Символическое наследие СССР и зачем оно нам

Ассоциация

развития аналитического потенциала личности,  общества и государства

«Аналитика»

117393, Москва, ул. Профсоюзная, д.78
association-analytics.ru,  analytics.rus@mail.ru

С.Г. Кара-Мурза

Символическое наследие СССР

и зачем оно нам

Серия «Библиотека аналитика»

Москва - 2016

УДК 32.019.5
ББК 60 
К21 

К21 Кара-Мурза С.Г. Символическое наследие СССР и зачем оно нам.– 
М.: «Когито-Центр», 2016. – 76 с. 

ISBN 978-5-89353-489-4 
УДК 32.019.5

ББК 60 

Реформа в РФ вызвала дезинтеграцию общества, системный кризис, 
распад шкал интересов и ценностей, деградацию культуры. Чтобы выйти из 
этого состояния, надо восстановить коммуникации между общностями и с 
государством. 
Но 
большинство 
населения, 
сохраняющeе 
ценности 
справедливости, «ушло в катакомбы» – его отсылки к нормам и памяти 
СССР сейчас неприемлемы. Эта общность исключена из диалога – и вся 
политическая система с ее институтами усечена и неравновесна. 
Надо класть фундамент новой системы – исходя из реальности. Общности 
большинства, сохраняя свои ценности, должны начать диалог не из аксиом 
прошлого, а из альтернатив в границах возможности. Тогда возникнет 
оппозиция как конструктивная сила.  
Русская революция и создание СССР были взрывом духовной силы. Ее 
символический образ стал преданием со сменой поколений. Этот образ – 
наше наследие, и оно необходимо, но не как руководство борьбы и 
строительства в иной, более сложной  реальности. 

Ассоциация «Аналитика» выражает благодарность  
АО «Концерн ВКО «Алмаз-Антей»  
за спонсорскую поддержку в издании данной монографии 

© Кара-Мурза С.Г. 

Сеpгей Геоpгиевич
Каpа-Муpза - советский и 
российский учѐный, по 
образованию химик, 
профессор, автор работ по 
истории СССР, теоретик 
науки, философ, политолог и 
публицист, главный 
научный сотрудник 
Института социальнополитических исследований 
РАН.

Заслужите приобретенное от предков, 

чтобы истинно владеть им

И.В. Гѐте

Состояние России требует срочно разгрести хаос мифов и 

фантастических идеологем, нагроможденных длительным системным 
кризисом. Без того, чтобы хоть немного упорядочить представления о 
реальности и ее предыстории, невозможно никуда двинуться. Нужны 
пусть грубые, но связные объяснительные модели нашего положения. 
Их появление потянет за собой очередную попытку начать диалог с 
общностями и с властью. А дальше – шанс на появление оппозиции, без 
которой в нашем состоянии будем продолжать топтаться. Группа из 
«бригады Ельцина» и ее интеллектуальные сподвижники, недовольные 
нынешней властью, не является оппозицией, не стоит об этом говорить. 

В этом очерке мы говорим об оппозиции в состоянии ее 

зарождения – не о той, которая ходит на демонстрации, кладет цветы 
на могилу Сталина и обличает коррупционеров на митингах и в 
Госдуме. Эта деятельность нужна, она людей поддерживает. Но она не 
соединилась с тем, что Энгельс назвал первым типом политической 
борьбы – теоретическую борьбу (т.е. изучение и представление 
реальности, поиск альтернативных действий). Без этого не помогли бы 
ни забастовки, ни «булыжник оружие пролетариата». Маркс и Энгельс 
создали учение, которое на сто лет снабдило самосознанием буржуазное 
общество и превратило массу наемных рабочих в пролетариат, в «класс 
для себя». И этот класс в союзе с левой интеллигенцией и частью 
буржуазии стал политической силой, которая «сбалансировала» 
капитализм. 

России это не подошло – в Запад к себе ее не принимал, пришлось 

выработать другую теорию, для крестьянских стран. Россия «обошла» 
капитализм и устроилась в СССР, многие другие страны шли «по 
касательной» на периферии капитализма. Сейчас в России нет ни 
СССР, нет и западного капитализма. Что за строй и куда он катится, 
трудно понять. Положение критическое, необходимо представление о 
реальности и о вариантах движения – и направления и «транспортных 

средств». 
Для 
этого 
и 
нужна 
оппозиция, 
способная 
вести 

теоретическую борьбу. 

Многие мыслители об этом говорили. П. Бурдье так сказал: 

«Собственно политическое действие возможно, поскольку у агентов, 
включенных в социальный мир, есть знание (более или менее 
адекватное) об этом мире и поскольку можно воздействовать на 
социальный мир, воздействуя на их знание об этом мире. Это действие 
призвано 
произвести 
и 
навязать 
представления 
(ментальные, 

словесные, графические или театральные) о социальном мире, которые 
были бы способны воздействовать на этот мир, воздействуя на 
представление о нем у агентов». 

Таким образом, политическое действие невозможно, если ему не 

предшествует соответствующее изменение в сознании людей – и элиты, 
и массы. Вся история показала, что это условие является абсолютным. 
Как подчеркивал П. Бурдье, «политический бунт предполагает бунт 
когнитивный, переворот в видении мира». Когнитивный бунт – это 
перестройка мышления, языка, «повестки дня» и логики объяснения 
социальной действительности. Само по себе недовольство
этой 

действительностью к «политическому бунту» не ведет. Недовольство 
без изменения в видении мира может лишь бунт толпы, ярость которой 
хозяева дискурса могут направить в любые стороны.

В другом месте Бурдье уточнил: «Познание социального мира, 

точнее, категории, которые делают его возможным, суть главная задача 
политической борьбы за возможность сохранить или трансформировать 
социальный мир, сохраняя или трансформируя категории восприятия 
этого мира»1. 

Это как будто прямо сказано для той части нашего населения, 

которая в 1980-е годы стремилась «сохранить или трансформировать 
социальный мир, сохраняя или трансформируя категории восприятия 
этого мира». Этот социальный мир –
СССР. Но чтобы вести 

политическую борьбы «за возможность сохранить» советский строй, 
надо было гораздо лучше познать наш социальный мир.

Здесь рассмотрим один из факторов, затрудняющих возникновение 

дееспособной оппозиции уже в нынешнем, постсоветском кризисном 
обществе. В данный момент, как ни покажется странным, это 
препятствие – выведение оснований для обращения к гражданам из 

1 Основной источник суждений Бурдье см.: Бурдье П. Социология социального 
пространства / Пер. с фр. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 
2007. – 288 с. 

успехов 
советского 
проекта1. 
Сейчас 
мы 
проходим 
период 

дезинтеграции общества и распад общей мировоззренческой матрицы, 
и обращаться к широкой аудитории с примерами из советской жизни, 
которую мы утратили, только усилит раздор.

Этот фактор кажется второстепенным, но он тесно связан со всей 

системой причин этого кризиса и уже очевиден. 

Этот очерк посвящен узкой теме, во многом методологической. 

Эмпирическое представление о реальности у большинства сходно, об 
интерпретации и оценке этой реальности говорить не будем (мою 
трактовку краха СССР и его следствий см.2). Тем более в этом очерке 
нет претензий на теоретические спекуляции – в предмете, который мы 
обсуждаем,  переплетены рациональное мышление и системы психики. 
А в политических процессах, которые мы хотим понять, очень часто 
психика политиков и массы подавляет разум. 

Поскольку речь идет о явлениях психики, и эту иррациональную 

силу нет возможности отстранить разумом и повернуть логикой, наши 
задачи наталкиваются на методологические препятствия. Казалось бы, 
симптомы и побуждения всплесков подсознания людей в переломные 
периоды должны были быть подробно изложены в учебниках, но этого 
не было. 

Немногие современные авторы оставили разрозненные тексты, и не 

в «инженерном» сухом и ясном стиле, а в форме эмоциональных и даже 
мистических эссе. Каноны Просвещения не позволяли этим темам 
вторгаться в науку, хотя сфера иррационального у всех перед глазами и 
нередко его облако покрывает сразу миллионы людей и превращает в 
пепелища целые державы. На наших глазах рухнул с огромными 
жертвами СССР, и взрослые могут осторожно рассказать об этом детям 
и внукам. Это необходимое предупреждение, независимо от отношения 
к этой катастрофе. В памяти должен быть сигнал о катастрофе, о нем 
будут думать.

1 Имеется в виду успешная реализация советского проекта до начала фундаментального 
(еще скрытого) кризиса СССР в 1960-1980-е годы.
2 Кара-Мурза С. Крах СССР. История и версия объяснения. М.: Алгоритм, 2013.

1.

Приступая к нашей теме полезно дать краткую периодизацию 

изменения картины этой катастрофы в той группе товарищей, к которой 
принадлежит   автор. Группа эта состояла из гуманитариев, 
«естественников», инженеров. Сейчас эта группа очень поредела, но их 
идеи и тексты как будто живут и развиваются, наполняются новыми 
смыслами. Все товарищи нащупывали трещины в стене незнания, 
чтобы пробиться или хотя бы увидеть кусочек пространства за этой 
стеной. 

Все мы, выйдя из уютного терема советского образования и 

прессы, оказались наивными и невежественными перед зрелищем 
обрушения СССР – и стабильные приверженцы советского строя, и 
сомневаюшиеся, и недавние диссиденты. Можно вспомнить В.В. 
Кожинова, которого считали «шестидесятником»1, в конце перестройки 
стал с самопожертвованием и замечательным умением изучать историю 
русской революции и СССР.

На мой взгляд, этот период (примерно 1985-1995 гг.) был заполнен  

непрерывными обсуждениями с товарищами, поиском и чтением 
литературы, отечественной и зарубежной. Новые данные и суждения 
сразу публиковались в полемике с идеологами перестройки и реформы, 
а также в «просветительской» публицистике для всей публики. Тиражи 
были малые, но эти тексты как-то доходили до людей, даже странно. 
Содержание их было простое, лобовое: факты, разоблачающие 
антисоветскую ложь, данные об экономике и социальной системе 
СССР, угрозы, которые генерирует реформа, полезные сведения из 
истории России и Запада. Для сложных тем мы еще не были готовы, но 
поток простых фактов и доводов хоть немного охлаждал рыночные 
иллюзии и утопии. После 1992 г. все эти тексты без всякого 
красноречия увязывались с социальной реальностью. Шлифовать стиль 
времени не было, новая молодежь попрекнет, ничего не поделаешь. 

Следующие 5 лет, не прекращая производства этих сермяжных 

текстов,  обсуждения сдвинулись к более сложным проблемам, которых 
мы не касались в советское время ни в вузах, ни в прессе, ни на 
интеллигентских кухнях. Я сужу по нашему кружку, но, похоже это 
происходило и у других подобных групп. 

1 В 1991 году Кожинов говорил, что он сам «не только не член партии, но ещѐ и 
антикоммунист с большим стажем, но в нынешних условиях, — никуда не денешься, —
получается, что КПСС — одна из опор страны».

Так, была поставлена проблема изменения массового сознания 

(«манипуляции 
сознания»). 
Это 
явление 
было 
констатировано 

социологами, был собран богатый материал в иностранной литературе 
– там эта технология отрабатывалась два века. У нас она нанесла 
тяжелый удар, целый ряд эпизодов позволял квалифицировать эти 
операции как внутреннюю информационно-психологическую войну. 
Это – совершенно новое состояние государства и общества, столь 
серьезное изменение надо изучать и учитывать  в политических 
процессах. 

Описание вызревания и протекания русской революции, а затем и 

строительство 
институтов 
советского 
общества 
и 
государства  

(например, в книге «Советская цивилизация»), поставило очень много 
принципиальных вопросов, которых обществоведение (прежнее и 
нынешнее) обходило и обходит. Все они важны для понимания истории 
и развития СССР, но еще более они важны для современной молодежи, 
которой необходимо знать, как были устроены советские социальнотехнические системы (промышленность, армия, школа, наука и др.) –
молодежи придется их осваивать,  возрождать и модернизировать. Эти 
системы – база, всякие постиндустриализмы без нее не появятся. 

Широкое, шаг за шагом описание революции и строительства 

СССР уже с новыми источниками, с образами систем, с фоном и 
контекстом и с приемами «науки становления» в период 1995-2005 гг., 
было доступным, как стало можно делать свои картины-панорамы 
художникам, открывшим перспективу. Сейчас, снова прочитывая в уме 
книги А.В. Чаянова и Ф. Броделя, А. Грамши, В.В. Кожинова и А.С. 
Панарина, а также огромный массив эмпирического материала 
социологов, в этих широких описаниях проглядываешь сам собой 
сложившийся «скелет» (или карту движения) советского проекта и его 
жизни. 

Из этой карты видно и куда ведут дорожки с нашего пепелища. На 

карте видны сгустки сложных проблем и узлы возникающие в них 
конфликты. Раньше их старались не видеть или приукрасить, да и для 
рефлексии не было времени и подхода. Теперь эти тексты – полезный 
материал для учебных пособий. Знание полезно и правым, и левым, и 
самой власти.

Я и мои товарищи так и оценивали тексты 1995-2005 гг. – как 

заделы, содержащие перечень актуальных проблем, которые оставались 
в тени. Так, многие главы «Советской цивилизации» были разработаны 
в серию небольших книг в жанре учебных пособий (без грифа, но 
полезных). 

Но из этого перечня несколько проблем нам показались жгучими. 

Уже в середине 1990-х годов мы стали обсуждать странную природу 
постсоветского кризиса, небывалого в промышленных странах в Новое 
время, тем более без явной войны. Организация ООН (ЮНИДО), 
регулярно изучающая состояние промышленности стран и регионов, 
обнаружила три региона, в которых произошли не кризисы, а 
«разрушение промышленности». В докладе было три одинаковых по 
форме графика динамики промышленного производства. Эти графики 
принадлежали Ираку, бывшей 
Югославии и бывшему СССР. 

Расширенный в прошлое график СССР (до 1990 г.) и далее СНГ дан на 
рис. 1. 

Рис 1. Индексы объема производства промышленности СССР и СНГ (1940 = 1)

Что поразило экспертов ЮНИДО: в Ираке и Югославии 

промышленность была разрушена бомбардировками, а в СССР –
реформой под лозунгом «демократия и ускорение развития». 

Это –
необычное явление. Даже если бы власти приняли 

ошибочные волюнтаристские решения, в государстве и обществе 
культурной страны   должны были быть разумные силы, которые 
нашли 
бы 
веские 
аргументы 
 
убедить 
представительные 
и 

исполнительные власти остановить разрушительный процесс. Как 
можно было почти 10 лет наблюдать уничтожение народного хозяйства 
и спорить об эфемерных вещах! Что с нами произошло? 

Уже надо было не описывать идеи и события периодов революции 

и здорового существования СССР. Какое воздействие парализовало 
разум и волю общества, интеллигенции, научного сообщества, 

политического актива и государственных деятелей? Как мог этот 
коллективный 
психоз, 
почти 
мистический 
морок, 
охватить 

образованный советский народ из 290 млн человек? 

Перед нами стала задача, о которой десять лет назад никто из нас и 

не подумал бы. Стали собирать источники, и отечественные, и 
иностранные, а также проявления симптомы этого неведомого 
состояния. Вывод был таким: две большие общности, в которые поразному собрано население страны, – народ (нация) и общество –
дееспособны, пока являются системами. Распад важных связей и 
элементов этих систем (их дезинтеграция) парализует ряд способностей 
(«компетенций») народа и общества. Надо описать эти процессы! 
Предупрежден значит вооружен (praemonitus praemunitus, лат.). 

Так были сделаны две взаимодействующие книги: «Демонтаж 

народа» и «Потерянный разум». Была серия и производных от них книг 
(например, «Революция на экспорт», «Угрозы России»). Поскольку, как 
нам казалось, в таких книгах была срочная потребность, эти тексты 
были, как и предыдущие, не высшего качества. Наверняка кто-то 
напишет лучше. Что же касается дезинтеграции российского общества, 
эту проблему очень хорошо представили социологи. Из статей 
«СОЦИСа» по этой теме можно уже сделать ценную монографию. 

Завершилась эта серия текстов обращением к методологии 

общественной науке. Уже 30 лет как стало почти очевидно, что 
сложившееся в послевоенный период обществоведение все больше и 
больше отставало от темпа изменений в обществе и государстве. В 
результате не были изучены, а часто и не распознаны, массивные 
общественные 
процессы, 
чреватые 
рисками 
множественных 

мировоззренческих, культурных и социальных кризисов, которые и 
слились в системный кризис, приведший к краху СССР и глобальной 
катастрофе. Книга на эту тему в издательстве.

Можно сказать, что этап изучения и размышлений между 2005 и 

2015 гг. подвел нас, похоже, к наиболее туманной и деликатной теме: 
взаимодействие разума и психики в политической сфере. У всех нас 
накопился большой и драматический опыт проявления закона борьбы и 
единства этих противоположностей. Достоевскому это и не снилось. 

Эта проблема с каждым годом становится все более жгучей. Но 

подступиться к этой теме трудно, но надо. На мой взгляд, к 
рассмотрению предлагаемого предмета уместно привлечь концепцию 
инновации в общественных процессах, которую начал разрабатывать М. 
Вебер. Он был  великим рыцарем и тружеником рационализма, но