Воспитание и образование без насилия, угроз, обмана и подкупа

МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ГОРНАЯ КНИГА»
2015

Леонид Гитис

ВЫПУСК 2

ВОСПИТАНИЕ И
ОБРАЗОВАНИЕ
БЕЗ НАСИЛИЯ,
УГРОЗ,
ОБМАНА
И ПОДКУПА

УДК 001.92 
ББК 76.17 
Г 46 
 
Книга соответствует «Гигиеническим требованиям к изданиям 
книжным для взрослых» СанПиН 1.2.1253-03, утвержденным Главным государственным санитарным врачом России 30 марта 2003 г. 
(ОСТ 29.124—94). Санитарно-эпидемиологическое заключение Федеральной службы по надзору в сфере защиты прав потребителей и 
благополучия человека № 77.99.60.953.Д.014367.12.14 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
Гитис Л.Х. 
Г 46 
Воспитание и образование без насилия, угроз, обмана и подкупа.  М.: Издательство «Горная книга», 2015.  54 с. 
ISBN 978-5-98672-402-7 
 
 
 

 
 
УДК 001.92 
ББК 76.17 
 
 
ISBN 978-5-98672-402-7 
 




Л.Х. Гитис, 2015 
Издательство «Горная книга», 2015 
Дизайн книги. Издательство «Горная книга», 2015 
 

ШКОЛЬНЫЙ БИЗНЕС

Когда-то школьники вечерами ставили спектакли, собирали металлолом, навещали больных, ходили в музеи 
и театры. Теперь они поголовно стали бизнесменами.
Утром невыспавшиеся дети пришли в школу за полчаса 
до звонка. У второклассников заметно оживление, худенький Леша Бурков снует между малышами и что-то активно 
обсуждает. Оказывается, он сделал домашнее задание и 
теперь впаривает его одноклассникам для списывания по 
пять рублей. Кто-то просит снизить цену, но Леша непробиваем: «Ты знаешь, сколько я решал эти задачи, даже 
пятерки маловато». Намучился ребенок, зато тему выучил 
наизусть. И знания, и деньги заработал.
Гоша Самоваров готовится к ЕГЭ, вторую неделю пишет 
шпаргалки по истории. И на школьном рынке сдает их в 
аренду по сто рублей. За год шпаргалки оборачиваются 
раз десять, а потом приходят в негодность. Витя ворует у 
папы сигареты, оптом сдает их Коле, а тот делает наценку 
и продает в розницу. Заодно сбывает и жвачку. К счастью, 
до марихуаны дело не дошло, директриса строгая. Маша 
Степанова учится в художественной школе и торгует своими 
этюдами. Для повышения цены Даша Клюква устраивает 
блиц-аукцион.
Жизнь кипит, каждый школьник старается научиться 
чему-нибудь полезному и продать это дороже. Бизнес-эпидемия, на болтовню и танцы времени не остается.
– Сынок, вроде не совсем прилично брать деньги со 
своих товарищей. Как же вы после бизнеса дружить будете?
– Пап, ты совсем не понимаешь современных отношений. Я трудился, пока решал задачи, а любой труд имеет 
свою цену. Это знают даже первоклашки.
– А мы в твоем возрасте старушек через дорогу переводили, и на душе было приятно. Ты читал про Тимура и 
его команду?

– Не слышал даже, совок, наверное?
– Ты циник. Тимур защищал слабых, сторожил сады и 
огороды, не давал хулиганам жизни.
– Что же тогда делала полиция? Такую работу детям 
нельзя доверять. Твой Тимур был, наверное, двоечником, 
ведь у него не было мотива для хорошей учебы. Может, 
тебе и непривычно соединение учебы и бизнеса, но это дает 
эффект. У нас все учатся хорошо. Это же лучше, чем ваши 
с мамой нотации. К тому же нам школьные оценки не так 
интересны, как прибыль от школьного бизнеса.

ЧТО  НАМ  РЕПИНА  ПАЛИТРА,
ЧТО НАМ ПУШКИНА СТИХИ

 
 
 
 
 
 
 
(А. Галич)

Вас не удивляет любовь узурпаторских режимов к 
классическим произведениям? Почему в школах не изучают современную литературу? Возможно, потому, 
что классика необразованным узурпаторам кажется 
менее опасной.
Уже много лет учителя литературы замечают, что детям 
не все понятно в классических произведениях. Группа 
филологов решила проверить эту гипотезу. Для примера 
взяли строфу из «Евгения Онегина»:
Бразды пушистые взрывая,
Летит кибитка удалая,
Ямщик сидит на облучке
В тулупе, в красном кушаке.
Выяснилось, что среди школьников 6–7 классов из 
этого четверостишья детям были понятны только 3–4 
слова. Скорее всего, Пушкин окажется невостребованным 
и для других детей, ведь спросить у преподавателя дети 
стесняются. Да и самим преподавателям многое непонят

но. Кое-каким современникам классика малоинтересна, 
а школа только отталкивает молодых людей от Пушкина, 
Достоевского, Толстого, Чехова. У молодежи темп жизни 
другой, материальные ценности отодвинули на второй 
план созерцательность и любознательность. Медленное, 
вдумчивое чтение раздражает школьников, а гуманитарные 
университеты берут количеством изучаемых материалов, не 
размениваясь на мелкие детали произведений.
Сохраняется надежда на семейную культуру и любознательность ребенка. Когда они совпадают, общество 
обогащается думающими гражданами, полноценными 
членами. Но явление это редкое, не выходящее за рамки 
одной семьи. Филологи надеются на полезность комментариев к литературным произведениям, которые должны 
помочь расшифровать непонятные места и разъяснить суть 

Все удивительно, непонятно и таинственно. Из таких зверушек учителя 
вряд ли получатся.

произведения. Разъяснениями занимаются чаще всего политически ангажированные специалисты, с удовольствием 
интерпретирующие авторские замыслы. Классические 
произведения написаны давно, авторы возразить уже не 
могут, а любовь к вольным интерпретациям у политиков в 
крови. Так и получается, что «Толстой – зеркало русской 
революции», Базаров – народник, Дубровский – революционер, Чернышевский и Добролюбов – борцы за народное счастье. Фантазии интерпретаторов не бескорыстны, 
им хочется опереться в своих построениях на классиков, 
впрочем, читающая публика ехидно отторгает корыстные 
умопостроения. 
Добросовестные авторы комментариев и разъяснений 
стараются согласовывать свои тексты с замыслом авторов, 
сводя к минимуму собственные предпочтения. Главное, 
чтобы авторский текст был понятен читателю. При этом умный комментатор вынужден понимать уровень интеллекта 
читателя и его образованность. К примеру, читатели 1920-х 
годов могли слишком буквально воспринимать СалтыковаЩедрина, Гоголя, Достоевского, Чехова, и комментаторы 
были вынуждены ограничивать их фантазии. При этом 
было важно, чтобы авторские иносказания не будили в 
малограмотных мозгах агрессию и желание мгновенно 
перестроить мир.
Любопытные факты приводит известный филолог Роман Тименчик. Когда Сталину показали верстку собрания 
сочинений Пушкина с множеством комментариев, тот заметил: «Надо печатать тексты Пушкина, а не демагогию 
вокруг них». Но ведь читатели не понимают многих слов.  
Они спрашивают, что такое «уборная» в интерьере дома 
Татьяны, и так далее? Люди спрашивают «а что это значит?» Большевики пытались политизировать комментарии 
к литературным произведениям, их богатое воображение 
привело к преследованию граждан по признакам формализма, космополитизма, талмудизма, очернительства и 
т.д. Впрочем, это были только поводы для организации 

репрессий. Рассказывают, что Блок сам разъяснял смысл 
непонятных слов: «Платоническая любовь – это любовь без 
взаимности», «лорнет – очки с ручкой», «София – та же 
Соня». Впрочем, похоже на анекдот. Так что призыв писать 
проще, понятнее простому народу – актуален во все века.
Заметим, что комментарии подвергались более тщательной цензурной обработке, чем текст самого произведения. 
Действительно, от комментария зависит смысл произведения. К примеру, «Песнь про купца Калашникова…» можно 
интерпретировать с любых позиций, что и делали царские 
и большевистские идеологи. Впрочем, читая классические 
произведения сотни лет, невозможно сохранять комментарии без изменений. Ведь меняется язык, наименования 
предметов, социальные стандарты, имена героев, историческая логика событий. Хотя сохранить первоначальный 
текст произведения в том виде, как его задумал автор, через 
много лет, скорее всего, невозможно.
Может быть, со временем появятся литераторы, которые 
будут реконструировать тексты классических произведений, 
адаптированные для их современников. Для этого придется 
создавать аппарат декомпозиции сложных текстов, с последующим восстановлением единых конструкций. При этом 
разумно не замечать комментарии доморощенных интерпретаторов, которые, в лучшем случае, используют словари 
с буквальными толкованиями выражений, не углубляясь в 
сложные композиции. К сожалению, некоторые смыслы 
непонятны не только читателям и интерпретаторам, но и 
излишне эмоциональным авторам. Как бы не интересно 
было проникнуть в авторский замысел, для потомков он 
останется скрытым навсегда, защищенным специалистами 
от искажений.
Но в литературе много внятных, не очень таинственных 
текстов. Филологи считают, что классические тексты двухтактны. У таких текстов существует эффект первого прочтения (важно для школьных уроков литературы и истории), 
когда многого не понимаешь, но получаешь эстетическое 

удовольствие, а затем, после разъяснений учителя (комментатора) все становится более-менее ясным, и удовольствие 
только усиливается. Это, по определению филолога М.  
Гаспарова, и есть один из признаков классического произведения. Действительно, кто прочитал текст два раза, тот 
и в третий-четвертый раз его прочтет.
Тем не менее, если учителя разучатся объяснять школьникам скрытые смыслы произведений, то в ближайшем 
будущем классика окажется никому не нужной, прервется 
связь культурных, эстетических, исторических традиций, 
а русский язык пушкинских времен станет непонятен 
потомкам. Кстати, во многих учебных заведениях США 
уже отменили обязательное чтение Шекспира, Джойса, 
Лонгфелло и других классиков. Не хотелось бы подобного 
и у нас.

МЕЖДУ АВТОРАМИ, КНИГОЙ 
И ПОТЕНЦИАЛЬНЫМ ЧИТАТЕЛЕМ 
НУЖЕН ПОСРЕДНИК

Мне известны люди, не умеющие читать. Их можно 
найти в среде плохо образованных граждан, студентов 
и даже ученых. Складывать слова в предложения они 
умеют, грамоте обучены, а вот понимать написанное 
не могут. Такое явление называется функциональной 
неграмотностью.

Когда Ленин говорил, что в условиях массовой неграмотности населения главным искусством является кино и 
еще цирк, он себе представить не мог, что через 60-80 лет 
язык печатного слова будет недоступен миллионам. Скорее 
всего, произошла обратная реакция: упрощенная киноинформация развратила интеллект людей, которые перестали 
работать с печатным словом и переключились на картинки, 
простейшие информационные заметки в интернете, устные 

речи артистов, комментаторов, политиков. Такая деградация интеллекта выгодна администраторам, ведь через 
упрощенные тексты легче зомбировать и оглуплять людей.
Выгоды устной передачи знаний, да еще и в самом примитивном виде, политики поняли давно. Иначе невозможно 
объяснить возвеличивание лекционной формы обучения. 
Почти все профессора убеждены, что лекционная система – главный элемент образования. Почему студенты не 
в состоянии самостоятельно осилить учебную и другую 
специальную литературу? Просто облегченное образование 
развратило их интеллект, снизило планку критичности 
мышления, а в некоторых случаях довело до деградации. 
Поэтому любой бред, передаваемый лектором, находит отклик в студенческих массах, готовых к восприятию ложных 
утверждений, любым формам протеста, маргинальному 
поведению. Вот вам и лекционная форма передачи знаний.
Упрощенные формы образования привели к расцвету 
схоластики, демагогии, примитивных научных теорий. 
Иногда, разговаривая с профессорами университетов, диву 
даешься их невежеству и выдвигаемым теориям. К сожалению, отсутствие профессиональных знаний и культуры 
перешло к тому же и в диссертационные работы. Половину 
диссертаций пишут наемные ремесленники, так называемые 
«научные негры», и качество таких работ не выдерживает 
критики. К тому же на тематику и глубину исследований 
оказывается административное, политическое и цензурное 
давление. Поэтому невежественный профессор никого уже 
не удивляет. Проблема зашла так далеко, что не обращать 
на нее внимание невозможно.
Людей, работающих с книгой, встретить непросто, изредка попадаются читающие рефераты. В результате 
конкуренции неучей и образованных граждан последних 
остались доли процента. Социологи отмечают, что 
интересы респондентов сосредоточены вокруг удовлетворения физиологических потребностей и получения 
удовольствий.