингвокультурного концепта…………..……………...…

2.1 «Эта страна»…………………………………….……
2.2 От каждого по понятиям…………………………..... 
2.3 Слово о словах: «быдло» как феномен 
российской лингвокультуры ……………………...…….
2.4 «Быдлить хорошо, а хорошо быдлить – лучше»….. 
2.5 Ассоциативное поле лингвоидеологемы «народ»....
2.6 Инициатива и послушание: к аксиологической 

вариативности лингвоконцепта………………….....

2.7 The kinds of lie: лукавство………………………..…. 
Выводы…………………………………………………... 
Глава 3. Карнавализация лингвокультурного 
концепта……………………………………………………..

3.1 Счастье и юмор……………………………………...
3.2 Любовь и юмор…………………………………...…
3.3 Любовь, которая никогда не бывает взаимной…....
3.4 «Так оно, пожалуй, и лучше»…………………..…..
3.5 «У народа все не как у людей»………………...….. 
Выводы……………………………………………….…. 

Заключение……………………………………………….…
Литература…………………............................................... 

4

6 

17 
19 
41 
61 
74 

76 
78 
85 

105 
140 
148 

193 
210 
237 

240 
246 
251 
262 
272 
279 
305 
308 
315 

3 

Предисловие автора 

Как точно подмечено, «мы можем добраться до мысли только через слова» (Вежбицкая 1999: 293), и это свидетельствует о 
том, что индивидуальный, «личностный» смысл (он же идея, понятие, концепт, мысль и пр.) универсализуется и становится достоянием любого «чужого сознания» лишь с обретением плоти – 
вербализацией. Лингвокультурный концепт – это, действительно, 
«идея, схваченная знаком» (Савицкий 2012), «смысл, явленный 
через символ» (Воркачев 2001: 70), тем более что средневековый 
концепт, возникший как философский термин в многовековой 
полемике относительно онтологической сущности универсалий, 
был самым непосредственным образом связан со словом – «логосом», его воплощавшим (см.: Неретина 2010: 306–307). 
Из всего множества видов и типов лингвокультурных концептов, выделяемых в сегодняшней российской лингвоконцептологии по тем или иным признакам и основаниям (или без всяких 
на то оснований), от концепта «Бог» до концепта «боевой листок», автора больше всего привлекало исследование вербализации ментальных образований, отправляющих к представлениям 
об основах человеческого существования, от которых, собственно, и «пошла быть» концептология: абеляровские «концепты» как 
духовные связующие разнопорядковых идей мира, «предельные 
понятия», «философские идеи высшей общности», «экзистенциальные смыслы», «экзистенциальные блага», «универсалии духовной культуры» – одним словом «понятия жизненной философии» (Н. Д. Арутюнова), совокупность которых образует своего 
рода «социогеном», обеспечивающий через язык преемственность духовной культуры. Количество этих универсальных 
смыслов вполне исчислимо и не выходит за пределы нескольких 
десятков, однако их роль в формировании духовной культуры 
трудно переоценить (см.: Брудный 1998: 28). На сегодняшний 
момент автору удалось рассмотреть языковое воплощение таких 
высоких духовных смыслов, как счастье, любовь, родина, справедливость («правда»), смысл жизни и народ.  
Российская лингвокультурная концептология почти за четверть века своего существования превратилась в состоявшееся и 

4 

зрелое научное направление, обладающее своим собственным категориальным аппаратом и наработанными исследовательскими 
методиками (см.: Воркачев 2011: 64–65). В настоящей работе автор пытается подвести некоторые предварительные итоги своего 
двадцатилетнего пребывания «в теме» лингнвоконцептологии и 
отметить те грани, фацеты и аспекты лингвоконцептологических 
исследований, которые, как говорят по-испански, son de su cosecha – «принадлежат его урожаю»: обозначить, как пишется в 
паспортной части авторефератов диссертаций, «личный вклад 
соискателя в разработку проблемы».  
Как представляется, помимо определения лингвокультурного концепта («Концепт – это единица коллективного знания/сознания, имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» – Воркачев 2001: 70), которое стало 
уже чуть ли не «народным» – оно появляется в текстах без ссылок на авторство, к числу «личных достижений» автора можно 
отнести результаты семиотического анализа ЛК-концепта, приводящие к необходимости выделения в нем «значимостной составляющей», описание его аксиологической вариативности и 
контекстов его карнавализации.  
Отмеченные значимые моменты и определяют структуру 
работы. Во Введении устанавливается, что семиотическая структура лингвокультурного концепта представляется многослойной 
и разнородной, поскольку здесь означающее само по себе представлено знаковой единицей – словом, у которого есть план выражения и план содержания. В Первой главе на материале ЛКконцептов «родина», «правда-справедливость» и «смысл жизни» 
исследуется значимостная составляющая этих концептов, определяемая местом имени концепта в лексической системе языка. 
Во Второй главе описывается аксиологическая дублетность как 
способность менять имя в зависимости от установки субъекта речи 
таких 
ЛК-концептов, 
как 
родина, 
народ, 
правдасправедливость, инициатива и ложь. Третья глава посвящена исследованию приемов и способов карнавализации как временного 
ценностного обращения на примере ЛК-концептов счастья, любви, правды-справедливости, родины и народа.  

5 

 

ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ 
 
К семиотической сущности лингвокультурного концепта1 
 
На сегодняшний день связь концепта, в какой бы эвристической ипостаси – философской, логико-математической, культурной или лингвистической – он ни являлся, со знаковыми системами представляется совершенно естественной (см.: Степанов 
1997: 21; 2001: 606; Карасик 2013: 93–101). В то же самое время 
эта связь, интуитивно в достаточной степени очевидная, нуждается в конкретизации и квалификации как со стороны дисциплинарной разновидности концепта, так и применительно к общей 
теории знака. 
Имя «концепт» (лат. conceptus/conceptum) для обозначения 
смысла родилось в длительном средневековом споре ученыхсхоластов о природе универсалий – в классической латыни для 
него зафиксированы лишь в значения «водоем», «воспламенение», «зачатие» и «плод (зародыш)» (см., например: Дворецкий 
1949: 195) – этимологически оно по своей «внутренней форме» 
представляет собой семантический аналог русского слова «понятие». «Концепт» в классической логике и в нетерминологическом, свободном употреблении – синоним понятия (ср.: 
«conceptus – понятие» – Кондаков 1967: 159), и в таком качестве 
он просуществовал до появления математической логики и логической семантики, где концептом стали называть смысл имени 
(термина) в отличие от его денотата (см.: Черч 1960: 19; Тондл 
1975: 178, 186, 247). 
Дальнейшая эволюция имени «концепт» происходила за 
счет его атрибутивного расширения, когда «концепт» сначала 
стал «культурным концептом», а затем и «лингвокультурным». В 
ходе этой эволюции семантическая структура концепта количественно и качественно усложнилась: к его понятийному содержанию, отражающему дефиниционно существенные признаки объ
1 Опубликовано в: Studia selecta: избранные работы по теории лингвокультурного концепта: монография. – Волгоград: Парадигма, 2013. C. 
117–128. 

6 
 

 

екта, добавились образная составляющая, включающая культурно значимые символические и ценностные смыслы, и собственно 
языковая, которую à faute de mieux можно назвать «значимостной» – отражающей включенность имени концепта в лексическую систему конкретного естественного языка. 
Выделение концепта как ментального образования, отмеченного лингвокультурной спецификой, – это закономерный шаг 
в становлении антропоцентрической парадигмы гуманитарного, в 
частности, лингвистического знания. По существу в концепте 
безличное понятие авторизуется относительно этносемантической личности как закрепленного в семантической системе естественного языка базового национально-культурного прототипа 
носителя этого языка. Лингвокультурный концепт – синтезирующее лингвоментальное образование, методологически пришедшее на смену представлению (образу), понятию и значению и 
включившее их в себя в «снятом» виде. При любом толковании, 
лингвокультурный концепт сводится к понятию как совокупности существенных признаков предмета, «погруженному» в культуру и язык. Совокупность концептов составляет национальную 
картину мира, представляет языковое сознание, формирует этнический менталитет, определяет тип языковой личности (см.: Воркачев 2001: 66; 2005: 77; 2011: 64). 
В российской лингвистической традиции «концепт» в качестве термина употребляется, главным образом, в когнитивной 
лингвистике и в лингвокультурологии. В лингвокогнитологии 
концепт – инструмент и продукт структурирования любых смыслов, и естественный язык здесь выступает лишь средством, обеспечивающим исследователю доступ к «языку мозга». Концепт в 
лингвокультурологии – семантическая единица «языка» культуры, план выражения которой представляет двусторонний языковой знак, линейная протяженность которого, в принципе, ничем 
не ограничена (см.: Воркачев 2007: 14). 
В самом широком и общем понимании, в которое успешно 
«вписываются» все семиотические теории, начиная от Античности и до наших дней, знак – это нечто, позволяющее субъекту 
постичь нечто другое. В этом определении присутствуют три основных термина всех знаковых теорий: «нечто», «другое» и по
7 
 

 

знавательная способность субъекта. Этой дефиниции не противоречит понимание знака в стоической доктрине как логической 
импликации – «если имеется дым, значит, должен быть и огонь; 
именно поэтому дым есть знак огня» (Вдовина 2009: 12), не противоречит ей и понимание Аристотелем вербальных знаков 
(слов) как языковых выражений для душевных впечатлений, и 
понимание знака св. Августином как «вещи, которая помимо 
формы, запечатлеваемой в чувствах, дает из себя узнать нечто 
другое» (Signum est enim res, praeter speciem quam ingerit sensibus, 
aliud aliquid ex se faciens in cogitationem venire – Augustinus 1957: 
II, 1.1), и понимание знака Ф. Соссюром как соединения «смысла 
и акустического образа» (Соссюр 1977: 53), и все три знаковых 
разновидности (знаки-индексы, знаки-иконики и знаки-символы) 
основателя современной семиотики Ч. Пирса.  
Знак – двусторонняя сущность, и это «стыдливо» признают 
даже сторонники односторонней, «сигнальной» теории знака: 
«Знак двусторонен лишь в том смысле, что в отличие от незнака 
он обладает социально признанным и закрепленным за ним свойством быть указателем на что-либо, находящееся вне его самого» 
(Солнцев 1971: 112).  
Различия в понимании знака начинаются в частностях: в таких, как круг «пользователей» знака, характер связи одной стороны знака с другой и качественная природа означающего и 
означаемого. По любому из этих признаков различаются «широкое» и «узкое» понимания знака: как «знака» и «собственно знака», как «знака» и «незнака».  
По «кругу пользователей» в «узком» понимании знаками 
оказываются лишь те семиотические сущности, у которых есть 
помимо получателя (интерпретатора) также и отправитель (коммуникативная интенция) и которые выступают не только носителями информации, но и носителями «послания» – сообщения 
(см.: Никитин 1997: 4). Знаками в «широком» понимании («псевдознаками» – Никитин 1997: 4) здесь оказываются семиотические 
явления, у которых отправителя может и не быть: для их «знаковости» достаточно наличия одного лишь интерпретатора. Так, 
знаковым в широком понимании оказывается гогот гусей, которые по преданию спасли Рим, хотя в их «коммуникативные наме
8 
 

 

рения» никак не входило предупреждение обитателей Палатинского холма о нападении врагов. Знаками в «широком» понимании оказываются также и единицы генетического кода (молекулы 
ДНК и РНК), хотя вопрос об их отправителе повисает в воздухе: 
неизвестно, кто и зачем вложил в них информацию о наследственности и, вообще, существует ли этот «кто».  
Деление семиотических явлений на «знаки» и «незнаки» по 
типу связи между означающим и означаемым формально совпадает с их коммуникативным делением, когда знаками в «узком» 
понимании оказываются те, у которых эта связь конвенциональна, «по установлению», к физической природе «тела знака» никакого отношения не имеет (Ф. Соссюр), а знаками в «широком» 
понимании оказываются семиотические явления, у которых означающее и означаемое связаны помимо «договорного» любым 
способом (св. Августин, Ч. Пирс). Тогда «стоический» дым от костра будет знаком, если с его помощью предупреждают о приближении врага, а «незнаком» – если он указывает только на горение; цветок на окне будет знаком, если с его помощью по предварительной договоренности предупреждают о провале явки, и не 
будет таковым, если его выставила на окно хозяйка, чтобы он постоял на солнце и обогатился хлорофиллом.  
И, наконец, «узкое» и «широкое» понимание знака может 
основываться на качественной характеристике означающего. В 
преобладающих в настоящее время «узких», «номиналистических» теориях знака в качестве означающего может выступать 
исключительно материальный объект, доступный восприятию 
органов чувств – «вещь», чем бы она ни была по своему физическому бытию – телом, зрительным образом, набором звуков и пр. 
(см.: Кодухов 1974: 128; Вдовина 2009: 12). Однако в «реалистических» («онтологических» – Камчатнов-Николина 1999: 36) теориях знака, господствовавших в Средневековье и восходящих к 
философии Платона с его вечным и неподвижным миром идей, 
порождающим бренный и изменчивый мир вещей, означающим 
могло быть и понятие, как совокупность признаков, через которую познается сущность объекта – его идея: «Знак есть некоторая 
вещь, чувственная или духовная, которая тем или иным способом, инструментально или формально, приводит нас к познанию 

9 
 

 

другой вещи» (Вдовина 2009: 39). Можно сказать, что в реалистических теориях семиотические сущности удваиваются, а сам 
процесс познания инвертируется: слово отправляет к образу вещи 
(представлению, понятию), а через образ интуитивно уже познается прообраз этой вещи – ее идея. «Реалистическая» теория знака разрабатывается в трудах представителей «русского логоса» 
Н. Бердяева, 
Л. Шестова, 
Н. Лосского, 
C. Франка, 
П. Флоренского, А. Лосева и др. (см.: Колесов 2007). 
Как уже отмечалось, лингвокультурный концепт – ментальное образование синтезирующего типа, пришедшее на смену 
представлению, понятию и значению и включившее их в себя в 
форме соответствующих составляющих – понятийной, образной, 
ценностной и значимостной, каждая из которых соотносится посвоему со «знаковым телом» концепта. 
Если средневековый концепт – это «чистый смысл», никак, 
в принципе, не связанный с выразительными средствами – бестелесный, дух, парящий в Божественном или человеческом разуме, 
то ЛК-концепт имеет в качестве фиксированного означающего 
целый ряд вербальных единиц. Эвристическую модель «парения» 
концептов в составе концептосферы над концептуализированными областями (см.: Степанов 1997: 68; Плотникова 2012: 196), как 
представляется, в случае лингвокультурных, связанных с вербализацией концептов можно инвертировать и несколько модифицировать: вербальные средства выражения над смысловой областью концепта не просто «парят», но «стоят», как спутники на 
геостационарных орбитах, отражая в этой области свои семантические свойства. 
«Мерцающее в глубине» (см.: Ляпин 1997: 27) лингвокультурного концепта понятие представляет в нем разнотипные семантические признаки: дефиниционные/дистинктивные, отличающие его от смежных концептов и категорий; эссенциальные/сущностные, формирующие его концептуальные «фацеты»; 
импликативные, выводимые из дефиниционных; энциклопедические/дополнительные – дефиниционно избыточные и пр. и создает его семантический каркас. Понятийная составляющая ЛКконцепта, раскрывающая его дискурсивный смысл, – это то общее, что ему достается от всего лексико-семантического ком
10 
 

 

плекса вербализующих его единиц – своего рода коллективный 
интенсионал. 
Наличие образной составляющей определяет in grosso отличие культурного концепта от концепта-содержания/интенсионала 
логического понятия, поскольку культура – носительница символических форм и она символична по своей природе (см.: Колесов 
2007: 161), а символ – это разновидность образа. Нужно заметить, 
что средневековый концепт – это не современное содержание понятия, а, скорее, нечто образное и чувственное – общее представление о предмете (см.: Каплуненко 2012: 16; Вдовина 2009: 188), 
его «внутренний образ» (Аристотель). Образная составляющая 
культурного концепта играет особую, инструментальную роль, 
поскольку она представляет собой своего рода средство выражения понятийного содержания последнего (см.: Савицкий 2012: 
53). В культурном концепте образ выступает означающим для 
той сверхчувственной и аксиологически маркированной идеи, к 
которой он отправляет и с которой его связывают отношения 
изоморфизма – определенного подобия, иконичности той или 
иной степени. В приложении к культурному концепту символ – 
это знак, у которого план содержания представлен образом: в 
определенном смысле «двусторонняя психическая сущность» 
Ф. Соссюра, где, однако, вместо образа звука – образ предмета. 
Объектом собственно лингвистического изучения культурный концепт становится с закреплением его содержания за комплексом языковых знаков – вербализацией, что означает приобретение им, тем самым, статуса концепта лингвокультурного и 
еще одной составляющей – значимостной. 
С установлением более или менее фиксированной связи 
между культурным концептом и средствами его вербализации – 
превращением его в лингвокультурный концепт семиотическая 
структура вновь полученного знакового образования становится 
многослойной, амбивалентной и разнородной, поскольку здесь 
уже означающее само по себе представлено знаковой единицей – 
словом, у которого есть план выражения и план содержания, 
структурой, которую Р. Барт называет «коннотативной» (см.: 
Барт 1975: 157–158), где означаемое языковой единицы в опреде
11