Российская Академия Наук Институт философии





И.И. КРАВЧЕНКО









                ВВЕДЕНИЕ В ИССЛЕДОВАНИЕ ПОЛИТИКИ (философские аспекты)





Учебное пособие













Москва
1998

ББК 66.01
К-78

В авторской редакции



Рецензенты:
доктор филос. наук В.Е. Чертихин доктор филос. наук Н.С. Юлина




К-78         КРАВЧЕНКО И.И. Введение в исследование
        политики (филос. аспект): Учебное пособие. — М., 1998. - 188 с.


                 В пособии рассматриваются принципы построения теории политики и власти, систематизируются их современные концепции, практическое применение политических знаний в системе общественных наук и в решении жизненно важных проблем современного общества, в частности, для преодоления кризисов развития, осуществления реформ и решения других задач нашего времени.
             Книга расчитана на исследователей политики, преподавателей политологии, практических политиков и широкий круг читателей, интересующихся актуальными вопросами политической жизни общества и их отображением в науке и в философии.












ISBN 5-201-01964-1

© И.И.Кравченко, 1998
            ©ИФРАН, 1998

                                   Посвяшает.ся памяти жены и друга Э.И.Кравченко, много помогавшей автору в подготовке этой книги

Введение



    Исследование политики продолжается уже две с половиной тысячи лет, если считать только письменные свидетельства о путях движения политической мысли из одной эпохи в другую, по разным странам и континентам: Европа и Азия, античное средиземноморье, арабский Восток и западное средневековье, страны Западной Европы и Россия Нового и новейшего времени. Политическое знание поэтому исторично, оно национально и интернационально. Оно бесконечно и знает, по существу, лишь промежуточные итоги, но не конечные результаты. И тем не менее уже можно говорить, что в нем сконцентрирован мировой опыт, сформулирована некая алгебра всеобщих, общеисторических, общечеловеческих универсальных принципов, позволяющих объяснять политику вне ценностных суждений, какими бы они ни были — идеологическими, порожденными представлениями о самобытности какой-либо страны, ее культуры и истории или какими-либо иными. Вся эта специфика несомненно существует, но и сама она может быть осмыслена по достоинству, оценена и включена в познание политических явлений и событий лишь в контексте этого всеобщего опыта и на его уровне, а не помимо него и не вопреки ему. Грамматике политического знания, вернее, некоторым ее основным, исходным положениям — пониманию сущности политики и власти — и посвящена эта небольшая книга. Эта задача предопределила и выбор материала исследования и времени, когда он был создан: XX век, самый близкий к нам по времени и наименее известный у нас период развития философской и научной политической мысли. И еще несколько обстоятельств определили этот выбор.
    Двадцатое столетие оказалось одним из самых знаменательных в истории политической мысли, отмеченной именами крупнейших философов и ученых прошедших столетий и тысячелетий — Платона и Аристотеля, Августина и Фомы Аквинского, Макиавелли, Гоббса и Локка, Руссо, Монтескье, Канта и Гегеля, Маркса и Энгельса, Герцена и Чернышевского, Бакунина и Кропоткина, Чичерина и Новгородцева и множества других творцов политического знания, их крупнейшими открытиями. XX веку суждено было обобщить это знание. В начале века произошло наконец разделение слитной политической мысли на два давно сосуществовавших типа исследования — философс

5

кий и научный, состоялось самоопределение политической философии и были достаточно осознаны предметные, функциональные и методологические отличия политико-философского и научного исследования политики. Сложный двойной процесс внутренней дифференциации политического знания и его обособления от смежных областей исследования общества и его истории — философии истории, философии права, морали, культуры, социальной философии и от комплекса социальных наук, особенно юридических, а затем и от сложившихся ранее социологических дисциплин стимулировал во второй половине века бурное развитие политических исследований, особенно научных и конкретных эмпирических.
    Увлеченная общим потоком бурно развивающихся общественных наук и социально ориентированных философских исследований, политическая философия и сама обратилась к количественному анализу. Возрождалась забытая традиция Просвещения с его попытками исчислять наказания и вознаграждения, практического создания блага, начатая трудами Чезаре Бекка-рия («О преступности и наказании», 1764 г.), Иеремии Бентама, его ученика, концепциями Бентама об агрегированном счастье людей, т.е. о счастье общества как о счастье всех его членов, каждого человека как части общества, а затем и о политической технике, способной реализовать эту идею, — концепциями Дж.Милля о представительстве, участии народа в правлении, которые также обрели новую жизнь в XX в. в качестве одной из основ теории демократии. Математическое исчисление представительства, которым занимался Кондорсэ, ибо математика представлялась ему надежным средством регулирования человеческих дел¹, завоевало политическое знание уже на новой методологической основе современного аппарата математического моделирования, теории игр, программирования и других исследовательских средств современных социальных и естественных наук.
    Результатом восприятия новых методологических идей и расширения функций политического знания стало появление развитой системы политических наук (получивших в 70-е гг. в некоторых странах общее наименование политологии). Произошла профессионализация научно-политического знания, повсеместно в развитых регионах мира стали формироваться исследовательские центры и учреждения, изучающие политику, в политической практике резко возросла роль науки и ее представителей,

6

экспертов и советников, сотрудников политической администрации и целых «мозговых центров» при лидерах центральной государственной власти. Научная теория политики и ее эмпирические приложения стали университетской учебной дисциплиной, во многих странах Европы и Америки появились высшие школы политических наук.
    Однако несмотря на значительные успехи в познании политики во второй половине века (начиная с 60-х гг.), ясно обозначилась необоснованность попыток охватить проблематику политики средствами чисто научного исследования и тем более познать фундаментальные, сущностные основы политики, власти как универсальных явлений и преодолеть устойчивую традицию многочисленных упрощений, представляющих, например, политику пространством борьбы за власть, а государство — господством с его чисто институциональной легитимацией², либо, напротив, гиперпсихологизированный анализ политических явлений и т.д.
    В 60-е гг. наметилось новое сближение научного и философского анализа политики, определилась тенденция возродить веберовский философский стиль научно-политического исследования. Политическая философия в этот период, в середине века, и в самом деле решила столь фундаментальные проблемы, что можно говорить о значительности ее достижений в двадцатом столетии. Ряд глубоких изменений в познании общества и в самой политике оказал на эволюцию политико-философского знания самое серьезное влияние.
    Уже в первой половине XX в., в эпоху мировых войн, революций, деколонизации, идеологическая политика нанесла человечеству колоссальный вред и стала неадекватным средством регулирования сосуществования людей и государств в развитом индустриальном обществе, подходившем к новой, постиндустриальной фазе развития. Отсюда и грандиозные кризисы политики и власти XX века — тотальные войны, тоталитарные режимы, гонка вооружений, холодная война, распад последних империй, всемирный процесс деколонизации, повсеместные кризисы доверия власти — симптомы этого общего кризиса, который прокатывался регулярно по миру, это были движения протеста, борьбы за гражданские права, волны молодежных бунтов, контркультуры, «большого отказа» в США и в Западной Европе, антивоенные движения или движения неприсоединения, экологические движения «зеленых», экологистов, дисси

7

дентов разных типов, неформальных объединений и т.п. — сложный общемировой процесс, который в конце концов перешел в лавинообразный поток сепаратизма, автономизма, национального самоопределения бывших членов распадающихся военнополитических блоков и союзов.
    В середине века произошел перелом, обозначенный трагедией Второй мировой войны, после которой начался период бурного экономического роста, развернулась научно-техническая революция, а вместе с тем, по существу, началась новая идеологизация (или, как ее назвали, реидеологизация) политики, но уже на новой, неконфронтационной основе культа идеологии, на идеологии демократических преобразований. Все это вновь повернуло политическую философию к большим историческим проблемам, а вместе с тем и к новым обоснованиям вечной идеи блага и счастья, достижимых политическими средствами, благоденствия и процветания общества.
    Совокупное общественное и политическое знание всех уровней оказалось перед задачей объяснить множество жгучих проблем современного общества: научно-технической и информационной революции, социального изменения, общественного развития и управления историей вплоть до глобального расширения его масштабов: тотальной войны и всеобщего управляемого мира. Отсюда и проблема новых функций управляющих политических систем, с которыми традиционной конфронтационной, а тем более тоталитарной политике уже трудно было справляться. Отсюда и новое обострение проблем государства, его участия в политической жизни общества и вмешательства в неполитические сферы общественного процесса, особенно экономические: проблемы политического авангарда — правящих сил, элит, партий и общественных движений.
    Современное развитое индустриальное общество нуждалось во все более ответственном и квалифицированном управлении уже не только физическими действиями и организацией совместной жизни людей, но и состояниями и актами сознания, недоступными внешнему контролю. Отсюда выбор: либо манипуляция сознанием, либо разработка механизмов регулирования чувственных, духовных начал политической жизни общества, опосредованных развитым правосознанием, культурой и моралью гражданских отношений, средствами демократических процедур регулирования поведения и возможных конфликтов.

8

    Двадцатое столетие — небывалая в истории эпоха «больших программ»: две мировых войны и мировая холодная война, такая же всемирная гонка вооружений, распад колониальных империй, всемирный процесс национального освобождения, создание и распад новых тоталитарных империй, мощный рывок научного и технического развития, распространение процесса развития на пресловутый «третий мир», столкновение небывалых планетарных проблем — глобальных, среди которых длительное противостояние общественных систем, военно-политических союзов и блоков, углубление и распространение демократического процесса, появление проектов нового мирового порядка, разоружения, безъядерного и ненасильственного мира, век великих потрясений и преобразований.
    В XX в. обострилась и, пожалуй, достигла кульминации конкуренция двух подходов к обществу и двух разных толкований политики, которые восходят к двум античным истокам и могут быть условно обозначены именами Платона и Аристотеля. Первый из них можно было бы также назвать революционным, отрицающим, воплощением критической и конструктивной функции политической мысли. В критической трактовке общество не только несовершенно, но и настолько порочно, что исправить его могут только коренные качественные преобразования. Эти преобразования не могут быть частичными, несовершенное общество должно быть заменено принципиально иным, совершенным. Так возникло конструирование идеального общественного устройства, идеального правления (правление философов у Платона) и было положено начало конструктивной политической мысли, проектирующим функциям политической философии. Это был путь утопий и революций, путь политического и идеологического радикализма и максимализма, подталкивания истории, ускорения ее темпов, активизации политического и исторического развития. Но в XX столетии он привел к попыткам самых крайних и ультрарадикальных преобразований, поставивших мир на грань катастрофы. Катастрофическим оказался не только мир политики, но путь отношений с природой, путь экономических свершений, промышленных революций и преобразований, которые также имели целью благо человека и общества. И в неполитических областях максималистский путь развития при всех его неоспоримых достижениях неизбежно вел и ведет к обострениям и кризисам, вплоть до потери управления отношениями с созданной человеком второй природой —

9

техникой, миром вещей, благами, которые превращаются в оружие, средства уничтожения, источник кризиса с первой, нерукотворной природой. Словом, это путь риска, жертв и экспериментов самого противоположного свойства — от благородных поисков правды и справедливости, народных революций до опытов нацизма и расизма. В XX в. переделка мира, как это бывало и раньше, стала аргументом самых кровопролитных войн и революций, какие когда-либо знало человечество.
    Вторая, аристотелевская позиция исходит из признания того же факта — общество порочно, но может и должно стать лучше, гармоничнее, для чего достаточно эволюционного развития; его невозможно уподобить одному идеальному, самому совершенному образцу, общество совершенствуется не сразу в целом, тем не менее оно трансформируется, но не в результате разрешения непримиримых противоречий (платоновского начала всех вещей), а в результате осуществления проекта разумного компромисса и переустройства составляющих его компонентов, частей общественной системы. Это тоже путь борьбы, кропотливой и постоянной, но более реалистичной, хотя и более долгой, менее обещающей, а потому и он подводит к альтернативному выбору решительных преобразований. Для этой линии общественной и политической мысли в истории нет окончательных и безупречных решений, история — это «вдох и выдох», процесс — результат кропотливой работы, движения «шаг за шагом» («частичной социальной инженерии» К. Поппера), движение методом «stop and go» («стоп и вперед»), решение больших проблем через решение малых.
    Оба пути воплощены в политической философии и в науке о политике. Это пути политического проектирования, политической критики, обучения и просвещения, которые и составляют функцию политического знания наряду с его этическими, деонтологи-ческими функциями (формулирующими сознание долга, ответственности) и открытиями в истории универсальных социальных ориентиров — справедливости, свободы, права и т.д.
    Проекты второго типа оказались не менее фундаментальными, чем идеи радикальных преобразований, а главное — более надежными, они стали основой формирования новых устоев стабильной и развивающейся современной цивилизации — это проекты гражданского общества, правового государства, демократического процесса, нового мирового порядка, стабильной экономики, единого мира, решения его планетарных эко

10

номических, политических, экологических и прочих глобальных проблем.
    Истекающее столетие и завершающееся второе тысячелетие нашей истории, по-видимому, склонили чашу весов политической мысли в пользу второго пути: совмещения прогресса материальной жизни общества с демократической эволюцией его социальной жизни и перспективой интернационализации демократического процесса.
    Оба подхода решали в конечном счете вопрос о возможности управления обществом и историей, но радикально расходились в методах и в понимании смысла и содержания социального и политического проектирования, а следовательно, и в оценках ближайших и отдаленных целей политики. Ответом на этот запрос истории стала идея смены алгоритмов самой политики: переход от «идеологической политики», возникшей в XVIII в. вместе с индустриальными обществами и социальными революциями к функциональной политике, отвечающей новым задачам общественного развития, интернационализации процессов обобществления, международного разделения и кооперации труда и выживания формирующегося мирового сообщества в эпоху обостряющихся глобальных проблем.
    Идеологически ориентированная политика несла с собой невиданный размах политического экспериментирования — революций, реформ, борьбы национализации промышленности и ее денационализации, огосударствления и разгосударствления (этатизации и дезетатизации), борьбы за равенство, введения и запрещения прав и свобод, конкуренции политических режимов, противостояния общественных систем и т.д., вплоть до несо-стоявшейся, к счастью, глобальной ракетно-ядерной мировой войны, третьей по счету и наверняка последней для человечества.
    Идеи идеологизированной политики XVIII в. оставили веру в то, что политика может обеспечить счастье и благополучие человека и человечества. Проявлениями этой веры были и «Декларация прав человека» во Франции в 1789 г., которая провозгласила счастье человека целью общества, предсказания Кондорсэ победы над смертью, утверждения Бентамом счастья человека — целью правительств, а вслед за неоруссоизмом и утопическим социализмом — и все преобразовательные идеологические установки революционных политических философий от анархизма до научного социализма в его многообразных вариантах. За ними

11