К.М. Станюкович 
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

МАКСИМКА 

 

 
 
 
 

МОРСКИЕ РАССКАЗЫ 

 
 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

СОДЕРЖАНИЕ 

I........................................................................................................3 
II ......................................................................................................5 
III.....................................................................................................6 
IV...................................................................................................10 
V....................................................................................................13 
VI...................................................................................................16 
VII .................................................................................................20 
VIII................................................................................................27 

2 

I 

Только что пробил колокол. Было шесть часов прелестного 
тропического утра на Атлантическом океане. 
По бирюзовому небосклону, бесконечно высокому и прозрач-
но–нежному, местами подернутому, словно белоснежным круже-
вом, маленькими перистыми облачками, быстро поднимается зо-
лотистый шар солнца, жгучий и ослепительный, заливая радост-
ным блеском водяную холмистую поверхность океана. Голубые 
рамки далекого горизонта ограничивают его беспредельную даль. 
Как–то торжественно безмолвно кругом. 
Только могучие светло–синие волны, сверкая на солнце свои-
ми серебристыми верхушками и нагоняя одна другую, плавно пе-
реливаются с тем ласковым, почти нежным ропотом, который 
точно нашептывает, что в этих широтах, под тропиками, веко-
вечный старик океан всегда находится в добром расположении 
духа. 
Бережно, словно заботливый нежный пестун, несет он на сво-
ей исполинской груди плывущие корабли, не угрожая морякам 
бурями и ураганами. 
Пусто вокруг! 
Не видно сегодня ни одного белеющего паруса, не видно ни 
одного дымка на горизонте. Большая океанская дорога широка. 
Изредка блеснет на солнце серебристою чешуйкой летучая 
рыбка, покажет черную спину играющий кит и шумно выпустит 
фонтан воды, высоко прореет в воздухе темный фрегат или бело-
снежный альбатрос, пронесется над водой маленькая серая пет-
рель, направляясь к далеким берегам Африки или Америки, и 
Снова пусто. Снова рокочущий океан, солнце да небо, светлые, 
ласковые, нежные. 
Слегка покачиваясь на океанской зыби, русский военный па-
ровой клипер «Забияка» быстро идет к югу, удаляясь все дальше 
и дальше от севера, мрачного, угрюмого и все–таки близкого и 
дорогого севера. 
Небольшой, весь черный, стройный и красивый со своими 
тремя чуть–чуть подавшимися назад высокими мачтами, сверху 
донизу покрытый парусами, «Забияка» с попутным и ровным, 
вечно дующим в одном и том же направлении северо–восточным 
пассатом бежит себе миль по семи – восьми в час, слегка накре-

3 

нившись своим подветренным бортом. Легко и грациозно подни-
мается «Забияка» с волны на волну, с тихим шумом рассекает их 
своим острым водорезом, вокруг которого пенится вода и рассы-
пается алмазною пылью. Волны ласково лижут бока клипера. За 
кормой стелется широкая серебристая лента. 
На палубе и внизу идет обычная утренняя чистка и уборка 
клипера – подготовка к подъему флага, то есть к восьми часам 
утра, когда на военном судне начинается день. 
Рассыпавшись по палубе в своих белых рабочих рубахах с 
широкими откидными синими воротами, открывающими жили-
стые загорелые шеи, матросы, босые, с засученными до колен 
штанами, моют, скребут и чистят палубу, борты, пушки и медь – 
словом, убирают «Забияку» с тою щепетильною внимательно-
стью, какою отличаются моряки при уборке своего судна, где 
всюду, от верхушек мачт до трюма, должна быть умопомрачаю-
щая чистота и где все, доступное кирпичу, суконке и белилам, 
должно блестеть и сверкать. 
Матросы усердно работали и весело посмеивались, когда гор-
ластый боцман Матвеич, старый служака с типичным боцман-
ским лицом старого времени, красным и от загара и от береговых 
кутежей, с выкаченными серыми глазами, «чумея», как говорили 
матросы, во время «убирки» выпаливал какую–нибудь уж очень 
затейливую ругательную импровизацию, поражавшую даже при-
вычное ухо русского матроса. Делал Матвеич это не столько для 
поощрения, сколько, как он выражался, «для порядка». 
Никто за это не сердился на Матвеича. Все знают, что Матве-
ич добрый и справедливый человек, кляуз не заводит и не зло-
употребляет своим положением. Все давно привыкли к тому, что 
он не мог произнести трех слов без ругани, и порой восхищаются 
его бесконечными вариациями. В этом отношении он был вирту-
оз. 
Время от времени матросы бегали на бак, к кадке с водой и к 
ящику, где тлел фитиль, чтобы наскоро выкурить трубочку ост-
рой махорки и перекинуться словом. Затем снова принимались 
чистить и оттирать медь, наводить глянец на пушки и мыть бор-
ты, и особенно старательно, когда приближалась высокая худо-
щавая фигура старшего офицера, с раннего утра носившегося по 
всему клиперу, заглядывая то туда, то сюда. 
Вахтенный офицер, молодой блондин, стоявший вахту с четы-
рех до восьми часов, уже давно разогнал дрему первого получаса 

4 

вахты. Весь в белом, с расстегнутою ночной сорочкой, он ходит 
взад и вперед по мостику, вдыхая полной грудью свежий воздух 
утра, еще не накаленный жгучим солнцем. Нежный ветер прият-
но ласкает затылок молодого лейтенанта, когда он останавлива-
ется, чтобы взглянуть на компас – по румбу ли правят рулевые, 
или на паруса – хорошо ли они стоят, или на горизонт – нет ли 
где шквалистого облачка. 
Но все хорошо, и лейтенанту почти нечего делать на вахте в 
благодатных тропиках. 
И он снова ходит взад и вперед и слишком рано мечтает о том 
времени, когда вахта кончится и он выпьет стакан–другой чаю со 
свежими горячими булками, которые так мастерски печет офи-
церский кок, если только водку, которую он требует для подня-
тия теста, не вольет в себя. 
 

II 

 
Вдруг по палубе пронесся неестественно громкий и тревож-
ный окрик часового, который, сидя на носу судна, смотрел впе-
ред: 
– Человек в море! 
Матросы кинули мгновенно работы, и, удивленные и взволно-
ванные, бросились на бак, и устремили глаза на океан. 
– Где он, где? – спрашивали со всех сторон часового, молодо-
го белобрысого матроса, лицо которого вдруг побелело как по-
лотно. 
– Вон, – указывал дрогнувшей рукой матрос. – Теперь скрыл-
ся. А сейчас видел, братцы… На мачте держался… привязан, что 
ли, – возбужденно говорил матрос, напрасно стараясь отыскать 
глазами человека, которого только что видел. 
Вахтенный лейтенант вздрогнул от окрика часового и впился 
глазами в бинокль, наводя его в пространство перед клипером. 
Сигнальщик смотрел туда же в подзорную трубу. 
– Видишь? – спросил молодой лейтенант. 
– Вижу, ваше благородие… Левее извольте взять… 
Но в это мгновение и офицер увидел среди волн обломок мач-
ты и на ней человеческую фигуру. 

5 

И взвизгивающим, дрожащим голосом, торопливым и нерв-
ным, он крикнул во всю силу своих здоровых легких: 
– Свистать всех наверх! Грот и фок на гитовы! Баркас к спус-
ку! 
И, обратившись к сигнальщику, возбужденно прибавил: 
– Не теряй из глаз человека! 
– Пошел все наверх! – рявкнул сипловатым баском боцман по-
сле свистка в дудку. 
Словно бешеные, матросы бросились к своим местам. 
Капитан и старший офицер уже вбегали на мостик. Полусон-
ные, заспанные офицеры, надевая на ходу кители, поднимались 
по трапу на палубу. 
– Старший офицер принял команду, как всегда бывает при ав-
рале, и, как только раздались его громкие, отрывистые команд-
ные слова, матросы стали исполнять их с какою–то лихорадоч-
ною порывистостью. Все в их руках точно горело. Каждый слов-
но бы понимал, как дорога каждая секунда. 
Не прошло и семи минут, как почти все паруса, за исключени-
ем двух – трех, были убраны, «Забияка» лежал в дрейфе, недвиж-
но покачиваясь среди океана, и баркас с шестнадцатью гребцами 
и офицером у руля спущен был на воду. 
– С богом! – крикнул с мостика капитан на отваливший от 
борта баркас. 
Гребцы навалились изо всех сил, торопясь спасти человека. 
Но в эти семь минут, пока остановился клипер, он успел прой-
ти больше мили, и обломка мачты с человеком не видно было в 
бинокль. 
По компасу заметили все–таки направление, в котором нахо-
дилась мачта, и по этому направлению выгребал баркас, удаляясь 
от клипера. 
Глаза всех моряков «Забияки» провожали баркас. Какою ни-
чтожною скорлупою казался он, то показываясь на гребнях 
больших океанских волн, то скрываясь за ними. 
Скоро он казался маленькой черной точкой. 
 

III 

 

6 

На палубе царила тишина. 
Только порой матросы, теснившиеся на юте и на шканцах, ме-
нялись между собой отрывистыми замечаниями, произносимыми 
вполголоса: 
– Должно, какой–нибудь матросик с потопшего корабля. 
– Потонуть кораблю здесь трудно. Разве вовсе плохое судно. 
– Нет, видно, столкнулся с каким другим ночью… 
– А то и сгорел. 
– И всего–то один человек остался, братцы! 
– Может, другие на шлюпках спасаются, а этого забыли… 
– Живой ли он? 
– Вода теплая. Может, и живой. 
– И как это, братцы, акул–рыба его не съела. Здесь этих самых 
акулов страсть! 
– Ддда, милые! Опаская эта флотская служба. Ах, какая опа-
ская! – произнес, подавляя вздох, совсем молодой чернявый мат-
росик с серьгой, первогодок, прямо от сохи попавший в круго-
светное плавание. 
И с омраченным грустью лицом он снял шапку и медленно 
перекрестился, точно безмолвно моля бога, чтобы он сохранил 
его от ужасной смерти где–нибудь в океане. 
Прошло три четверти часа общего томительного ожидания. 
Наконец сигнальщик, не отрывавший глаза от подзорной тру-
бы, весело крикнул: 
– Баркас пошел назад! 
Когда он стал приближаться, старший офицер спросил сиг-
нальщика: 
– Есть на нем спасенный? 
– Не видать, ваше благородие! – уже не так весело отвечал 
сигнальщик. 
– Видно, не нашли! – проговорил старший офицер, подходя к 
капитану. 
Командир «Забияки», низенький, коренастый и крепкий брю-
нет пожилых лет, заросший сильно волосами, покрывавшими мя-
систые щеки и подбородок густою черною заседевшею щетиной, 
с небольшими круглыми, как у ястреба, глазами, острыми и зор-
кими, – недовольно вздернул плечом и, видимо сдерживая раз-
дражение, проговорил: 
– Не думаю–с. На баркасе исправный офицер и не вернулся бы 
так скоро, если б не нашел человека–с. 

7 

– Но его не видно на баркасе. 
– Быть может, внизу Лежит, потому и не видно–с… А впро-
чем–с, скоро узнаем… 
И капитан заходил по мостику, то и дело останавливаясь, что-
бы взглянуть на приближавшийся баркас. Наконец он взглянул в 
бинокль и хоть не видел спасенного, но по спокойно–веселому 
лицу офицера, сидевшего на руле, решил, что спасенный на бар-
касе. И на сердитом лице капитана засветилась улыбка. 
Еще несколько минут, и баркас подошел к борту и вместе с 
людьми был поднят на клипер. 
Вслед за офицером из баркаса стали выходить гребцы, крас-
ные, вспотевшие, с трудом переводившие дыхание от усталости. 
Поддерживаемый одним из гребцов, на палубу вышел и спасен-
ный – маленький негр, лет десяти – одиннадцати, весь мокрый, в 
рваной рубашке, прикрывавшей небольшую часть его худого, ис-
тощенного, черного, отливавшего глянцем тела. 
Он едва стоял на ногах и вздрагивал всем телом, глядя вва-
лившимися большими глазами с какою–то безумною радостью и 
в то же время недоумением, словно не веря своему спасению. 
– Совсем полумертвого с мачты сняли; едва привели в чувство 
бедного мальчишку, – докладывал капитану офицер, ходивший 
на баркасе. 
– Скорее его в лазарет! – приказал капитан. 
Мальчика тотчас же отнесли в лазарет, вытерли насухо, уло-
жили в койку, покрыли одеялами, и доктор начал его отхаживать, 
вливая в рот ему по несколько капель коньяку. 
Он жадно глотал влагу и умоляюще глядел на доктора, пока-
зывая на рот. 
А наверху ставили паруса, и минут через пять «Забияка» снова 
шел прежним курсом, и матросы снова принялись за прерванные 
работы. 
– Арапчонка спасли! – раздавались со всех сторон веселые 
матросские голоса. 
– И какой же он щуплый, братцы! 
Некоторые бегали в лазарет узнавать, что с арапчонком. 
– Доктор отхаживает. Небось, выходит! 
Через час марсовой Коршунов принес известие, что арапчонок 
спит крепким сном, после того как доктор дал ему несколько ло-
жечек горячего супа… 

8 

– Нарочно для арапчонка, братцы, кок суп варил; вовсе, зна-
чит, пустой, безо всего, – так, отвар быдто, – с оживлением про-
должал Коршунов, довольный и тем, что ему, известному вралю, 
верят в данную минуту, и тем, что он на этот раз не врет, и тем, 
что его слушают. 
И, словно бы желая воспользоваться таким исключительным 
для него положением, он торопливо продолжает: 
– Фершал, братцы, сказывал, что этот самый арапчонок по–
своему что–то лопотал, когда его кормили, просил, значит: «Дай-
те больше, мол, этого самого супу»… И хотел даже вырвать у 
доктора чашку… Однако не допустили: значит, брат, сразу нель-
зя… Помрет, мол. 
– Что ж арапчонок? 
– Ничего, покорился… 
В эту минуту к кадке с водой подошел капитанский вестовой 
Сойкин и закурил остаток капитанской сигары. Тотчас же общее 
внимание было обращено на вестового, и кто–то спросил: 
– А не слышно, Сойкин, куда денут потом арапчонка? 
Рыжеволосый, веснушчатый, франтоватый, в собственной 
тонкой матросской рубахе и в парусинных башмаках, Сойкин не 
без достоинства пыхнул дымком сигары и авторитетным тоном 
человека, имеющего кое–какие сведения, проговорил: 
– Куда деть? Оставят на Надежном мысу, когда, значит, при-
дем туда. 
«Надежным мысом» он называл мыс Доброй Надежды. 
И, помолчав, не без пренебрежения прибавил: 
– Да и что с им делать, с черномазой нехристью? Вовсе даже 
дикие люди. 
– Дикие не дикие, а всё божья тварь… Пожалеть надо! – про-
молвил старый плотник Захарыч. 
Слова Захарыча, видимо, вызвали общее сочувствие среди 
кучки курильщиков. 
– А как же арапчонок оттель к своему месту вернется? Тоже и 
у его, поди, отец с матерью есть! – заметил кто–то. 
– На Надежном мысу всяких арапов много. Небось, дознаются, 
откуда он, – ответил Сойкин и, докурив окурок, вышел из круга. 
– Тоже вестовщина. Полагает о себе! – сердито пустил ему 
вслед старый плотник. 
 

9 

IV 

 
На другой день мальчик–негр хотя и был очень слаб, но на-
столько оправился после нервного потрясения, что доктор, доб-
родушный пожилой толстяк, радостно улыбаясь своею широкою 
улыбкою, потрепал ласково мальчика по щеке и дал ему целую 
чашку бульону, наблюдая, с какой жадностью глотал он жид-
кость и как потом благодарно взглянул своими большими черны-
ми выпуклыми глазами, зрачки которых блестели среди белков. 
После этого доктор захотел узнать, как мальчик очутился в 
океане и сколько времени он голодал, но разговор с пациентом 
оказался решительно невозможным, несмотря даже на вырази-
тельные пантомимы доктора. Хотя маленький негр, по–
видимому, был сильнее доктора в английском языке, но так же, 
как и почтенный доктор, безбожно коверкал несколько десятков 
английских слов, которые были в его распоряжении. 
Они друг друга не понимали. 
Тогда доктор послал фельдшера за юным мичманом, которого 
все в кают–компании звали Петенькой. 
– Вы, Петенька, отлично говорите по–английски, поговорите–
ка с ним, а у меня что–то не выходит! – смеясь проговорил док-
тор. – Да скажите ему, что дня через три я его выпущу из лазаре-
та! – прибавил доктор. 
Юный мичман, присев около койки, начал свой допрос, стара-
ясь говорить короткие фразы тихо и раздельно, и маленький негр, 
видимо, понимал, если не все, о чем спрашивал мичман, то во 
всяком случае кое–что, и спешил отвечать рядом слов, не забо-
тясь об их связи, но зато подкрепляя их выразительными панто-
мимами. 
После довольно продолжительного и трудного разговора с 
мальчиком–негром мичман рассказал в кают–компании более или 
менее верную в общих чертах историю мальчика, основанную на 
его ответах и мимических движениях. 
Мальчик был на американском бриге «Бетси» и принадлежал 
капитану («большому мерзавцу», – вставил мичман), которому 
чистил платье, сапоги и подавал кофе с коньяком или коньяк с 
кофе. Капитан звал слугу своего «боем» 1, и мальчик уверен, что 
                                                 
1 Boy – по-английски – мальчик; кроме того, «бой» – общепринятое в 

10