Общество контроля

C.В. Борзых

Общество контроля

Москва

Инфра-М

2017

C.В. Борзых

Общество контроля

Монография

Москва

Инфра-М; Znanium.com

2017

Борзых, С.В.

Общество контроля: монография / С.В. Борзых. – М.: Инфра-М; 

Znanium.com, 2017. – 119 с.

ISBN 978-5-16-106326-2 (online)

ISBN 978-5-16-106326-2 (online)
© Борзых С.В., 2017

Об этой книге

Не знаю, как остальным, а мне всегда тяжело было – и остаѐтся – писать и введения, и 
синопсисы к своим произведениям. Первые мне трудно даются вследствие того, что я не 
совсем понимаю, как именно, если не зачем готовить читателя к тому, что он или она 
увидят ниже – книга уже куплена или получена каким-либо иным образом, а потому, 
какой прок в дополнительном убеждении? Вторые же вызывают у меня недоумение из-за 
того, что я не могу, да и не хочу запихивать огромный и давшийся с такими потерями путь 
в несколько предложений или абзацев. Блажен тот, что одолеет его тоже, помучается, как 
и я. Поэтому ничего подобного вы в этом предисловии и не найдѐте. Вместо этого сказать 
я хочу вот что.
Как мне кажется, по прочтении у читателя должны будут возникнуть два вопроса – ну, 
возможно, их будет и больше, но здесь я отвечу лишь на эти, а другие довольно 
подробные и обстоятельные, если не скучные, но надеюсь, что это не так, разъяснения, 
как мне представляется, есть в основном тексте. Поэтому первый. Касаются ли все 
нижеследующие выкладки только современности или же они распространяются вообще 
на всякие эпохи и обстоятельства? И второй, куда важнее. Почему я решил, что могу 
выйти за пределы, несмотря на то, что утверждаю, будто они естественны, а потому и 
непреодолимы? Начну.
Разумеется, я считаю – потому что я теоретик, а не практик – что всѐ описанное мной 
является универсальной чертой – или их множеством – абсолютно любого общества или 
культуры. Я пока сохраню интригу и не буду вдаваться тут в подробности, но замечу всѐтаки следующее. Благодаря или из-за того, что мы являемся социальными животными, мы 
в принципе и на сущностной основе нуждаемся в том, чтобы с нами постоянно и в 
определѐнных количествах взаимодействовали другие. Без них мы невозможны и 
непредставимы.
Если ниже я и ссылаюсь в основном на современное состояние вещей, то так происходит 
только благодаря тому, что я сам являюсь его то ли участником, то ли заложником. Оно 
мне больше знакомо и в чѐм-то роднее, да и читатель тоже найдѐт более полезным и 
известным то, с чем он или она сталкиваются на повседневной основе. Тем не менее, не 
стоит думать, что на сущностном уровне наше время хоть чем-то отличается от того, что 
ему 
предшествовало, 
или 
того, 
что 
ему 
наследует. 
Внешность, 
разумеется, 

трансформируется, но содержание почти не претерпевает метаморфоз.
Я не утверждаю того, что есть нечто незыблемое в нашей природе, которая, между 
прочим, включает в себя и социальную составляющую нашего бытия, но на тех 
временных промежутках, которые занимает собой цивилизация – и не только она –
говорить о действительных, а не мнимых переменах не приходится. Даже больше, с
момента нашего появления на Земле мы продолжаем оставаться всѐ тем же видом, а 
внешние несходства и даже некоторые – об этом ниже – генетические мутации не развели 
нас настолько далеко друг от друга, чтобы мы раскололись на отдельные ветви. Потому я 
и настаиваю на универсальности своих, если так можно выразиться, открытий.
Второй вопрос сложнее, и, если честно, я не знаю, как и что толком на него ответить. Я 
привожу некоторые мысли по этому поводу дальше, но они носят в лучшем случае лишь 
поверхностный характер, ни в коем случае не претендуя на полноту и всеохватность. Как 
бы то ни было, но что-то по данном поводу я сказать всѐ-таки должен, а потому получите 
и распишитесь.
Во-первых, я вырос в эпоху, когда сменялись идеологии, а потому был более свободен в 
данном отношении. Т.е. мне повезло родиться в определѐнное время, которое ломало одно 
мировоззрение, но пока ещѐ не успело выстроить нового, и я будто оказался в 
своеобразном вакууме. Я понимаю, что это довольно неубедительный аргумент. Проблема 
состоит в том, что таких людей, как я, довольно много – все мои сверстники – но я крайне 
сомневаюсь в том, что они бы пришли к тем же мыслям, что и я. Более того, я прекрасно 

знаю, что как раз этого они и не сделали и порой даже хуже – сами нередко являются 
примером того, что я тут порицаю. Кроме того, наблюдается более чем понятное 
единодушие во взглядах на мир, а, значит, дата рождения, по сути, почти ничего не 
объясняет – ну, или слишком мало.
Во-вторых, я, как мне хочется думать, учѐный, а потому должен докапываться до сути 
вещей, искать последние и окончательные причины. Увы, но и здесь не всѐ так гладко, как 
хотелось бы и необходимо. Потому что существуют сомнения и по поводу первотолчка, и 
в отношении абсолютов, и в научной честности как таковой – что самое прискорбное. 
Увы, но всего этого либо нет, либо приходится собирать по крупицам. Да и вообще, 
почему тогда другие ничего подобного не говорят, несмотря на то, что яйцеголовых 
сегодня больше, чем когда бы то ни было?
И, в-третьих, что, пожалуй, и является пусть и отвратительным в смысле качества, но зато, 
по крайней мере, честным ответом. Я просто такой, какой я есть. Да, я так смотрю на мир 
– не пугайтесь, в обиходе я вполне себе адекватный человек – ощущаю его, понимаю, както с ним свыкаюсь, приспосабливаюсь к нему. Существует множество объяснений – и 
определѐнное детство, и личные особенности, и обстоятельства, в которых мы себя 
обнаруживаем – почему человек получается именно такой. Так уж вышло. Как и у 
Вселенной или эволюции не было, нет и никогда не будет каких-то целей, замыслов, 
мотивов, так и я такой. Вот и всѐ. Поверьте, этого не так уж и мало, да и потом что-то ещѐ 
я добавить не могу.
И последнее. То, о чѐм эта книга не рассказывает. Я сам изначально хотел – но потерпел 
полное фиаско – написать что-то, что бы вскрывало лживую природу современности и 
вообще человеческой культуры – хотя как знать, может мне это и удалось? В итоге 
получилось нечто иное, куда более, надо заметить и на мой взгляд, осмысленное и 
содержательное. Поэтому на нижеследующих страницах я никого не изобличаю, не 
обвиняю и, уж конечно, не призываю и не даю советов. Пусть этим занимаются другие.
Тем же, кто верит в различные теории заговоров – из названия, я полагаю, такое можно 
было бы вывести, но это ложные предположения – читать мою работу строго-настрого 
запрещается и даже противопоказано. С одной стороны, я в принципе пишу о том, что они 
несостоятельны, хотя и понятны, с другой – я ни в коем случае не хочу принадлежать к 
подобного рода людям. Эта книга об устройстве общества и культуры, и хотя она и 
состоит из жизненных примеров, она всецело теоретична. За сим заканчиваю и желаю с 
надеждой приятного чтения. Спасибо, что выбрали именно меня, удачи и счастья. 
Искренне ваш, Станислав Борзых.

Что есть контроль

Кого-то, безусловно, несколько удивит подобная постановка проблемы. Интуитивно, как, 
впрочем, и на практике всем нам прекрасно, а нередко и на собственной шкуре известно,
что значит находится под чьим-либо контролем. Так начальник управляет своим 
подчинѐнным через распоряжения, родители говорят своим детям, что тем надо делать, а 
законы регулируют нашу жизнь в довольно многих отношениях и чуть ли не во всех 
сферах нашего бытия. Совместная деятельность по определению должна быть неким 
образом отлажена и организована, в противном же случае общество, да и всякую группу в 
принципе, ждѐт хаос – отмечу, между прочим, что беспорядок не является ему 
синонимом, да и вообще не столь нежелателен, как это принято считать.
Существует многотысячелетняя философская традиция рассуждений о природе и 
характере власти – в этой области знаний много подобных укоренившихся воззрений. И 
последняя тесно связана с контролем. Здесь я не стану противоречить сложившемуся 
пониманию наличного и, конечно, прошлого положения вещей, но использую его ради 
достижения собственных целей, а не тех, что обычно ставят перед собой соответствующие 
специалисты, хотя, разумеется, и не отойду от них настолько далеко, чтобы перестать с 
ними соприкасаться. Так всѐ-таки, что есть предмет нашего тут интереса?
Чтобы внести некоторую ясность следует начать вот с чего. Как показал А. Кожев, 
существует власть как насильственная, т.е. сопряжѐнная с прямым воздействием на 
объект контроля, так и нет. Здесь меня интересует последняя, потому что с первой всѐ и 
так более или менее ясно, хотя и далеко не столь очевидно, но об этом ниже. Используя 
грубое физическое принуждение не так уж и сложно – впрочем, не стоит особо 
обольщаться – добиться подчинения – по крайней мере, в краткосрочной перспективе – а 
оттого сугубо мускульные или технологические завоевания примечательны, но не 
настолько, насколько косвенные меры воздействия. Однако это не означает, что я их 
опущу.
Осуществлять контроль ненасильственно довольно проблематично. Как писал уже 
упомянутый автор, в таком случае могут действовать другие, не физические способы 
воздействия. В данном качестве выступают традиции, авторитет, кровь – т.е. родственные 
отношения – прошлое, рутина, привычки, социальные нормы, парадигмы и много чего 
ещѐ – замечу в скобках, что А. Кожев упоминает только четыре типа. Но несмотря на 
трудности подобное принуждение куда более эффективно и, главное, привычно и при 
нормальном положении вещей почти незаметно, а потому полагается и воспринимается –
если нечто в этом духе происходит в принципе – как нечто естественное. Чтобы 
проиллюстрировать оба вида власти приведу пару примеров.
Номер первый. Все мы – ну, или очень многие – видели сцены в боевиках, когда пистолет,
или какое-нибудь другое, как правило, стрелковое вооружение, переходит из одних рук в 
другие, тем самым меняя расклад сил, а, значит, и позицию главного. Под дулом можно 
заставить делать многое, что, увы, демонстрируется огромным количеством жертв 
различного рода маньяков и даже целых стран и народов, которые издевались над своими 
жертвами – нередко используя их самих – а затем искалеченными убивали. Проблема для 
руководящего при таком положении дел заключается в том, что вне определѐнной 
ситуации и без соответствующего оснащения – неважно, сугубо ли физической силы или 
же наличия какого-то инструмента – подчинѐнный почти сразу же либо сбежит, либо 
откажется выполнять приказы, а то и вовсе произойдѐт рокировка.
Номер второй, намеренно несколько неочевидный. Тем, кто знаком – не суть, насколько 
глубоко – с устройством армии, может показаться, будто в ней действует исключительно 
сила принуждения. Мол, человек не хочет, но его – обычно это именно он – всѐ равно, 
заставляют. На самом деле всѐ обстоит несколько сложнее. Скажем, в воздушнодесантных войсках России – но не только в них, просто эта иллюстрация наиболее 
наглядная и нередко печально известная – существует совершенно явная солидарность 

между теми, кто в них отслужили или ещѐ пока только выполняют свой воинский долг, и 
это выражается как в девизе, тельняшках и беретах, так и в татуировке, ну, а также, не 
всегда, правда, в стойкой вере в превосходство данных формирований надо всеми 
остальными. Понятно, что никто никого ничего делать и, уж тем более, всерьѐз считать –
особенно после соответствующего срока – именно заставить не способен. Люди просто 
принимают какие-то взгляды как свои собственные – зачастую в отсутствии каких-либо 
альтернатив – а потом их придерживаются.
Второй пример на самом деле относится ко всем нам. Мы подчиняемся в той или иной 
мере очень многим вещам и правилам, которые довольно – если не крайне – редко 
всплывают перед нами на сознательном уровне. И ни в коем случае не стоит думать, будто 
нормы, которых придерживается, что называется, человек с улицы, лучше, оправданнее, 
разумнее, рациональнее, естественнее тех, что свойственны отдельным видам войск или 
какой-то иной специальной социальной группе, а равно нежелательно полагать, будто 
какие-то подобные установки в принципе могут попадать в озвученные категории. Всѐ 
они конъюнктурны, и это при лучшем раскладе. В действительности почти – оставлю за 
собой право на ошибку, хотя я вряд ли еѐ здесь совершаю – все законы и взгляды условны 
и конвенциональны, и только некоторые из них можно с некоторой натяжкой назвать 
натуральными.
Вопрос, следовательно, заключается в том, чтобы создать, а затем и внедрить в голову 
такие правила, соблюдение которых со стороны других людей приносило бы нам какуюто прибыль или хотя бы удовлетворение. Несмотря на то, что задача эта кажется довольно 
сложной, на деле ничего особо трудного в ней нет, но напротив, подобное случается 
сплошь и рядом, как с нами самими, так и с окружающими. Проблема, таким образом, 
состоит вовсе не в имплементации каких бы то ни было установок сознания, а в том, на 
каком именно уровне их располагать. И вот тут мы и приступаем к основной теме данной 
главы.
За принуждением и добровольным согласием выполнять какие-то условия на самом деле 
стоит куда более интересная и, самое главное, намного более разветвлѐнная система 
угнетения с несколькими уровнями воздействия. Даже угроза или актуальное применение 
сугубо физической силы не столь легко осуществимы как представляется на первый 
взгляд, но весьма часто сомнительны по своим последствиям. А потому стоит 
внимательнее к ним присмотреться. Начну с более или менее очевидного.
Во-первых, что вроде бы и так ясно, но не настолько просто, нужно разделять обещание 
воздействия и активное его воплощение в поступках. Если первое не приносит болевых 
ощущений – об этом ниже – то второе как раз непосредственно основывается на них и без 
них вряд ли представимо. Начну по порядку, который наиболее оправдан, а именно с 
последнего.
Причинять вред можно по-разному. Скажем, удар по лицу кулаком явственно – если, 
конечно, он был достаточно силѐн, внезапен и быстр – ощущается тем, кому он наносится, 
но относительно скоро его воздействие заканчивается, хотя и с порой негативными 
последствиями. А, вот, например, повешение – при определѐнных обстоятельствах –
растягивается более чем на полминуты, во время которой жертва данной процедуры 
испытывает удушение, а также другие неприятные переживания.
Как бы то ни было, но главный посыл в применении насилия заключается в том, чтобы тот 
или та, на кого оно направлено, испытали бы нежелательные – такие, которые бы были 
менее уместны чем то, что требуется взамен – для себя боли, что бы и помогло 
применяющего его получить то, что он или она хотят. Это, казалось бы, тривиальное 
объяснения пользы и вреда физического воздействия, тем не менее, говорит о нѐм много 
такого, что редко приходит в голову большинству людей. Что же именно оно 
демонстрирует?
Прежде всего, нужно отметить то, что данная процедура неявно подразумевает сравнение 
– со стороны, разумеется, того, на кого направлено воздействие, но также и в некоторой 

степени с точки зрения того, кто проводит экзекуцию – последствий испытания боли и еѐ 
самой и того, что нужно совершить, чтобы еѐ не переживать. Так, скажем, люди 
принимают таблетки, чтобы улучшить своѐ самочувствие, тем самым, в сущности, говоря 
о том, что оно, во-первых, может быть именно более высокого, как им представляется, 
качества или уровня, а, во-вторых, обычно бессознательно полагая, что неудобства и 
результаты использования медикаментов, с лихвой компенсируются их благотворным 
эффектом.
На самом деле редко кому приходит в голову мысль о том, что любой наш поступок есть, 
по сути, выбор, осуществление которого лишает нас тех или иных альтернатив. Конечно, 
всѐ не обязательно обстоит так, что мы что-то теряем. Что-то мы можем получить после, 
другое в несколько ином виде, третье уже испытывали, а потому не желаем больше иметь 
с этим дело или, напротив, стремимся к этому. Как бы то ни было, но потери имманентны 
вообще всякой активности. Приведу самый вроде бы тривиальный пример.
Предположим, что вам необходимо дойти из одной точки в другую. Как вы поступите? 
Если маршрутов несколько, то есть смысл в том, чтобы выбрать самый короткий или 
наиболее живописный или наименее опасный. Также вы вправе – если это позволяют 
обстоятельства – комбинировать их. Казалось бы, чего тут такого? В действительности, 
однако, эта избитая иллюстрация очень многое упускает.
Скажем, никто обычно и словом не обмолвливается о том, что передвигаться можно и 
боком, и ползком, и с помощью каких-нибудь дополнительных средств – оставим пока 
ради краткости соображения приемлемости и удобства, потому что нередко они не имеют 
совершенно никакого отношения к делу. Далее. Почему бы не пройти всеми маршрутами 
по очереди – тут тоже возникает небезынтересный вопрос порядка – чтобы не исключать 
ни одного варианта? Или, например, отчего бы не направиться вообще куда-нибудь ещѐ, а 
намеченный пункт посетить позже или сделать его транзитным? Или подумать о том, как 
бы получить желаемое, не перемещаясь самому, но заставив делать это кого-то другого –
вроде отправки ребѐнка выносить мусор или заказа пиццы на дом? Существует множество 
иных альтернатив, которые, как правило, в принципе не возникают перед нашим 
ментальным взором.
Однажды я спросил у студентов, каков на вкус стол, точнее, парта, за которой они сидят. 
Понятно, что лизать поверхности до того истѐртые, испачканные и исписанные многими 
их предшественниками, наверное – потому что нельзя забывать о том, что возможное 
знание окупит своей ценностью сопряжѐнные с его получением риски и потери – не стоит, 
но ведь есть огромное количество других примеров и вариантов, которые мы исключаем 
вовсе не из-за того, что они вредные или глупые, но просто в силу того, что вообще не 
думаем о них.
Так, скажем, болиголов похож вкусом на редьку, а отравляющий газ иприт пахнет 
чесноком или горчицей. Это известно потому, что кто-то поедал – с нередко фатальными, 
как, например, Сократ, для себя последствиями – первый и умирал от второго. История 
химии полна эпизодами, когда учѐные пробовали только что синтезированные ими 
вещества, а вот А. Вольта вообще чуть ли не лишился зрения и слуха из-за того, что 
испытывал на себе воздействие электрического тока. Недаром на розетке красуется 
сокращение от его фамилии. Но к чему это я?
Существуют как опасные, так и нет способы получения знаний о мире. Тем не менее, все 
они вносят в копилку нашего его понимания. Но существенно не это. Важно то, что о 
некоторых вещах мы не задумываемся принципиально, хотя если бы мы и удосужились 
немного напрячься, а затем и реализовать в реальности то, что пришло нам в голову, было 
бы куда лучше.
Умоляю вас, не надо лизать стол, за которым вы сидите, особенно если он грязный или у 
вас есть веские основания полагать, что это не принесѐт вам никакой пользы. Но почему 
бы не провести мизинцами друг по другу – я только что сделал это – и получить новые 
впечатления? Отчего бы не лизнуть свой нос языком (помогите себе пальцами)? Зачем 

отказываться от того, чтобы попробовать какую-то новую сферу деятельности – это 
сложнее, но всѐ же?
Каждое мгновение перед нами стоит настолько колоссальный набор выборов, которые мы 
столь же отчаянно сокращаем, даже и не замечая этого, что становится страшно. Как бы 
то ни было, но критично здесь не столько его размер, сколько то, что мы его старательно и 
абсолютно буднично урезаем, а, во-вторых, своими поступками лишаем себя получения 
информации, которая бы могла быть для нас весьма полезной.
Конечно, не стоит из этого заключать, будто лучше предпочесть физическую боль тому, 
что предлагается в качестве еѐ альтернативы. Речь здесь, впрочем, идѐт о другом. Смысл 
состоит в том, что мы постоянно и совершенно неосознанно сокращаем на самом деле 
доступные нам варианты действий, которые вовсе не обязательно являются вредными, 
неприятными или лишними для нас. Как это происходит?
Прежде чем ответить на данный вопрос есть огромный резон в том, чтобы немного 
отвлечься – с пользой для дела – и рассмотреть другую проблему, которая в немалой 
степени и обуславливает – но не определяет на все сто процентов – что именно мы 
предпочитаем, а чего, соответственно, избегаем. Как нетрудно догадаться, касается она 
критериев, по которым мы судим о чѐм бы то ни было.
Сразу хочу убить всякую интригу и сообщить, что последние берутся с потолка и 
оправдываются исключительно через апелляцию к ним же, тем самым создавая порочный 
замкнутый круг в высшей степени условного процесса оценивания. Я не стану тут 
вдаваться в подробности или же пытаться доказать свою правоту – вы можете сделать это 
сами, по некоторому размышлению это окажется очевидным. Впрочем, чтобы не быть 
полностью голословным, приведу пример из интересующей нас тут тематики.
Дети, как известно, могут быть очень жестокими. Так получается, в том числе, и потому, 
что они пока ещѐ очень мало знают о мире, а оттого не способны более или менее 
адекватно взвешивать те или иные альтернативы. В числе прочих, но наиболее, наверное, 
красочно это показал У. Голдинг в своей книге «Повелитель мух». Тем, кто не читал это 
прекрасное произведение, я настоятельно советую восполнить этот пробел. Здесь же 
существенно вот что.
Кому-то может показаться странным, что очень многие, увы, люди порой идут на такие 
меры по спасению – тоже, к сожалению, тщетному – что даже от мысли о них становится 
не по себе. Тем не менее, это случалось и продолжает происходить повсеместно. Кто или 
что ответственны за это не столь уж в нашем случае и критично, но важно следующее. 
Человек выбирает боль ради жизни по многим причинам, не последней из которых 
выступает тот факт, что какие-то иные соображения ему или ей попросту не приходят в 
голову. Но при чѐм тут всѐ это?
Процедура сравнения всегда базируется на некоем континууме, вмещающем в себя все 
возможные варианты – от худшего к наилучшему. Я не буду здесь обсуждать 
определѐнную степень надуманности и того, и другого полюса, но стоит отметить, что вне 
этих координат любая подобная процедура априори обречена на провал. Нам нужно иметь 
какие-то ориентиры, чтобы выносить суждения, иначе же останутся только голые факты и 
информация, которые хотя и ценны сами по себе – и тоже некоторым образом должны 
быть оформлены, а это включает в себя вынесение суждения – и в процедуре сравнения 
мало что значат.
Когда человек предпочитает подчинение боли это говорит о том, что в его системе 
координат первое стоит больше и занимает более выгодное место, чем вторая. Несмотря 
на банальность такого утверждения, его смысл нередко ускользает от тех, кто 
рассматривает и вопросы власти, и проблему контроля. Лишь обладая некоторыми, пусть 
даже и базовыми сведениями о мире, можно оценить – субъективно, разумеется, но подругому и не бывает – что лучше, а что хуже.
Конечно, инстинктивные устремления и порывы никто не отменял, но и в их случае 
знание необходимо, потому что тут им просто обладает само наше тело или же наши 

гены, но в остальном предыдущий абзац остаѐтся вполне релевантным. Дети или же люди, 
принимающие нередко крайне странные или же обусловленные собственным неведением 
решения, по всей видимости проинформированны плохо, если вообще хоть как-то, что и 
порождает соответствующие эксцессы.
Здесь нужно понимать, что любая оценка принципиально является личной. Подчиняться 
или нет – зависит от объекта контроля. Разумеется, есть такие вещи, управлять которыми 
мы не способны по сущностным основаниям, но все прочие так или иначе подпадают под 
нашу юрисдикцию, а потому поступки, нами совершаемые, демонстрируют наши 
предпочтения и устремления, но вовсе не некое истинное положение вещей.
На это, конечно, можно возразить, что порой обстоятельства куда выше нас, а, значит, и 
обязывают нас делать то, что мы, вероятно, не хотим или же выбрали бы, будь у нас шанс, 
что-нибудь другое, но в том-то и дело, что обычно мало кому приходят в голову крайние 
варианты. Если, скажем, вас допекает начальник, то всегда есть дверь на выход. Если это 
единственный работодатель в городе, остаются иные населѐнные пункты. Если не 
нравится страна, вам доступна иммиграция. Наконец, если кто-то заставляет вас 
испытывать что-то излишне неприятное под страхом смерти, последняя – это тоже 
альтернатива.
Понятно, что люди хотят жить во что бы то ни стало, но всегда можно и даже нужно 
задаваться вопросом, а ради чего? Действительно ли наличная реальность настолько 
прекрасна, желанна или хотя бы удобоварима, что ради неѐ стоит и надо поступиться чуть 
ли не всем на свете? И я не говорю о райских кущах, о роскоши, о славе или о чѐм-то в 
том же духе, хотя они тоже важны для, по крайней мере, некоторых из нас. Любовь 
близких, тѐплые отношения с друзьями, красивые пейзажи и много чего ещѐ – это тоже 
весьма внушительный и основательный довод в пользу жизни. Но если этого тоже нет, 
тогда зачем?
Кроме того, нелишне осведомляться о цене, которую надо платить за всѐ это. Скажем, в 
фильме «Врач» главный герой не хочет быть живым овощем, а потому предпочитает 
умереть вместо того, чтобы остаться балластом для окружающих. И как бы это ни звучало 
надменно и по-мизантропски подавляющее большинство людей и имеют, и ведут на 
самом деле весьма унылое, скучное, тоскливое, серое, ничем не выдающееся именно 
существование, т.е. переносят своѐ бренное тело изо дня в день без хотя бы и 
микроскопической надежды на что-то сколько-нибудь стоящее, важное или ценное, не 
говоря уже о великом.
Как бы то ни было, но важно осознавать, что выбор, по сути, есть всегда. Проблема, 
следовательно, заключается не столько в его наличии, сколько, по всей видимости, в его 
воспринимаемом качестве, но я пока оставлю этот вопрос на будущее. Здесь же 
достаточно будет сказать, что насилие играет не на каких-то естественных или настоящих 
оценках, но на том, что кажется нам таковым. Следующей же нашей задачей является 
рассмотрение выгоды от его применения.
Помнится, когда я учился в школе, один наш учитель предложил нам представить, что у 
нас есть раб, а затем поинтересовался, стали бы мы «портить» своѐ имущество до такой 
степени, что оно бы было больше не в состоянии выполнять возложенные на него задачи. 
Совершенно логичным и нормальным ответом в таком случае выступает отрицание, по 
крайней мере, если вред, наносимый нашей «собственности» выводит еѐ из строя, ну, или 
делает еѐ полностью дисфункциональной, что почти равносильно первому варианту. 
Чтобы дополнить эту иллюстрацию стоит заметить, что она будет верной лишь при 
дефиците – т.е. при урезанном по времени и месту количестве – подневольных людей или 
иных ресурсов, при неограниченном предложении всѐ изменится. А, кроме того, не стоит 
забывать, что само насилие может быть целью в себе.
Многие, когда слышат что-то о рабстве, чуть ли не сразу представляют себе картины 
избиения, пыток, садизма и тому подобного. Изредка – именно так – такое, разумеется, 
случается. Но при нормальном – со всеми обязательными в таком случае оговорками –