Профессиональная этика журналиста

Москва
2011

Издание третье, переработанное и дополненное

Допущено УМО по классическому университетскому
образованию в качестве учебника для студентов
высших учебных заведений, обучающихся
по направлению 030600 «Журналистика»
и специальности 030601 «Журналистика»

УДК 070
ББК 76.01

ISBN 978–5–7567–0612–3
© Лазутина Г. В., 2011
© Оформление. ЗАО Издательство
«Аспект Пресс»,  2011
Все учебники издательства «Аспект Пресс» на сайте
www.aspectpress.ru

УДК 070
ББК 76.01
Л17
Р е ц е н з е н т ы:

зав. кафедрой периодической печати факультета журналистики
Института международного права и экономики им. А. С. Грибоедова,
доцент Ю. В. Трошкин;

зав. кафедрой периодической печати факультета журналистики
МГУ имени М. В. Ломоносова, профессор М. В. Шкондин

Лазутина Г. В.

Л17
Профессиональная этика журналиста: Учебник для студентов вузов /
Г. В. Лазутина. — 3е изд., перераб. и доп. — М.: Аспект Пресс, 2011. —
224 с.

ISBN 978–5–7567–0612–3

Учебник содержит материал по курсу «Профессиональная этика журналиста» и призван помочь молодым людям осознать сущность профессиональной морали, характер нравственных ценностей журналистского
сообщества, особенности профессиональной позиции работника СМИ.
Это издание книги — третье. Ее содержание обновлено и дополнено
в соответствии с обновившейся учебной программой курса. Учебник может быть полезен и всем, кто работает в журналистике или связан с ней
своими профессиональными обязанностями.
Для студентов специальностей «Журналистика» и «Связи с общественностью».

Люди ждут от тебя правды. Но как ее постичь, если она
таится в глубинах жизни, в глубинах человеческих отношений, а у тебя в распоряжении считаные часы, и ты
один в своем нелегком поиске? Никто не укажет тебе
конкретных его путей, никто не разделит с тобой ответственность. Каждый твой шаг — собственное решение,
собственный выбор. Ты делаешь его, ориентируясь на
единственного советчика — внутренний голос, который
в трудную минуту начинает властно звучать в твоей душе.

Раздумья после бесед
с учениками и коллегами
над тем,
что такое
внутренний голос,
откуда он
и почему
не каждому журналисту
дано
его слышать

От автора

«Профессиональная этика журналиста» — одна из самых молодых дисциплин в учебных планах факультетов журналистики российских вузов. Ей всего несколько десятилетий. К тому же десятилетия эти в нашей стране были отмечены такими событиями, которые
иначе, как потрясениями, не назовешь. Вероятно, поэтому первые
учебные пособия по данному курсу появились только в конце 1999 г.
Раньше в педагогических целях приходилось использовать научные
монографии. Значение таких работ трудно переоценить, однако решать с их помощью задачи учебного процесса весьма сложно. Ведь
смысл занятий по профессиональной этике не только в том, чтобы
дать студентам необходимый теоретический материал. Курс призван
помочь молодым людям глубоко осознать характер нравственных
ценностей той профессиональной группы, в которую они готовятся
вступить, и в соответствии с этими ценностями сформировать свою
профессиональную позицию. Только так можно выработать у себя
способность к самостоятельной нравственной ориентации, необходимой для того, чтобы наилучшим образом справляться с профессиональными обязанностями.
Это издание книги — третье. Она обновлена и дополнена в соответствии с обновившейся учебной программой курса «Профессиональная этика журналиста» и соответствует ей. Однако в подаче
материала есть некоторые приемы, нехарактерные для учебной литературы. Они не случайны.
Многолетний опыт работы со студентами подтвердил справедливость наблюдений и выводов психологов о том, что человек более
всего открыт знанию, когда оно ему практически необходимо. Запрос на знание рождают проблемные ситуации, требующие скорейшего решения. В современной журналистской практике таких ситуаций множество. С обсуждения некоторых из них и начинаются главы
книги. Названия их персонифицируют проблемы, связывают их с
конкретными персонажами, побуждая читателей включиться в процесс коллективного поиска истины.
Эпиграф учебника подсказан Сократом и Кантом — любимыми
философами автора. Историки считают достоверным, что древнегреческий мудрец говорил в своих беседах о таинственном внутреннем голосе как высшем для человека нравственном авторитете (это
упоминается и в предъявленном философу обвинении). Сократ был
одним из первых, кто услышал исходящее от разума человека, из его

души веление гармонично сочетать в поведении свои интересы, свое
представление о счастье с интересами и представлениями других.
Развитие этической мысли показало, что мораль — феномен более
сложный, чем это виделось Сократу. Но оно подтвердило ее главную
особенность, открывшуюся ему: мораль руководит поведением человека через него самого. Голоса долга, чести и совести — проводники той
заботы о жизнеспособности человечества, которую проявило мироздание, создавая социальную действительность. Кант писал... Впрочем, не будем спешить, о Канте нам предстоит разговор особый.
Первая часть книги начинается с обсуждения общих вопросов
морали. Но центром внимания в ней будут проблемы, связанные с
возникновением профессиональной этики журналиста и механизмами ее влияния на журналистскую практику. Мы коснемся многих
сторон журналистской работы, потому что моральное начало — органическая часть любого ее проявления. Ведь необходимость нравственного выбора встает перед человеком нашей профессии едва ли не на
каждом шагу. Это и приводит к возникновению особого звена в структуре способа творческой деятельности журналиста — представлений,
функция которых состоит в моральном регулировании профессионального поведения журналистов.
Вторая часть учебника знакомит студентов с этими представлениями. Здесь систематизированы воззрения, вошедшие в обиход мирового сообщества журналистов в качестве профессиональноэтических стандартов поведения, от которых во многом зависит успешность
журналистского труда. В здоровой профессиональной среде моральные стандарты — профессиональная ценность, и мера следования
им рассматривается как мера профессионализма.
Автор учебника видит свою задачу в том, чтобы создать систему
ориентиров, способных не только помочь молодым коллегам в трудных ситуациях морального выбора, но и обозначить дорогу, ведущую
к профессиональному мастерству. От глубины и полноты их представлений, отражающих кредо профессии, ее принципы и нормы, во
многом зависит, насколько плодотворно и быстро будет формироваться у них способность слышать веления долга. Она — ключ к профессиональной зрелости.

Часть I

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ЭТИКА
ЖУРНАЛИСТА КАК НАУКА
И ПРАКТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Глава 1

«ЭТИЧНО, МОРАЛЬНО, НРАВСТВЕННО...
НАСОЧИНЯЛИ ВСЯКИХ СЛОВ!»

Высказывания такого рода можно услышать нередко. И не только от студентов. Однажды пространным выступлением на эту тему
разразился знакомый журналист:
— До чего вы, исследователи, любите все усложнять! Я всю жизнь
в журналистике и ни разу не почувствовал, что есть смысл «городить
огород». Этика, на мой взгляд, и есть мораль в ее современном понимании. Рождается она не в кабинетах ученых, а в журналистской
практике. Конечно, теоретики участвуют в разработке этических
кодексов, но принимаютто их на своих форумах журналисты. И еще
не факт, что в таких кодексах существует большая нужда. Хорошие
законы — да, это потребность первостепенная. А кодексы...
Послушаешь — и вздохнешь: до чего поверхностно подчас мы
представляем себе мораль как социальное явление, до чего обедненно воспринимаем ее взаимоотношения с журналистикой! Профессиональная этика журналиста рассматривает лишь один аспект этих
взаимоотношений. И даже он может открыться нам в полной мере
только в том случае, если мы представим себе весь спектр связей
между журналистикой и моралью, между моралью и жизнью людей.
А это непросто! Ведь мораль нельзя разглядеть, нельзя потрогать
руками. Она не «приписана» ни к какому социальному учреждению.
Однако едва ли найдется человек, который не чувствовал бы на себе
ее влияния.
Как же выглядит взаимодействие журналистики и морали хотя
бы в общих чертах?
Вопервых, журналистское сообщество в лице каждого своего
представителя в силу естественных причин является носителем моральной установки на общественно полезное поведение; следовательно, оно непосредственно включено в моральные отношения общества в качестве их субъекта.
Вовторых, в своих материалах журналисты рассказывают о нравах общества, о моральных коллизиях и тенденциях, — значит, мораль, моральные отношения общества, нравственность как их сторона являются предметом отражения журналистики.
Втретьих, журналисты пропагандируют в прессе нравственные
идеалы общества, популяризируют его моральные ценности и эти9

ческие рекомендации, помогая нравственному просвещению общества; таким образом, журналистика выступает в качестве инструмента морали.
Вчетвертых, при оценке описываемых явлений действительности журналисты — создатели текстов — исходят из нравственного
опыта человечества, из тех моральных критериев, которые выработало общество; следовательно, в журналистике мораль используется
как профессиональный «измерительный» инструмент.
Впятых, журналистика «задействована» в отношениях двух типов — моральных и государственноправовых. Противоречия, возникающие между ними, неминуемо проявляются и в ней — в виде
противоречивости ее обязанностей, вызывая потребность в регулятивных процессах внутрисистемного уровня. В ответ на такую потребность формируются механизмы саморегулирования журналистского сообщества, входящие в структуру профессиональной морали.
Все это, вместе взятое, и заставляет нас начать разговор о профессиональной этике журналиста издалека.

1.1. Что такое мораль?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, можно заглянуть в словари или покопаться в монографиях, посвященных данному социальному феномену, тем более что литературы по моральной проблематике много. Но не лучше ли для начала поискать ответ самому,
анализируя действительность? К помощи книг можно будет обратиться, когда потребуется «сверить» найденный ответ.

Наблюдая за стаей журавлей, пересекающей осенний небосвод,
поражаешься согласованности их действий. Четким клином летят они
на высоте, делающей неразличимыми их длинные ноги и сильные серповидные крылья. Кажется, будто ктото вычертил черной тушью этот
удивительный клин, тщательно отмерив расстояние от птицы до птицы.
Ориентируясь на вожака, они преодолевают тысячи километров, не
сбиваясь с пути, и ни один журавль не делает беспричинной попытки
оторваться от стаи, найти себе остров среди болот. Природа дала им
инстинкт, повелевающий держаться на чужбине вместе, чтобы можно
было выжить. И они действуют в соответствии с ним.
Жизнь волчьей стаи так не отследишь, тем более что вместе волки
собираются в основном зимой, когда добывать пищу в одиночку становится трудно. Однако охотники знают, что и у волков в эту пору очень
высокая согласованность действий. Например, у Брема1 описано, как
ньюфаундлендские волки, охотясь за оленями, прибегают к уловке,
основанной на «распределении обязанностей»: большая часть стаи прячется близ оленьих троп с подветренной стороны, а несколько волков
приближаются к стаду с надветренной. Спасаясь от них, олени в панике

кидаются к привычным тропам, но тутто и выскакивает из засады
мощное подкрепление нападающим. Какомуто из оленей наверняка
уготована гибель... Так что же, эта «производственная хитрость» волков
(как, впрочем, и других хищников) инстинктивна или выработана в
опыте? Во всяком случае, она бесспорно подтверждает, что действия
отдельных волков и коллективные действия стаи направляются общей
нуждой: не дать ускользнуть добыче, «урвать» пропитание, выжить.
Многие млекопитающие, говоря словами Брема, «живут обществами различной величины» и выполняют в них некоторые обязанности.
Главная из них — быть вожаком. Тот, кому она достается, берет на себя
заботу о безопасности всего стада, защищает его слабых членов, находит способы разрешения трудных ситуаций. Занять эту «должность»
непросто: она всегда — результат победы над соперниками в упорных
битвах. Как правило, вожаком оказывается старый самец, т.е. не столько
самый сильный, сколько самый опытный в стае. Почему стая (или стадо) подчиняется ему? Да потому, что так запрограммировано природой:
во имя выгоды каждого, которая одновременно является выгодой всех, —
надо выжить.
У обезьян обнаруживаются новые особенности стадных отношений.
Эти животные очень чадолюбивы, способны сильно привязываться к
тем, кто им делает добро, выручают попавших в беду товарищей, всегда
готовы взять под свою опеку осиротевших малышей, а спасаясь бегством от более сильных врагов, стараются унести с «поля боя» не только
своих раненых, но и убитых. Однако едва ли не самое интересное в
жизни их сообществ — характер наказаний, применяемых к тем, кто
нарушает заведенный порядок. Расшалившихся малышей наказывают
за непослушание щипками, пинками, даже пощечинами. У взрослых же
особей за провинность могут быть более серьезные неприятности: их
кусают, бьют, а то и «понижают в ранге», отдаляя от вожака. Похоже,
что в жизни обезьяньего стада, отмеченной растущей индивидуализацией особей, получают развитие некие дополнительные регуляторы поведения, призванные подкрепить инстинкт самосохранения биологического вида, который и задает согласованность действий внутри
сообщества.

Как видим, мир «братьев наших меньших» достаточно отчетливо
демонстрирует тот факт, что согласованность жизненно важных действий программируется природой как необходимое условие выживания того или иного биологического вида. Одновременно она выступает условием выживания каждой особи. При этом просматривается
определенная взаимосвязь: механизмы, с помощью которых это условие реализуется, способны развиваться вместе с развитием вида.
А теперь перенесемся мыслью в те далекие (и долгие!) времена,
которые можно назвать рассветным периодом человечества. Формирование человека и общества2 было процессом вызревания новых
отношений между организмом и окружающей его средой. Суть их

заключалась в том, что они приобретали все более опосредованный
характер: и в вещественноэнергетических, и в информационноуправляющих связях организма и среды появился принципиально
новый элемент — продукты деятельности, которые использовались
далее в качестве инструмента этой деятельности. Вещественноэнергетические связи теперь стали осуществляться посредством орудий
производства, изготовленных с помощью примитивных орудий труда; информационноуправляющие связи — посредством продуктов
переработки информации, текстов3, создававшихся с помощью знаков (звуковых, жестовых и мимических, цветовых и графических).
Появление во взаимодействии организма и окружающей его среды
этих опосредующих звеньев означало не что иное, как возникновение человека и человечества. Что же отсюда следует?
Главным средством, которое обеспечивает выживаемость нового
биологического вида «человек», становится труд. Исследователи
подчеркивают:

Стремление человека направлено к тому, чтобы встать над трудом, овладеть процессом труда. В труде он все время узнает как самого себя,
так и вещь: самого себя в спонтанности примененной энергии, как
физической, так и духовной; вещь — в ее сопротивлении этой энергии.
Они нераздельно связаны друг с другом, они суть реальный опыт4.

Однако в информационной программе биологического вида «человек» труд задан природой лишь постольку, поскольку есть определенные потребности и определенные способности человека. Генетическая программа вида выступает в данном случае только как фактор,
предопределяющий возможность создания новых средств регуляции
поведения — информационных программ, вырабатываемых самими
людьми на основе отражения окружающего их мира. Когда у человека возникает необходимость самостоятельно программировать свои
действия, эта возможность реализуется. В результате резко возрастает степень свободы индивида по отношению к общности, в которую
он входит.
Данное обстоятельство имеет и плюсы, и минусы. С одной стороны, индивид обретает способность создавать новое и тем помогать
развитию своей общности. С другой стороны, он становится опасен
для общности, поскольку может нарушить согласованность действий
соплеменников. А она попрежнему остается и для него самого, и
для общности генетически заданным условием выживания. Причем
условием тем более важным, что появляется неведомая ранее и в
высшей степени существенная сторона бытия, требующая такой согласованности, — производственная деятельность. Спасительным для
возникающей социальной жизни служит то, что выработка индиви12

дуальных информационных программ одновременно есть выработка
специфической информационной программы общности. Иначе говоря, в образующемся человеческом обществе одновременно с формированием сознания индивидов и через сознание индивидов происходит формирование общественного сознания.
Представим себе, как это могло быть. События, которые переживала общность, совершались на обозримом пространстве и касались всех. Если от действий когото из своих членов общность выигрывала, то выигрывали все; если несла урон, то урон сказывался
на каждом. Следовательно, представления, стихийно возникавшие у
человека, не были произвольными. В них отражалось одно и то же
происходящее, имевшее для них одинаковое значение, и это значение оказывалось их общим ориентиром: надо действовать так! В дополнение к безусловным рефлексам, получаемым с рождения, человек обретал условные рефлексы, формирующиеся в опыте. Возникали
привычки, обычаи, традиции, отмеченные знаками «надо» или «не
надо». На протяжении столетий складывались нравы.
Пройдет еще многомного лет, прежде чем «точки отсчета» этих
«надо» или «не надо» получат научные обозначения: счастье, смысл
жизни, справедливость, благо, добро, зло. В тот же далекий период
они, скорее всего, существовали для людей в виде определенных
действий и образов этих действий. Но поскольку образы были однотипными (с однотипным смыслом), они поддавались «обобществлению», т.е. становились общими, и в таком качестве закреплялись с
помощью складывавшегося языка в обиходе всех, воздействуя на уклад
жизни и соответственно формируя отношения членов общности5.
Таким образом, сам характер возникновения сознания определил то, что составило одну из ключевых особенностей человечества:
на заре социальной жизни образовался принципиально новый механизм поддержания согласованности действий в общности, основанный на совпадении интересов ее членов и доброй их воле. Он имел
ценностную природу и представлял собой особую область складывавшихся общественных отношений.
На первых ступенях человеческого общества этот механизм был
достаточно надежным. Однако неизбежное усложнение жизненных
обстоятельств вызывало противоречия между интересами общности
и индивида (или групп индивидов), не поддающиеся разрешению на
добровольной основе. Как средство поддержания согласованности
действий при отсутствии доброй воли, в обществе интенсивно развивались также отношения принуждения. В оформлявшемся сознании
индивида они запечатлевались в виде представлений о требованиях
общности (чаще в лице вожака) придерживаться определенных вариантов поведения под давлением «отрицательных санкций». А в уста13

навливавшейся общественной практике эти отношения проявлялись
через создание аппарата для осуществления таких санкций.
Так человеческое общество заявило о себе как о кибернетической системе повышенной степени надежности. Устойчивость этой
системы обеспечивается не только генетической программой вида,
но и взаимодействием еще двух регулятивных структур (в XX в. их
назвали «переплетенными контурами регулирования»6). Одну из них
образуют автономные отношения бытия и сознания (контур саморегуляции), другую — отношения между властью, обязанной представлять интересы общности, и массами, т.е. совокупностью составляющих
общность индивидов (контур управления) (рис. 1). Исходными элементами этих структур выступают механизмы поддержания согласованности действий, о которых мы только что говорили. Они, надо полагать,
и есть зарождающиеся мораль и право, возвещающее о формировании
государства.
В 1970е годы кибернетические начала общественного организма
привлекли к себе широкое внимание научной общественности. В кругах
исследователей возник настоящий бум вокруг этой проблемы. Но не
прошло и двух десятилетий, как кибернетический подход к изучению
общества начал забываться, уступая место новым взглядам, новым

Рис. 1. Переплетение контуров регулирования общества
как кибернетической системы

подходам, в частности, пониманию общества как синергетической
системы. Оснований к тому немало. Однако думается, что потенциал
научных представлений об обществе как кибернетической системе и
механизмах его саморегуляции далеко не исчерпан. Динамика мира,
судя по всему, есть синтез, чередование синергетических и кибернетических состояний природных и общественных систем. Момент возникновения человечества с этой точки зрения весьма характерен.
Пора, однако, оставить наших далеких предков. С тех времен
утекло столько воды, человечество так разрослось, бытие его так
усложнилось, что немудрено усомниться: действуют ли и поныне
механизмы поддержания согласованности человеческих действий,
сложившиеся несколько тысячелетий назад?
Оказывается, действуют. Разумеется, развиваясь вместе с обществом, они тоже достигли высокой степени сложности, утратив свой
первоначальный примитивнопрагматический характер. Однако сохранилось главное — их роль и функции в регулятивных структурах
общества. То помогая друг другу в разрешении общественных проблем, то вступая друг с другом в противоречие, они продолжают «работать».
Для того чтобы убедиться в этом, достаточно понаблюдать за жизнью хотя бы одного человека. Пусть это будет, скажем, довольно
известный в стране майор В. Измайлов, организовавший вместе с
редакцией «Новой газеты» во время военных действий в Чечне акцию «Забытый полк», направленную на возвращение на родину солдат, взятых боевиками в плен. Приказом командующего Московским
военным округом он был уволен из Вооруженных сил, и тогда сотрудники «Новой газеты» сочли себя обязанными рассказать о его
самоотверженной деятельности в письме главнокомандующему Вооруженными силами России7.
Что заставляло Вячеслава Измайлова действовать таким образом
в условиях, когда не было ни приказов, ни материальных стимулов,
ни амбиций, напротив, одни препоны? Дело в том, что возвращение
на родину жертв войны он воспринимал как свой непреложный долг.
Измайлов исходил из убеждения, что благо страны состоит в том же,
в чем заключается благо ее граждан — родителей, жен, сестер, детей
оставшихся в плену воинов. Потому он и сделал своей целью спасение их жизней. Его добрая воля состояла в том, чтобы служить этой
цели даже вопреки собственным интересам.
А что двигало армейскими чиновниками, которые всеми силами
чинили ему препоны? Ориентация на групповые амбиции, неспособность подняться на уровень общественной нравственности. В моральном противостоянии одолеть Измайлова они были не в силах,
поэтому попытались нанести ему удар силой права.