Культурология

П.С. Гуревич






                КУЛЬТУРОЛОГИЯ





Рекомендовано Учебно-методическим центром «Профессиональный учебник» в качестве учебника для средних профессиональных учебных заведений
















ю н и т и UNITY

Москва • 2017

УДК 37.016:008 ББК 71Я723-1
    Г95




Главный редактор издательства Н.Д. Эриашвили, кандидат юридических наук, доктор экономических наук, профессор, лауреат премии Правительства РФ в области науки и техники






      Гуревич, Павел Семенович.
Г95 Культурология: учебник для средних профессиональных учебных заведений / П.С. Гуревич. — М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2017. — 327 с. — (Серия «Учебники профессора П.С. Гуревича»).

      ISBN 978-5-238-01289-6
      Агентство CIP РГБ



        Издание знакомит студентов средних профессиональных учебных заведений, а также учащихся старших классов с различными культурами, их типами и этапами развития, рассказывает о взаимодействии культур и их взаимовлияниях, постепенно подводя читателей к общим закономерностям их развития и проблемам культурологии как научной дисциплины. Что такое культура? Как она соотносится с природой? В чем отличие культуры от цивилизации? Почему рождается множество культур и как они взаимодействуют друг с другом? В учебнике также показана структура культуры, ее различные сферы.



                                                                ББК 71Я723-1



ISBN 978-5-238-01289-6

    © П.С. Гуревич, 2006
    © ИЗДАТЕЛЬСТВО ЮНИТИ-ДАНА, 2006 Принадлежит исключительное право на использование и распространение издания. Воспроизведение всей книги или любой ее части любыми средствами или в какой-либо форме, в том числе в интернет-сети, запрещается без письменного разрешения изда
тельства.

            Введение



   Интерес к феномену культуры определяется в наши дни многими обстоятельствами. Современная цивилизация стремительно преображает окружающую среду, социальные институты, бытовой уклад. В этой связи культура оценивается как фактор творческого устроения жизни, неиссякаемый источник общественных нововведений. Отсюда стремление выявить потенциал культуры, ее внутренние резервы, отыскать возможности ее активизации. Рассматривая культуру как средство человеческой самореализации, можно выявить новые неистощимые импульсы, способные оказывать воздействие на исторический процесс, на самого человека.
   Вот почему сегодня обострился интерес к культуре как фактору социального развития. Исследователи все чаще приходят к убеждению, что именно духовные черты, социокультурные признаки конкретного общества или даже целого региона накладывают отпечаток на социально-историческую динамику. Многие теоретики связывают судьбы мира с постижением культуры в целом или культуры отдельного народа. Невозможно представить себе будущее человечества, не связывая его с такими факторами культуры, как, например, распространение мобильной связи, интернета, дистанционного обучения, вытеснение чтения зрелищем или разрушение института семьи в европейских странах.
   Но вместе с тем радикальность и неотвратимость происходящих в нашу эпоху перемен воспринимаются конкретным человеком как нечто чуждое его собственным устремлениям, жизненным интересам, стихийным и субъективным порывам. Европеец может негодовать по поводу массовой миграции в его страну представителей азиатских стран, а иранец — по поводу разрушения религиозных заветов. Возникает разрыв между самочувствием реального индивида и объективным, зачастую обезличенным, потоком культурного творчества. Человек пытается понять, почему оказываются непредвиденными последствия культурных изменений, каков конечный результат современного цивилизационного развития человечества.
   Потребность в изучении феноменов культуры обусловлена и разрушением экологической среды. Истончение озонного слоя над Землей, гибель лесных покровов планеты, загрязнение океана и рек — эти плоды человеческой деятельности оцениваются как результат губительной культурной практики. И здесь встают вопросы: «Не враждебна ли культура природе? Есть ли возможность гармонизировать их отношения?»
   Наконец актуален и еще один аспект анализа — культура и общество, культура и история. Какое воздействие оказывает куль

3

турный процесс на общественную динамику? Что принесет культуре движение истории? В прошлом социальный цикл был гораздо короче культурного. Индивид, появившись на свет, заставал определенную структуру культурных ценностей. Она не менялась в течение многих столетий, регулируя жизнь ряда поколений. Известный английский писатель Вальтер Скотт (1771—1832) писал: «Мне само пришло в голову, что древние традиции и благородный дух народа, который живет в условиях цивилизованного века и государства, многое сохраняет от обычаев и нравов, присущих обществу на заре его существования...» Деды, дети и внуки жили в одной культуре.
    В прошлом веке, как считают многие исследователи, произошел разрыв социального и культурного циклов. Это, по существу, одна из исторических закономерностей прошлого столетия. Теперь на протяжении одной жизни чередуется несколько культурных эпох. Человек, живущий, например, в американской культуре, ощущает, что его дети начинают жить в иной культуре, которая разительно отличается от его собственной. Американский исследователь Элвин Тоффлер (р. 1928) приводит такой пример. Дочь-школьница пошла в супермаркет и потеряла дорогу. Она явилась домой и сообщила, что супермаркет перенесен на другое место. В ее восприятии перетащить супермаркет в другой район — обычное дело.
    Оторвите человека от родной культуры и поселите в совершенно новое окружение, в котором ему придется мгновенно реагировать на множество совершенно иных представлений о времени, пространстве, труде, религии, любви, — и вы увидите, какая поразительная растерянность овладеет им. А если вы еще отнимете у него всякую надежду на возвращение в знакомую социальную обстановку, растерянность перерастет в депрессию. Психологическое онемение — тревожный симптом наших дней. Оно наступает, когда различные тревоги превышают возможный предел.
    Современные люди, ускорив темпы перемен, во многом порвали с прошлым. Они отказались от прежнего образа мыслей, от прежних чувств, от прежних приемов приспособления к изменяющимся условиям жизни. Именно это ставит под сомнение способность человека к адаптации — освоится ли он в новой среде? Сможет ли приспособиться к новым условиям?
    Элвин Тоффлер считает, что мир формируется своеобразными волнами социального развития. Техника обусловливает тип общества и тип культуры. Причем влияние техники имеет волнообразный характер. Прослеживается логика трех «волн». Сначала была Первая волна, которую он называет «сельскохозяйственной цивилизацией». От Китая и Индии до Греции и Рима возникали и приходили в упадок цивилизации, у которых, несмотря на внешние различия, были фундаментальные общие черты. Везде земля была осно

4

вой экономики, жизни, культуры, семейной организации и политики. Везде господствовало простое разделение труда и существовало несколько четко определенных каст и классов: знать, духовенство, воины, рабы или крепостные. Везде власть была жестко авторитарной. Везде социальное происхождение определяло его место в жизни. Везде экономика была децентрализованной, каждая община производила большую часть необходимых для ее жизни продуктов.
   Триста лет назад (плюс-минус полстолетия) произошел взрыв, ударные волны от которого обошли всю землю, разрушая древние общества и порождая совершенно новую цивилизацию. Таким взрывом была, конечно, промышленная революция. Высвобожденная ею гигантская сила, распространившаяся по миру, — Вторая волна — пришла в соприкосновение с институтами прошлого и изменила образ жизни миллионов.
   К середине прошлого века силы Второй волны были разбиты, и на земле воцарилась «сверхиндустриальная цивилизация». С распространением новых технологий все явственнее стали проявляться признаки формирующегося информационного общества. Это была новая, третья по счету, «волна», несущая с собой новые институты, отношения, ценности. Каждый имеет дело с этими составляющими человеческого опыта. Каждая цивилизация создает ценности, которые определяют ее облик в исторической перспективе.
   Наиболее знаковым из таких принципов Второй волны является стандартизация. Всем известно, что индустриальные общества производят миллионы совершенно одинаковых продуктов. Однако лишь немногие осознают, что, с тех пор как возросло значение рынка, мы не просто стандартизировали бутылки «кока-колы», электрические лампочки и коробки передач, но приложили те же самые принципы ко многим другим вещам. Второй великий принцип Второй волны, распространенный во всех обществах, — специализация. Чем больше сглаживала Вторая волна различия в языке, сфере досуга и стилях жизни, тем более она нуждалась в различиях в сфере труда. Вторая волна заменила крестьянина, временного и непрофессионального «мастера на все руки», узким специалистом, выполняющим лишь одну-единственную задачу, снова и снова по методу Тейлора¹.
   Цивилизация Второй волны создала полностью новый образ реальности, базирующийся на своеобразном представлении о времени и пространстве, материи и причинности. Собирая обломки прошлого, по-новому комбинируя их воедино, используя опыты и эмпирические исследования, она круто изменила представления людей о мире вокруг себя и о себе в этом мире.

¹ Ф. Тейлор (1856—1915) — основатель научной школы менеджмента.

5

   Синхронизация — один из ведущих принципов цивилизации Второй волны, и всюду люди эпохи индустриализма участвовали в гонке за временем, желая не отстать. Даже в древнейших обществах труд был тщательно организован во времени. Воины-охотники обычно работали вместе, чтобы убить свою жертву. Рыболовы согласованно гребли или вытаскивали сети с уловом. Для гребца время маркировалось простым звукосочетанием из двух слогов, чем-то вроде «О-оп!». Чтобы осознать время и добиться синхронизации, люди должны были изменить свои представления о времени, мысленный образ времени. А для этого была необходима «податливость времени».
   Земледельческие народы, которым нужно было знать, когда сажать и убирать урожай, с замечательной точностью разработали систему измерения длинных промежутков времени. Поскольку им не требовалась строгая синхронизация труда, крестьяне редко определяли точные единицы для измерения коротких промежутков. Они обычно делили время не на неизменные единицы, подобно часам и минутам, а на неопределенные, неточные отрезки исходя из количества времени, необходимого для какого-либо будничного дела. От фермера можно было услышать определение «время дойки одной коровы». На Мадагаскаре получила распространение единица времени, названная «варка риса», минута же обозначалась как «жарка одной саранчи». Англичане упоминали об «Отче наш», т.е. времени, требующемся для чтения молитвы.
   Вместо неопределенного промежутка времени индустриальным обществам нужны были очень точные единицы вроде часа, минуты или секунды. И эти единицы должны быть стандартными и не меняться в зависимости от времени года или места. Весь мир четко поделен на временные пояса. Мы говорим о «стандарте» времени. Летчики на всем земном шаре соотносятся со временем, отсчитываемым от нулевого меридиана, проведенного по Гринвичу. По международному соглашению Гринвич в Англии стал точкой всемирного времени, от которой ведется остальной отсчет. Периодически, действуя одновременно и словно подчиняясь чьей-то единой воле, миллионы людей ставят свои часы на час вперед или назад, и что бы ни говорило нам наше внутреннее чувство о том, как время тянется медленно или же, напротив, быстро пролетает, один час теперь — это равнозначный, стандартизированный час.
   Синхронизация. Стандартизация. Линейность. Эти понятия перевернули укоренившиеся представления о ритме и заставили простых людей совсем по-иному обращаться со временем в повседневной жизни¹.
   Одно остается непонятным. Индустриализм был кратким мигом в истории — всего лишь три столетия, исчезнувшие в безмерности

¹ См.: Тоффлер Э. Третья волна. — М., 2004.

6

времени. Что вызвало промышленный переворот? Что заставило Вторую волну пронестись по планете?
   Вторая волна внесла изменения в шумовой фон: заводской гудок заменил крик петуха, визг тормозов — стрекотание сверчков. Особенно явственно это ощущалось по ночам, удлиняя часы бодрствования. Появились зрительные образы, не существовавшие прежде для человеческого глаза, — съемки земной поверхности, сделанные с самолета, сюрреалистический монтаж в кинематографе, биологические организмы, впервые обнаруженные с помощью высокомощного микроскопа. Аромат ночной земли вытеснили запах бензина и зловоние карболки. Изменился вкус мяса и овощей. Стало иным восприятие ландшафта в целом. Все это, несомненно, сказалось на рекламе, на ее содержании и исторических судьбах людей.
   Машины лишили их индивидуальности, а технология внесла рутинность во все сферы общественной жизни. Миллионы людей вставали примерно в одно время, сообща покидали пригороды, устремлялись к месту работы, смотрели одни и те же телепрограммы, что и их соседи, почти одновременно выключали свет. Люди привыкли одинаково одеваться, жить в однотипных жилищах. Тысячи научно-фантастических романов пронизывала мысль: чем выше уровень развития техники, чем она сложнее, тем более стандартизированными и одинаковыми становимся мы сами.
   Но вот началась Третья волна. Тенденция к унификации породила контртенденцию. Появился запрос на новую технологию. «Информационный взрыв» рассматривается как поражение отживших структур. Однако почему прежние социальные структуры стали разрушаться? Откуда взялись новые запросы и потребности? Что, вообще говоря, порождает грандиозные технологические сдвиги?
   Тоффлер анализирует различные стороны общественной жизни, но при этом берет за доминанту преобразования в техносфере. Третья волна не только заменила образчики синхронизации Второй волны. Она атаковала также основную особенность индустриальной жизни — стандартизацию. Сдвиг в сторону от традиционного массового производства сопровождается параллельной демассификацией рынка, покупки и продажи товаров, потребления. Пользователи начинают делать свой выбор исходя не столько из того, какую специфическую материальную или психологическую функцию выполняет товар, сколько из того, как он соответствует тому комплекту продуктов и сервиса, который они хотели бы иметь. Эти индивидуальные запросы временны, так как зависят от стиля жизни, который они же помогают реализовать.
   Культуры давно перестали быть герметически закрытыми ареалами. Неслыханная миграция населения, в результате которой экзотические духовные веяния опоясали земной шар, грандиозные кросскультурные контакты, межнациональные браки, экумениче

7

ские волны, божественное слово, несущееся с экрана, поиск межрелигиозного вселенского диалога — интернациональны. Может быть, важно противостоять этим тенденциям? Именно так рассуждают фундаменталисты, отстаивающие древние истоки и святыни. Не происходит ли порча великих заветов? Не рождается ли бессмысленная мозаика культурных веяний?
   Эти вопросы предполагают обсуждение исторических судеб культуры. Сохранится ли множественность культур? Будут ли они восприниматься как равноправные? Или национальные культуры должны сохранить собственную суверенность? А может быть, им предстоит образовать некую общепланетную, универсальную культуру? Все эти проблемы обсуждаются культурологами.
   Обращение к опыту прошлого, к изложению исторических сведений обусловлено спецификой культурологии как особой гуманитарной дисциплины. Она возникла сравнительно недавно, чуть больше века назад. Поэтому по первому впечатлению рамки культурологии следует ограничивать в основном современностью, уделяя внимание событиям прошедшего века.
   Однако культурология не является гуманитарной наукой, рассматривающей современную культуру. Возникнув как теоретическая дисциплина, она выработала самостоятельные подходы к общему культурно-историческому процессу. Поэтому в поле ее зрения оказались и культуры древности. Возникла потребность обратиться к таким проблемам, как, предположим, зарождение и становление культуры, надобность сравнительного анализа древних и современных культур. Появилось стремление проанализировать социокод, т.е. набор социальных значений, просматриваемых в различных культурах. Выявилось желание раскрыть специфические механизмы культуры и объяснить ее социально-историческую динамику. Все это не может быть наглядно представлено только на современном материале.
   Тем не менее нет сомнений в том, что культурология не является просто историей культуры. Использование исторического материала, опыта разных культур, складывающихся порой на протяжении тысячелетий, позволяет понять закономерности культурно-исторического процесса и уяснить логику развития современной культуры, которая демонстрирует поразительное разнообразие. Несмотря на тенденцию к сближению культур, различные ареалы мира сохраняют собственную специфику и не торопятся модернизировать себя в «плавильном тигле». Достаточно сказать, что на земле сегодня существуют патриархальные, архаические культуры и культуры, которые с предельной дистанцией отдалились от них. Удерживать сложный и разнообразный спектр культур — задача культурологии.

8

            Тема 1



            КУЛЬТУРОЛОГИЯ
            КАК ГУМАНИТАРНАЯ ДИСЦИПЛИНА



Специфика гуманитарного знания

   На протяжении XIX и XX вв. точные науки постоянно сравнивают с гуманитарными, т.е. с человековедческими. В XIX и начале XX в. пальма первенства неизменно принадлежала

так называемым частным наукам. Это было связано с тем, что естественные дисциплины (физика, химия, биология, астрономия) принесли

человечеству внушительные открытия, которые позволили людям изменить собственную жизнь. Однако в последние десятилетия ситуация меняется. Нередко ученые и широкие слои населения отдают предпочтение гуманитарным наукам. Во многих городах сейчас

Микеланджело
Сотворение Адама

созданы гуманитарные университеты.
   Культурология относится к гуманитарному знанию. Гуманитарное знание имеет дело с человеком, его ценностями, его правами, его духовностью, которой придается особое значение. Здесь велика роль не только сознания, но и интуиции. Огромное значение в этом комплексе знаний имеет «авантюра мысли», творческое воображение. Иначе невозможно проникнуть в сокровенный мир человека. Вот почему, когда речь заходила о постижении человека, человечества, общества, культуры, человеческого духа, то складывалось впечатление, будто гуманитарное знание оказывалось не всегда конкретным и доказательным.
   Однако это вовсе не означает, будто выводы гуманитарных наук менее ценны. Точное знание требует окончательных положений и доказательств. Гуманитарное знание предполагает строгость рассуждения, но оно не всегда имеет форму закона, теоремы или аксиомы.
   Когда мы изучаем общество, культуру, осмысливаем их особенности и тенденции, приходится признать, что законы природы, которые кажутся универсальными, здесь имеют ограниченное применение. Мы тотчас же обнаруживаем фундаментальное различие ме

9

жду конкретными науками и гуманитарным знанием. Естественные законы выражают постоянную взаимосвязь и регулярность природных феноменов. Они не могут быть созданы. Один безумец сказал: «Я — автор сорока законов природы». Это, разумеется, откровение сумасшедшего. Природные законы нельзя придумать или отменить. Они не творятся, а открываются в их истинной природе.
    Общественные законы носят принципиально иной характер. Они обусловлены человеческой активностью. В своей деятельности, в своем общении люди руководствуются целями, которые они пытаются реализовать. У человека есть потребности, которые он стремится удовлетворить. Он руководствуется собственными жизненными и практическими установками. Ориентиры, которым люди следуют в своей жизни, постоянно меняются. Они могут быть нарушены, преобразованы, изменены. В обществе нередко возникает непредсказуемое развитие событий.
    Многие феномены общественной жизни вообще нельзя понять исходя из природных предпосылок. Например, согласно природе, женщина призвана продлить человеческий род. А в обществе женщина может осуществить свои социальные мечты — стать ученым, политиком, педагогом, наравне с мужчиной участвовать в созидании общества. Кроме того, как, опираясь, например, на физику или биологию, можно осознать смысл жизни или смысл существования мира? Тут нужно прежде всего обратиться к человеческим предпочтениям, к тем нормам, которые возникают в социальной жизни.
    Немецкий социолог и историк Макс Вебер (1864—1920) писал: «Кто сегодня, кроме некоторых “взрослых” детей, которых можно встретить как раз среди естествоиспытателей, еще верит в то, что знание астрономии, биологии, физики или химии может — хоть в малейшей степени — объяснить нам смысл мира или хотя бы указать, на каком пути можно напасть на след этого “смысла”, если он существует? Если наука что и может сделать, так это скорее убить веру в то, будто вообще существует нечто такое, как “смысл” мира»¹.
    Не случайно Л.Н. Толстой (1828—1910) отмечал ограниченность естественной науки. Да, она принесла неоспоримую пользу человечеству, открыла невиданные горизонты. Но она не дает никакого ответа на важные для нас вопросы: «Что нам делать?», «Как нам жить?» Вот почему еще в прошлом веке исследователи пытались установить различия между науками о природе и «науками о духе» (так назывались все науки, которые занимались изучением творений человеческого духа и таких сфер культуры, как искусство, религия, государство, экономика, право и другие).
    Хотя ученые давно осознавали различие между науками о природе и науками о человеческом духе, некоторые мыслители все же,

¹ Вебер М. Избранные произведения. — М., 1990. — С. 717—718.

10