Опыт прощения

ОПЫТ ПРОЩЕНИЯ

Курс лекций

3-е издание, стереотипное

Д. А. Томильцева

Москва

Издательство «ФЛИНТА»

 2017

УДК 159.922.6(042.4)
ББК 88.4я73

Т56

ISBN 978-5-9765-2682-2
© Томильцева Д. А., 2017
© Издательство «ФЛИНТА», 2017

Учебное пособие посвящено социально-философскому рассмот
рению опыта прощения. В лекциях раскрываются аспекты функционирования прощения на различных уровнях и этапах социального 
бытия, обусловленные социальным контекстом трансформации в
понимании и осмыслении прощения, взаимо-отношения понятий 
прощения, примирения и извинения.

Для студентов студентов, аспирантов и преподавателей социаль
ной философии.

УДК 159.922.6(042.4)
ББК 88.4я73

Томильцева Д. А.

Опыт прощения [Электронный ресурс] : курс лекций / Д. 
А. Томильцева ; под общ. ред. Т. Х. Керимова. – 3-е 
изд., 
стер. – М. : ФЛИНТА, 2017. – 114 с.

ISBN 978-5-9765-2682-2

Под общей редакцией

доктора философских наук, профессора Т. Х. К е р и м о в а

Р е ц е н з е н т ы :

кафедра религиоведения Казанского (Приволжского)
федерального университета (зав. кафедрой кандидат 
философских наук, доцент В. В. К о р о л е в);

Л. М. А н д р ю х и н а, доктор философских наук, 
профессор (Уральское отделение Российской 
академии образования)

Т56

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие автора . . ............................................................................... .
.....................................................................................................................4
ЛЕКЦИЯ 1. Опыт прощения: эволюция проблемы прощения
в философии ХХ века . ............................................................................. 5

ЛЕКЦИЯ 2. Социально-действенные основания прощения ........... 22

ЛЕКЦИИ 3–4. Социально-конструктивное и социально-диффе
ренцирующее функционирование прощения . .................................. 44
Социально-конструктивное функционирование прощения ............ 44
Социально-дифференцирующее функционирование прощения . ... 63
ЛЕКЦИЯ 5. Прощение и примирение: параллели и перспективы .. 79

ББК С524.251я73-1Ю93
        Т564

© Уральский федеральный университет, 2012
© Томильцева Д. А., 2012

Учебное пособие посвящено социально-философскому рассмотрению опыта прощения. В лекциях раскрываются аспекты
функционирования прощения на различных уровнях и этапах социального бытия, обусловленные социальным контекстом
трансформации в понимании и осмыслении прощения,
взаимоотношения понятий прощения, примирения и извинения.
Предназначено для студентов третьего курса заочного
отдаления департамента философии Института социальных и
политических наук УрФУ, а также для всех интересующихся
вопросами социальной философии.

ББК С524.251я73-1

Томильцева, Д. А.
Опыт прощения: курс лекций : [учеб. пособие] / Д. А. Томильцева ; [под общ. ред. Т. Х. Керимова]. – Екатеринбург :
Изд-во Урал. ун-та, 2012. – 100 с.
ISBN 978-5-7996-0766-1

Под общей редакцией
доктора философских наук, профессора Т. Х. К е р и м о в а

Рецензенты:
кафедра религиоведения Казанского (Приволжского)
федерального университета
(заведующий кафедрой кандидат философских наук,
доцент В. В. К о р о л е в);

Л. М. А н д р ю х и н а, доктор философских наук, профессор
(Уральское отделение Российской академии образования)

Т564

ISBN 978-5-7996-0766-1

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие автора ..................................................................................... ......4

ЛЕКЦИЯ 1. Опыт прощения: эволюция проблемы прощения
в философии ХХ века ....................................................................................... 5

ЛЕКЦИЯ 2. Социально-действенные основания прощения ............ 22

ЛЕКЦИИ 3–4. Социально-конструктивное и социальнодифференцирующее функционирование прощения .......................... 44
Социально-конструктивное функционирование прощения ............. 44
Социально-дифференцирующее функционирование прощения ..... 63

ЛЕКЦИЯ 5. Прощение и примирение: параллели и перспективы .. 79

4

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Учебное пособие по дисциплине «Опыт прощения»

представляет собой курс из пяти лекций, посвященных
социально-философскому рассмотрению опыта прощения.
Тема вызвала большой интерес у слушателей, но недостаточное количество русскоязычных источников осложняет
усвоение материала, создает затруднения в получении
дополнительной информации. По этой причине каждая
лекция сопровождается списками рекомендуемой литературы, позволяющей читателям получить дополнительную
информацию по интересующей тематике.

Основная цель курса – представить аспекты функцио
нирования прощения на различных уровнях и этапах
социального бытия через обусловленные социальным
контекстом трансформации в его осуществлении,
понимании и осмыслении. Темы лекций соответствуют
задачам дисциплины: в учебном пособии раскрывается обусловленная социальным контекстом эволюция в понимании
и изучении проблемы прощения в ХХ веке; представляются
социальные действия, лежащие в основании современного
концепта 
прощения; 
описывается 
социально
конструктивное и социально-дифференцирующее функционирование прощения, а также определяются перспективы
дальнейшего использования прощения в качестве способа
восстановления отношений в дифференциальной социальности.

Специальный курс «Опыт прощения» читается

студентам 
департамента 
философии 
УрФУ 
и 
в

совокупности с другими дисциплинами, преподаваемыми
кафедрой социальной философии, составляет единый
учебно-методический комплекс. Кроме того, изучение данной дисциплины предполагает использование материалов
общеобразовательных курсов, таких как «Новейшая исто
рия», «Политология», «Религиоведение» и некоторых
других.

Автор выражает благодарность всем, кто оказал помощь

в подготовке данного издания, и надеется, что оно будет
интересно широкому кругу читателей.

4

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Учебное пособие по дисциплине «Опыт прощения»

представляет собой курс из пяти лекций, посвященных
социально-философскому рассмотрению опыта прощения.
Тема вызвала большой интерес у слушателей, но недостаточное количество русскоязычных источников осложняет
усвоение материала, создает затруднения в получении
дополнительной информации. По этой причине каждая
лекция сопровождается списками рекомендуемой литературы, позволяющей читателям получить дополнительную
информацию по интересующей тематике.

Основная цель курса – представить аспекты функцио
нирования прощения на различных уровнях и этапах
социального бытия через обусловленные социальным
контекстом трансформации в его осуществлении,
понимании и осмыслении. Темы лекций соответствуют
задачам дисциплины: в учебном пособии раскрывается обусловленная социальным контекстом эволюция в понимании
и изучении проблемы прощения в ХХ веке; представляются
социальные действия, лежащие в основании современного
концепта 
прощения; 
описывается 
социально
конструктивное и социально-дифференцирующее функционирование прощения, а также определяются перспективы
дальнейшего использования прощения в качестве способа
восстановления отношений в дифференциальной социальности.

Специальный курс «Опыт прощения» читается

студентам 
департамента 
философии 
УрФУ 
и 
в

совокупности с другими дисциплинами, преподаваемыми
кафедрой социальной философии, составляет единый
учебно-методический комплекс. Кроме того, изучение данной дисциплины предполагает использование материалов
общеобразовательных курсов, таких как «Новейшая исто
рия», «Политология», «Религиоведение» и некоторых
других.

Автор выражает благодарность всем, кто оказал помощь

в подготовке данного издания, и надеется, что оно будет
интересно широкому кругу читателей.

6

опытом прощения или прощением как опытом.
Но и работа с понятием опыта также сопряжена с
определенными трудностями. До сих пор в философии
сохраняется 
смысловая 
неопределенность 
и
контекстуальная раздробленность данного понятия:
продолжая традицию эмпиризма, мы говорим об опыте в
строго гносеологическом плане, отделяя его от
экстатического 
переживания 
«мистического» 
или
«трансперсонального» опыта, наконец, мы имеем дело с
многоаспектной 
и 
подчас 
противоречивой
феноменологической традицией опыта. На наш взгляд, следует признать за опытом социально-онтологическое значение,
брать данное понятие как единство переживаемого и
осмысляемого, прожитого, испытанного и познанного,
рассматривать как открытость будущему и создание
(саморазрушающейся) истории. Таким образом, если мы
сможем ухватить, зафиксировать момент прощения, становление прощения свершившимся фактом, проведем исследование «собственной историчности»2 прощения.

Условно опыт прощения следует понимать в социальноонтологических модальностях: как фактичность прожитого
и непосредственную данность переживаемого3. С другой
стороны, обращение к опыту позволяет по-новому взглянуть
на саму сущность прощения, его социальные аспекты, что
означает обнаружение и выделение черт прощения или
черт, присущих прощению, там, где речь идет об
установлении и разграничении человеческого со-бытия на
его различных уровнях и этапах, выражаемых через освобождение человека от вины.
Необходимость поиска социального измерения
прощения возникла сравнительно недавно. Долгое время
проблема прощения (ряд вопросов, связанных с тем, кому,

2 Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герминевтики.
М., 1988. С. 414.
3 См.: Лехциер В. Л. Введение в феноменологию художественного
опыта. Самара, 2000.

Лекция 1
ОПЫТ ПРОЩЕНИЯ:
ЭВОЛЮЦИЯ ПРОБЛЕМЫ ПРОЩЕНИЯ
В ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА

Прощение и опыт. – Секуляризация и политические трансформации. – Абстрактный этап эволюции проблемы прощения. – Институциональный этап эволюции проблемы прощения. – Персонифицированный этап эволюции проблемы
прощения

Что такое прощение? Этим вопросом задается
каждый, кто в дружеской беседе, научном диспуте или в
пылу разразившейся личной драмы начинает разговор о
прощении.
В самом общем виде смысл прощения можно передать
следующим 
образом: 
под 
прощением 
обычно
подразумевается, во-первых, освобождение человека от
вины (отмена наказания, помилование, дарование свободы)
или, во-вторых, отказ от вменения ранее принятых
обязательств (например, снятие долга). В то же время прощение – это реакция, «единственная реакция, на которую
невозможно настроиться, оно неожиданно и потому… само
есть деяние, равноценное исходному поступку»1.
Внезапность, с которой происходит прощение, обрекает
нас на «прощение без прощения», заставляет переживать
событие прощения прежде его любого возможного
действенного выражения. Мы «обнаруживаем» прощение
лишь в актах «освобождения» или «дарования», о которых
не сможем с уверенностью сказать, так ли свободны они от
расчета, стратегии, влияния внешних факторов, как то
предполагает внезапность реакции. Скорее, мы всегда имеем дело с неким актом о-существления прощения, т. е.

1 Арендт Х. Vita active, или О деятельной жизни. СПб., 2000. С. 319.

6

опытом прощения или прощением как опытом.
Но и работа с понятием опыта также сопряжена с
определенными трудностями. До сих пор в философии
сохраняется 
смысловая 
неопределенность 
и
контекстуальная раздробленность данного понятия:
продолжая традицию эмпиризма, мы говорим об опыте в
строго гносеологическом плане, отделяя его от
экстатического 
переживания 
«мистического» 
или
«трансперсонального» опыта, наконец, мы имеем дело с
многоаспектной 
и 
подчас 
противоречивой
феноменологической традицией опыта. На наш взгляд, следует признать за опытом социально-онтологическое значение,
брать данное понятие как единство переживаемого и
осмысляемого, прожитого, испытанного и познанного,
рассматривать как открытость будущему и создание
(саморазрушающейся) истории. Таким образом, если мы
сможем ухватить, зафиксировать момент прощения, становление прощения свершившимся фактом, проведем исследование «собственной историчности»2 прощения.

Условно опыт прощения следует понимать в социальноонтологических модальностях: как фактичность прожитого
и непосредственную данность переживаемого3. С другой
стороны, обращение к опыту позволяет по-новому взглянуть
на саму сущность прощения, его социальные аспекты, что
означает обнаружение и выделение черт прощения или
черт, присущих прощению, там, где речь идет об
установлении и разграничении человеческого со-бытия на
его различных уровнях и этапах, выражаемых через освобождение человека от вины.
Необходимость поиска социального измерения
прощения возникла сравнительно недавно. Долгое время
проблема прощения (ряд вопросов, связанных с тем, кому,

2 Гадамер Х.-Г. Истина и метод: Основы философской герминевтики.
М., 1988. С. 414.
3 См.: Лехциер В. Л. Введение в феноменологию художественного
опыта. Самара, 2000.

Лекция 1
ОПЫТ ПРОЩЕНИЯ:
ЭВОЛЮЦИЯ ПРОБЛЕМЫ ПРОЩЕНИЯ
В ФИЛОСОФИИ ХХ ВЕКА

Прощение и опыт. – Секуляризация и политические трансформации. – Абстрактный этап эволюции проблемы прощения. – Институциональный этап эволюции проблемы прощения. – Персонифицированный этап эволюции проблемы
прощения

Что такое прощение? Этим вопросом задается
каждый, кто в дружеской беседе, научном диспуте или в
пылу разразившейся личной драмы начинает разговор о
прощении.
В самом общем виде смысл прощения можно передать
следующим 
образом: 
под 
прощением 
обычно
подразумевается, во-первых, освобождение человека от
вины (отмена наказания, помилование, дарование свободы)
или, во-вторых, отказ от вменения ранее принятых
обязательств (например, снятие долга). В то же время прощение – это реакция, «единственная реакция, на которую
невозможно настроиться, оно неожиданно и потому… само
есть деяние, равноценное исходному поступку»1.
Внезапность, с которой происходит прощение, обрекает
нас на «прощение без прощения», заставляет переживать
событие прощения прежде его любого возможного
действенного выражения. Мы «обнаруживаем» прощение
лишь в актах «освобождения» или «дарования», о которых
не сможем с уверенностью сказать, так ли свободны они от
расчета, стратегии, влияния внешних факторов, как то
предполагает внезапность реакции. Скорее, мы всегда имеем дело с неким актом о-существления прощения, т. е.

1 Арендт Х. Vita active, или О деятельной жизни. СПб., 2000. С. 319.

8

способностью [Мк., 2 : 5–11]4. При этом полномочия человека
прощать «утверждены» Богом, но ограничены миром людей
и не распространяются на «преступления против Бога».
Кроме того, готовность прощать нанесенные обиды
обеспечивает человеку прощение Богом его собственных
прегрешений. Эта соотнесенность прощения личного и божественного, в которой утверждается абсолютная мера
земного прощения, – в той степени, в какой мы сами
способны определять, какие поступки или деяния
«прощаемы», а какие нет, – уникальна. Действенное
выражение прощения, а также его обусловленность покаянием или искуплением напрямую зависит от предпринимаемых самим человеком усилий для того, чтобы заслужить
прощение Бога. Таким образом, в религиозном дискурсе
опыт земного прощения всегда предстает как опыт
проецирования божественного прощения.
Разделение светского и религиозного аспектов
понимания прощения проистекало из постепенного
«слияния» прощения как нормы религиозного поведения и
его правового аспекта, порожденного религиозной максимой
светского права прощать, нередко входившего в
противоречие с юридическим пониманием поступка. Светское прощение уже ставилось в зависимость от существующих моральных и правовых норм и приобретало соответствующие – этическое и юридическое – измерения. Кроме
того, светское прощение оказывалось соотнесенным с уже
имеющимся опытом освобождения от вины.

Такое положение дел сохранялось вплоть до окончания
Второй мировой войны, когда в философии и социальной
мысли начался методологический и проблемный переворот
в исследовании прощения. Но в первое послевоенное
двадцатилетие мы вынуждены констатировать ограниченное

5 Прежде всего, имеется в виду II Ватиканский собор (1962–1965),
фактическим итогом работы которого (в применении к нашей теме) стало «позволение» исследования темы прощения в контексте Холокоста,
что привело к постепенной частичной, а потом и полной ее секуляризации.
6 Jankelevitch V. Should We Pardon Them? // Critical Inquiry. 1996. Vol.
22, Nr 3.

кого и при каких обстоятельствах следует (не)прощать) была
ограничена 
рамками 
религиозной 
традиции 
или
устоявшихся моральных норм, где человеку предписывались
четкие ориентиры в привычных ситуациях. Кроме того, в
структуре социального прощение «располагалось» на
уровне межличностных взаимоотношений (бытовых или
религиозных – в зависимости от ракурса рассмотрения).
Осмысление событий, «выходящих за рамки» религиозной
традиции или устоявшихся моральных норм, потребовало
поиска иных теоретических оснований. Во многом это было
связано с тем, кто представал в качестве субъектов
прощения и каков уровень (взаимо)отношений между ними.
Для постановки и решения этих вопросов потребовалось
нерелигиозное понимание прощения. Таким образом,
оказалась затронутой тема секуляризации, играющая
решающую роль в понимании светского прощения. Но для
понимания сущности и контекстуализации собственно
светского прощения и вопросов секуляризации требуется
историко-философское отступление.

Появление понятия прощения как специфического
действия, освобождающего человека от вины, принято
связывать с традициями «религий Книги». Термин
«религии 
Книги» 
употребляется 
как 
во 
многом
«обобщающий», что позволяет избежать разделения прощения на иудаическое, христианское или исламское, в нем также выделяется одна общая черта: прощающий других людей
человек наделяется равной с Богом действенной

4 Так, в Евангелии от Марка утверждается человеческая власть прощать в ее эквивалентности божественному прощению. «Иисус, видя веру
их, говорит расслабленному: чадо! Прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что он так
богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус,
тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для
чего так помышляете в сердцах ваших? что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и
ходи? но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле
прощать грехи, – говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми
постель твою и иди в дом твой» (Мк. // Новый Завет. СПб., 1905).

8

способностью [Мк., 2 : 5–11]4. При этом полномочия человека
прощать «утверждены» Богом, но ограничены миром людей
и не распространяются на «преступления против Бога».
Кроме того, готовность прощать нанесенные обиды
обеспечивает человеку прощение Богом его собственных
прегрешений. Эта соотнесенность прощения личного и божественного, в которой утверждается абсолютная мера
земного прощения, – в той степени, в какой мы сами
способны определять, какие поступки или деяния
«прощаемы», а какие нет, – уникальна. Действенное
выражение прощения, а также его обусловленность покаянием или искуплением напрямую зависит от предпринимаемых самим человеком усилий для того, чтобы заслужить
прощение Бога. Таким образом, в религиозном дискурсе
опыт земного прощения всегда предстает как опыт
проецирования божественного прощения.
Разделение светского и религиозного аспектов
понимания прощения проистекало из постепенного
«слияния» прощения как нормы религиозного поведения и
его правового аспекта, порожденного религиозной максимой
светского права прощать, нередко входившего в
противоречие с юридическим пониманием поступка. Светское прощение уже ставилось в зависимость от существующих моральных и правовых норм и приобретало соответствующие – этическое и юридическое – измерения. Кроме
того, светское прощение оказывалось соотнесенным с уже
имеющимся опытом освобождения от вины.

Такое положение дел сохранялось вплоть до окончания
Второй мировой войны, когда в философии и социальной
мысли начался методологический и проблемный переворот
в исследовании прощения. Но в первое послевоенное
двадцатилетие мы вынуждены констатировать ограниченное

5 Прежде всего, имеется в виду II Ватиканский собор (1962–1965),
фактическим итогом работы которого (в применении к нашей теме) стало «позволение» исследования темы прощения в контексте Холокоста,
что привело к постепенной частичной, а потом и полной ее секуляризации.
6 Jankelevitch V. Should We Pardon Them? // Critical Inquiry. 1996. Vol.
22, Nr 3.

кого и при каких обстоятельствах следует (не)прощать) была
ограничена 
рамками 
религиозной 
традиции 
или
устоявшихся моральных норм, где человеку предписывались
четкие ориентиры в привычных ситуациях. Кроме того, в
структуре социального прощение «располагалось» на
уровне межличностных взаимоотношений (бытовых или
религиозных – в зависимости от ракурса рассмотрения).
Осмысление событий, «выходящих за рамки» религиозной
традиции или устоявшихся моральных норм, потребовало
поиска иных теоретических оснований. Во многом это было
связано с тем, кто представал в качестве субъектов
прощения и каков уровень (взаимо)отношений между ними.
Для постановки и решения этих вопросов потребовалось
нерелигиозное понимание прощения. Таким образом,
оказалась затронутой тема секуляризации, играющая
решающую роль в понимании светского прощения. Но для
понимания сущности и контекстуализации собственно
светского прощения и вопросов секуляризации требуется
историко-философское отступление.

Появление понятия прощения как специфического
действия, освобождающего человека от вины, принято
связывать с традициями «религий Книги». Термин
«религии 
Книги» 
употребляется 
как 
во 
многом
«обобщающий», что позволяет избежать разделения прощения на иудаическое, христианское или исламское, в нем также выделяется одна общая черта: прощающий других людей
человек наделяется равной с Богом действенной

4 Так, в Евангелии от Марка утверждается человеческая власть прощать в ее эквивалентности божественному прощению. «Иисус, видя веру
их, говорит расслабленному: чадо! Прощаются тебе грехи твои. Тут сидели некоторые из книжников и помышляли в сердцах своих: что он так
богохульствует? Кто может прощать грехи, кроме одного Бога? Иисус,
тотчас узнав духом Своим, что они так помышляют в себе, сказал им: для
чего так помышляете в сердцах ваших? что легче? сказать ли расслабленному: прощаются тебе грехи? или сказать: встань, возьми свою постель и
ходи? но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле
прощать грехи, – говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми
постель твою и иди в дом твой» (Мк. // Новый Завет. СПб., 1905).

10

Ж. Деррида, но заметим, что на тот момент он имел большее
общественное значение, нежели концепции персонализированного примирения, возникшие в 90-е годы ХХ века.
Когда В. Янкелевич писал свое исследование о
прощении, он был сосредоточен более всего на бинарной
оппозиции ответственности, выражавшейся через так
называемое двойное наложение. Это означало, что
требование от немцев признания вины, которое могло быть
реализовано только через покаяние, одновременно являлось
и принятием ими на себя полной ответственности за произошедшее. Таким образом, покаяние превращалось не в избавляющее действие, но утяжеляющее весь груз (моральной)
ответственности, т. е. распространялось не только на
конкретных преступников, но и на весь народ в целом (здесь
же мы можем провести параллель с ответственностью всех
уничтожавшихся нацистами народов за факт самого своего
существования на Земле).
Требование покаяния также заключало в себе и
тенденцию к глубокому переосмыслению социального,
поскольку выходило на уровень этического и правового
отношения к субъекту (субъектам). Если для нацистов евреи,
как и многие иные народы, были не достойными уважения,
а по сути деперсонализированными, то признание ими
собственной ответственности за преступление, покаяние и
просьба о прощении означали бы не что иное, как восстановление 
личностного 
статуса 
жертв, 
причем
восстановление на официальном уровне. И в таком случае
ответственность 
действительно 
должна 
была
распространяться на тех, кто, не совершая преступлений,
разделял эту всеобщую тенденцию к неуважению. В то же
время (этот феномен ярко показала Х. Арендт) исследователи столкнулись с крайне противоречивым явлением
банального зла.
Банальное зло – чудовищное по своей сути явление – зак
8 Arendt H. Eichmann in Jerusalem: A report on the Banality of Evil. N. Y., 1994.
P. 22.
9 Ibidem.

количество публикаций, посвященных прощению. Связано
это было прежде всего с «неудобством» данной темы и ее
частичным изъятием из религиозного контекста, поскольку
к секуляризированному варианту в это время обращаются
главным образом нехристианские философы. В то же время
общий рост интереса к прощению развивался пропорционально не только политическим реалиям, но и
внутрицерковным дискуссиям5.
Период «чрезвычайной актуализации» проблемы
прощения пришелся на 60-е годы ХХ века, когда во многих
западноевропейских странах активно обсуждался вопрос о
возможной амнистии некоторых нацистских преступников.
Например, именно дебаты 1964 года во Франции заставили
В. Янкелевича обратиться к теме прощения. «Должны ли
мы простить их?»6, – задает вопрос исследователь, и этот
вопрос мог бы послужить заглавием для абстрактного этапа
в эволюции проблемы прощения.
Первый этап эволюции проблемы мы обозначили как
«абстрактный», поскольку в дебатах 50–70-х годов ХХ века
фактически не затрагивался вопрос о реализации «личного
– коллективного» в прощении, т. е. в данном случае уместно
было бы говорить о своеобразной универсализации «мы»
жертв и «они» преступников, состоянии, в котором голос
одного мог бы претендовать на выражение «всеобщности».
Кроме того, на этом этапе происходило простое перенесение на коллективный уровень существующей в сфере межличностных отношений идеальной «модели прощения»7, где
вместо индивидов («обидчик», «жертва») выступали
абстрактные гомогенные общности «обидчиков» и «жертв».
В 
дальнейшем 
ракурс 
«“мы” 
– 
жертвы / “они”–
преступники» подвергался критике, например, со стороны

7 Идеальную «модель прощения», или, иначе говоря, классический
сценарий прощения, на уровне межличностных отношений можно представить следующим образом: обидчик раскаивается и просит у жертвы
прощения, жертва же, принимая покаяние, в зависимости от тяжести
совершенного поступка прощает и восстанавливает отношения с обидчиком или отказывает в просьбе, давая понять, что восстановление отношений невозможно.

10

Ж. Деррида, но заметим, что на тот момент он имел большее
общественное значение, нежели концепции персонализированного примирения, возникшие в 90-е годы ХХ века.
Когда В. Янкелевич писал свое исследование о
прощении, он был сосредоточен более всего на бинарной
оппозиции ответственности, выражавшейся через так
называемое двойное наложение. Это означало, что
требование от немцев признания вины, которое могло быть
реализовано только через покаяние, одновременно являлось
и принятием ими на себя полной ответственности за произошедшее. Таким образом, покаяние превращалось не в избавляющее действие, но утяжеляющее весь груз (моральной)
ответственности, т. е. распространялось не только на
конкретных преступников, но и на весь народ в целом (здесь
же мы можем провести параллель с ответственностью всех
уничтожавшихся нацистами народов за факт самого своего
существования на Земле).
Требование покаяния также заключало в себе и
тенденцию к глубокому переосмыслению социального,
поскольку выходило на уровень этического и правового
отношения к субъекту (субъектам). Если для нацистов евреи,
как и многие иные народы, были не достойными уважения,
а по сути деперсонализированными, то признание ими
собственной ответственности за преступление, покаяние и
просьба о прощении означали бы не что иное, как восстановление 
личностного 
статуса 
жертв, 
причем
восстановление на официальном уровне. И в таком случае
ответственность 
действительно 
должна 
была
распространяться на тех, кто, не совершая преступлений,
разделял эту всеобщую тенденцию к неуважению. В то же
время (этот феномен ярко показала Х. Арендт) исследователи столкнулись с крайне противоречивым явлением
банального зла.
Банальное зло – чудовищное по своей сути явление – зак
8 Arendt H. Eichmann in Jerusalem: A report on the Banality of Evil. N. Y., 1994.
P. 22.
9 Ibidem.

количество публикаций, посвященных прощению. Связано
это было прежде всего с «неудобством» данной темы и ее
частичным изъятием из религиозного контекста, поскольку
к секуляризированному варианту в это время обращаются
главным образом нехристианские философы. В то же время
общий рост интереса к прощению развивался пропорционально не только политическим реалиям, но и
внутрицерковным дискуссиям5.
Период «чрезвычайной актуализации» проблемы
прощения пришелся на 60-е годы ХХ века, когда во многих
западноевропейских странах активно обсуждался вопрос о
возможной амнистии некоторых нацистских преступников.
Например, именно дебаты 1964 года во Франции заставили
В. Янкелевича обратиться к теме прощения. «Должны ли
мы простить их?»6, – задает вопрос исследователь, и этот
вопрос мог бы послужить заглавием для абстрактного этапа
в эволюции проблемы прощения.
Первый этап эволюции проблемы мы обозначили как
«абстрактный», поскольку в дебатах 50–70-х годов ХХ века
фактически не затрагивался вопрос о реализации «личного
– коллективного» в прощении, т. е. в данном случае уместно
было бы говорить о своеобразной универсализации «мы»
жертв и «они» преступников, состоянии, в котором голос
одного мог бы претендовать на выражение «всеобщности».
Кроме того, на этом этапе происходило простое перенесение на коллективный уровень существующей в сфере межличностных отношений идеальной «модели прощения»7, где
вместо индивидов («обидчик», «жертва») выступали
абстрактные гомогенные общности «обидчиков» и «жертв».
В 
дальнейшем 
ракурс 
«“мы” 
– 
жертвы / “они”–
преступники» подвергался критике, например, со стороны

7 Идеальную «модель прощения», или, иначе говоря, классический
сценарий прощения, на уровне межличностных отношений можно представить следующим образом: обидчик раскаивается и просит у жертвы
прощения, жертва же, принимая покаяние, в зависимости от тяжести
совершенного поступка прощает и восстанавливает отношения с обидчиком или отказывает в просьбе, давая понять, что восстановление отношений невозможно.