Политический образ современной Италии. Взгляд из России

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки
Институт социологии Российской академии наук

В. К. Коломиец

ПолИтИчесКИй 
обРаз  
соВРеменной  
ИталИИ

Взгляд из России

МОСКВА • ЧЕЛЯБИНСК 
СОЦИУМ
2020

2-е издание, электронное

УДК [323/324+94](450)
ББК 66.3(4Ита)+63.3(4Ита)
К61

Рецензенты: 
С. И. Васильцов, доктор исторических наук 
Н. Н. Поташинская, кандидат исторических наук

К61
Коломиец, В. К.

Политический образ современной Италии. Взгляд из России / В. К. Коломиец ; Федеральное государственное бюджетное учреждение науки, Институт социологии Российской академии наук. — 2-е изд., эл. — 1 файл pdf : 
330 с. — Москва ; Челябинск : Социум, 2020. — Систем. требования: Adobe 
Reader XI либо Adobe Digital Editions 4.5 ; экран 10". — Текст : электронный.

ISBN 978-5-91603-627-5
Автор исследует последние полвека новейшей истории Италии —страны Западного мира, которой на протяжении ХX столетия и по его завершении довелось пережить едва ли не самые острые моменты альтернативности — решающего исторического выбора, — сопровождавшиеся резкими изменениями в соотношении социальных и политических сил, возникновением новых форм реализации власти и 
даже новой государственности.

УДК [323/324+94](450) 
ББК 66.3(4Ита)+63.3(4Ита)

Электронное издание на основе печатного издания: Политический образ современной 
Италии. Взгляд из России / В. К. Коломиец ; Федеральное государственное бюджетное 
учреждение науки, Институт социологии Российской академии наук. — Москва : Мысль, 
2013. — 329 с. — ISBN 978-5-244-0166-1. — Текст : непосредственный.

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.

ISBN 978-5-91603-627-5
© В. К. Коломиец, 2013

Оглавление

ВВеденИе   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 5

I.
ИстоРИчесКое сознанИе КаК ИсследоВанИе  

 
В областИ ИтальянИстИКИ . . . . . . . . . . . . . .
18

Эмпирические основания                                   18

ТеореТические основания                                  
31

II. ИстоРИя «обессмысленная»   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
69

Феномен исТорического забвения              
69

исТорическая кульТура исТорической сТраны: 

признаки упадка                                         
91

коммуникационная инФрасТрукТура: 

пределы несовершенсТва                                106

III. ИстоРИя «осмысленная»   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 134

досТопамяТносТь как средсТво обреТения 

смысла исТории                     134

исТорические сосТавляющие полиТической кульТуры: 

прошлое недавнее                                        165

IV. ИстоРИя «мИФологИзИРоВанная» Vs  

«демИФологИзИРоВанная»   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 212

исТорические миФы и публичная исТорическая памяТь       212

Фашизм и анТиФашизм в национальной полиТической 

кульТуре: миФология давнего прошлого                  244

рисорджименТо: новая жизнь сТарого 

исТорического миФа                                      302

заКлюченИе . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 322

Пройдет время, и мы уйдем навеки, нас забудут, забудут 
наши лица, голоса и сколько нас было, но страдания 
наши перейдут в радость для тех, кто будет жить 
после нас, счастье и мир настанут на земле, и помянут 
добрым словом и благословят тех, кто живет теперь.

А. П. Чехов «Три сестры»

ВВедение

В том рвении, с каким общество познает прошлое, как свое собственное, так и иных стран и народов, возможны крайности 
двоякого рода — от полного «огосударствления» сферы историописания, когда государство принимает на себя функции некоего подобия «министерства исторической истины», до столь же 
императивных установок на полную свободу историописательского творчества, призванного, искоренив «белые пятна» истории, объяснить все былое с позиций того или иного «историографического ревизионизма». Коллизия этих двух диаметрально противоположных подходов к историческому познанию 
особо ощутима во времена «исторических ренессансов», приходящихся в большинстве случаев на «точки перегиба» — переломные моменты в общественном развитии.
На своем исходе ХX век подтвердил изначально закрепленную за ним историческую репутацию эпохи великих перемен и 
потрясений, которые обернулись отрицанием его же собственных устоев. Последние десятилетия минувшего столетия вошли 
в историю как время упадка идеологий, утопий и антиутопий, 
краха систем геополитического равновесия, еще совсем недавно 
казавшихся незыблемыми, радикальных преобразований в общественном устройстве, смены традиционных моделей политического развития. Общество, всей силой этих обстоятельств 
одержимое идеями обновления, неминуемо устремленное в будущее, неизбежно оказывается, как то имеет место в эпохи великих общественных разломов, перед необходимостью ретроспекции — осмысления собственного прошлого, соотнесения 
с ним своего настоящего и проектов прозреваемого будущего.
Эта историческая рефлексия, где углубленная, а где поверхностная, выливается в самые разнообразные формы, каждый 
раз становясь одним из способов обретения теми или иными 
человеческими общностями — от низовых до самых высокоорганизованных — их национального, социального и политического самосознания. Диапазон ее широк и простирается от маниакального поиска «исторических корней», должных узаконить право, часто весьма проблематичное, на существование 

ВВедение

и на власть новоявленных политических сил, до нарочито выказываемой агрессивной нетерпимости к прошлому собственной же страны, сурово порицаемому за его «пережитки» в настоящем. Идея и область такого «прикладного», по сути своей 
«политтехнологического» применения исторического знания, 
весьма «теоретичного» по сравнению с другими разделами обществоведения, во все большей мере занимают умы современных исследователей, принадлежащих к различным национальным школам и историографическим направлениям1.
К этому взгляду на историческое знание как нельзя более 
располагают времена небывалых по глубине общественных 
разломов, пик которых с редким хронологическим соответствием совпал с завершением XX столетия. Что история — это не 
только самоценное и самодостаточное занятие для одних лишь 
профессионалов-эрудитов, что ее функциональное назначение 
намного шире и имеет свои «прикладные», а то и просто прагматически-приземленные стороны, прямо или косвенно признавалось всегда. Теоретическое осмысление этой «прикладной» и «политтехнологической» сущности знания о прошлом 
со стороны как собственно исторической науки, так и дисциплин сопредельных, будь то политология, социология или культурология, постепенно утверждает себя на равных с историографическими проблемами более традиционного плана.
Состояния выраженной переходности, при наступлении которых как никогда множится спектр альтернатив общественного 
развития, особенно обостряют общественный интерес к прош
1 См.: Репина Л. П. Время, история, память (ключевые проблемы историографии на XIX конгрессе МКИН) // Диалог со временем. Альманах 
интеллектуальной истории / Под ред. Л. П. Репиной, В. И. Уколовой. 
М., 2000. 3. С. 7—14; ее же. Социальная память и историческая культура: от античности к новому времени // Диалог со временем / Гл. ред. 
Л. П. Репина. М., 2001. 7. С. 5—7; Образы прошлого и коллективная 
идентичность в Европе до начала нового времени / Отв. ред. Л. П. Репина. М., 2003. С. 9—18; История и память. Историческая культура 
Европы до начала Нового времени / Под ред. Л. П. Репиной. М., 2006; 
Могильницкий Б. Г., Николаева И. Ю. История, память, мифы // Новая и новейшая история. 2007. № 2. С. 116—125; Fulbrook M. Historical 
Theory. London; New York, 2002; The Ethics of History / Edited by David 
Carr, Thomas R. Flynn and Rudolf A. Makkreel. Evanston, 2004; Bevilacqua P. L’utilità della storia. Il passato e gli altri mondi possibili. Roma, 2007.

 
ВВедение 
7

лому, предрасполагая к «погружению» в историю, каким бы 
способом историописания либо вообще репрезентации этого 
прошлого ни заявлял о себе каждый новый «век истории». Потому как «история — по исполненному глубокого смысла высказыванию Розарио Ромео, одного из ее выдающихся знатоков 
в Италии второй половины ХX в., — это нескончаемое «опытное 
поле», предназначенное для наблюдения над действием великих 
альтернатив, возникавших перед человеческой цивилизацией на 
ее пути. Это театр, в котором постоянно, причем каждый раз заново, разыгрывается человеческая комедия. Это та сфера, в которой лучше, чем в какой-либо иной, раскрываются магистральные тенденции и направления развития человечества»1.
В пространственном отношении исследование ограничено 
пределами Италии — страны западного мира, которой на протяжении ХX столетия и по его завершении довелось пережить едва ли не самые острые моменты альтернативности — решающего 
исторического выбора, — сопровождавшиеся резкими изменениями в соотношении социальных и политических сил, возникновением новых форм реализации власти и даже новой государственности. Относительно позднее обретение национального 
единства, достигнутого на основе системы шатких, неустойчивых компромиссов, и, как следствие, откликнувшееся и в веке двадцатом, как и в следующем за ним, непримиримо конфликтное противостояние власти и оппозиции, наличие и постоянное воспроизводство мощного потенциала антиэтатистских 
сил — все эти факторы предопределяли хроническое состояние 
общественной нестабильности, которая оборачивалась частыми, 
по историческим меркам, почти «калейдоскопическими» сменами облика Италии — ее государственного устройства, партийно-политической системы, политического класса2.

1 Galasso G. E il passato rispose: Presente! // L’Espresso. 1974. N. 29. P. 47—
48. См. интересные соображения об образе мира как театре (образе 
шекспировском по своему происхождению), используемом в историописании: Экштут С. А. История и литература: «полоса отчуждения»?.. // Диалог со временем. 3. С. 64—66; Его же. История и литература // Сотворение Истории. Человек. Память. Текст. Цикл лекций / 
Отв. ред. Е. А. Вишленкова. Казань, 2001. С. 431—433.
2 См.: Коломиец В. К. Начало нового этапа идейной борьбы в итальянском социалистическом движении (конец 70-х — начало 80-х гг. 

ВВедение

Последние десятилетия ХX в. явились трудным и серьезным 
испытанием для итальянской республиканской государственности — Первой республики, начало которой восходит ко второй половине 40-х годов, отмеченных победой национально-освободительного антифашистского движения Сопротивления. 
То был исторический период, вместивший в себя исполненные 
глубокого драматизма 70—80-е годы, окрещенные в итальянской публицистике «свинцовыми», «ночью республики». То было время разгула политического терроризма, организованной 
преступности и насилия, небывалой активизации экстремистских сил правого и в особенности левого толка — «вооруженной партии», одержимо нацеленной на разрушение ключевых 
государственных институтов, а в ближайшей перспективе — на 
ниспровержение существующей государственности. Италия, 
таким образом, оказалась едва ли не первой страной, которая 
напрямую столкнулась с угрозой международного терроризма — социального зла, в наши дни поражающего мир своими 
доселе невиданными формами и масштабами1. Отзвук тех драматических времен ясно различим в рецидивах террористической активности и в других разновидностях политического вандализма, обнаруживших себя в Италии как при самом завершении ХX столетия, так и в начале нового тысячелетия2.
На протяжении своей полувековой новейшей истории Италия периодически ввергалась в условия чрезвычайности, будучи вынуждена противостоять, защищая свои государственные 

XIX в.) // Проблемы рабочего движения и идеологической борьбы 
в Западной Европе (история и современность) / Отв. ред. Ю. И. Березина. М., 1976. С. 3—39; его же. Итог развития постсоветской России: преодоление состояния переходности // На переломах эпох. Политическая трансформация российского общества. Из материалов 
научно-практических конференций, симпозиумов, «круглых столов». 1989—2006. М., 2006. С. 333; Salvadori M. L. Storia d’Italia e crisi 
di regime. Bologna, 1994; Левин И. Б. Размышления об итальянском 
кризисе // Полис. 1995. № 2. С. 47—48.
1 См.: Pasquino G. International terrorism // ISIG. Trimestrale di Sociologia Internazionale. 2003. N 1/2. P. 4—5; Basic N. A new identity of terrorism // Ivi. P. 5—7.
2 См.: La sfida al G8. Roma, 2001; Fonio C. I movimenti collettivi nell’epoca 
della globalizzazione. I no global in Italia // Studi di sociologia. 2004. N. 2. 
P. 211—239.

 
ВВедение 
9

основания, то опасности авторитарного перерождения власти, то 
вспышкам терроризма, то вызовам со стороны организованной 
преступности1. На судьбах страны на Апеннинах сказались и те 
геополитические катаклизмы начала 90-х годов, спровоцированные распадом Советского Союза2, которые, сняв многие, в том числе и психологические, барьеры, возродили такую архаично-экзотическую форму антиэтатизма, как сепаратизм, поставив под 
вопрос, впервые со времен национального объединения, правомерность существования единого итальянского государства3.
То было не единственным фактором развития в какой-то 
мере общей истории России и Италии: обусловленность итальянской истории историей российской проявляла себя на протяжении всего ХX столетия. Она неизменно сказывалась в существовании в стране на Апеннинах того мощного пласта левой 
политической субкультуры4, который сформировался уже в завершающие десятилетия XIX в., по достижении национального 
объединения страны, и который долгое время, среди прочих 
внешних влияний, в существенной мере подпитывался историческими мифами русской революционности — народовольческого и эсеровского терроризма, революций 1905 и 1917 гг., 
коммунизма и антифашизма, Советской России и Советского 

1 См.: Jamieson A. The Antimafia. Italy’s Fight against Organized Crime. 
New York, 2000.
2 См.: Левин И. Итальянский кризис в зеркале российского // Сегодня. 
1996. 20 июня. С. 5.
3 См.: Коломиец В. Самостийная Падания. Новое государство на карте Европы // Megapolis-Kontinent. 1996. N. 40. С. 4; Яхимович З. Левый центр у власти: итальянский опыт // Форум: Политический процесс и его противоречия / Гл. ред. Т. Тимофеев. М., 1997. С. 216—237; 
Коломиец В. Левоцентризм по-итальянски // Megapolis-Kontinent. 
1998. N. 46. С. 4; Яхимович З. П. Левые демократы в обновленной 
партийной системе Италии // Европейские левые на рубеже тысячелетий / Отв. ред. В. Я. Швейцер. М., 2005. С. 209—217; Вялков Ю. А. 
Проблема регионального национализма в Италии (последняя четверть ХX века) // Новая и новейшая история. 2007. № 6. С. 24—
36; Левин И. Б. В урне — пепел демократии? // Полития. 2009. № 2. 
С. 102—140.
4 См.: Холодковский К. Г. Италия: массы и политика. Эволюция социально-политического сознания трудящихся в 1945—1985 гг. М., 1989. 
С. 27—43.

ВВедение

Союза — «первого в мире государства рабочих и крестьян», создававшими, в свою очередь, питательную среду для воспроизводства — как собственной противоположности — исторического мифа антикоммунизма.
Переплетение исторических судеб России и Италии обнаруживало себя и в великом международном противостоянии ХX века между фашизмом и антифашизмом: той же Италии принадлежало и фактическое, и символическое первенство 
среди стран, избравших тоталитарную форму правления крайне правого толка, в то время как России была уготована роль 
естественного центра притяжения, опять-таки сколь фактического, столь и символического, для значительного потенциала антифашистских сил1. Как, впрочем, и много позже, десятилетия спустя, согласно выводам отечественной итальянистики, 
крах советской государственности в начале 90-х годов обернулся цепной реакцией очередного глубокого кризиса государственности итальянской, оказавшегося теперь уже следствием гораздо более выраженной, чем в прежние исторические времена, 
глобальной взаимообусловленности мира2.
При такой очевидной, вошедшей в норму «прерывистости» 
национального исторического процесса проблема преемственности между его различными фазами, или «связи времен», если 
употребить известную литературную формулу, их «совместимости» и способов «совмещения» постоянно сохраняет свою актуальность, накладывая глубокий отпечаток на политическую 
жизнь, общественную мысль и общественные умонастроения. 
Именно поэтому, быть может, наиболее адекватный политический образ подобного «прерывисто», с особым динамизмом 
развивающегося общества, каковым со всей очевидностью является итальянское, воплощает в себе его историческое сознание. Благо что Италия, сыгравшая неординарную и незаурядную роль в европейской цивилизации, — страна чрезвычайно 
давнего, богатого драматическими коллизиями исторического 
прошлого, породившего великие исторические мифы античной 

1 См.: Kolomiez V. Il Bel Paese visto da lontano... Immagini politiche dell’Italia in Russia da fine Ottocento ai giorni nostri. Manduria-Bari-Roma, 
2007. P. 89—136. 
2 См., например: Левин И. Б. Размышления об итальянском кризисе. 
С. 44—47. 

 
ВВедение 
11

древности, Возрождения, а в Новое и Новейшее время — Рисорджименто и Сопротивления1. Отсюда вытекает, представляясь 
более чем правомерной и оправданной, гипотеза относительно 
его очевидной «небесследности» для современной Италии.
Допущение, лежащее в основе этой гипотезы, при всей его 
умозрительности на первый взгляд кажется логически совершенно безупречным, но при ближайшем рассмотрении, как то 
нередко бывает, требует особого обоснования. Действительно, 
с одной стороны, историческое сознание — категория историописания, утвердившаяся в европейской исторической культуре еще в эпоху Нового времени2. Однако в сегодняшней Италии, с другой стороны, — научная категория не очень известная, вплоть до того что иногда даже в профессиональной среде 
историков это словосочетание «coscienza storica», представляющее собой кальку с русского «историческое сознание», воспринимается — за относительно редкими исключениями3 — либо 
с сомнением, либо чуть ли не вообще с отрицанием.
Что в практике репрезентации прошлого, в языке науки 
и научно-популярного знания она не слишком продуктивна и 
парадоксальным образом остается маловостребованной, автор этих строк имел возможность убедиться на собственном 
опыте: при подготовке статьи к изданию в одном итальянском 
историческом журнале в процессе неизбежного в таких случаях редактирования ему пришлось столкнуться с заменой категории «историческое сознание», присутствовавшей в первоначальном варианте, на гораздо менее точную и расплывчато-неопределенную категорию «историческая культура» («cultura 
storica»)4. Наконец, еще одно косвенное подтверждение малой 

1 См.: Яхимович З. П. Национальная идея и ее роль в генезисе и 
трансформациях итальянской государственности и нации в XIX—
XX вв. // Национальная идея: страны, народы, социумы / Отв. ред. 
Ю. С. Оганисьян. М., 2007. С. 95—115.
2 См.: Савельева И. М., Полетаев А. В. «Историческая память»: к вопросу о границах понятия // Феномен прошлого. М., 2005. С. 189.
3 См.: Bologna F. La coscienza storica dell’arte d’Italia. Torino, 1982; Galasso G. Storia d’Italia e coscienza storica dell’arte in Italia // Rivista storica 
italiana. 2006. Fasc. I. P. 178—187.
4 См.: Kolomiez V. La ricerca storica dei tempi della Perestrojka: un primo 
bilancio della “nuova storia” nella ex-Unione Sovietica // In/formazione. 
1992. N. 22. P. 3—4.