Из воспоминаний идеалиста

А.П. Чехов

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ 

ИДЕАЛИСТА

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Из воспоминаний идеалиста. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 5 с. –

(Библиотека русской классики).

ISBN 978-5-16-007132-9
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ ИДЕАЛИСТА

У нашего казначея сто рублей вперёд и порешил во что бы то 

ни стало «пожить», пожить во всю ивановскую, так, чтобы потом в 
течение десяти лет жить одними только воспоминаниями. 

А вы знаете, что значит «пожить» в лучшем смысле этого сло
ва? Это не значит отправиться в летний театр на оперетку, съесть 
ужин и к утру вернуться домой навеселе. Это не значит отправиться на выставку, а оттуда на скачки и повертеть там кошельком 
около тотализатора. Если вы хотите пожить, то садитесь в вагон и 
отправляйтесь туда, где воздух пропитан запахом сирени и черёмухи, где, лаская ваш взор своей нежной белизной и блескомалмазных росинок, наперегонку цветут ландыши и ночные красавицы. Там, на просторе, под голубым сводом, в виду зеленого леса и 
воркующих ручьёв, в обществе птиц и зелёных жуков, вы поймёте, 
что такое жизнь! Прибавьте к этому две-три встречи с широкополой шляпкой, быстрыми глазками и белым фартучком... Признаюсь, обо всем этом я мечтал, когда с отпуском в кармане, обласканный щедротами казначея, перебирался на дачу. 

Дачу я нанял, по совету одного приятеля, у Софьи Павловны 

Книгиной, отдавшей у себя на даче лишнюю комнату со столом, 
мебелью и прочими удобствами. Наём дачи совершился скорее, 
чем мог я думать. Приехав в Перерву и отыскав дачу Книгиной, я 
взошёл, помню, на террасу и... сконфузился. Терраска была уютна, 
мила и восхитительна, но ещё милее и (позвольте так выразиться) 
уютнее была молодая, полная дамочка, сидевшая за столом на террасе и пившая чай. Она прищурила на меня глазки. 

— Что вам угодно? 
— Извините, пожалуйста... — начал я. — Я... я, вероятно, не 

туда попал... Мне нужна дача Книгиной... 

— Я Книгина и есть... Что вам угодно? 
Я потерялся... Под квартирными и дачными хозяйками привык 

я разуметь особ пожилых, ревматических, пахнущих кофейной 
гущей, но тут... — «спасите нас, о неба херувимы!»— как сказал 
Гамлет, сидела чудесная, великолепная, изумительная, очаровательная особа. Я, заикаясь, объяснил, что мне нужно. 

— Ах, очень приятно! Садитесь, пожалуйста! Мне ваш друг пи
сал уже. Не хотите ли чаю? Вам со сливками или с лимоном? 

Есть порода женщин (чаще всего блондинок), с которыми дос
таточно посидеть две-три минуты, чтобы вы почувствовали себя 
как дома, словно вы давным-давно знакомы. Такой именно была и 
Софья Павловна. Выпивая первый стакан, я уже знал, что она не 
замужем, живёт на проценты с капитала и ждёт к себе с гости тё

тю; я знал причины, какие побудили Софью Павловну отдать одну 
комнату внаймы. Во-первых, платить сто двадцать рублей за дачу 
для одной тяжело и, во-вторых, как-то жутко: вдруг вор заберётся 
ночью или днём войдёт страшный мужик! И ничего нет предосудительного, если в угловой комнате будет жить какая-нибудь одинокая дама или мужчина. 

— Но мужчина лучше! — вздохнула хозяйка, слизывая варенье 

с ложечки. — С мужчиной меньше хлопот и не так страшно... 

Одним словом, через какой-нибудь час я и Софья Павловна бы
ли уже друзьями. 

— Ах да! — вспомнил я, прощаясь с ней. — Обо всем погово
рили, а о главном ни слова. Сколько же вы с меня возьмёте? Жить 
я у вас буду только двадцать восемь дней... Обед, конечно... чай и 
прочее. 

— Ну, нашли, о чем говорить! Сколько можете, столько и дай
те... Я ведь не из расчёта отдаю комнату, а так... чтоб людней было... двадцать пять рублей можете дать? 

Я, конечно, согласился, и дачная жизнь моя началась... Эта 

жизнь интересна тем, что день похож на день, ночь на ночь, и —
сколько прелести в этом однообразии, какие дни, какие ночи! Читатель, я в восторге, позвольте мне вас обнять! Утром я просыпался и, нимало не думая о службе, пил чай со сливками. В одиннадцать шёл к хозяйке поздравить её с добрым утром и пил у неё кофе с жирными, топлёными сливками. От кофе до обеда болтали. В 
два часа обед, но что за обед! Представьте себе, что вы, голодный 
как собака, садитесь за стол, хватаете большую рюмку листовки и 
закусываете горячей солониной с хреном. Затем представьте себе 
окрошку или зеленые щи со сметаной и т.д. и т.д. После обеда безмятежное лежанье, чтение романа и ежеминутное вскакивание, так 
как хозяйка то и дело мелькает около двери — и «лежите!», «лежите!..» Потом купанье. Вечером до глубокой ночи прогулка с 
Софьей Павловной... Представьте себе, что в вечерний час, когда 
все спит, кроме соловья да изредка вскрикивающей цапли, когда 
слабо дышащий ветерок еле-еле доносит до вас шум далёкого поезда, вы гуляете в роще или по насыпи железной дороги с полной 
блондиночкой, которая кокетливо пожимается от вечерней прохлады и то и дело поворачивает к вам бледное от луны личико... 
Ужасно хорошо! 

Не прошло и недели, как случилось то, чего вы давно уже ждёте 

от меня, читатель, и без чего не обходится ни один порядочный 
рассказ... Я не устоял... Мои объяснения Софья Павловна выслушала равнодушно, почти холодно, словно давно уже ждала их, 
только сделала милую гримаску губами, как бы желая сказать: 

— И о чем тут долго говорить, не понимаю! 
Двадцать восемь дней промелькнули как одна секунда. Когда 

кончился срок моего отпуска, я, тоскующий, неудовлетворённый, 
прощался с дачей и Соней. Хозяйка, когда я укладывал чемодан, 
сидела на диване и утирала глазки. Я, сам едва не плача, утешал её, 
обещая наведываться к ней на дачу по праздникам и бывать у неё 
зимой в Москве. 

— Ах... когда же мы, душа моя, с тобой посчитаемся? —

вспомнил я. — Сколько с меня следует? 

= Когда-нибудь после... — проговорил мой «предмет», всхли
пывая. 

— Зачем после? Дружба дружбой, а денежки врозь, говорит по
словица, и к тому же я нисколько не желаю жить на твой счёт. Не 
ломайся же, Соня... Сколько тебе? 

— Там... пустяки какие-то... — проговорила хозяйка, всхлипы
вая и выдвигая из стола ящичек. — Мог бы и после заплатить... 

Соня порылась в ящике, достала оттуда бумажку и подала её 

мне. 

— Это счёт? — спросил я. — Ну, вот и отлично... и отлично (я 

надел очки)... расквитаемся и ладно (я пробежал счёт). Итого... Постой, что же это? Итого... Да это не то, Соня! Здесь «итого двести 
двенадцать рублей сорок четыре копейки». Это не мой счёт. 

— Твой, Дудочка! Ты погляди! 
— Но... откуда же столько? За дачу и стол двадцать пять рублей 

— согласен... За прислугу три рубля — ну, пусть, и на это согласен... 

— Я не понимаю, Дудочка, — сказала протяжно хозяйка, 

взглянув на меня удивлённо заплаканными глазами. — Неужели 
ты мне не веришь? Сочти в таком случае! Листовку ты пил... не 
могла же подавадать тебе к обеду водки за ту же цену! Сливки к 
чаю и кофе... потом клубника, огурцы, вишни... Насчёт кофе тоже... Ведь ты не договаривался пить его, а пил каждый день! Впрочем, все это такие пустяки, что я, изволь, могу сбросить тебе двенадцать рублей. Пусть остаётся только двести. 

— Но... тут поставлено семьдесят пять рублей и не обозначено, 

за что... За что это? 

— Как за что? Вот это мило! 
Я посмотрел ей в личико. Оно глядело так искренне, ясно и 

удивлено, что язык мой уже не мог выговорить ни одного слова. Д 
дал Соне сто рублей и вексель на столько же, взвалил на плечи чемодан и пошёл на вокзал. 

Нет ли, господа, у кого-нибудь взаймы ста рублей?