Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Творчество В.А. Жуковского в рецептивном сознании русской литературы первой половины XX века

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 685028.01.99
В центре внимания автора работы находится история восприятия наследия и личности В.А. Жуковского (1783-1852) писателями и поэтами первой половины XX века. Исследуются динамика и механизмы рецепции творчества первого русского романтика в широком диапазоне от ранних символистских манифестов до позднейшей романистики русского зарубежья 1950-х гг. К исследованию «Жуковского текста» литературы русского модернизма привлекаются «юбилейные» публикации 1883 и 1902 гг., литературная критика, художественные произведения, филологические работы и личные документы Д.С. Мережковского, И.Ф. Анненского, И.А. Бунина, Л.Л. Кобылинского-Эллиса, Б.К. Зайцева, Д. Хармса, В.В. Набокова и других крупнейших русских писателей эпохи. Книга адресована литературоведам, историкам, социологам, а также всем интересующимся русской литературой первой половины XX столетия.
Анисимова, Е. Е. Творчество В.А. Жуковского в рецептивном сознании русской литературы первой половины XX века: Монография / Анисимова Е.Е. - Краснояр.:СФУ, 2016. - 468 с.: ISBN 978-5-7638-3375-1. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/967801 (дата обращения: 28.03.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
Министерство образования и науки Российской Федерации 
Сибирский федеральный университет 
 
 
 
 
 
 
Е.Е. Анисимова 
 
 
 
 
Творчество В.А. Жуковского  
в рецептивном сознании  
русской литературы  
первой половины XX века 
 
 
 
 
Монография 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

Красноярск 
СФУ 
2016 

УДК 82.09:821.161.1 
ББК 83.3(2=411.2)52 
А674 
 
 
Рецензенты: 
Е.В. Капинос, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник  
Института филологии Сибирского отделения Российской академии наук  
(г. Новосибирск); 
О.Б. Лебедева, доктор филологических наук, профессор кафедры русской  
и зарубежной литературы Томского государственного университета 
 
 
 
 
 
 
 
Анисимова, Е.Е. 
А674 
 
Творчество В.А. Жуковского в рецептивном сознании русской литературы первой половины XX века : монография / 
Е.Е. Анисимова. – Красноярск : Сиб. федер. ун-т, 2016. – 468 с. 
 
 
ISBN 978-5-7638-3375-1 
 
 
 
В центре внимания автора работы находится история восприятия наследия и личности В.А. Жуковского (1783–1852) писателями и поэтами первой 
половины XX века. Исследуются динамика и механизмы рецепции творчества первого русского романтика в широком диапазоне от ранних символистских манифестов до позднейшей романистики русского зарубежья  
1950-х гг. К исследованию «Жуковского текста» литературы русского модернизма привлекаются «юбилейные» публикации 1883 и 1902 гг., литературная критика, художественные произведения, филологические работы  
и личные документы Д.С. Мережковского, И.Ф. Анненского, И.А. Бунина, 
Л.Л. Кобылинского-Эллиса, Б.К. Зайцева, Д. Хармса, В.В. Набокова и других крупнейших русских писателей эпохи. 
Книга адресована литературоведам, историкам, социологам, а также 
всем интересующимся русской литературой первой половины XX столетия. 
 
 
 
Электронный вариант издания см.: 
http://catalog.sfu-kras.ru 
УДК 82.09:821.161.1 
ББК 83.3(2=411.2)52 
 
 
ISBN 978-5-7638-3375-1 
© Сибирский федеральный университет, 2016 

ОГЛАВЛЕНИЕ 

ВВЕДЕНИЕ ......................................................................................................... 5 

Глава 1. Социальные аспекты рецепции  творчества Жуковского 
на рубеже  XIX–XX веков: писательские юбилеи  и проблема 
классического канона ..................................................................................... 40 
1.1. Юбилей 1883 года: пространство власти,  механизмы  
конструирования поэтической  биографии .................................................... 40 
1.2. Юбилей 1902 года: интерференция культов  Гоголя  
и Жуковского,  стратегии автоканонизации ................................................... 64 

Глава 2. «Мой Жуковский».  Жуковский на страницах   
модернистской критики ................................................................................. 74 
2.1. «Действительный статский советник»:  В.А. Жуковский  
в критике  и литературно-историософской программе   
Д.С. Мережковского ......................................................................................... 74 
2.2. «Мистицизм» и «черный синодик»  русской литературы:  
В.А. Жуковский в критике И.Ф. Анненского ............................................... 105 
2.3. «Силуэт» Жуковского в критике  Ю.И. Айхенвальда .......................... 125 

Глава 3. Жизнетворческий и интертекстуальный аспекты  
рецепции Жуковского:  основные слагаемые литературного   
«мифа» о поэте ............................................................................................... 134 
3.1. «Василий Афанасьевич Бунин».  И.А. Бунин и Жуковский:  
биография как код ........................................................................................... 134 
3.2. Л.Л. Кобылинский-Эллис и Жуковский:  биография как травма ....... 172 
3.3. Б.К. Зайцев и Жуковский:  реактуализация классики   
как автолегитимация ....................................................................................... 198 
3.4. От Жуковского и Пушкина к В.В. Маяковскому  и Д.И. Хармсу: 
проблематизация классики ............................................................................. 214 
3.5. Деконструкция классики:  «Жуковский код» в романе И. Ильфа  
и Е. Петрова  «Двенадцать стульев» ............................................................. 227 
3.6. Систематизация классики. Жуковский  в творческом сознании 
В. Набокова:  от «Приглашения на казнь» к «Лолите» и «Пнину» ........... 242 

Глава 4. Парадигма Жуковского  в русской литературе:   
мотив, сюжет, жанр ....................................................................................... 286 
4.1. Поэтика и философия путешествия  в рецепции жизни  
и творчества Жуковского ............................................................................... 286 
4.1.1. «Сибирские главы» путешествия В.А. Жуковского   
с цесаревичем Александром Николаевичем  по России в 1837 г.: 
документ, биография, литература ............................................................. 286 

4.1.2. От травелога к жизнетексту:  «Жуковский»  
и «Путешествие Глеба» Б.К. Зайцева ........................................................ 333 
4.2. «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли».  Авторефлексивная  
формула Жуковского в поэзии первой половины XX в.:   
от К.М. Фофанова к Н.А. Заболоцкому ........................................................ 347 
4.3. Балладный мир Жуковского и поэтика прозы  И.А. Бунина ............... 366 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ............................................................................................. 407 

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ ........................................................................... 411 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ ........................................................................... 432 
 

ВВЕДЕНИЕ 

«Русская литература между Пушкиным и Чеховым представляет 
собой бесспорное единство», – писал в одной из своих итоговых работ Ю.М. Лотман1. Обособление литературных периодов и осмысление каждого из них, как точно отмечает далее ученый, – задача не 
только позднейших научных практик, но и самой литературной системы, на протяжении всей своей эволюции синтезирующей языки самоописания. «Литература – и в целом культура – является не только 
объективно динамическим процессом, но динамическим процессом, 
который сам себя осознает и все время собственным сознанием вторгается в собственное развитие»2. Одним из важнейших механизмов, 
обеспечивающих авторефлексию периодов литературной истории, 
вычленение писательских поколений, преемственность типов художественного языка (например, сложное взаимодействие стиха и прозы) и художественного сознания в целом, является механизм рецептивной работы.  
Понятие рецепции, освободившись от своих юридических и естественно-научных коннотаций, получило широкое распространение 
в европейском литературоведении в 1950-е гг. – вместе с формированием научной школы рецептивной эстетики. По наблюдению Н. Зоркой, возникновение данного научного направления в середине XX в. 
было неслучайным и определялось необходимостью осмыслить произведения эпохи модернизма:  
У <…> литературоведов этот интерес выражался в занятиях 
прежде всего неканоническими жанрами литературы или «пограничными» феноменами эстетического, а также в анализе модернистской 
поэзии и прозы, «нового романа» и т.д. – т.е. в тех предметных областях, где особенно явной становилась ограниченность и оценочная 

                                           
1 Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода. Вводные замечания // 
Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997. С. 594. 
2 Там же. 

нормативность традиционных интерпретационных моделей и методов 
филологического анализа3. 

По мысли В.И. Тюпы, в неклассической парадигме художественности и ее субпарадигмах, возникших в конце XIX в., изменилось 
само понимание природы искусства: 
В основе ее обнаруживается осознанность коммуникативной 
природы искусства (отвечая своим трактатом на вопрос, «что такое 
искусство», Л. Толстой провозгласил его одним из существеннейших 
способов «духовного общения людей»).  
Художественная деятельность в ХХ веке мыслится деятельностью, направленной на чужое сознание, на сознание Другого; истинный предмет такой деятельности – ее адресат, а не объект изображения или знаковый материал текста. Множественность альтернативных 
модификаций – принципиальное свойство данной стадии художественного развития <…>.  
Художественный объект предстает как дискурс – трехстороннее 
коммуникативное событие: автор – герой – читатель. Для того, чтобы 
оно состоялось, чтобы произведение искусства было «произведено», 
недостаточно креативной (творящей) актуализации этого события в 
тексте, необходима еще и рецептивная его актуализация в художественном восприятии. Художественный объект перемещается в сознание 
адресата – в концептуализированное сознание «своего другого» <…>4. 

Новый тип мышления, сформировавшийся в эту эпоху, В.И. Тюпа назвал «конвергентным модусом сознания»5. 
Европейская рецептивная эстетика формировалась, в частности, 
под мощным влиянием герменевтики и концепции диалога М.М. Бахтина. Одно из ключевых отличий герменевтики от рецептивной эстетики в их подходе к интерпретации литературного текста заключается 
в вопросе о том, кого считать главным субъектом диалога: писателя, 
вкладывающего в текст интенциональный смысл, подлежащий разгадыванию, или читателя – при допущении, что привносимые последним смыслы принципиально равноправны авторскому намерению. 
Когда читателем является сам писатель, ситуация усложняется. Актуализированные в тексте предшественника смыслы становятся орга
                                           
3 Зоркая Н. Предисловие (Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения) // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 34. 
4 Тюпа В.И. Парадигмы художественности (конспект цикла лекций) // Дискурс. 1997. 
№ 3–4. URL: http://www.nsu.ru/education/virtual/discourse34_22.htm (дата обращения: 
13.05.2015). 
5 Тюпа В.И. Постсимволизм: теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 
1998. С. 98. 

ничной частью нового произведения, образуя диалогическую в своей 
основе «циркуляцию литературной коммуникации»6: 
Герменевтически формулируемые вопросы об опыте искусства – 
об его опыте в прошлом, например, в других культурах и об условии 
возможности понимать его еще или вновь – предполагают циркуляцию литературной коммуникации и тем самым их диалогический характер. Как производитель всегда уже является реципиентом, когда он 
начинает писать, так и интерпретатор должен войти в игру только как 
читатель, если он хочет вступить в диалог с литературной традицией. 
Диалогу принадлежат не только два собеседника, но и готовность познавать и признавать другого в его другости. Это имеет место тем более, когда другой представлен текстом, не говорящим с нами непосредственно. Литературное понимание диалогично прежде всего тем, 
что временнóе отстояние (Alterität) текста ищется и признается до горизонта собственного ожидания, так что осуществляется не наивное 
смешение горизонтов, но собственное ожидание корректируется 
и расширяется посредством опыта исторического Другого. 
Познание и признание диалогичности литературной коммуникации во многих отношениях наталкивает на проблему временнóй дистанции (Alterität): между производителем и реципиентом, между прошлым текста и настоящим реципиента, между различными культурами7. 

Центром формирования рецептивной эстетики стала Констанцская школа, а ее отцами-основателями – Х.Р. Яусс8 и В. Изер9. В числе своих предшественников они называли не только органично усвоенные философские и филологические школы, но и тех оппонентов, в 
споре с которыми рождался новый подход к изучению литературы. 
Так, рецептивная эстетика опиралась непосредственно на опыт феноменологии и в особенности на гуссерлианскую идею интенциональ
                                           
6 В герменевтике и рецептивной эстетике процесс понимания зачастую описывается как 
круговращение, непрерывная циркуляция смыслов. Об этом см.: Гадамер Г.-Г. О круге 
понимания // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 72–82; Изер В. Рецептивная эстетика. Проблема переводимости: герменевтика и современное гуманитарное знание // Академические тетради. Вып. 6. М., 1999. С. 59–96. 
7 Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания // Вопросы философии. 1994. № 12. 
С. 97–98. 
8 См.: Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания // Вопросы философии. 1994. 
№ 12. С. 97–106; Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // 
Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 34–84. 
9 Изер В. Рецептивная эстетика. Проблема переводимости: герменевтика и современное 
гуманитарное знание // Академические тетради. Вып. 6. М., 1999. С. 59–96; Изер В.  
К антропологии художественной литературы // Новое литературное обозрение. 2008. 
№ 94. С. 7–21. 

ности сознания10, на концепции понимания, получившие широкое 
развитие в герменевтике11, а также на бахтинскую теорию диалога.  
В качестве предшественников-оппонентов Яусс специально выделил 
особенно влиятельные в России марксистскую и формальную школы, 
ограниченность которых, по мнению исследователя, и стремилась 
преодолеть рецептивная эстетика: «Моя попытка преодолеть пропасть 
между литературой и историей, историческим и эстетическим начинается с того места, где остановились обе школы. <…> Оба метода 
лишают читателя его подлинной роли – роли адресата, которому изначально предназначаются произведения, роли, значимой как для исторического, так и для эстетического познания»12. 
Нельзя не отметить, впрочем, что к исследованию рецептивных 
механизмов в целом литературная критика и наука о литературе, разумеется, прибегали и ранее. Суммируя теоретические итоги работы 
многих европейских и американских литературоведческих школ,  
А. Компаньон отмечает: 
Собственно, литературная история никогда полностью не игнорировала рецепцию. Высмеивая лансонизм, его обвиняли не только в 
фетишизме «источников», но и в маниакальном выискивании «влияний». Таким способом – то есть, конечно же, по-прежнему через литературное производство, через посредство автора, для которого чужое 
влияние становится источником, – литературная история принимала в 
расчет рецепцию, только не в форме чтения, а скорее в форме письма 
других авторов, порожденного данным произведением. То есть читатели чаще всего рассматривались лишь тогда, когда они сами являлись 
писателями, – для этого применялось понятие «судьба [fortune] писателя», подразумевавшее главным образом его литературную судьбу в 
потомстве13. 

В центре внимания основоположников рецептивной эстетики 
находились, прежде всего, закономерности восприятия текста во времени. По мнению В. Изера, преимущество нового подхода к истории 
литературы заключается в том, что «рецептивная теория помогла разобраться в старом вопросе о том, почему один и тот же литературный текст может пониматься совершенно по-разному разными людь
                                           
10 См.: Гуссерль Э. Сознание как интенциональное переживание // Гуссерль Э. Избранные работы. М., 2005. С. 151–184. 
11 См.: Хайдеггер М. Исток художественного творения. М., 2008; Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991; Рикер П. Память, история, забвение. М., 2004. 
12 Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения // Новое литературное обозрение. 1995. № 12. С. 55–56. 
13 Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М., 2001. С. 172–173. 

ми в разные времена, и каким образом это происходит»14. В частности, при рецептивном подходе в центр внимания выдвигается исследование «горизонтов ожидания» (термин Х.Р. Яусса), сочетающих в 
себе одновременно и индивидуальные особенности восприятия, и 
важные для актуального исторического контекста смыслы:  
Из этого следует, что анализ имплицитного читателя должен 
быть дополнен анализом исторического читателя, реконструкция имманентного горизонта ожидания, который предписывает произведение, – реконструкцией общественного горизонта опыта, который 
привносит читатель из своего исторического жизненного мира15. 

В другой своей работе, «История литературы как провокация 
литературоведения», Х.Р. Яусс дает характеристику рецепции как акта воскрешения и присвоения прошлого в настоящем, актуализации 
не замеченных прежде смыслов: 
Литературное прошлое возвращается только там, где новая рецепция воскрешает его в настоящем, будь то изменившаяся эстетическая установка, присваивающая себе прошлое в свободном обращении 
к нему, будь то новый момент литературной эволюции, бросивший на 
забытую поэзию неожиданный свет и позволивший разглядеть в ней 
нечто такое, чего прежде не замечали16. 

Терминологический аппарат рецептивной эстетики был сформирован в работах Х.Р. Яусса и В. Изера, которые ввели в научный оборот такие понятия, как «горизонт ожидания», «диалогическое понимание», «эстетическая дистанция», «пассивная рецепция», «активная 
рецепция», «имплицитный читатель» и др. Разработке теории и методологии восприятия художественного текста также были посвящены 
многочисленные работы преемников Констанцской школы рецептивной эстетики17. 
Особенностью рецептивного подхода является известная деиерархизация описываемого материала, так как данная методология 
может быть одинаково успешно применена как к вершинным достижениям литературы, так и к «литературному фону». Ни хронологический, ни социологический, ни жанровый, ни проблемный подходы, по 
мнению Яусса, не обладают подобной универсальностью и не могут 
обеспечить создания современной науки о литературе, так как «каче                                           
14 Изер В. Рецептивная эстетика. С. 77. 
15 Яусс Х.Р. К проблеме диалогического понимания. С. 97. 
16 Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения. С. 73–74. 
17 О французской и американской рецептивных традициях, в частности в работах 
С. Фиша, см.: Компаньон А. Демон теории. М., 2001. С. 163–192. 

ство и ранг литературного произведения определяются не биографическими или историческими условиями его возникновения и не просто местом в последовательности развития жанров, а трудноуловимыми критериями художественного воздействия, рецепции и последующей славы произведения и автора»18. Потому изучение любого 
литературного феномена – будь то творчество поэта или его отдельного произведения – это, прежде всего, исследование его рецепции, 
истории восприятия в последующих текстах культуры, так как в противном случае история литературы превращается в «хронологический 
ряд литературных “фактов”»19. История литературы в рецептивной 
школе неотделима от истории восприятия художественных произведений: 
История литературы – это процесс исторической рецепции и 
производства литературы, который осуществляется в актуализации 
литературных текстов усилиями воспринимающего читателя, рефлексирующего критика и творящего, т.е. постоянно участвующего в литературном процессе, писателя20. 

В этой перспективе понять вклад литератора в историю культуры можно лишь ретроспективно – не столько через влияние на современников, сколько через «жизнь» произведений во времени. Для писательской рецепции, подразумевающей творческий диалог автора со 
своим предшественником, в современной филологической науке утвердились такие понятия, как «продуктивная», «внутрицеховая» и 
«креативная» рецепция21. Отдельным направлением в исследовании 
рецептивных процессов стала концепция «страха влияния» Х. Блума. 
В своей одноименной работе исследователь указал, что лишенные 
внутреннего противостояния формы рецепции – идеализация и присваивание – не представляют особого интереса для изучения. Наиболее продуктивной формой рецепции, по мнению ученого, становится 
борьба поэтов со своими наиболее близкими и влиятельными предшественниками, реализованная в шести основных стратегиях преодо                                           
18 Яусс Х.Р. История литературы как провокация литературоведения. С. 41. 
19 Там же. С. 74. 
20 Там же. С. 58. 
21 См.: Общество. Литература. Чтение. Восприятие литературы в теоретическом аспекте / М. Науман, Д. Шленштедт, К. Барк и др. М., 1978; Загидуллина М.В. Ранние статьи 
Гоголя о Пушкине: к вопросу о «внутрицеховой» рецепции // Вестник Челябинского 
государственного университета. 2004. Т. 2. Вып. 1. С. 34–41; Абрамовских Е.В. Креа-
тивная рецепция незаконченных произведений как литературоведческая проблема (на 
материале дописываний незаконченных отрывков А.С. Пушкина): дис. … д-ра филол. 
наук. М., 2007. 

ления «страха влияния»: исправление («клинамен»), дополнение 
(«тессера»), прерывание («кеносис»), деперсонификация («даймонизация»), сокращение («аскесис»), удерживание («апофрадес»)22. 
Именно эти механизмы принятия-отталкивания обеспечивают самоидентификацию нового, равноправного автора.  
Наряду с формами рецепции как эстетического феномена нельзя 
забывать и о чисто социальном явлении «изобретенной традиции», 
теоретически осмысленном в начале 1980-х гг. британским историком 
Э. Хобсбаумом23. В периоды слома исторических традиций и усиления потребности в культурной легитимации связь с предшественниками не только актуализировалась, но и «изобреталась». В истории 
русской культуры с присущими ей импульсами скачкообразного «догоняющего» развития оба механизма – эстетического усвоения и социального «изобретения» – оказались необычайно продуктивны.  
В особенности показательна в этом отношении эпоха серебряного века, окончившаяся коллапсом национальной культуры и разделением 
литературного процесса на две ветви – метрополии и зарубежья, каждая из которых предложила свою стратегию реципирования классического наследия. 

*** 
Вступив на рубеже XIX–XX столетий в эпоху модерна, русская 
литература в очередной раз интенсифицировала процесс быстрого 
(подчас лавинообразного и недифференцированного24) переноса на 
национальную почву философских, поэтических и социальных параметров западной словесности25. Стремительное обновление, неизбежный итог Великих реформ второй половины XIX в., не только затронуло все пространство и внутреннее строение современной отечественной культуры, но и открыло драматическую перспективу будущей 
форсированной модернизации 1920-х гг. и произведенному ею тотальному видоизменению национальной культурной парадигмы.  

                                           
22 Блум Х. Страх влияния. Карта перечитывания. Екатеринбург, 1998. С. 11–19. 
23 См.: Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. № 1 (8). С. 47–62. 
24 См.: Гаспаров М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспаров М.Л. 
Избранные труды: в 2 т. Т. 2. О стихах. М., 1997. С. 434–455. 
25 См. на эту тему обобщающие труды: На рубеже XIX и XX веков: из истории международных связей русской литературы. Л., 1991; Начало века: из истории международных связей русской литературы. СПб., 2000. Более частный аспект культурного трансфера освещен в: Багно В.Е. Русская поэзия Серебряного века и романский мир. СПб., 
2005.  

Однако переход к неклассической литературной поэтике эпохи fin de 
siècle26 ознаменовался не только усвоением новейших европейских 
достижений, но также напряженным перечитыванием и – что особенно важно – переписыванием27 отечественной классики предшествующего периода. В известном смысле всю интересующую нас эпоху 
можно разместить между двумя ключевыми рецептивными актами, 
направленными на модернистскую концептуализацию русской классики: докладом Д.С. Мережковского «О причинах упадка и о новых 
течениях современной русской литературы» (1892) и художественным завещанием Андрея Белого «Мастерство Гоголя» (1934), в которых наследие Гоголя, Тургенева, Гончарова, Достоевского, Толстого 
подверглось решительной адаптации к нормам формирующегося  
(у Мережковского) и отлившегося в законченное «миропонимание»  
(у Белого) символизма.  
На фоне общеевропейских закономерностей социокультурной 
модернизации развитие новой русской литературы характеризовалось 
несомненным своеобразием именно на уровне рецептивной эстетики 
и поэтики. Существенная в главных европейских традициях дистанция между классикой и современностью (условно говоря, между Буало и Бодлером, Шекспиром и Уайльдом, Данте и Маринетти и т.д.) в 
русском случае сжималась и превращалась в резко проведенную и 
остро проблематизированную границу. Акт самосознания новой культуры имел отношение не только к «давнопрошедшему» времени великих эстетических достижений, но и к наследию и репутации «живых» классиков, Толстого и Чехова, с которыми модернистская проза 
и поэзия находились в состоянии напряженного диалога28. Имя не так 
давно умершего Достоевского стояло рядом с ними. Как выразился 
Андрей Белый, «конец XIX века – апофеоз Толстого; первые годы 
XX-го – апофеоз Достоевского (в книгах Розанова, Мережковского, 
Шестова, Волынского и др.)»29. Взаимодействие «новой» и «старой» 
художественно-эстетических парадигм можно условно представить 

                                           
26 См.: Бройтман С.Н. Русская лирика XIX – начала XX века в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура). М., 1997. 
27 Ср.: Марченко Т.В. Переписать классику в эпоху модернизма: о поэтике и стиле рассказа Бунина «Натали» // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 2010. Т. 69. № 2. С. 25–42. 
28 Опульская Л.Д. Толстой и русская литература конца XIX – начала XX в. // Лит. наследство. Т. 69. Кн. 1. М., 1961. С. 103–140; Перов О. Эстетика позднего Толстого и 
русский модернизм // Литература (Rusistica Vilnensis). 2001. Т. 41–43 (2). С. 137–145; 
Чеховиана. Чехов и «серебряный век». М., 1996. 
29 Белый А. Мастерство Гоголя. М.; Л., 1934. С. 291.