Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Место действия: публичность и ритуал в пространстве постсоветского города

Покупка
Артикул: 684014.01.99
Доступ онлайн
119 ₽
В корзину
Эссе Утехина представляет собой удавшуюся попытку рефлексии над природой и подвижными границами публичного пространства: «Хо- тя мы и называем эти места общественными, повсюду в них публичное и приватное не разделены — в том смысле, что и на площади друзья, стоя в кругу, образуют своим разговором и расположением вполне при- ватную пространственную конфигурацию. Оказавшись в публичном месте, люди зачастую «разбивают лагерь», присаживаются, чтобы за- няться своим делом на этой временно оккупированной территории. Раз- ложив свои вещи и тем самым маркировав это временное «свое», они не ожидают чужих за своим столиком, отодвигаются от соседа по скамей- ке, а прежде чем «приземлиться», спрашивают уже сидящего рядом, не возражает ли он».
Утехин, И. В. Место действия: публичность и ритуал в пространстве постсоветского города : монография / И.В. Утехин. - 3-е изд. - Москва : Стрелка Пресс, 2017. - 45 с.: ISBN 978-5-9903723-8-2. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/966195 (дата обращения: 28.03.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
Илья Утехин

Место действия
Публичность и ритуал 
в пространстве 
постсоветского города

3-е издание (электронное)

Москва
«Стрелка Пресс»

УДК 72
ББК  85

Утехин, Илья.

У84
Место действия. Публичность и ритуал в пространстве постсоветского города  [Электронный ресурс] / Илья Утехин. — 3-е изд. 
(эл.). — Электрон. текстовые дан. (1 файл pdf : 45 с.). — М. : 
Стрелка Пресс, 2017. — Систем. требования: Adobe Reader XI 
либо Adobe Digital Editions 4.5 ; экран 10".

ISBN 978-5-9903723-8-2

      Эссе Утехина представляет собой удавшуюся попытку рефлексии 
над природой и подвижными границами публичного пространства: «Хотя мы и называем эти места общественными, повсюду в них публичное 
и приватное не разделены — в том смысле, что и на площади друзья, 
стоя в кругу, образуют своим разговором и расположением вполне приватную пространственную конфигурацию. Оказавшись в публичном 
месте, люди зачастую «разбивают лагерь», присаживаются, чтобы заняться своим делом на этой временно оккупированной территории. Разложив свои вещи и тем самым маркировав это временное «свое», они не 
ожидают чужих за своим столиком, отодвигаются от соседа по скамейке, а прежде чем «приземлиться», спрашивают уже сидящего рядом, не 
возражает ли он».

УДК 72
ББК  85

Деривативное электронное издание на основе печатного издания: 
Место действия. Публичность и ритуал в пространстве постсоветского 
города / Илья Утехин. — 44 с. —  М. : Стрелка Пресс, 2012. — ISBN 
978-5-9903723-8-2.

В соответствии со ст. 1299 и 1301 ГК РФ при устранении ограничений, установленных техническими средствами защиты авторских прав, правообладатель вправе требовать от нарушителя возмещения убытков или выплаты компенсации.

ISBN 978-5-9903723-8-2
© Институт медиа, архитектуры и
  дизайна «Стрелка», 2012

У84

Водитель даже не стал пытаться заехать во двор: огромный
розовый лимузин все равно не смог бы. Так что свадьба в полном
составе,
повылезав
из
автомобилей,
пошла
пешком
—
и

направилась вглубь двора, вдоль рядов припаркованных машин.

Молодожены идут по двору к месту фотографирования. Улица
Чайковского, 2. 2012

Таких сложноустроенных внутриквартальных пространств в

центре
Петербурга
много,
потому
что
изначально
в
этом

построенном по плану городе были предусмотрены большие
расстояния
между
улицами,
и
внутри
этих
крупных
пятен

застройки складывалась своя жизнь. Ряды дровяных сараев снесли с

— 3 — 

введением центрального отопления в 1950-х, а вот типичные для
центра
Петербурга
дворы-колодцы никуда
не
делись.
Целый

квартал дворов. Там, где соседи и арендаторы не договорились
еще
между
собой
и
не
поставили
шлагбаум,
все
густо
и

бесконтрольно уставлено машинами.

С
советских
времен
со
стены
ностальгически
смотрит

табличка: «Тов. водители! При погрузке и разгрузке просим вас
выключать двигатели авто». И подпись: «ГАПУ». Приходится
справиться в Интернете, что значат эти «Г» и «А»; предлагаемая
версия не вполне убедительна: «Главное аптечное управление»…
Откуда бы в этом дворе аптечное управление, тем более главное?
Любопытно было бы переписать все надписи, вывески и таблички
какого-нибудь
публичного
места,
не
исключая
рекламы
и

граффити, чтобы затем разложить их по полочкам классификации.
Такая классификация заставила бы нас задуматься о том, чьими
голосами говорят эти надписи, кому они адресованы, насколько
они
полномочны
регулировать
наше
поведение
своими

извещениями, призывами, предложениями и запретами. Язык живет
своей жизнью в пространстве города.

Невеста
приподнимала
платье
над
апрельской
слякотью.

Можно было подумать, что они тут живут и приехали домой. Но
на следующий день я увидел здесь еще одну свадьбу, которую
дворовыми закоулками вели фотограф и видеооператор — главные
специалисты
по
ритуалу.
Именно
они
управляют
ходом

церемонии, расставляют участников, режиссируют мизансцены.
Что касается молодоженов и сопровождающих лиц, то они,
кажется, более всего озабочены вписанием себя в историю. А
поскольку предполагается, что по-хорошему свадьба случается раз
в жизни, то и птичка должна вылететь «как надо».

— 4 — 

Но почему во дворе? Должно быть, здесь есть что-то, что

увлекает часть брачующихся граждан с традиционных маршрутов.
Но прежде хотелось бы выяснить, в чем привлекательность самих
этих маршрутов. Кстати, применительно к советскому свадебному
обряду в Ленинграде известно, кто и когда предложил тот канон,
который
с
середины
1950-х
годов
воспроизводился
в

торжественном бракосочетании и в том, что за ним следовало, —
в
том
числе
и
в
посещении
молодоженами
местных

достопримечательностей.

Социолог
и
основатель Европейского
университета
Б.М.

Фирсов был в 1956–1959 годах еще не исследователем, а сугубым
практиком — секретарем Ленинградского обкома ВЛКСМ; именно
ему довелось трудиться над созданием этого обряда. Места, куда с
тех пор направлялись молодожены, символически нагружены: это
памятники культурным героям-основателям, которые, подобно
мифологическим прародителям, как бы осеняют своей аурой
новую «ячейку общества». Ведь эта новая ячейка создается не в
вакууме,
а
в
конкретном
городе,
где
молодоженам,
весьма

вероятно, предстоит жить и дальше, выращивать потомство.
Поклонение местным святыням органично встраивается в обряд,
актуализирующий
культурную
память
и
идеологически

выверенные ценности. С тех пор и Медный всадник, и Марсово
поле входят в стандартный свадебный маршрут по центру города.

На
Марсовом
поле
поклоняются
фактически
могилам:

гранитный мемориал с Вечным огнем, зажженным в 1956 году,
посвящен «жертвам Революции», которых обычный человек плохо
идентифицирует. Вскоре после того как Луначарский сочинил
высеченные в камне вокруг огня поэтические строки, «жертвы»
перестали
считаться
чем-то
достойным
почитания,
и
их
в

советской мифологии повсеместно заменили «герои». Погибшие

— 5 — 

герои Революции были сравнительно немногочисленны и по
большей части не слишком известны — и уж тем более они
отошли на второй план по сравнению с героями и жертвами
войны и блокады, памяти которых в Ленинграде был посвящен
Вечный огонь в другом месте, на Пискаревском мемориальном
кладбище.

Туда
молодожены не
ездят.
Но
если
не
ограничиваться

Петербургом и погуглить «молодожены у памятника», можно
найти картинки, запечатлевшие новобрачных у самых разных
монументов. У памятника Ленину, у мемориала павшим в боях
Великой Отечественной, просто у стоящего на постаменте танка.
Сами участники обряда могут и не задумываться о том, кому
именно посвящен памятник; они приезжают сюда только потому,
что «так принято», и потому, что здесь можно будет красиво
сфотографироваться.
Конечно,
это
никак
не
отменяет

символической связи с сакральным, включенной в само устройство
обряда, но в современном свадебном ритуале важнее другое.
Памятник маркирует
некий
локус
публичного
пространства,

выключает
его
из
обыденности,
придает
ему
особенную

прагматику. Теперь здесь выделенное пространство ритуала. В
конце концов, здесь и «просто красиво»: это место, возможно, —
одно
из
немногих
в
округе,
где
царит
какой-никакой,
но

отчетливый стиль и порядок. В отличие от окружающего, вполне
повседневного жилого или индустриального пейзажа, состоящего
из
объектов,
которые
не
воспринимаются
как
эстетически

выделенные.

Иконография свадебного фото естественно вытекает из самого

обряда, в ходе которого возлагают цветы, пьют шампанское и
фотографируются, а новый статус вступающих в брак выражен
присутствием и участием тех, кто составляет родственную часть

— 6 — 

социальных
сетей
новой
семьи.
Отсюда
праздничный
вид

брачующихся, роскошь их одежды, нередко взятой напрокат по
случаю, дворцовые интерьеры, дорогие автомобили и аксессуары.
Фото и видео не только фиксирует церемониальные моменты, но и
помещает происходящее в необычный и зачастую символический
контекст, связанный, как в случае Медного всадника, Марсова поля
и Стрелки Васильевского острова, с местной идентичностью.

Молодожены на Стрелке Васильевского острова: между ними
виднеется шпиль Петропавловского собора. Фотография с сайта
туристического агентства www.pssp.ru. 2007

На мой вопрос девушке-фотографу, почему не на Марсово

поле и не к эрмитажным атлантам, а во двор, она показала на небо:
все вокруг серое, хочется яркого пятна. Никакой, получается,
символики; местная идентичность ассоциируется у них выходит с

— 7 — 

самодеятельным
искусством:
достопримечательность
этого

двора
—
украшенные
мозаикой
стены
нескольких
домов
и

мозаичная
же
красочная
детская
площадка.
На
облачном

апрельском небе и правда было еще только прохладное обещание
солнца.

Яркое пятно вместо дворцовых интерьеров или имперской

архитектуры в качестве фона — все-таки экзотика по сравнению с
желанием «по-царски» встать перед фотографом где-нибудь на
Иорданской лестнице Зимнего дворца. Если бы можно было, они
бы и банкет здесь устроили, но в Эрмитаже желания ограничены
музейным распорядком, а вот снаружи у памятника архитектуры,
просто у памятника и даже во дворе фотографу предписывается
проявить «креатив». Фотографируемые что-нибудь изображают,
как-то взаимодействуют с памятником или городским ландшафтом.
В этом смысле они подобны туристам, «потребляющим» место
фотографированием на его фоне; вот и брачующиеся по велению
фотографа встают так, чтобы устроить выразительный ракурс.
Вот солнце у нее на ладони, вот жених у невесты под каблуком.

А потом они могли бы еще повесить на какую-нибудь ограду

моста или парапет набережной свой именной свадебный замок —
и символически выбросить ключ в воду, от греха подальше. В
отличие от надписи на стене, замок не выглядит откровенным
вандализмом, поэтому в некоторых местах, где есть ограда у воды,
к этому новому обряду относятся терпимо и даже поощряют. К
тому же гроздья замков намекают на плодовитость населения и
крепость семейных уз. То есть прочитываются как сообщение,
смысл которого не сводится к чистой декоративности.

Любая доступная поверхность в публичном пространстве —

это возможность сообщения, которое может быть словесным,
изобразительным или вещным, как в случае замков на ограде или,

— 8 — 

Доступ онлайн
119 ₽
В корзину