Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Терапевтические факторы в психоанализе

Покупка
Артикул: 729179.01.99
Доступ онлайн
300 ₽
В корзину
В сборнике представлены избранные доклады участников XII Конгресса Итальянского Психоаналитического Общества, состоявшегося в Триесте 13-16 июня 2002 г., на котором обсуждалась тема: «Терапевтические факторы в психоанализе. Специфичность и неспецифичность процессов трансформации».
Терапевтические факторы в психоанализе / [под ред. А. В. Казанской ; пер. с итал. О. Живаго]. - Москва : Когито-Центр, 2007. - 206 с. - (Библиотека психоанализа). - ISBN 5-89353-216-3. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/1067680 (дата обращения: 29.03.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
Специфичность
и неспецифичность
процессов трансформации

Москва
КогитоЦентр

2007

Терапевтические
факторы
в психоанализе

УДК
159.9
ББК
88
Т 35

Печатается с разрешения и при финансовой поддержке
Итальянского психоаналитического общества
Все права защищены. Любое использование материалов данной книги
полностью или частично без разрешения правообладателя запрещается.

Перевод с итальянского
Ольги Живаго

Под редакцией
канд. психол. наук, члена Международной
Психоаналитической Ассоциации
Анны Казанской

Т 35
Терапевтические факторы в психоанализе. Специфичность и не
специфичность процессов трансформации / Пер. с итал.— М.:
«КогитоЦентр», 2007.— 206 с. (Библиотека психоанализа)

УДК 159.9
ББК 88

В сборнике представлены избранные доклады участников XII Конгресса Итальянского Психоаналитического Общества, состоявшегося в Триесте 13–16 июня 2002 г., на котором обсуждалась тема:
«Терапевтические факторы в психоанализе. Cпецифичность и неспецифичность процессов трансформации».

В оформлении использованы рисунки первого российского
психоаналитика И.Д. Ермакова, любезно
предоставленные его дочерью М.И. Давыдовой.

© «КогитоЦентр», 2007

ISBN  5893532163

Оглавление

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ:

ФОРМЫ ДРЕВНЕГО ЗНАНИЯ ......................................................... 5

Доменико Кьянезе

ОБЩИЕ СПЕЦИФИЧЕСКИЕ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ

И ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ, СВОЙСТВЕННЫЕ

ПСИХОАНАЛИЗУ ..........................................................................24

Джузеппе Берти Черони

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ ...........................48

Фернандо Риоло

ВОЗВРАТИТЬСЯ НА НОВОЕ МЕСТО ............................................64

Альберто Антонио Семи

РАЗМЫШЛЕНИЯ НА ТЕМУ КОНГРЕССА ....................................82

Джованна Горетти

СПЕЦИФИЧЕСКИЙ ФАКТОР ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОГО

ЛЕЧЕНИЯ: ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ НЕВРОЗА ПЕРЕНОСА............ 103

Микеле Бедзоари

ЭВОЛЮЦИЯ КОММУНИКАТИВНОЙ КОМПЕТЕНЦИИ

И ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКУЮ ТЕРАПИЮ ...... 125

Амедео Фальчи

TALKING CURE.......................................................................... 142

Алессандро Гарелла

АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ СОЗНАНИЯ КАК

ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЙ ФАКТОР В ПСИХОАНАЛИЗЕ ................... 168

Патриция Купеллони

ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ ФАКТОРЫ — АКТЕРЫ

В ТЕАТРЕ ПАМЯТИ .................................................................... 191

Мауро Манча

ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ:
ФОРМЫ ДРЕВНЕГО ЗНАНИЯ

Доменико Кьянезе

Триест — город предчувствий. «В начале этого века мы все еще
живем предчувствиями, и предчувствия эти лучше всего ощущаются именно в Триесте. Уже давно, еще до того, как идеи великого
венского доктора проникли в итальянские научные круги, студенты, приезжавшие в Триест из Вены, донесли до нас откровение
о новом способе проникновения в психологию человека»,— так
пишет А. Спиани в «Автопортрете из Триеста» (1963)1.
Мы солидарны с антигероическими и антириторическими
настроениями таких известных жителей Триеста, как Звево
и Саба, и не соблюдаем здесь, в Триесте, обряд возвращения
к истокам, ибо понимаем, что любое возвращение — это отдаление. Мы признаем внимание к истокам постоянным и формальным условием знания и лечения, и в этом смысле Триест
открывает перед нами перспективы переосмысления нашей истории, так что — не вдаваясь в ложную риторику, которая замыкается сама на себе,— мы постараемся ответить на все животрепещущие вопросы.
В эти дни некоторые наши коллеги поставят перед собой
задачу возвратиться в неповторимый момент нашей истории:
в Триест начала XXго века. Даже при очень беглом взгляде
на тот период оказывается совершенно очевидной внутренняя
связь между болью каждой конкретной жизни, рождением нового вида лечения и, по выражению Саба, «…страшной болью,
потрясшей наш несчастливый век».
О «несчастливости» поистине безумного и трагичного ХХ века размышляли многие. ЛевиСтраусс еще в середине века писал

1
Цитата из работы Дэвида М. (David, 1966) «Психоанализ в итальянской культуре».

о «сильных угрызениях совести», мучивших Запад и вынуждавших
его «сопоставить собственный образ с образами других народов в
надежде, что эти образы отразят сходные проблемы или помогут
объяснить, откуда те взялись в его культуре». Во время одного из
своих долгих путешествий он познакомился с колдуном
Квезалидом, образ которого будет сопровождать нас в этом
кратком путешествии по дорогам лечения2.
Квезалид не верил в силу шаманов и желал разоблачить их
мошенничество. Он прошел долгий курс обучения, лишь усугубивший его сомнения и подозрения, но в результате сам стал
шаманом. Впервые его позвали к больному, которому он приснился в облике спасителя. Этот первый сеанс имел громкий
успех, но Квезалид не изменил своего критического отношения к шаманизму и приписал успех не своим усилиям, а психологическим причинам: «Больной,— утверждал он,— твердо верил в сон, который ему про меня приснился».
Квезалид посетил соседнее племя и вылечил многих людей. Он лечил эффективнее, чем другие шаманы. Наш герой
задался вопросом: отчего его метод давал результаты, а другие
методы — нет?
Проблема — комментирует ЛевиСтраусс — «имеет параллель в современной науке: две системы, о которых известно,
что они в равной степени недостаточны, демонстрируют,
тем не менее, одна относительно другой некое дифференциальное значение как с точки зрения логической, так и с точки
зрения экспериментальной. В какой системе координат их оценивать? В фактической, где они неразличимы, или в их собственной, где они принимают неравные величины как теоретически, так и практически?»
Присущий Квезалиду скептицизм свободного мыслителя
со временем уступил место более приглушенным чувствам.
Существуют ли настоящие шаманы и является ли он одним
из них? В конце рассказа это так и не проясняется. Квеза2
Речь идет об автобиографическом рассказе одного шамана, приведенном Францем Боасом, с комментариями Леви Страусса, в эссе
«Шаман и его магия» (в сб. «Antropologia Strutturale», 1958).

лид О.Ж. продолжает выполнять свою работу и гордится своими успехами.
По мнению ЛевиСтраусса, действия и представления
шамана, верования больного, а также коллективное мнение формируют некое «гравитационное поле», в лоне которого
определяются и занимают свое место отношения «колдун–заколдованные».
Но что делает шаман, этот «мастер отреагирования»? Проводя лечение больного, шаман играет перед своей аудиторией
своего рода спектакль.
* * *

Со спектакля шамана совершим прыжок во времени и пространстве и перенесем свое внимание на другой спектакль —
тот, который, как мы можем вообразить, наблюдал Фрейд в клинике Сальпетриер.
Изогнутое тело, закрытые глаза, маска смерти и экстаза
на лице, в центре сцены: «царица истерии», ее поддерживает
мужчина, великий Шарко. На картине Бруалле 1887 года их
тела образуют заглавную V, соединяясь внизу и словно указывая на их общую судьбу, а вокруг плотным кольцом стоят врачи и их ученики.
Фрейд был в восторге от этого зрелища.
«Гипноз,— будет вспоминать он в 1924 году,— был воистину непреодолимым искушением. Впервые можно было ощутить
победу над собственным бессилием. Слава чудотворца грела.
Но в чем же разница между пространством аналитическим,
которое провозглашает Фрейд, и тем зрительным театральным
пространством Шарко, где великим отсутствующим было пространство психическое?
Можем ли мы признать в этом различии, которое Понталис (Pontalis, 1977) определяет как “решительный перелом”,
рождение нового метода лечения, который будет опираться
на научное знание и дистанцироваться от знания и лечения
магического?
Пройдет более 10 лет, прежде чем мы сможем наблюдать этот
«решительный перелом», который произойдет в 1897 году, в самый разгар моды на самоанализ: самоанализ, лечение пациентов

и теория являются элементами взаимосвязанными, принадлежащими к одному и тому же процессу лечения и знания, приобретения «прототипического» опыта, который с тех пор обновляется в каждом конкретном анализе  (Chianese, 1997).
При создании аналитического пространства Фрейд постарается выскользнуть из поля зрения, из человека превратится в Другого или, лучше сказать, Нейтрального. От театра тела
Шарко Фрейд перейдет к театру психики и создаст совместное пространство психического аппарата и пространство
аналитической ситуации. С тех пор терапевтическая сцена
и сцена ментального аппарата будут взаимно определять друг
друга.
Отсюда следует, что в психоанализе невозможно выделить факторы лечения, не обращаясь при этом к различным
теориям психического аппарата, с которыми эти факторы
связаны.
Что касается «личности» терапевта, то различные ученые —
от Шарко до Фрейда, а также Брейер, отводят ей в лечении роль
«фармакона» в его исконно двойственном значении: яда и лекарственного средства. «Даже самые блестящие результаты обращались вдруг в ничто, если в личных отношениях пациента с
врачом чтото расстраивалось… мы поняли, что личная аффективная связь между врачом и пациентом, отношения, которые
мы не знали, как регулировать, имеют гораздо большее значение, чем любая работа с катарсисом» (Freud, 1924). Историческая заслуга Фрейда состоит в том, что он сумел трансформировать эту «аффективную связь» в основной «специфический
фактор» аналитического лечения.
К переносу как неизбежное следствие примыкает контрперенос, Gegenuebertragung. В прочтении Грибинского (Gribinski)
предлог gegen должен переводиться как «вблизи»: находиться
вблизи переноса пациента, следить за его «движениями». Аналитическое лечение будет формироваться, как erfahrung (в переводе с немецкого опыт или объезд): движение субъекта, повторяющего движение объекта.
Освобождение анализа от гипноза, а переноса — от «личности» терапевта (на которую следует опираться, но не смешиваться с ней) стало возможным благодаря толкованию сновидений.

«…Детскую амнезию можно преодолеть исходя из интерпретации некоторых сновидений. В этом случае сновидение выполняет функцию, которая ранее была прерогативой гипноза»
(Фрейд, 1924).
Сновидение станет парадигмой бессознательных образований и начнет влиять на лечение, на теорию нового видения душевных болезней, которую разработает психоанализ.
Существует сложная аналогия между моделью сновидения
(глава 7 «Толкования сновидений») и моделью аналитической
ситуации. Еще более тесная связь существует между аналитическим методом и шестой главой «Толкования сновидений».
«…Невозможно и не нужно, справедливо утверждает Риоло
(Riolo, 1999), расчленять Junktim Фрейда на теорию, метод и лечение. Поэтому мы приняли, что путь познания и путь лечения — это один и тот же путь». Рисунок смещения, сгущения,
вторичная переработка, средства изображения, описанные в шестой главе «Толкования сновидений», являются не только механизмами работы сновидения, а общими «правилами трансформации», главенствующими в построении сновидения, фантазии,
симптома.
Сновидение — это главная артерия бессознательного; бессознательное всех объединяет: пациента и аналитика, «здорового»
и «безумного».
Психоанализ при помощи этой главной артерии способствовал изменению научного и, частично, общепринятого представления о душевной болезни.
Психоанализ получает душевный недуг в наследство от медицины, которая освободила больного от моральных цепей, сковывавших его (исходя из равенства: болезнь душевная = болезнь
моральная), но связала его новыми цепями: медицинскими.
В западной медицине «история болезни» соответствует знанию
о естественном «течении», которое развивается независимо
от больного. То же самое в рамках душевной болезни: не признавалась позиция, при которой «история болезни» могла быть
историей самого субъекта, его жизни, его боли. Фрейд эту традицию разрушает. История пациента не уничтожается в истории болезни, «лечение» не сужается до размеров «течения
болезни».

Дистанция между аналитическим и медицинским лечением
велика. Не совпадают концепции «симптома» и «выздоровления». В медицине, например, не имело бы никакого смысла выражение «уход в здоровье».
Аналитическое лечение стартует в тот момент, когда ему
удается дистанцироваться от медицинского мышления. Так что
же, анализ не является терапией? Я предпочитаю говорить, в частности здесь, о «лечении как заботе». «Take care of yourself
(позаботься о себе)»,— говорят англичане. Психоанализ — это
лечение себя и лечение другого, лечение себя через другого.
В этом контексте концепция лечения выглядит особенно важной для психоаналитической мысли, без нее психоанализ потерял бы значительную часть своего смысла.
Фрейд, как мы знаем, был очень осторожен в отношении
задачи лечения: трансформации неблагополучия невротического в житейское неблагополучие вообще. Дзено, герой романа
Итало Звево, согласился бы с нами: «В отличие от других болезней, жизнь всегда смертельна. Она не поддается лечению».
До перелома 1920х годов осторожность не мешала Фрейду воображать себе «грядущие перспективы психоаналитической терапии» (1910), предлагать «новые советы по технике
анализа» (1913–1914). Во второй главе «новых советов» («Запоминать, повторять, перерабатывать») повторение не принимает демонической формы 1920го года, когда оно являлось для
Фрейда выражением инстинкта смерти. Будучи правильно использованным, оно способно стать фактором лечения. Повторение стремится задействовать на аналитической сцене не только то, что произошло в прошлом, но также и то, что в прошлом
не реализовано (бессознательное — это царство нереализованного) и что стремится реализоваться в переносе. В этом
смысле перенос — это одновременно и повторение, и «впервые происходящее». Анализ являет собой вечный возврат вытесненного или новое начало (Balint) в зависимости от угла зрения, под которым наблюдают или предполагают наблюдать
процесс.
Что касается «переработки», она является «частью работы,
которая вызывает наибольшие изменения и отличает аналитическое лечение», … «трудное для анализируемого», … «провер11

ку терпения врача» (Freud, 1914, с. 3–63) от всех видов суггестивного воздействия.
Психическая переработка, вторичная переработка (сновидения), терапевтическая проработка. Переработка способствует уподоблению лечения спонтанному функционированию того
психического аппарата, о котором мы уже упоминали.
Проработка (Durcharbeitung) представляет собой точку
смыкания экономического и символического аспектов теории и аналитического лечения. Приставку durch в смысле пространственном можно перевести как «сквозь»: сквозь психические пространства. В смысле же временном — «на все времена,
от начала и до конца». Проработка содержит в себе временной
фактор.
Обычно говорят, что время лечит. А как лечит время в анализе? Анализ пересекают различные временные измерения:
время линейное, время развития, время спиральное. Невозможно и не нужно выделять или предпочитать какоелибо из этих
измерений.
В 1914м году наступает время nachtraеglichkeit. Сдвоенное
время травмы, сексуального и психического: время, которое
опирается на «биологическое» время развития и питается им,
но при этом отделяется от него. Судя по этим характеристикам, это очень «человеческое» время. Опыт подсказывает нам,
что если лечение оказывает воздействие, то это происходит благодаря открытию такого временного аспекта, который обеспечивает смысловые потоки между hic et nunc (здесь и теперь)
и illo tempore (в прошлом).
Ведь невозможно даже представить себе обратный ход времени, когда оно, возвращаясь шаг за шагом назад, привело бы
нас в нулевые времена, к исходной точке.
Чтобы поставить точку в описании изучаемого нами периода и прежде чем двигаться дальше, обратимся еще раз к «Новым советам» (1 глава из «Начала лечения», 1913, с. 340). «Разумеется, врачаналитик может многое, но он не может точно
знать, что он в состоянии сделать. Он запускает процесс… может следить за процессом, продвигать его… но однажды запущенный процесс идет своей дорогой, и ему уже нельзя диктовать ни направление движения, ни последовательность… что же

касается воздействия психоаналитика на факторы болезни,
то они сродни мужской потенции. Мужчина может зачать всего ребенка, но не может породить в женском организме голову, руку или только ногу ребенка, не может повлиять на пол
ребенка. Он опятьтаки лишь запускает сложнейший и древнейший процесс…»
Фрейд считает, что изменения являются по сути процессом
интрапсихическим (он приводится в действие аналитиком),
а не следствием постоянного и переменчивого взаимодействия
аналитика и пациента в течение долгого времени. Можем ли мы
в связи с этим считать анализ естественным процессом? Всего
за два года до этого (28 мая 1911 г.) Л. Бинсвангер (Binswanger)
писал: «По правде сказать, на свете нет ничего, к чему человек
был бы так мало приспособлен, как к психоанализу».
Если анализ и может приспособиться к жизни, то только
потому, что и анализ, и жизнь «питает» непредсказуемая человеческая «естественность» течения и конца.
В любом случае можно было бы надеяться на то, что, однажды начавшись, процесс войдет «в свою колею». Но на пути его
ждут частые и назойливые встречи с «негативной терапевтической реакцией». Необходимо подчеркнуть, что перелом, а для
многих это кризис 1920го года, рождается из клинического
опыта, из препятствий, возникших в лечении. Теория приходит потом.
С введением понятий инстинкта смерти, негатива, сил «антижизнь» изменяются представления о здоровье, болезни, выздоровлении, лечении. В большей степени, нежели о факторах лечения, нам следовало бы говорить о факторах жизни и смерти,
и мы знаем, что для Фрейда последние не так уж легко отделимы от первых, внедряются в них и под них маскируются.
Этот кризис, на мой взгляд, не найдет решения и послужит
Фрейду в его позднем исследовании «Анализ конечный и бесконечный». Но именно по причине этой субстанциальной
неразрешимости смогут быть открыты пути лечения, сохранившие актуальность до наших дней. Рассмотрим некоторые
из них.
Начиная с 1920х годов приобретает особую интенсивность
диалог между Фрейдом и Ференци. После смерти Ференци

Фрейд продолжит этот диалог в своих размышлениях. Точка
зрения Ференци расходится с приведенной выше точкой зрения Фрейда, высказанной им в 1913 году. Ференци считает,
что аналитик играет в анализе активную (слишком уж активную, сказал бы Фрейд) роль. Прошлое и вытесненное должны
репрезентироваться в настоящем, в аналитической ситуации;
переживание преобладает над пониманием. Для Ференци серьезное значение имела реальная травма. У Фрейда доминирует идея о психоанализе скорее как о «научном мероприятии»,
нежели «легкой терапевтичекой операции». Ференци в письмах
советовал Фрейду «не заниматься техническими тонкостями».
«Эффект Ференци» актуален и сегодня. В великом венгерском аналитике мы сегодня признаем предтечу теории объектных отношений и биперсональных моделей в аналитическом
лечении.
На мой взгляд, речь не идет о том, чтобы выбирать между
Фрейдом и Ференци. Всегда трудно размышлять, исходя из логики диалога, усиливающего противостояние. Уместно вспомнить, что аналитическая мысль есть мысль конфликтная, дуалистическая, которой не следует замыкаться в противоречиях.
Необыкновенно сложный диалог Фрейда и Ференци представляет собой «исходную матрицу» психоанализа в том виде,
в каком мы его теперь практикуем, начало все еще открытого
спора.
Особую судьбу имела трилогия, появившаяся во время кризиса 1920х годов («По ту сторону принципа удовольствия»,
«Психология масс и анализ Я», «Я и Оно»): от нее отталкиваются и на нее опираются, как на матрицу, два противоположных направления: школа Кляйн и эгопсихология.
Тезис о влечении к смерти, принятый с осторожностью и явным недоверием многими учениками Фрейда, был выдвинут
Кляйн в качестве центрального звена ее теории. Депрессивная
позиция преобразует печаль уничтожения, прямое выражение
влечения к смерти.
Танатос разрушает объекты, бросает свою тень на объектыпреследователи. Лечение проходит через анализ негативного переноса, редукцию механизмов расщепления, врастания в депрессивную позицию. В теории Кляйн содержится имплицитная

Доступ онлайн
300 ₽
В корзину