Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Русская историография гуситского движения (40-е гг XIX в. - 1917 г.)

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 625344.01.99
Монография посвящена исследованию одной из важных областей русского славяноведения. В полемике о сущности гуситского революционного движения проявились методологические принципы представителей ряда крупных течений русской общественной мысли: славянофилов и западников, провиденциалистов и позитивистов, сторонников концепции славянской взаимности, последователей протестантской и католической точек зрения на историю средневековой Европы. С проникновением в Россию марксизма были сделаны первые шаги в рассмотрении гуситского движения с диалектико-материалистических позиций. В книге сделана попытка раскрыть корни мировоззрения и методологии отдельных авторов, исследуются творческие биографии каждого из них, анализируются их высказывания по отдельным проблемам истории гуситской эпохи.
Лаптева, Л. П. Русская историография гуситского движения: (40-е гг. XIX в. - 1917 г.) : монография / Л. П. Лаптева. - Москва : Изд-во Московского университета, 1978. - 340 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/354930 (дата обращения: 29.03.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
тэ> 

Л.П. ЛАПТЕВА 

'ЛуссЦ^я 
историография 
гусггшс^рзо 
дб^^е'нуя 

(40-е годы XIX в. — 1917 г.) 

ИЗДАТЕЛЬСТВО 
МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 
1978 

Печатается по 
постановлению 
Редакционно-издательского 
совета 
Московского 
университета 

Рецензенты: 

доктор исторических наук П. А. З а й о н ч к о в с к и й , 
доктор исторических наук В. Г. К а р а с е в 

JI. П. Лаптева. 

Русская историография гуситского движения (40-е 
годы XIX в. — 1917 г.). М., Изд-во 
Моск. 
ун-та, 
1978. 

340 с. 

Монография посвящена исследованию одной из важных 
областей 
русского славяноведения. 
Б полемике о сущности гуситского 
революционного движения 
проявились 
методологические 
принципы 
представителей ряда крупных течений русской общественной мысли: славянофилов и западников, 
провиденциалистов 
и позитивистов, 
сторонников 
концепции славянской взаимности, 
последователей 
протестантской 
и 
католической точек зрения на историю средневековой Европы. С проникновением в Россию марксизма были сделаны первые шаги в рассмотрении гуситского движения с диалектико-материалистических 
позиций. 

В книге сделана попытка раскрыть корни мировоззрения и методологии отдельных 
авторов, исследуются творческие 
биографии 
каждого из них, анализируются их высказывания по отдельным 
проблемам истории гуситской эпохи. 

10601-102 
Л 
077(02)—78 4&~78 

( ф Издательство Московского университета, 1978 г. 

В В Е Д Е Н И Е 

Постановка вопроса. — Предшествующая 
литература.— 
Хронологические 
рамки сюжета.— 
Русская 
историография 
гуситского 
движения 
и историческая 
обстановка.— 
Структура работы 

I 

Изучение развития русского дореволюционного славяноведения советской исторической наукой становится с 
каждым днем все более 
актуальнымНеобходимость 
освещения всей русской дореволюционной историографии, в том числе и трудов по истории славянских народов, с марксистско-ленинских позиций очевидна. 

Общие работы по истории славяноведения в России 
отличаются краткостью и носят обзорный 
характер2. 
Создание подробной картины развития всего русского 
славяноведения дореволюционной эпохи •— дело будущего. Настоящая же монография является попыткой осветить с марксистских позиций лишь ту русскую литературу, в которой исследовалось гуситское революционное движение в Чехии XV в. 

Эта литература составляет, однако, довольно значительную долю всей русской дореволюционной историографии славянства. Из всех сюжетов средневековой истории Чехии именно гуситское движение привлекло наибольшее внимание русских 
славистов. 
Исследований 
даже по крупным проблемам истории зарубежных славян 
(особенно южных) в русской дореволюционной историо
1 Достаточно отметить такие факты, как создание в Институте 
славяноведения и балканистики АН СССР сектора историографии, 
который начал свою работу с подготовки обобщающего труда по 
истории русского славяноведения, как проект издания коллективной 
монографии по истории славяноведения в Московском университете. 

2 См.: П и ч е т а В. И. 
К истории славяноведения 
в СССР.— 
«Историк-марксист», 1941, № 8; е г о 
ж е . 
Академия наук и славяноведение. — «Вестн. Академии наук СССР», 
1945, № 5—6; 
Очерки 
истории 
исторической 
науки 
в СССР, 
т. 1. М-, 
1955, 
с. 325—331; т. 2, 1900, д. 495—§01. 

5 

графии не так уж много. Лишь история Польши, значительная часть которой территориально входила в состав 
Российской империи, да еще события на славянском юге 
в 1877—1878 гг. привлекали большое внимание русских 
ученых. В то же время, гуситскому движению посвящены многие десятки работ, основанных на различной методологии и отражающих развитие всего русского славяноведения, а, следовательно, в известных пределах, и русской исторической науки в целом. 

Представляется правомерным 
утверждение, 
что 
в 
русской историографии зарубежных славян гуситология 
занимает одно из самых видных мест. Оценка ее состояния и эволюции актуальна уже потому, что советскому 
славяноведению предстоит еще осветить в деталях изучение славян в России. Исходя из отношения 
тех или 
иных историков к гуситскому движению, автор предлагаемого исследования попытался определить их методологические принципы и на этом основании сделать выводы об особенностях процесса изучения гуситского движения в России на отдельных этапах, о существовании течений и школ русской гуситологии, чтобы тем самым 
внести хотя бы самый скромный 
вклад в выяснение 
структуры русского дореволюционного славяноведения в 
целом. 

II 

Взгляды ученых России на историю гуситского движения до сих пор не были предметом подробного рассмотрения ни в русской, ни в зарубежной 
литературе. 
В русской дореволюционной историографии встречаются 
лишь краткие обзоры работ по гуситскому движению. 
В зарубежной литературе сведений еще меньше. Относительно наибольший интерес к русской 
историографии 
гуситского движения проявлялся, естественно, в Чехии. 
Можно назвать трех чешских авторов, обращавших внимание на русскую гуситологию. Ярослав Голл упомянул 
некоторые работы Е. П. Новикова и А. Ф. Гильфердинга3, И. Калоусек довольно подробно оценил сочинения 
П. П, Васильева и И. С. Пальмова4, К- Крофта харак
3 G o l l J. [Рец. на кн.:] Huss et la guerre des Hussites, par 
E. Denis. Paris, 1878. — CMKC, 1878, roc. 52, str. 589—592. 

4 K a l o u s e k J. Ruske badani о pricinach a ijcelich hnuti husitskfcho. — CMKC, 1882, roc. 56, str. 90—102 

-6 

теризовал исследования Е. П. Новикова, А. Ф. Гильфердинга, П. П. Васильева, И. С. Пальмова, а также появившиеся позднее работы Ю. С. Анненкова, X. П. Ящуржинского и Н. В. Ястребова 5. 

Но чешские критики касались лишь принципиального 
подхода названных русских ученых к проблемам гуситского движения, .не вдаваясь ни в какие детали. 

В советской историографии имеются 
также лишь 
краткие обзоры русской дореволюционной гуситологии. 
Во втором томе «Очерков по истории исторической науки в СССР» упомянуты и в принципе достаточно верно 
охарактеризованы работы Е. П. Новикова, В. А. Елагина, А. Ф. Гильфердинга, И. С. Пальмова, П. П. Васильева, однако развитие русской гуситологии в развернутом 
виде не представлено, поскольку очерк посвящен истории 
славяноведения в целом6. 

Специально историографии гуситского 
движения, в 
том числе и русской, посвящен небольшой раздел монографии А. И. Озолина «Из истории гуситского революционного движения». Но этот раздел состоит всего из 
трех страниц7. Упоминается лишь несколько русских гуситологов, сочинения которых охарактеризованы в самых 
общих чертах и, на наш взгляд, далеко небезошибочно. 
Особенно это заметно в характеристике И. С. Пальмова, на что указано ниже. 

Более подробен обзор русской историографии гуситского движения, предложенный Г. И. Липатниковой в 
статье «К изучению гуситского движения в русской дореволюционной историографии»8. Это — первая в нашей 
литературе попытка наметить периодизацию 
изучения 
гуситского движения 
в России, 
увязать развитие гуситологии с политическими событиями, отдельными сочинениями зарубежных историков, элементами философии Гегеля. Однако Г. И. Липатникова не смогла осветить тему достаточно полно. Обзор заканчивается 1882 
годом. Между тем, как раз период с 90-х годов XIX в. 

5 К г o f t а К. 
Novejii badanf о Husovi a hnutf husitsk&ih — 
ССН, гос. 21, 1915, str. 40—78, 121—160, 347—379. 
, 

6 См.: Н и к и т и н С. А. Славяноведение. — В кн.: Очерки истории исторической науки в СССР, т.'2. М., 1960, с. 499—501. 

7 См.: О з о л и н А. И. Из истории гуситского революционного 
движения. Саратов, 1962, с. 20—22. 

3 Вопросы истории славян, вып. 1. Воронеж^ 1963, с. 69—92,
7 

до 1917 г. — время появления наиболее прогрессивных в 
методологическом отношении характеристик 
гуситского 
движения; в это же время наблюдаются рецидивы славянофильского подхода к гуситской эпохе, 
что 
имеет 
серьезное значение для уяснения связи гуситологических 
исследований с политической обстановкой в России. 

Кроме того, в обзоре 
упущены 
из 
виду 
работы 
П. А. Ровинского и некоторые другие сочинения представителей критического направления в 60-е годы XIX в. 
Г. И. Липатникова полагает, видимо, что славянофильская концепция вплоть до 70-х годов XIX в. не встречала никаких возражений в русской литературе. В целом 
освещение русской гуситологии из-за краткости статьи 
несколько фрагментарно. Вероятно, малый объем не позволил ее автору и привлечь архивные материалы. 

В 1973 г. в печати появился еще один обзор русской 
дореволюционной литературы о гуситском 
движении9 

приблизительно такого же объема, как работа Г. И. Липатниковой. Автор этого обзора, Ю. Ф. Иванов, задался 
целью в небольшой журнальной статье осветить всю 
русскую историографию гуситского движения вплоть до 
1917 г., 
что 
представляется 
задачей 
невыполнимой. 
Ю. Ф. Иванову не удалось раскрыть условия формирования взглядов отдельных историков на гуситское движение и тем более их мировоззрение в целом. Он не вводит 
в научный оборот никаких архивных материалов, в обзоре нет ясной характеристики 
отдельных 
направлений 
или школ в изучении гуситского движения, многие важные сочинения даже не упомянуты, ни слова не сказано 
о первых попытках освещения гуситского 
движения с 
марксистских позиций. Оценки ряда историков представляются несколько поверхностными, а иногда и противоречивыми. Например, о Т. Н. Грановском сначала говорится как об ученом, не разделявшем славянофильского 
взгляда на гуситское движение (с. 52), а затем подчеркивается, что он «пытался учесть» славянофильскую точку зрения, «сделал упор» на трактовку гуситского движения как религиозного, как на спор между католицизмом и направлением, близким к восточному православию 
(с. 54). Из последнего утверждения можно понять, что 

9 См.: И в а н о в 
Ю. Ф. 
Гуситское движение в русской историографии. — «Вопросы истории», 1973, № 9, с. 52—63. 

8 

Т. Н. Грановский скорее стоял как раз на славянофильских позициях, поскольку именно славянофилы видели 
в гуситском движении конфликт между католицизмом и 
православием. Возможно, конечно, что взгляды Т.Н. Грановского на гуситское движение были противоречивы, но 
в статье на это не указано, поэтому остается отнести 
противоречие только на счет Ю. Ф. Иванова. Нельзя согласиться также с трактовкой творчества отдельных историков, которую предлагает этот автор. 

Таким образом, даже относительно наиболее полные 
обзоры русской дореволюционной литературы о гуситском движении не дают действительной картины развития этой области славистики. Некоторые сведения о русской дореволюционной гуситологии имеются в сочинениях, посвященных другим вопросам 10, но это, разумеется, 
не заполняет пробела. 

III 

В монографии анализируются около 90 работ по чешской истории периода от конца XIV в. (время назревания гуситского движения) до 1434 г. (окончание революционного периода). 
Последующая эпоха составляет 
самостоятельную проблематику, и поэтому сочинения о 
ней не включены в наше исследование. 
Время 
после 
1434 г. — принципиально новый период истории Чехии, 
период дальнейшего укрепления феодализма, резко отличающийся от предшествующей эпохи п. 

Таким образом, в монографии рассмотрены взгляды 
русских историков на предпосылки 
гуситского движения, первых носителей реформационной идеологии в Чехии, Яна Гуса, его соратников, партии чашников и таборитов, место и значение гуситского движения в истории Европы. 

Хронологические рамки литературы, явившейся объектом исследования, определяются процессом ее разви
10 Кроме уже 
упомянутых 
работ 
см., 
например: 
М и т р . я е в А. И. Советская историография гуситского движения. Автореф. 
канд. дис. Харьков, 1971. 

11 Русская литература о периоде правления Иржи из Подебрад 
(1452—1471) разобрана в нашей статье «Эпоха Иржи из Подебрад 
в русской дореволюционной историографии» 
в кн.: Cultus 
Pads. 
Prague, 1966, pp. 179—196. 

9 

тия. 40-е годы XIX в. — время появления первых упоминаний гуситского движения, о котором ранее в России 
просто не писали. 1917 год — начало новой эпохи истории, а вместе с тем и решающая веха в историографии — стал естественной конечной границей исследуемого периода. 

В числе прочих в монографии проанализированы и 
труды некоторых известных ученых, принадлежащих не 
только русской науке, но работавших долгие годы в 
России и издававших свои сочинения на русском языке. 
За пределами исследования осталась русская художественная и вся переводная литература. 

Развитие русской историографии по отдельным конкретным вопросам гуситского движения уже анализировалось нами в ряде статей12. Настоящая монография характеризует русскую дореволюционную гуситологию не 
только в целом, но и по направлениям, школам, авторам. В книге рассматриваются как наиболее значительные труды по гуситскому движению, так и публицистика. В этом смысле работа несколько выходит за рамки 
чисто историографического исследования, отражая взгляды на гуситское движение не только специалистов, но 
и представителей различных кругов русского общества. 

12 См.: Л а п т е в а 
Л. П. Иероним Пражский в русской историографии XIX — начала XX в. — «Вестн. Моск. ун-та. История», 
1970, № 6 ; е е 
ж е . 
Табориты, их социальный состав и идеология 
в освещении русской литературы XIX — начала XX в. — «Советское славяноведение», 
1971, № 4; е е 
ж е . 
Ян Гус и немецкая 
реформация 
в освещении 
русской 
литературы XIX — начала 
XX в. — В кн.: Исследования по славяногерманским 
отношениям. 
М., 1971; е е 
ж е . 
Прогрессивное направление русской, дореволюционной историографии гуситского движения. — В кн.: История 
и историки. Историографический ежегодник 1972. М., 1973; e a d e m . 
Husitstvi ve starsi ruske a sovetske historicke literature. — «Slovansky Prehled», 1963, d. 49, c. 5; e a d e m. 
Pokrokovy proud v ruske 
predrevolucni husitologii. — «Slovansky Prehled», 1969, d. 55, c. 5; 
e a d e m . 
Socialrw politicky faktor husitskeho hnuti' v ruske historiografii XIX. a zacatku XX. stoleti. — «Ceskoslovensky Casopis historicky», 1971, c. 2; e a d e m . 
Hus a Viklef. Osvetleni jejich vzajemneho 
vztahu v ruske historiografii XIX. a zacatku XX. stoleti. — «Jihocesky 
sbornik historicky», roc. XL, 1971, c. 3; e a d e m . 
Jan Hus v ruske 
historiografii v 19. a na pocatku 20. 
stoleti. — «Slovanske historicke 
studie», d. IX, 1972; e a d e m . 
Narodnostni aspekty husitskeho hnuti 
v ruske historiografii 19. а рос. 20. stol. — «Ceskoslovensko-sovetske 
vztahy», II. Praha, 1973; e a d e m . Ruska liiteratura 19. a pocatku 20. 
stoleti о Janu Zizkovi a husitskych valkach. — «Jihicesky Sbornik 
historicky», 1974/XLIII, zvl. cislo. 

10