Мой домострой

А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

МОЙ ДОМОСТРОЙ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

МОЙ ДОМОСТРОЙ 

Утром, когда я, встав от сна, стою перед зеркалом и надеваю 
галстух, ко мне тихо и чинно входят теща, жена и свояченица. 
Они становятся в ряд и, почтительно улыбаясь, поздравляют меня 
с добрым утром. Я киваю им головой и читаю речь, в которой 
объясняю им, что глава дома – я. 
– Я вас, ракалии, кормлю, пою, наставляю, – говорю я им, – 
учу вас, тумбы, уму–разуму, а потому вы обязаны уважать меня, 
почитать, трепетать, восхищаться моими произведениями и не 
выходить из границ послушания ни на один миллиметр, в противном случае... О, сто чертей и одна ведьма, вы меня знаете! В 
бараний рог согну! Я покажу вам, где раки зимуют! и т. д. 
Выслушав мою речь, домочадицы выходят и принимаются за 
дело. Теща и жена бегут в редакции со статьями: жена в «Будильник», теща в «Новости дня» к Липскерову. Свояченица садится за переписку начисто моих фельетонов, повестей и трактатов. За получением гонорара посылаю я тещу. Если издатель платит туго, угощает «завтраками», то, прежде чем посылать за гонораром, я три дня кормлю тещу одним сырым мясом, раздразниваю ее до ярости и внушаю ей непреодолимую ненависть к издательскому племени; она, красная, свирепая, клокочущая, идет за 
получкой, и – не было случая, чтобы она возвращалась с пустыми 
руками. На ее же обязанности лежит охранение моей особы от 
назойливости кредиторов. Если кредиторов много и они мешают 
мне спать, то я прививаю теще бешенство по способу Пастера и 
ставлю ее у двери: ни одна шельма не сунется! 
За обедом, когда я услаждаю себя щами и гусем с капустой, 
жена сидит за пианино и играет для меня из «Боккачио», «Елены» 
и «Корневильских колоколов», а теща и свояченица пляшут вокруг стола качучу. Той, которая особенно мне угождает, я обещаю подарить книгу своего сочинения с авторским факсимиле и 
обещания не сдерживаю, так как счастливица в тот же день каким–нибудь поступком навлекает на себя мой гнев и таким образом теряет право на награду. После обеда, когда я кейфую на диване, распространяя вокруг себя запах сигары, свояченица читает 
вслух мои произведения, а теща и жена слушают. 
– Ах, как хорошо! – обязаны они восклицать. – Великолепно! 
Какая глубина мысли! Какое море чувства! Восхитительно! 

2 

Когда я начинаю дремать, они садятся в стороне и шепчутся 
так громко, чтобы я мог слышать: 
– Это талант! Нет, это – необыкновенный талант! Человечество многое теряет, что не старается понять его! Но как мы, ничтожные, счастливы, что живем под одной крышей с таким гением! 
Если я засыпаю, то дежурная садится у моего изголовья и веером отгоняет от меня мух. 
Проснувшись, я кричу: 
– Тумбы, чаю! 
Но чай уже готов. Мне подносят его и просят с поклоном: 
– Кушайте, отец и благодетель! Вот варенье, вот крендель... 
Примите от нас посильный дар... 
После чая я обыкновенно наказываю за проступки против домашнего благоустройства. Если проступков нет, то наказание зачитывается в счет будущего. Степень наказания соответствует 
величине проступка. 
Так, если я недоволен перепиской, качучей или вареньем, то 
виновная обязана выучить наизусть несколько сцен из купеческого быта, проскакать на одной ноге по всем комнатам и сходить за 
получением гонорара в редакцию, в которой я не работаю. В случае непослушания или выражения недовольства я прибегаю к более строгим мерам: запираю в чулан, даю нюхать нашатырный 
спирт и проч. Если же начинает бушевать теща, то я посылаю за 
городовым и дворником. 
Ночью, когда я сплю, все три мои домочадицы не спят, ходят 
по комнатам и сторожат, чтобы воры не украли моих произведений.