Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Неизвестный Пушкин. Философия писателя в свете раннехристианского наследия

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 617126.01.99
Книга посвящена исследованию такой практически неизвестной стороны пушкинского наследия, как философские взгляды писателя. Пушкин значительно опередил свое время. Лишь после гибели писателя пушкинский дар для все большего числа людей постепенно раскрывался как дар «пророческий » (Ф. М. Достоевский ), дар «мудреца» (митрополит Анастасий [Грибановский]). Зачастую Пушкин прибегал к иносказательному, эзоповому языку притчи, требующему от читателя не только определенной доли внимания, но и размышления. Своеобразным ключом к сокровищнице пушкинской мысли могут п о служить творения святых отцов. Одним из таких «ключей» является апокриф II века «Пастырь Ерма», а также творения византийского монаха Иоанна Д амаскина, жившего в VII — VIII веках. С другой стороны, анализ встречающейся в пушкинских произведениях символики стихий, цвета, чисел показывает, что она имеет несомненную связь с библейской традицией.
Поройков, С. Ю. Неизвестный Пушкин. Философия писателя в свете раннехристианского наследия / С. Ю. Поройков. - Москва : Муравей, 2002. - 144 с. - ISBN 5-8463-0077-4. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/422559 (дата обращения: 25.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
С', 'JO, Лорийкоь

Неизвестный
Пушкин

С. Ю. ПОРОЙКОВ

НЕИЗВЕСТНЫЙ 

ПУШКИН

Философия писателя 
в свете 
раннехристианского 
наследия

Москва
«Муравей»

2002

Б Б К  83.3(2Рос)86.2 
П 59

Поройков С. Ю.
П 59 
Неизвестный Пушкин. Ф илософия писателя в свете
раннехристианского наследия. — М.: Муравей, 2002. — 144 с.

Книга посвящ ена исследованию  такой практически неизвестной стороны 

пушкинского наследия, как ф илософ ские взгляды писателя.

Пушкин значительно опередил свое время. Лиш ь после гибели писателя 

пушкинский дар для все больш его числа людей постепенно раскрывался как дар 

«пророческий» (Ф . М . Д остоевск ий ), дар «м удреца» (митрополит Анастасий 
[Грибановский]).

Зачастую  Пушкин прибегал к иносказательному, эзоповому языку притчи, 

требую щ ем у от читателя не только определенной доли внимания, но и размы ш ления. С воеобразны м  ключом к сокровищ нице пушкинской мысли могут п ослуж ить творения святых отцов. Одним из таких «клю чей» является апокриф 

II века «П асты рь Е рм а», а такж е творения византийского монаха И оанна Д а- 

маскина, ж ивш его в VII —  VIII веках. С другой стороны , анализ встречаю щ ейся в пушкинских произведениях символики стихий, цвета, чисел показывает, 

что она им еет несом ненную  связь с библейской традицией.

ISBN 5-8463-0077-4
© С. Ю. Поройков, 2002 
© «Муравей», 2002

Автор выражает 
глубокую признательность 
свщ. Николаю (Аникоеву) 
за неоценимую помощь, оказанную 
при написании настоящей работы

ВСТУПЛЕНИЕ

П

ожалуй, нет в России писателя, чье творчество не 
изменно востребовано и любимо всеми поколениями так, как наследие гения отечественной словесности Александра Сергеевича Пушкина. Диапазон его литературного 
творчества чрезвычайно широк. Поэт и прозаик, критик и 
драматург, историк и фольклорист, обращаясь к самым разнообразным формам литературного жанра, Пушкин-энцик- 
лопедист неизменно доносил до читателя то, что митрополит 
Антоний назвал «жизненной правдой» [ 1, с. 99], а потому его 
творчество глубоко нравственно по своей сути.
Два века минули со дня рождения Пушкина. За это время бессмертные творения писателя, ставшие общенациональным культурным достоянием, сама его жизнь, кажется, изучены уже практически досконально. Тем не менее 
свойство художественного дара поэта таково, что, вновь и 
вновь перечитывая его творения и погружаясь в знакомый 
каждому с детства мир его произведений, мы каждый раз 
открываем для себя что-то новое, обнаруживая незамеченное нами ранее, даже в, казалось бы, знакомых наизусть 
хрестоматийных строках, ибо глубина пушкинской мысли 
удивительна. Не случайно Ф. М. Достоевский назвал Пушкина «великим и непонятым еще предвозвестителем». В 
полной мере эти слова можно отнести к Пушкину — философу, поскольку эта сторона пушкинского наследия, к 
сожалению, все еще остается мало изученной.

Пушкин отнюдь не предстает в своих произведениях как моралист. Он не пытается никому объяснять что хорошо, а что плохо, 
оставляя своих героев на суд самого читателя. Философия поэта 
раскрывается как бы исподволь, иносказательно. Сюжет каждого 
его произведения — это притча, в которой кратко изложена вся 
суть ее. «Сказка ложь, да в ней намек» — считает поэт, и за судьбами пушкинских героев угадывается нравственный замысел писателя. Мир пушкинских произведений живет в соответствии с определенными нравственными законами. Впрочем, определенные 
законы управляют и окружающим нас миром так, что воля Творца 
«от создания мира через рассматривание творений видима» 
(Рим. 1,20). По сути, Пушкин не выдумывает своих героев, но лишь 
художественно воплощает в своих произведениях сцены из реальной действительности. «Каждый стих для меня есть воспоминание 
или отрывок из жизни», — отозвался однажды о творчестве поэта его друг П. А. Плетнев [2, т. 2, с. 268].
Стремление отразить правду во всей ее простоте и гармонии — 
одна из основных черт творчества Пушкина. Молодой поэт вслед 
за одним из своих учителей, П. А. Вяземским постигает, что только нравственное совершенствование личности способно улучшить 
ее собственные творения. Как сказал об этом сам Пушкин устами 
одного из своих героев, «гений и злодейство — две вещи несовместные».
Судьба Пушкина оказалась удивительным образом тесно переплетена с судьбами величайших деятелей современной ему эпохи. Так, своеобразное «помазание» начинающего поэта совершил не кто иной, как крупнейший российский поэт XVIII столетия: 
«Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил». 
На Пушкине столь зримо пребывала печать гения, что многие чаяли в нем необыкновенное дарование. Подтверждением этих слов 
могут послужить строки письма к Пушкину его друга Чаадаева: 
«Мое самое ревностное желание, друг мой, — видеть вас посвященным в тайны века.... Я убежден, что вы можете принести бесконечную пользу несчастной, сбившейся с пути России» [2, т. 1, 
с. 500].

Баратынский, разбирая после смерти Пушкина его бумаги, 
вдруг осознал, что Пушкин был выдающимся мыслителем своей 
эпохи. «Можешь себе представить, — писал Баратынский одному из своих друзей, — что меня больше всего изумляет во всех этих 
письмах. Обилие мыслей. Пушкин — мыслитель. Можно ли было 
ожидать» [3, с. 283].
Наиболее полно и емко философские взгляды писателя нашли 
отражение в таких циклах его произведений, как «Маленькие трагедии», «Повести Белкина» и, наконец, цикле сказок.

•f -f "f

Обратимся к циклу «Маленькие трагедии» Пушкина. Каждая 
из этих драм являет собой целостное, законченное произведение. 
При этом основная тема каждого произведения не повторяется в 
других трагедиях. Между тем, гармонично дополняядруг друга, все 
вместе они составляют нечто целостное, объединенное единым 
замыслом писателя, выражая торжество духа высшей справедливости, промыслительно озаряющего самые разные человеческие 
судьбы.
Идеи, нашедшие отражение в «Маленьких трагедиях», звучат 
также в «Повестях Белкина», определяют сюжеты пушкинских 
сказок. Используя различные формы литературного самовыражения, Пушкин снова и снова обращается к глубоко волнующим его 
вопросам. Будто на сцене театра, перед нами меняются декорации, 
чередуются жанры и художественный стиль представления. Однако неизменной остается галерея созданных Пушкиным человеческих характеров и судеб. Персонажи его произведений как бы переносятся творческой волей писателя из века в век, из одной страны в другую, раскрывая при этом все новые грани своего 
внутреннего мира.
Как «Маленькие трагедии», так и «Повести Белкина» были 
созданы Пушкиным практически «на одном дыхании» знаменитой 
болдинской осенью 1830 года. В течение всего нескольких месяцев поэт реализует замыслы более чем трехлетней давности: драмы были задуманы Пушкиным в 1826 году, в то время, когда начался так называемый поздний этап его творчества — период художественного реализма. Трагические события декабрьского восстания 1825 года как бы незримо подводят итоговую черту под периодом пушкинского романтизма и выводят писателя на новую 
ступень творческой зрелости. Состояние поэта в тот переломный 
для него период можно охарактеризовать строками из написанного им в ту пору стихотворения «Пророк»:

Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
Восстань, пророк, и виждь и внемли,
Исполнись волею моей...

Своеобразным экзаменом гражданской зрелости Пушкина явилась его встреча с императором Николаем I, состоявшаяся в том 
же, 1826 году. «Я нынче долго говорил с умнейшим человеком в 
России» [ 1, с. 64], — отзовется о поэте российский самодержец.
Говоря о Пушкине — драматурге, нельзя не согласиться со 
словами известного литературоведа профессора И. М. Андреева: 
«“Маленькие трагедии” Пушкина — исключительно гениальны. 
...В “Маленьких трагедиях” Пушкин глубже Шекспира, а потому 
должен быть признан непревзойденным гением не только русской, 
но и всемирной литературы» [ 1, с. 73— 74]. Ме>кду тем сам Александр Сергеевич, признавая значительное влияние, оказанное 
Шекспиром на его творчество, оценивал себя более скромно. Так, 
в письме к Н. Н. Рылееву он отдает должное великому британцу: 
«Шекспиру подражал я в его вольном составлении типов и простоте» [ 1, с. 54].
Пушкинская проза явилась событием в мире словесности. Н апример, известно, что классик русской литературы JI. Н. Толстой 
многократно перечитывал «Повести Белкина», считая их в своем 
роде непревзойденной школой художественной прозы.
Пушкинские же сказки знакомы каждому из нас с самого раннего детства. Сам Пушкин относился к жанру народной сказки особенно трепетно. По своей сути народная сказка — это предание

веков, в котором в форме притчи в назидание потомкам из глубины тысячелетий передается мудрость предков. Стремясь как можно точнее сохранить особый колорит духа народного творчества, 
Пушкин заимствует сюжеты практически всех своих сказок. Преклоняясь перед непревзойденной красотой и мудростью народной 
сказки, зачастую писатель решается лишь на их литературно-художественную обработку и систематизацию согласно избранным 
им темам.
Общеизвестно, что основные периоды творчества Пушкина 
неразрывно связаны с важнейшими событиями как его собственной жизни, так и с судьбой Отечества. Период российской истории, во время которого формировался великий поэт, был эпохой 
небывалого подъема национального самосознания России, временем ее доблести и славы. Победа в Отечественной войне 1812 года, 
приведшей к неимоверным материальным разрушениям и жертвам, в то же время послужила мощнейшим стимулом к духовному 
ее возрождению, обретению общенациональной идеи. Не случайно именно в то время зажегся духовный светоч России — преподобный Серафим Саровский. Отметим, что существуют свидетельства, подтверждающие возможность личной встречи Пушкина в 
1830 году с великим христианским подвижником во время поездки поэта в село Болдино [4, с. 24— 25] (относившееся, как и г. Са- 
ров к Нижегородской губернии, Болдино находится не так уж далеко от Саровского монастыря).
Пушкин создает свои бессмертные трагедии в год, в чем-то 
переломный для своей собственной судьбы. Годы духовных поисков и терзаний неожиданно разрешаются чередой важнейших для 
него событий, произошедших в 1830 году. Наконец-то решается 
вопрос о женитьбе Александра Сергеевича на Наталье Гончаровой. Однако долгожданная свадьба переносится по не зависящим 
от поэта причинам на неопределенный срок. Также поэта глубоко 
потрясает внезапно полученный им поэтический ответ митрополита Филарета на пушкинский «крик души», вылившийся в стихотворение «Дар напрасный, дар случайный». Личная жизнь и 
творчество поэта в то время были столь насыщенны, что чуть позже Пушкин признается в письме к П. А. Плетневу: «Кажется, я 
переродился» [2, т. 2, с. 486].
Творческое горение поэта в тот период — нравственный подвиг писателя. Вспомним, что именно болдинской осенью 1830 года 
Пушкин наконец завершает свой многолетний труд — роман «Евгений Онегин» неожиданным финалом — нравственным возрождением главного героя под влиянием любви, внезапно озарившей 
его разочарованную душу. Создав в болдинский период циклы 
«Маленькие трагедии» и «Повести Белкина», тем не менее Пушкин не расстается с идеей завершения галереи живых человеческих характеров. В течение нескольких последующих лет он пишет 
свои знаменитые сказки.
Более того, как известно, замысел одного из произведений он 
передает другому великому писателю, Н. В. Гоголю. Ксожалению, 
полностью реализовать идею «Мертвых душ» Гоголю не удалось: 
последний том этого произведения так и не был им завершен. 
Впрочем, Гоголю вполне удалось создать целую галерею человеческих типов, узнаваемых не только по чертам своего характера, 
но даже по самому внешнему их виду. Как тонко подметил святитель и врач Лука (Войно-Ясенецкий), «разница духовного облика... зависит от очень малых и тонких различий: чуть иной абрис 
бровей, неуловимо тонкая складка губ, величина и форма глазной щели. Во всей внешности человека ярко отражена духовная 
сущность его» [5, с. 78].

ОТРАЖЕНИЕ 
ХРИСТИАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ 
В ТВОРЧЕСТВЕ ПУШ КИНА

И

звестно, что в молодости Пушкин не отличался особенной религиозностью. Пытливый ум поэта жадно впитывал все новое, в том числе и модные идеи политического вольнодумства, вольтерьянства. Искания поэта даже 
привели его в одну из масонских лож(«Овидий»), о чем сам 
поэт засвидетельствовал, записав в дневнике, что был принят в масоны 4 мая 1821 года [3, с. 261 ].
Между тем, по свидетельству свящ. Д. Булгаковского, 
один случай в жизни Пушкина промыслительно во многом 
переменил его взгляды на вопросы духовной жизни. Так, «однажды он сидел и беседовал с графом Ланским, причем оба 
они подвергали религию, веру самым едким и колким насмешкам.
Вдруг к ним в комнату вошел молодой человек, которого 
Пушкин принял за знакомого Ланского, аЛанской — за знакомца Пушкина.
Подсев к ним, незнакомец начал с ними разговор и мгновенно разоружил их своими доводами в пользу религии.
Они не знали даже, что сказать, и как пристыженные дети 
молчали — и наконец объявили гостю, что совершенно переменили свои мнения.
Тогда незнакомец встал и, простившись, вышел.
Некоторое время они не могли опомниться и молчали. 
Наконец разговорились, и тут выяснилось, что ни тот ни другой не знают, кто это был.

Они позвали всю прислугу. Слуги заявили, что никто в комнату 
не входил.
Пушкин и Ланской не могли не признать в приходе своего гостя чего-то сверхъестественного, тем более что гость при своем 
появлении внушил к себе страх, обезоруживший их» [6, с. 316].
В дальнейшем Пушкин обращался на протяжении всей своей 
жизни к Священному Писанию как «христианин православный» 
(«В альбом Илличевскому»), в духе смирения и любви. Об этом свидетельствуют более сотни случаев обращения поэта к библейским 
сюжетам, использование цитат из Священного Писания как в своих 
произведениях, так и в письмах к родным и близким [7, с. 255— 269].
Разумеется, в классической литературе существует немало 
примеров цитирования Священного Писания, использования библейских мотивов. Так, например, в произведениях великого Ш експира, которому Пушкин, по собственному признанию, «подражал 
в... составлении типов и простоте» [ 1, с. 54], «установлены многочисленные параллели и аллюзии» с текстом Библии [8, с. 3], которые британский драматург «последовательно вводит... в речь персонажей, чтобы показать их цели и характеры» [8, с. 150]. Однако 
столь частое обращение Пушкина к Священному Писанию и Священному Преданию в немалой степени характеризует нравственную позицию писателя, отстаивавшего в зрелый период своего 
творчества принципы христианской морали и сверявшего свое 
творчество с духовным наследием Библии.
Повзрослев духовно, Пушкин отошел не только от идей атеизма, но и от идеалогии масонства. Более того, он сумел одержать 
духовную победу над идеями масонства, во власти которых он одно 
время был [3, с. 270]. Однако даже кратковременная причастность 
поэта к этой организации, по-видимому, сыграла свою роковую 
роль в его жизни.
Так, одним из правил масонской иерархии было следующее: 
«Если писатель напишет в своей книге мысли и рассуждения совершенно правильные, но не подходящие к нашему учению или 
слишком преждевременные, то следует или подкупить этого автора, или его обесславить» [3, с. 261 ].