Мир как живое движение: интеллектуальная биография Николая Бернштейна

Москва
Когито-Центр
2018

Ответственный редактор:

академик РАО, профессор, доктор психологических наук
А. Г. Асмолов

Ирина Сироткина

МИР КАК ЖИВОЕ ДВИЖЕНИЕ

интеллектуальная биография
Николая Бернштейна

УДК 155.9
ББК 88
С 40

УДК 159.9
ББК 88

Все права защищены
Любое использование материалов данной книги
полностью или частично без разрешения правообладателя запрещается

Утверждено к печати ученым советом Института истории 
естествознания и техники им. С. И. Вавилова Российской академии наук

Идея издательского проекта и общая редакция:

академик РАО, профессор, доктор психологических наук А. Г. Асмолов

Рецензенты:

кандидат физико-математических наук Е. В. Бирюкова,
кандидат биологических наук К. О. Россиянов

Мир как живое движение: Интеллектуальная биография Николая 
Бернштейна / Отв. ред. А. Г. Асмолов. – М.: Когито-Центр, 2018. – 252 с.

ISBN 978-5-89353-524-2

Сироткина И. Е.

С 40

Эта книга – биография замечательного физиолога Николая Александровича Бернштейна (1896–1966), одного из создателей биомеханики, теории 
управления движениями, физиологии и биологии активности. Научная 
биография Бернштейна складывалась не просто. Заслуженная известность 
пришла к нему уже в конце жизни, во времена хрущевской «оттепели». 
Без упоминания его имени не обходится сейчас ни одна фундаментальная 
работа в сфере биомеханики, управления движениями, биомоделирования, нейрореабилитации, наук о спорте и танце. Биографический очерк 
о Бернштейне дополнен хронологией основных событий жизни ученого и библиографией его трудов. Книга будет интересна историкам науки, 
специалистам в области изучения движения, нейронаук, психологам и самому широкому читателю.

© И. Е. Сироткина, 2018
© Когито-Центр, 2018
ISBN 978-5-89353-524-2

Содержание

От автора   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 5

Динамика века (вместо введения)   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 8

Глава 1. Начало.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 20

Психофизика и колокола  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 28

Наука и искусство движения  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 35

Глава 2. Культ и культура труда .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 40

Нормализация движений  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 45

Биомеханика в науке и в театре   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 48

Конструкция или морфологический объект? .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 58

Глава 3. Экспансия метода.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  65

Революция и реакция  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 65

«Ты-готский, Лури-ты»   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 70

Мосты и трамваи, торфушки и козоноши  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 75

Поверить алгеброй гармонию   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 78

Окно в Европу  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 83

Глава 4. «Современные искания» .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 90

Рассыпанный набор  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  . 98

Рефлекс и рефлексик .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  103

Глава 5. Структурная физиология  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .110

Уравнение движения .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  116

Центр и периферия .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  120

Сенсорные коррекции и моторное поле  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  125

Задача и уровни  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  128

Глава 6. Двигательный разум  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .133

Восстановление движений  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  134

ОПД  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  143

Сознание и автоматизм  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  149

«Знание как»  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  153

Что есть ловкость?.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  158

Глава 7. Против течения  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .166

Павловская сессия  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .171

Биологическая математика  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  176

Кибернетика и активность  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  185

Глава 8. Футурист в физиологии  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .193

Moscow Motor Control School  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  198

Когнитивные науки  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  205

Антиципация  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  211

Чудеса кинестетического воображения.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  215

Важнейшие даты жизни
и научной деятельности Н. А. Бернштейна  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  223

Библиография трудов Н. А. Бернштейна  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .227

Список принятых сокращений   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  243

Именной указатель   .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  245

Эта книга – интеллектуальная биография замечательного физиолога 
Николая Александровича Бернштейна (1896–1966), одного из создателей биомеханики и теории управления движениями. Николай Александрович был человеком Ренессанса: отличным математиком и инженером, знал десяток языков, замечательно владел словом, сочинял 
музыку и стихи, прекрасно чертил и рисовал, своими руками паял радиоприемники и строил модели паровозов, наконец, был клиническим 
врачом – проницательным диагностом. Если использовать термин его 
любимой науки биомеханики, можно сказать, что он обладал многими степенями свободы.
Угнаться за таким человеком вряд ли возможно, поэтому книга написана как биографический очерк: не исчерпывая всей жизни ученого, 
она освещает ее отдельные эпизоды. Но эта книга еще и очень личная. 
В семнадцать лет я поступила на факультет психологии Московского государственного университета. Семинары по общей психологии 
на первом курсе вел Александр Григорьевич Асмолов. От него я впервые услышала о Бернштейне, которого Асмолов назвал «поэтом в науке». Это звучало неожиданно и заставляло задуматься: что же в науке 
можно считать поэзией? Правда, в этом возрасте вокруг столько всего захватывающего, а мир так велик и обширен, что про Бернштейна 
я вспоминала лишь эпизодически, например, когда надо было сдавать
экзамен.
Когда я поступила в аспирантуру Института истории естествознания и техники, мой научный руководитель Михаил Григорьевич Ярошевский (1915–2002) предложил писать диссертацию о Николае Александровиче Бернштейне. Началась перестройка, в науку возвращались 
имена репрессированных ученых, и Бернштейн был одним из них. Михаил Григорьевич познакомил меня с Иосифом Моисеевичем Фейгенбергом (1922–2016), можно сказать, «сдал» в его заботливые руки. С Ио
От автора

сифом Моисеевичем мы обошли почти всех, кто хорошо знал и помнил 
Бернштейна. Это были его близкий сотрудник и жена его брата Татьяна Сергеевна Попова, работавшие с ним Дмитрий Дмитриевич Донской, Фанни Аркадьевна Лейбович и Зоя Дмитриевна Шмелева, его 
коллеги и друзья Лев Лазаревич Шик и Виктор Васильевич Лебединский, его последователи в науке Михаил Борисович Беркинблит, Владимир Владимирович Смолянинов и Марк Львович Шик. Из их рассказов – говорилось о многом, но чувствовались и недомолвки – вставала 
фигура необычайно мощная и в то же время уязвимая. Фигура трагического гения, каких в первые советские десятилетия было много. К сожалению, по разным причинам тогда мне очень мало удалось 
записать на магнитофон – что-то я зафиксировала на бумаге, что-то 
осталось только в памяти. Позже любезно согласились рассказать мне 
о Бернштейне Виктор Семенович Гурфинкель, Вячеслав Всеволодович 
Иванов, Инесса Бенедиктовна Козловская и Лия Григорьевна Охнянская.
В 1989 г. я защитила в МГУ диссертацию «Роль исследований 
Н. А. Бернштейна в развитии отчественной психологии». Моими оппонентами были уже известные психологи Владимир Петрович Зинченко (1931–2014) и Виктор Васильевич Лебединский (1927–2008). Они 
тоже рассказывали о Бернштейне. После этого к теме диссертации я обращалась мало – главным образом в связи с юбилейными датами. К столетию Бернштейна вышла моя статья в «Психологическом журнале»1. 
По ней меня нашла Елена Владимировна Бирюкова – математик, исследователь движений; вместе мы написали несколько посвященных 
ученому статей2. А в год 120-летия со дня рождения ученого судьба снова свела меня с Александром Григорьевичем Асмоловым, и он вдохновил меня написать наконец книгу.

1 
Сироткина И. Е. Выдающийся физиолог. Классик психологии? (К 100-летию со дня рождения Н. А. Бернштейна) // Психологический журнал. 1996. 
№ 5. С. 116–127; Сироткина И. Е. Николай Александрович Бернштейн // 
Выдающиеся психологи Москвы. М.: Психологический ин-т РАО, 1997.
С. 173–180.

2 
Из истории отечественной физиологии движений / Е. В. Бирюкова, И. Е. Сироткина // Журнал высшей нервной деятельности им. И. П. Павлова. 2013. 
Т. 63. № 1. С. 154–172; Sirotkina I. E., Biryukova E. V. Futurism in physiology: Nikolai Bernstein, anticipation and kinaesthetic imagination // Anticipation: Learning from the Past / Ed. by M. Nadin. Berlin: Springer, 2015. P. 269–
285; Сироткина И. Е., Бирюкова Е. В. Николай Александрович Бернштейн: 
новые подходы в нейрореабилитации // Вопросы психологии. 2016. № 4.
С. 95–108.

Всем рассказавшим мне о Н. А. Бернштейне людям я приношу глубокую благодарность. Благодарю и тех друзей и коллег, кто прочел черновик книги и сделал полезные замечания: Владимира Владимировича 
Аристова, Кирилла Олеговича Россиянова, Дмитрия Яковлевича Федотова, Веру Леонидовну Талис, познакомившую меня с собранными 
ею материалами, а также Евгению Иосифовну Гилат-Фейгенберг, любезно предоставившую фотографии из семейного архива.

Чем дальше от нас начало ХХ в., тем лучше мы понимаем, какой это был 
редкий, почти уникальный культурный момент. Казалось, все пришло 
в движение: экономика, миграционные потоки людей, рост городов, прогресс техники. Жизнь ускорилась, стала как никогда энергичной и динамичной. Пространство и время потеряли свою незыблемость, стали 
подвижными и гибкими. Возникла теория относительности, а к концу 
1920-х годов – квантовая механика с ее принципом неопределенности: 
атом – это частица и волна, и пришпилить его к одному месту и значению невозможно. В рентгеновских лучах вещи утрачивали свою непроницаемость. Новые скорости перемещения, мелькание электрического 
света опьяняли не хуже шампанского:

Стрекот аэропланов! беги автомобилей!
Ветропрóсвист экспрессов! крылолёт буеров! –

вскипал стихами Игорь Северянин1.
Новые, авангардные течения в искусстве стали попыткой представить новую подвижность мира, передать мир в динамике. «Для современного художника, – писал в 1925 г. Хосе Ортега-и-Гассет, – нечто собственно художественное начинается тогда, когда он замечает, 
что в воздухе больше не пахнет серьезностью и что вещи, утратив всякую степенность, легкомысленно пускаются в пляс. Этот всеобщий пируэт для него подлинный признак существования муз»2. Динамичность 
современной жизни хорошо улавливало и передавало абстрактное, бес
1 
Северянин И. Увертюра // И. Северянин. Громокипящий кубок. Ананасы 
в шампанском. Соловей. Классические розы. М.: Наука, 2004. С. 105.

2 
См.: Ортега-и-Гассет Х. Дегуманизация искусства // Самосознание европейской культуры ХХ века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе / Сост. Р. А. Гальцева. М.: Изд-во политической литературы, 1991. С. 259.

Динамика века
(вместо введения)

предметное искусство. Движение, скорость, динамика вошли в программу футуризма: «Все движется, все бежит, все быстро преобразуется 
<…> движущиеся предметы умножаются, деформируются, продолжаясь, как ускоренные вибрации в пространстве, которое они пробегают»1. 
Филиппо Томмазо Маринетти воспевал автомобиль и аэроплан, телефон и телеграф за их скорость. Он хотел взорвать музеи, где все мертво 
и ни к чему нельзя прикасаться, и создать искусство прикосновения – 
тактилизм. Вместе с художницей-футуристкой Бенедеттой Каппой Маринетти создавал тактильные картины для «путешествующей руки».
Футуристов интересовала «гравитация, смена места, взаимное притяжение форм, масс и цветов, то есть движение, то есть проявление сил»2. 
Они пытались передать движение в живописи, запечатлеть в скульптуре – называлось это «пластический динамизм». В России у них нашлись 
единомышленники. «Будетлянин» Василий Каменский сочинял «словопластические феерии»: чтение стихов сопровождалось пластичным 
движением. Давид Бурлюк разрисовывал лицо, чтобы придать чертам 
новый динамизм. Наряду с формой, цветом и объемом, Василий Кандинский предложил изучать движение как один из базовых элементов 
искусства. Режиссер Всеволод Мейерхольд создал актерский тренинг, 
названный им «биомеханикой».
Теоретик «производственного искусства» Николай Тарабукин в начале 1920-х годов предсказывал, что искусство в будущем утратит свои 
декоративные, нефункциональные черты, растворив их «во всеобъемлющей форме движения». Так, от сценического танца останется лишь 
«искусное движение человека»3. Его единомышленник Борис Кушнер 
писал о «развеществлении», «обеспредмечивании» всей современной 
культуры, в которой «вещи» динамизируются, заменяются «установками». Алексей Капитонович Гастев, революционер, слесарь, основатель 
Института труда, сочинял стихи о «рабочем ударе» и создавал «трудовые 
установки». Прорыв, совершенный этими людьми в искусстве, стимулировала отчасти их собственная витальность. Оказалось, что даже писать стихи без движения невозможно. «Мне работается только на возду
1 
«Манифест футуристических живописцев» впервые опубликован 11 апреля 
1910 г. Цит. по: Футуризм – радикальная революция. Италия–Россия: 
К 100-летию художественного движения. М.: Красная площадь, 2008.
С. 43.

2 
Умберто Боччони. Что нас разделяет с кубистами. Цит. по: Белли Г. 
Радикальная революция // Футуризм – радикальная революция. Италия–
Россия: К 100-летию художественного движения. М.: Красная площадь, 
2008. С. 25.

3 
Тарабукин Н. От мольберта к машине. М.: Ад Маргинем, 2015. С. 60.

хе, – признавался Андрей Белый, – и глаз и мышцы участвуют в работе, 
я вытаптываю и выкрикиваю свои ритмы в полях: с размахами рук; всей 
динамикой ищущего в сокращениях мускулов»1. Владимир Маяковский 
подтверждал: «Я хожу, размахивая руками и мыча еще почти без слов, 
то укорачивая шаг, чтоб не мешать мычанию, то помычиваю быстрее 
в такт шагам»2. Собственные телесность, энергия и динамизм позволили художникам авангарда увидеть и оценить эвристический потенциал мышечного движения, физического действия, найти в движущемся 
теле источник смыслов. Свое искусство они строили как практическое, 
телесное умение, или прием. Виктор Шкловский напоминал, что «прием» по-гречески – «схемата», т. е. «выверенное движение гимнаста»3.
Эта книга – о движении как центральном понятии авангарда и о человеке, который в ХХ в. сделал немало для того, чтобы движение понять и увидеть в нем целый мир, возможно, не менее сложный, чем мир 
сознания. Бернштейн был одним из первых, кто раскрыл для человека его двигательный разум. Биографических очерков о нем вышло уже 
немало4, но такой ученый заслуживает, чтобы о нем продолжали писать, напоминая о сделанном им. Книга не претендует на исчерпывающее жизнеописание. Скорее, это интеллектуальная история тех проблем, которые занимали ученого.

1 
Белый А. Начало века. М.: Художественная литература, 1990. С. 137.

2 
Маяковский В. В. Как делать стихи? // В. В. Маяковский. Полн. собр. соч. 
В 13 т. Статьи, заметки и выступления. М.: Художественная литература, 
1959. Т. 12. С. 81–117, 561–569.

3 
Цит. по: Калинин И. История как искусство членораздельности (Исторический опыт и металитературная практика русских формалистов) // Новое литературное обозрение. 2005. № 71. С. 104.

4 
Демидов В. Е. Споры по существу // Пути в незнаемое: Писатели 
рассказывают о науке. Сборник двадцатый. М.: Советский писатель, 
1986. С. 181–218; Демидов В. Е. Формулы о человеке. URL: http://n-t.ru/
tp/in/fc.htm (дата обращения: 24.11.2016); Левин В. Человек, разгадавший 
тайну живого движения // Наука и жизнь. 2005. № 10. С. 50–55; Найдин В. Л. 
Чудо, которое всегда с тобой // Наука и жизнь. 1976. № 4. С. 107–109; 
№ 5. С. 98–103; № 6. С. 68–73; см. также: Найдин В. Л. Диагноз. Записки 
врача. М.: Эксмо, 2010. С. 128–221; Фейгенберг И. М. Николай Бернштейн: 
от рефлекса к модели будущего. М.: Смысл, 2004; Чхаидзе Л. В. Николай 
Александрович Бернштейн (К 100-летию со дня рождения) // Теория 
и практика физической культуры. 1997. Т. 28. № 1. С. 117–133; Чхаидзе Л. В., 
Чумаков С. В. Формула шага. М., 1972; Talis V. L. New Pages in the Biography 
of Nikolai Alexandrovich Bernstein / Ed. by M. Nadin // Anticipation: Learning 
from the Past: The Russian/Soviet Contributions to the Science of Anticipation. 
Berlin: Springer, 2015. P. 313–328.

Николай Бернштейн родился 5 октября (по новому стилю) 1896 г. 
в Москве в семье потомственного врача. Его отец, Александр Николаевич Бернштейн (1870–1922), был известным в начале ХХ в. психиатром и психологом, одним из зачинателей экспериментальной психологии в России.
Первенец Бернштейнов Николай тянулся к литературе, музицировал, поступил на историко-философский факультет Московского 
университета. Но началась Первая мировая война, и родители с огромным трудом убедили его перевестись на медицинский факультет, чтобы 
идти на фронт, по крайней мере, не в качестве пушечного мяса. В 1919 г. 
проучившихся всего четыре года студентов-медиков выпустили ускоренным порядком и отправили на фронт. Николай попал на Восточный (Уральский). В начале 1921 г. его демобилизовали, и, вернувшись 
в Москву, он сначала решил идти по стопам отца. В первой главе рассказывается о работате Бернштейна-младшего в Психоневрологическом институте и психиатрических клиниках.
Однако гораздо больше, чем практическая медицина, его привлекали исследование и эксперимент. И когда бывший однокашник Крикор Хачатурович Кекчеев (1893–1948) позвал его работать в недавно созданный Центральный институт труда (ЦИТ), Николай Бернштейн 
сразу согласился. Основатель этого института Алексей Капитонович 
Гастев (1882–1939) – профессиональный революционер, культуртрегер, 
борец за новую культуру труда – представлял производство как экспериментальную лабораторию по созданию эталонов, или «нормалей», 
эффективных рабочих операций. ЦИТ стал лидером движения за научную организацию труда (НОТ) не только в Москве – по его методикам 
было обучено около полумиллиона рабочих в металлопромышленности. По замыслу Гастева, изучение движения должно начинаться с его 
«фотографии» – записи механических параметров движения, по которой можно было бы найти его оптимальную конструкцию. Во второй 
главе «Культ и культура труда» расссказывается о работе Бернштейна в ЦИТе над созданием «нормалей» двух операций: удара молотком 
по зубилу и опиловки напильником.
Новая культура труда и новая наука создавались в такое время, когда даже электрическую лампочку было непросто достать. Обнаружив 
незаурядную изобретательность, Бернштейн из ничего мастерил аппаратуру и значительно усовершенствовал технику съемки и анализа движений. Помогло образование и технические хобби: учась на медицинском факультете, он слушал курсы механико-математического. 
Николай был одним из первых в стране радиолюбителей, чертил схемы, паял, делал радиоприемники. У него было еще одно хобби – мос

ты и паровозы. С братом Сергеем, будущим инженером-мостостроителем, они бродили по паровозным кладбищам, которые во множестве 
появились в Москве после гражданской войны, делали чертежи и рисунки. А еще братья получили прекрасное музыкальное образование, 
и Николаю оно пригодилось, когда нужно было на слух определять частоту вращения одного из элементов съемочной аппаратуры, так называемого обтюратора.
В записи движений Бернштейн шел по стопам предшественников – 
французов Этьена-Жюля Марея и Жоржа Демени. Они одевали человека 
в черное трико, к которому были прикреплены электрические лампочки, 
и фотографировали его движения через равные промежутки времени. 
На снимке получались святящиеся линии – словно график движения 
каждого сочленения в пространстве. Это было похоже на «лупу времени»; назывался метод «циклографией». Немецкие анатомы Вильгельм 
Брауне и Отто Фишер подвергли получившиеся кривые математическому анализу. По этому же пути пошел Бернштейн. Он усовершенствовал 
технику съемки, чтобы получать больше точек и фаз движения, а значит, увеличивать разрешающую способность «лупы времени».
Когда Бернштейн проанализировал получившиеся кривые, он обнаружил, что траекторию движения можно выразить определенным 
математическим уравнением. Им оказались ряды Фурье, которые в механике описывают кроме прочего движение маятника. Интерпретируя 
эту формулу, ученый пришел к выводу, что отношения между мышечным усилием и движением органа имеют, как в маятнике, кольцевой характер: мышца вносит изменение в систему действующих на орган сил, 
орган сдвигается, и расстояние между точками прикрепления мышцы 
меняется, что сразу отражается на ее напряжении. Эту зависимость он 
впоследствии выразил дифференциальным уравнением – таким, в котором зафиксирован циклический характер взаимодействия, и, с подачи своих предшественников, назвал «рефлекторным кольцом». Другой важнейший результат, полученный уже в первых исследованиях 
удара: «Движение при рубке есть монолит, очень чутко отзывающийся 
весь в целом на каждое изменение одной из частей»1. Иными словами, 
движение – явление столько же механическое, сколько и органическое. Бернштейн назвал его «морфологическим объектом», который растет и изменяется как живое существо. И наконец третий вывод: каждое 
движение глубоко индивидуально, несет в себе индивидуальные характеристики человека – в такой степени, что кинематика может служить 
одним из антропологических параметров, подобно измерениям роста, 

1 
Бернштейн Н. А. Биодинамическая нормаль удара // Исследования 
Центрального института труда. 1924. Т. 1. Вып. 2. С. 101.