Три модели развития России


Российская Академия Наук Институт философии





Л.И.Новикова, И.Н.Сиземская




                ТРИ МОДЕЛИ РАЗВИТИЯ РОССИИ












Москва

2000

ББК 15.5
УДК 300.3
Н-73

Рецензенты:
доктор филос. наук А.С.Панарин доктор филос. наук В.Ф.Пустарнаков доктор филос. наук А.И.Уткин


   Н-73 Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Три модели развития России. — М., 2000. — 272 с.


             В книге анализируются три модели социально исторического развития России, представленные в русской общественной мысли середины XIX начала XX века и нашедшие полную или частичную реализацию в ее социальной практике. В соответствии с принципом модальности авторами избраны в качестве предмета анализа и реинтерпретации в свете современного знания (самодержавие как модель, вполне реализовавшая себя в истории, что позволяет определить ее конструктивные основания, динамику и пределы развития; утопическая модель «русского социализма», к которой упорно обращалась русская общественная мысль в поисках путей исторического развития России и модель русского либерализма как вероятная, но не реализовавшая себя, историческая альтернатива, остающаяся открытой и по сию пору.





ISBN 5-201-02031-3

     © Л.И.Новикова, 2000
                            © И.Н.Сиземская, 2000
                            © ИФ РАН, 2000

ВВЕДЕНИЕ




    История уходит в прошлое... Но она и остается с нами, в нас. Она сохраняется в преемственности государственных структур и традиций, в исторической памяти народа, в русской общественной мысли. Иногда она возвращается к нам в виде памяти о славных своих страницах, ностальгических воспоминаниях «о былом и несбывшемся» или, напротив, в виде кровавых кошмаров эйзенштейновских бесноватых оргий Ивана Грозного, бессудной расправы над семьей последнего российского царя, в абсурдистски «стройной» бериевской системе ГУЛАГа. Как бы то ни было — это наша история, и нам от нее никуда не уйти. Более того, память о ней нам необходима и как память о былом величии, и как предупреждение против творимого ею (нами!) зла. Только в связи времен живо государство, жив народ, жива нация. В случае забвения прошлого это будут другое государство и другой народ, или их просто не будет. И не случайно сегодня в период, казалось бы, тотального обновления наши реформаторы все чаще прибегают к отработанным в прошлом, но «хорошо забытым» социальным технологиям: получила распространение и пропаганда старых идеологических схем, трафаретов и лозунгов вроде «русской идеи», «Собора русского народа», столыпинской «Великой России», «Евразии», сталинской «Советской власти», сознательно умалчивающая их подлинное содержание.
    А между тем в арсенале русской государственной истории и истории общественной мысли остается масса прогрессивных идей и социальных технологий, реализованных или не реализованных по тем или иным причинам в свое время, но сохраняющих свой познавательный, конструктивный потенциал. Все это побуждает нас вновь

3

и вновь обращаться к истории и, в частности, к истории русской общественной мысли, в поисках пути конструирования социальной реальности.
    Мы исходим из того, что наряду с традиционным историческим подходом в изучении исторического наследия не менее продуктивным является социально-философский подход, ориентированный на выявление логики развития социально-исторической реальности, на определение роли в этом процессе социальных технологий и идеологий. В этом контексте русская общественная мысль всегда была направлена на реконструирование или радикальное преобразование действительности и поэтому, как правило, наряду с идейно-критическим пафосом имела, бесспорно, и практический смысл. Означенные доводы и определили наш предмет исследования.
    В качестве метода исследования нами принят метод моделирования. Обращение к последнему требует некоторых пояснений.
    Прежде всего, мы имеем в виду моделирование в той его форме, в какой оно адаптировано гуманитарным познанием¹ . При этом мы различаем первичные проективные модели, направленные на преобразование социальной реальности, и вторичные гносеологические модели, ориентированные, в частности, на познание первичных, проективных моделей в их соотнесении с исторической реальностью.
    Метод моделирования, каким он сложился в 50-70-х годах в настоящее время следует дополнить теорией социального конструирования реальности, как она представлена в последних трудах П.Бергера и Т.Лукмана. Мы принимаем в качестве методологического принципа исходный тезис авторов, что реальность социально конструируется и что поэтому «социология знания имеет дело с анализом социального конструирования реальности»². Заметим, однако, что идея конструирования социальной реальности действующими в ней индивидами в определенном отноше

4

нии не нова для русской социально-философской мысли. От Нила Сорского до Ивана Ильина проходит мысль об «умном делании» социальной реальности. Но в отличие от американских ученых, делающих упор на «повседневном знании» как конструктивном моменте «жизненного мира», в русской общественной мысли акцент делается на «умном», т.е. идеологически осмысленном, «делании» социального мира.
    Обращаясь к социальному моделированию как методу познания, необходимо учитывать сложность социальных систем. Каждая из них, развиваясь в одном историческом времени, наследует и рекультурирует ценности и социальные технологии предшествующих эпох, даже отрицаемые ею. И, в свою очередь, каждая эпоха, даже не помышляя о том, определяет параметры и делает «заготовки» для последующего развития, далеко не всегда оптимальные и даже приемлемые для него, которые поэтому приходится ломать или откладывать «в запасники истории». В этой связи напомним замечание В.В.Нали-мова, что не следует рассчитывать на полную изоморфность познавательных моделей, скорее они являются «эскизным описанием диффузных (сложных, больших) систем». В больших системах, к каковым, бесспорно, следует отнести социальные и идеологические системы, нельзя установить непроницаемые перегородки, разграничивающие действие различных переменных обстоятельств. Здесь «необходимо учитывать действие очень многих разнородных факторов, задающих различные по своей природе, но тесно взаимодействующие друг с другом, процессы»³.
    И, наконец, еще не маловажный момент: избрав в качестве предмета исследования модели социально-исторического развития в русской общественной мысли, мы вынуждены придерживаться как бы двойной логики — логики источников и логики современного социально-философского знания. Это значит, что выделенные нами познавательные

5

модели остаются открытыми и для последующих поисков и реинтерпретаций, тем более, что каждый новый подход не только открывает что-то ранее неизвестное в исследуемой им реальности, но и сам вносит в нее нечто свое, новое. При этом строя модель прошлого, современный человек на ее основе воссоздает «исправленный» проект настоящего и кроме того (на него всегда оказывает влияние «эхо будущего».
    Любое обращение к истории предполагает определенные временные границы. В частности, наше исследование мы ограничили второй половиной XIX началом XX века, потому что в это время русская общественная мысль сама поднялась до проективного моделирования. Но главное, в означенный период завершился определенный цикл русской истории, что позволяет реконструировать отобранные модели с учетом знания их конца. Это обстоятельство было принято за основу при отборе моделей развития России в качестве предмета исследования. Наконец, нами был учтен и принцип их репрезентативности с точки зрения модальности. Соответствующими этим принципам нам представились следующие три модели развития России, в той или иной мере «пережитые» страной и выявившие свои исторические возможности и реальные альтернативы:
    —      модель русского самодержавия как вполне реализовавшуюся в социальной действительности, что позволяет определить ее конструктивные основания, динамику и пределы развития;
    —      модель социалистической утопии, к которой упорно обращалась русская общественная мысль в поисках социальной справедливости;
    —      модель русского либерализма как вероятная, но не реализовавшая себя историческая альтернатива.
    Обращаясь к практике моделирования в русской общественной мысли, мы сознавали, что предлагаемые модели имеют обобщающе познавательный характер,

6

поэтому, с одной стороны, стремились как можно полнее представить исходные «проективные модели» русской общественной мысли, с другой (логически обосновать выстроенные нами модели, определить их сферу влияния на современную социально-философскую мысль и общественную практику.
    В отличие от первичных проективных моделей, рассчитанных на внедрение в практику, выделенные нами модели имеют познавательный характер. Отметим, что создание вторичных, познавательных моделей социальной реальности требует не только тщательного «прочтения» текстов прошлого и их интерпретации в свете исторической реальности того времени, но и определенного упрощения, в частности путем определения параметров, по которым явно или имплицитно будет осуществляться и построение вторичных аналитически познавательных моделей.
    В реконструкции означенных моделей развития мы исходили из следующих параметров:
    —     исторические, в том числе геополитические, предпосылки утверждения того или иного социального типа или упреждающих его конкурирующих моделей;
    —     государственный политический строй и его правовое основание, наличие альтернативных вариантов;
    —     социально-экономический строй, гражданское общество, их правовые гарантии;
    —     международный статус государства и сфера его геополитических интересов;
    —     обслуживающие или упреждающие их идеологии и сопутствующая им символическая культура;
    —     внешний и внутренний культурный и идеологический фон, оказывающий влияние на рекультурацию господствующей модели развития;
    —     и наконец, обыденное сознание повседневности, которое, подобно основанию айсберга, творит свою работу скрыто от глаз.

7

    Данные параметры, повторяем, приняты нами во внимание при построении предложенных моделей развития России в контексте их исторического развития и в их отношении к современности. Еще раз согласимся с Бергером и Лукманом в том, что «знание об обществе является /.../ реализацией в двойном смысле слова — в смысле понимания объективированной социальной реальности и в смысле непрерывного созидания этой реальности»⁴.







   Введение и заключение — Л.И.Новикова, И.Н.Сиземская;
   I раздел — Л.И.Новикова;
   II раздел — И.Н.Сиземская
   III раздел — Л.И.Новикова, И.Н.Сиземская

I. САМОДЕРЖАВИЕ КАК МОДЕЛЬ ВЛАСТИ И ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ Исходные понятия моделирования самодержавия


    Разработку социально-исторических моделей развития России естественно начинать с МОНАРХИИ. Самодержавие для России — это не только идеология или проективная модель, но историческая реальность, просуществовавшая (если исчислять ее с момента официального провозглашения монархии Иваном IV в 1547 г. и до отречения от престола последнего императора Всероссийского — 370 лет.
    При построении модели самодержавия необходимо учитывать как конструктивные промежуточные модели, направленные на его самоопределение, совершенствование и легитимацию, так и обобщающе-теоретические, возникающие в переломные моменты ее развития, но, как правило, постфактум, когда система находится в состоянии предфинального кризиса или уже ушла в небытие. Для нас первостепенное значение представляют конструктивные модели. При этом мы учитывали как невербализованные, но четко заявленные в политике направления, так и вербализованные идеологические программы, рассчитанные на конструктивное воздействие на уже существующую социально-политическую систему. Свое начало они берут от поучений Иосифа Волоцкого, посланий старца Филофея и доходят до публицистических статей М.Н.Кат-кова, писем К.П.Победоносцева, записок С.Ю.Витте и проч. Наконец, существуют и обобщенно-теоретические модели самодержавия. К числу наиболее проработанных

9

моделей такого рода следует отнести исследования Льва Тихомирова и Ивана Ильина. В своих построениях они широко используют труды коллег и предшественников — юристов и историков, в том числе труды А.Д.Градовско-го, Н.М.Коркунова, С.М.Соловьева, Б.Н.Чичерина и др. Однако при этом необходимо учитывать следующие обстоятельства. Во-первых, и Тихомиров, и Ильин были убежденными монархистами, что, несмотря на их стремление к объективности, определяло отбор материала и его концептуальное построение. Во-вторых, Тихомиров не знал и не предвидел конца самодержавия, а Ильин хотя и пережил, вопреки своим прогнозам, конец самодержавия, все еще не утратил надежд на его возможное возрождение. Отсюда теоретический оптимизм их построений. Задача, поставленная в настоящем исследовании, построение социально-философской модели российского самодержавия с опорой на его реальную историю, что позволяет выявить стадии и пределы его развития. При этом, естественно, автор опирался на обозначенные выше модели трех уровней социально-исторического развития России, а также на альтернативные модели ее вероятностного развития путем сличения и тех и других с историческою реальностью.
    Для начала примем наименее идеологизированные правовые определения самодержавия классиков русской социально-правовой мысли Б.Н.Чичерина, Н.М.Коркунова, А.Д.Градовского. Для русской социально-правовой традиции характерно разграничение понятий верховной власти (Souverain) и правительства, или управителъной власти (Gouvernement). Верховная власть — едина, постоянна, непрерывна, державна, священна, нерушима, безответственна, территориально везде присуща⁵. Она есть источник всякой государственной власти. Правительство же в связи с необходимостью специализации предполагает разделение властей. Совокупность принадлежащих верховной власти прав есть полновластие, как внутрен
10