Социальная модернизация в России в конце XX века


Российская Академия Наук Институт философии




Л.А. Беляева

СОЦИАЛЬНАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ В РОССИИ В КОНЦЕ XX ВЕКА









Москва
1997

ББК 15.51
Б 44

В авторской редакции




                                    Рецензенты:
доктор фидос. наук З.Т.Голенкова доктор фидос. наук И.Н.Сиземская доктор фидос. наук В.Г.Федотова



Б 44        БЕЛЯЕВА ЛА Социальная модернизация в России в
           конце XX века. — М., 1997. — 173 с.

                 В монографии переход от огосударствленной к рыночной экономике, который Россия осуществляет наряду с другими посткоммунистическими странами, рассматривается как глобальный процесс социальной модернизации. В центре исследования — проблемы внедрения рыночных отношений в условиях командной экономики в посткоммунистической России и социальные последствия осуществляемых реформ. В качестве приемлемой для России рассматривается модель смешанной экономики, получившая приоритетное развитие в развитых и развивающихся странах мира. Анализируются социальные изменения, происходящие под воздействием глобальных экономических сдвигов (прежде всего в отношениях собственности), в социальной стратификации общества и в ценностном сознании населения России.










ISBN 5-201-01947-1

              © Л.А.Беляева, 1997
                                   ©ИФРАН, 1997

                ПРЕДИСЛОВИЕ





                         ''Рационалистическая организация общества это та же логика выгоды, разумеется, широко понятая. Она всегда сводится к тому, что прежде чем поднять человека на него надо наступить”.
                         Фазиль Искандер. Человек и его окрестности

     Сегодня Россия, как уже не раз в своей истории, стоит перед необходимостью выбора пути своего дальнейшего развития. Конечно, нельзя абсолютизировать сами возможности такого выбора, поскольку он находится в зависимости не только от разработанных социальных проектов, или от спонтанно осуществляемых преобразований, или от намерений правящей элиты. Вполне возможно, что теоретические построения вновь и вновь будут разбиты об объективные обстоятельства и субъективные намерения участников исторического процесса, о тихую заводь традиций и привычек народной массы. Так уже не раз бывало в России. И тем не менее вновь и вновь возникает соблазн “понять Россию”, очертить ее место в современном мире и, по возможности, представить, в каком направлении она будет развиваться в столь драматический период своей истории и в последующие годы.
     Проблемы модернизации современного российского общества в конце XX века сложны и многоплановы — это не только экономические реформы, направленные на приведение хозяйственного механизма в дееспособное состояние, способствующее эффективному развитию экономики, но и более глобальный выбор — будет ли Россия развиваться в изоляции от остального мира, войдет ли она в мировое сообщество и в какой роли, сохранит ли свою самобытность, или сможет создать продуктивный сплав своего социокультурного своеобразия с рациональными ценностями современного общества.
     Предпринятое в настоящей книге рассмотрение противоречивых проблем российской модернизации в контексте мировых переходных процессов позволяет заключить, что Россия движется к современному рыночному обществу не самым оптимальным путем, поскольку социальная база преобразований искусственно сужена, а применяемая модель реформирования оказалась ниже тех возможностей, которые были накоплены в предшествующие годы, и которыми располагало общество к началу реформ. И тем не менее анализ показывает, что модернизация оказывает на общество неоднозначное воздей

3

ствие — наряду с такими негативными процессами как маргинализация значительных слоев населения, глубокая имущественная дифференциация, недоиспользование научно-технического потенциала и т.д., в обществе происходят глубокие институциональные изменения, ускорилось распространение современной системы ценностей, появился новый тип хозяйствующего субъекта, для которого характерна ориентация на самодеятельную, независимую от государства экономическую деятельность.
     Эмпирической базой проведенного анализа явились два всероссийских социологических исследования, одно из которых было проведено на самом излете перестройки, еще до распада СССР — в 1990 году, а другое в России 1994 года, когда страна уже обрела свой новый геополитический статус, прожила первые годы экономической реформы. Оба исследования проводились по сопоставимой методике, что позволило провести корректное сравнение данных. В них участвовал большой коллектив социологов, которым руководил член-корреспондент РАН Н.И.Лапин.
     Я признательна моим коллегам по совместной работе, коллективу Центра исследования динамики ценностей Института философии РАН, где обсуждалась работа и были высказаны ценные для меня замечания, а также моим рецензентам — докторам философских наук, профессорам З.Т.Голенковой, И.Н.Сиземской и В.Г.Федотовой.
     Работа подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (гранты 96-03-04335а и 97-03-04176а).

РАЗДЕЛ 1
РОССИЯ В КОНТЕКСТЕ МИРОВЫХ ПЕРЕХОДНЫХ ПРОЦЕССОВ В КОНЦЕ ХХ ВЕКА





                1.1. Переходный период как смена парадигмы общественного развития




    Вторая половина XX века проходит под знаком переоценки возможностей форсированного рывка в развитии общества в рамках тоталитарного политического устройства, называемого государственным социализмом. Теоретические разработки, реальные и мнимые возможности, а главное, практика подобной модели развития практически исчерпали себя, и большинство стран мира, следовавшие ей, вступили в эпоху перехода от одного типа эволюции, основанного на принудительно направляемой экономике и огосударствлении всех сфер общества, к другому, в основе которого — рыночные механизмы и стимулы и демократическое устройство. Некоторые страны продемонстрировали другие пути совершенствования общества и получили не столь удручающие результаты, существуют и успешные варианты трансформаций в ряде стран мира. Это дает надежду, что и в России возможно использовать поучительные аспекты чужого опыта. Россия не только не стоит в стороне от происходящих в мире переходных процессов, но и сосредоточивает внутри и вокруг себя все те же проблемы, которые возникают по их поводу. Вполне естественно, что проблемы России, занимавшей центральное и доминирующее место в системе стран, шедших по социалистическому пути развития, наиболее близко сопрягаются с проблемами постсоциалистических стран Центральной и Восточной Европы.
    Переход России и других восточноевропейских стран к новой парадигме развития объективно обусловлен всем ходом эволюции этих стран. К середине 80-х годов здесь до предела обострился системный кризис, охватывающий экономику, политику, социальную и культур

5

ную сферы. Возможности системы к саморазвитию в условиях индустриального этапа цивилизации были полностью исчерпаны, а переход к постиндустриальному этапу был блокирован жесткой государственной системой, осуществляющей тотальный контроль над всеми сферами общества, исключающий их автономное развитие. Нарастало отставание от уровня западных стран, вступивших в эпоху постиндустриализма. Исторический спор социализма и капитализма был проигран. С ликвидацией доминирования Советского Союза в социалистической системе стран перед последними встали проблемы либерализации экономики, политики, идеологии. Большинство стран с большим энтузиазмом вступили на этот путь, но результаты по истечении нескольких лет реформ оказались весьма различными. Можно согласиться с оценкой большинства специалистов, что в Чехии, Польше, Венгрии и Словении (а некоторые считают, что и в Словакии) процесс экономических реформ был и остается до сих пор менее болезненным и тяжелым, чем в других постсоциалистических странах, и в этих же странах более благоприятные перспективы стабилизации демократии¹. Лишь названные пять из двадцати семи постсоциалистических стран более-менее успешно осуществляют неолиберальную трансформацию, а в большинстве стран принятая модель реформирования привела к углублению кризиса, расшатыванию основ государства, отбросила общество к уровню слаборазвитости.
     Весьма показательно, что каждая из более менее благополучных стран к началу реформ помимо двух общих предпосылок, во-первых, сохранение при плановой системе в том или ином объеме рыночного сектора экономики и, во-вторых, наличие социальных групп, имеющих рыночную психологию, имела и свои собственные предпосылки быть более продвинутой к рынку и мировой экономической системе. Скажем, в Венгрии достаточно долго проводилась политика благоприятствования арендным отношениям и развитию акционирования (с начала 80-х годов на рынке существовало уже более 40 видов ценных бумаг). Для создания конкуренции еще в условиях социализма шло разукрупнение предприятий-гигантов, расширялось поле свободных цен, либерализировалась внешняя торговля и поощрялся иностранный капитал, шлифовался налогово-кредитный механизм. К 1985 г. все хозяйственные блоки предприятий управлялись здесь только индикативными регуляторами. И все же даже в Венгрии монетаристские реформы вызвали спад производства, рост безработицы, инфляцию, дефицит бюджета².
     В Чехии до начала либеральных реформ в течение 25 лет последовательно повышались цены на энергоносители, что приблизило эту стра

6

ну к структуре мировых цен и при либерализации экономики финансовая дестабилизация была не столь разрушительна как в России и других постсоциалистических странах. Уже к 1993 г. здесь наблюдалось оживление производства и рост реальных доходов населения.
     Нельзя не учитывать и то обстоятельство, что сейчас только некоторые страны получают полноценную помощь Запада для модернизации своих экономик. Так, 70% всех средств 24-х самых развитых стран Запада были получены Польшей, Венгрией и Чехией для создания финансового рынка и трансформации собственности³.
     В России же сосредоточены наиболее сложные проблемы переходного периода. Государственный социализм имел здесь самую долгую историю, за которую была создана прочная, даже жесткая конструкция, исключающая автономию экономики, идеологии, культуры, духовной жизни. Огосударствление приобрело столь впечатляющие размеры, что ни одна из подсистем общества не могла быть реформирована без того, чтобы не затронуть все остальные. Именно это обстоятельство требовало иной стратегии трансформации, чем в других постсоциалистических странах, имеющих для либеральных реформ отмеченные выше предпосылки. Но эта стратегия не была вовремя разработана и реально был применена стандарстная либеральная реформа, не учитывающая многие особенности российского общества. Поэтому современное переходное состояние в России можно охарактеризовать как глубочайший кризис, в котором оказалось общество не только в результате предыдущего развития, но и вследствие осуществляемого реформаторского курса. Два совпавших по времени процесса — реформы и кризис — создали своего рода порочный круг, выбраться из которого обществу все труднее. Это дало основание Н.И.Лапину рассматривать современное состояние российского общества как патологический социокультурный кризис, который, в отличие от нормального кризиса развития, служит формой разложения определенного типа общественных отношений⁴.
     И тем не менее хотелось бы не просто ждать, когда российский социум пройдет через распад, нулевую точку, хаос, “смерть”, поскольку, как полагает, например, МАЧешков, природа генетически наследованного советского социума в принципе нереформируема⁵, а попытаться понять, действительно ли положение России столь катастрофично, каковы возможности выхода из кризиса и каков оптимальный путь движения нашей страны к современной цивилизации. Тем более, что катастрофизму в оценке современного состояния и исторического будущего России противостоит достаточно плотный круг дискурсов, посвященных позитивной разработке проблем

7

трансформации России в контексте мировых переходных процессов⁶. Хотя надо признать, что проблемы трансформации российского общества применительно к современной ситуации только начинают разрабатываться, тогда как историософские исследования предыдущих трансформаций уже имеют и прочную традицию, и современные достижения⁷.
    В современных исследованиях все более активно преодолевается деление обществ по формационному признаку или по способу производства (известная пятичленка) и превалирует рассмотрение единого цивилизационного процесса как глобального движения от традиционного общества к современному. Соответственно разрабатываются и теоретические модели, которые могли бы выступать как социальные проекты такого движения. Наиболее распространены теории модернизации (во множестве вариантов), теории зависимого развития и изоляционистские теории. Несмотря на разность подходов, используемых механизмов и движущих сил в предлагаемых проектах и другие отличия, априори большинство авторов исходят из того, что модернизированное, современное общество обладает качественным преимуществом перед традиционным: по уровню жизни населения, по степени свободы и защищенности человека, по развитию демократии и способности общества решать проблемы и конфликты ненасильственным путем. Традиционное общество по преимуществу аграрное общество, оно основано на простом воспроизводстве, ручном труде, низком динамизме социокультурных процессов. Современное, модернизированное общество отличается от традиционного нормой накопления ресурсов для расширенного воспроизводства, в его материальной основе лежит индустриальное и постиндустриальное производство, реально существует плюрализм культур и духовности, динамично развивается социальная сфера.
    Традиционное и современное общества характеризуются принципиальной разницей в поведении и взаимоотношениях людей, которая и определяет их динамизм, их стабильность и их развитие. Первый тип функционирует на основе выработанных норм, традиций и обеспечивает успех тем, кто им следует и способствует их сохранению. Второй тип общества — современный — зиждется на инновационном поведении, ломающем устоявшиеся нормы, связи, отношения.
    В процессе длительного исторического развития современное общество сформировало институты, нормы и ценности и соответствующие ему типы экономической, политической, правовой и социальной организации. Их наличие предоставляет индивиду достаточно свободы делать свой выбор и реализовывать свои потенции, четко

8

осознавать свои права и интересы, а также действовать в соответствии с рационально поставленной целью.
     Разумеется, что большинство существующих стран не могут претендовать на то, что в них присутствуют исключительно только современные или традиционные системы и отношения. Речь в данном случае идет о том, какие доминируют в конкретном обществе, в частности, какие модели поведения людей — традиционные или современные, определяют его развитие. Мир как глобальная система, рассмотренный с точки зрения современного и традиционного, предстает как сложный конгломерат обществ, которые уже стали модернистскими, или находятся на различных ступенях движения к современности, а также застывших в своем традиционализме, даже в предельно архаичных формах. Безоговорочно к современным относятся страны Западной Европы, США, Канада, Австралия, Япония. Хотя надо заметить, что именно Япония демонстрирует тот сплав современности и традиционности, который поколебал уверенность многих исследователей в однолинейности процесса перехода от традиционного к модернистскому обществу.
     Что же создает тот тип общества, который получил название современного? Наряду с констатацией того, что экономическое развитие в нем не может происходить без соответствующего уровня политической демократии, развитого гражданского общества, правовой, культурной и личностной защищенности индивида, есть все же тот универсальный механизм, который создает объективные основы для функционирования современного общества и определяет его отличие от традиционного.
     Таким универсальным механизмом, “сделавшим” современное общество, является рынок. И сейчас главное противостояние современного и традиционного общества проходит по линии рынок — традиция, ритуал⁸.
     Для обществ современного типа рынок является основным пространством, где индивид или группа людей могут преследовать свои частные интересы. При этом рынок не следует понимать в чисто экономическом смысле. Рынок является универсальным интегративным механизмом, регулирующим не только производство и распределение материальных благ, но и любые социальные роли. Адам Смит понятие рынка связывал не столько с формами хозяйственного обмена, сколько с особого рода субъектом — “экономическим человеком”. Для последнего универсальным и безусловным императивом повседневного поведения в хозяйственной, политической и духовной сферах жизни является достижение частных интересов.

9

    В отличие от современного традиционное общество функционирует на основе устоев, привычек, традиций, некоторого универсального образа действий. Подобно рынку традиция не просто бытовой или хозяйственный институт, но универсальный интегративный механизм, организующий любые социальные роли. В традиционном обществе норма, традиция определяет собой ту единственную и саму собой разумеющуюся форму, в которой личность или общность может выразить свои частные интересы, и это делает невозможным их переживание в качестве рациональной цели, предмета внутренней рефлексии или же внешнего принуждения. Какие бы частные интересы человек традиционного общества ни преследовал, он прежде всего занят поддержанием всеобщего сакрального порядка — это определяет и непосредственные цели, и конечный смысл его действий.
    При всей условности выделенных идеализированных моделей они отражают фундаментальные отличия традиционных и современных обществ, хотя в реальной практике они в той или иной мере объединены и встречаются в чистом виде не часто. С этим связана и проблема интерпретации современных мировых процессов — идут ли они в направлении постепенного перерастания обществ традиционного типа в общества современные, или же процесс более сложен, скажем, даже в силу того, что именно традиционные общества обладают феноменальной устойчивостью и именно эта форма человеческого общества была реализована в мире в наиболее законченном виде. Да и в количественном отношении традиционные общества преобладают в мире.
    Эти обстоятельства, как и многозначность и многообразность опыта перехода от традиционного к современному обществу, заставляют усомниться в правильности рассмотрения развития как однонаправленного процесса, следующего по формационным делениям. А.Кара-Мурза предложил своего рода точную метафору — развитие как “цивилизационный веер”, развертывающийся между крайними полюсами — “этатистско-общинным” и “индивидуально-собственническим”. “Каждый цивилизационный луч равноправен в историческом смысле уже по праву своего бытия”⁹.
    В такой интерпретации Россия, уже сделавшая за свою историю несколько решительных шагов к современному обществу (по подсчетам одних авторов их было 3 за последние два века, по подсчетам других — 13 за 400 лет истории российского и советского государства), один из лучей такого веера, который периодически колеблется между полюсами цивилизации. Может ли Россия стать современным обществом, или ей уготовлена роль вечного маятника — вопрос дискусси

10