Жизнь графа Сперанского. Том 2 (Части III, IV, V)


жизнь





                ГРАФА СПЕРАНСКАГО.




4





                                         On ne doit aux morts que la verite. Voltaire.
                                       Мпръ вамъ, тревоги прошлыхъ л5>ть! Пушкино.





Т О М Ъ ВТОРОЙ.

(части Ш, IV и V.)






СШТПЕШ>РГЪ,
4864.


ИЗДАИ1Е ИМПЕРАТОРСКОЙ ПУБЛИЧНОЙ Б11БЛ10ТЕКИ.

  Печатано съ Высочайшаго сопзволешя.















                    Ш1ИСТЕИ1 1Б2Р
м. В. И. Я? 1




Въ ТапограФШ П-го Отд'Ьлешя Собственной Е. И. В. Кап цел к pin.

            ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.


УДАЛЕШЕ СПЕРАНСКАГО И ЖИЗНЬ ЕГО ВЪ ЗАТОЧЕШИ.
1812-1816.


ГЛАВА ПЕРВАЯ.

УДАЛЕШЕ СПЕРАНСКАГО.

        I.

  Пожалованный въ тайные советники еще 30 августа 1809 года, назначенный 1 января 1810 года государ-ственнымъ секретарем!., наконецъ награжденный, 1 января 1812 года,—всего после пятнадцатилетней службы,—орде-номъ св. Александра Невскаго, СперанскШ, казалось, навсегда утвердился на той высот!., на которую подняло его колесо счаспя. Сила министров!, уступала силе государственного секретаря. Но умы более наблюдательные и более близше къ центру событШ провидели, во всемъ опи-санномъ нами выше, особливо же въ характере лицъ, тогда дШтвовавшихъ, признаки непрочности положешя Государева любимца, замечали, что надъ нимъ собираются грозныя тучи. Тарпейская скала близко отъ Капитол1я, думали тЬ изъ нихъ, которые знали исторпо.Имя Сперапскаго, правда, грем’Ьло еще гораздо громче прежпяго, по теперь къ хвалебпымъ гимнамъ уже часто примешивались сарказ-мы и порицашя. Если сословие приказныхъ стало приметно отлагаться отъ него съ самаго издашя указа объ экзаме-нахъ, то неприязнь ихъ, постепенно, начала сообщаться и другимъ; въ особенности же вельможи не могли простить ч. ш.                                1

__ 2 _

Сперанскому важнаго преступлены: возвышаться, заграждать имъ дорогу и между т^мъ не оберегать ихъ интересовъ и не искать-въ нихъ. Благовидный предлогъ къ такой nenpi-язни всегда былъ на готовй: опасеше вредныхъ послйдствш отъ реФормъ, быстро следовавших ъ одна за другою. Уже съ 1810 года MHorie возставали противъ этого общаго пре-образовашя; однако же судъ надъ его творцомъ еще былъ тогда довольно скроменъ и боязливъ: дело шло о человеке случайномъ, близкомъ къ Царю, о человеке, который все-таки могъ пригодиться для какихъ нпбудь лпчиыхъ видовъ, или поддаться какому нибудь ходатайству. Но этотъ чело-вйкъ продолжалъ неуклонно идти своимъ путемъ, пи на кого не озираясь: тогда послышалисьсовсймъ друпя р'Ьчп. Почти вей классы были болйе или мешЬе возбуждены. Аристократы возставали за ограничеше] ихъ привилегий, опасаясь еще ббльшаго стЬснешя въ будущемъ;'люди на высшихъ лйстахъ—за подчинеше ихъ «выскочкй»; чиновники—за преграждеше имъ дальнейшего производства и принужде-nie учиться; политичесше староверы—за явное стремлеше правительства ввести новыя начала, отъ которыхъ они съ ужасомъ отвращались; податныя сослов!я—за усиленн* налоговъ. Весьма удачною казалась Фраза, сказанная кймъ то при такихъ обстоятельствахъ: «деретъ этотъ поповичъ кожу съ парода; сгубитъ онъ государство. . . . ». ’Н;мъ мысль и слово неопределеннее, тймъ легче они принимаются толпою итемъчащс повторяются. Общш говоръ, начавшись съ Москвы, вскоре зашелъ такъ далеко и принялъ такой характеръ, что въ конце 1811 года уже гласно стали говорить, не въ однйхъ мииистерскихъ канцеляр1яхъ, но и въ гостиныхъ, даже въ залахъ совета, что Сперанскому— не сдобровать, что милость къ нему Государя поколебалась и что онъ, въ удовлетвореше общему желанно, бу-детъ’удаленъ отъ всйхъ дйлъ. Говорили смелее и уверен-

—

ш&е прежняго уже и потому, что вей знали какъ охладеть въ Государе восторгъ, произведенный ЭрФуртскимъ свидашемъ, а это давало поводъ заключать, что тоже самое охлаждеше распространится и на главнаго, въ то время, представителя у насъ «Наполеоновскихъ идей», т. е. на Сперанскаго.
   Н$тъ впрочемъ сомн$ипя, что если эти толки разными путями доходили до Александра, то и|7амъ Сперансюй, какъ онъ ни былъ, по образу своей жизни,‘далекъ отъ при-дворныхъ и городскихъ вестей, скоро началъ понимать всю трудность и, до некоторой степени, шаткость своего положе-шя. Позже, онъеамъ говаривалъ, что ненависть есть действительнейшая изъ всЪхъ пропагапдъ. Что онъ не ослеплялся и въ то время и даже изыскивалъ средства къ самосохранение, доказывается, между прочимъ, отчетомъ, под-несепнымъ отъ него Государю въ Феврале 1811 года, т. е. за годъдо своего падешя. Изчисливъ тутъразныя м!ры пред-положеннаго новаго порядка суднаго и исполнительнаго, настаивая на необходимости совершить ихъ неотложно, удостоверяя, что виды Государя по этой части будутъ въ точности исполняться, Сперансгай присовокуплялъ: «Но следовать за сими предметами среди множества текущихъ делъ, кои по звашю моему въ государственпомъ совете и по управление Финлянд1ею непрестанно меня заботятъ и отрываютъ, но истине петъ никакой возможности. Когда Вашему Величеству угодно было возложить на меня зваше государствепнаго секретаря, я считалъ певозможнымъ тогда отъ/сего уклониться. Можетъ быть въ начале сего уста-новлешя было и нужно, чтобъ я понесъ cie бремя; но теперь советъ принялъ уже свой ходъ. Зваше государствсн-наго секретаря, отдельно взятое, не трудно; по соединенное съ звашемъ директора коммиссш законовъ и въ связи съ работами вышеприведенными весьма тягостно и для

— 4 —

силъ моихъ невозможно. Не скрою здесь, что раздйлеше сихъ должностей иг^ло бы еще и друпя личныя для меня выгоды. Меня укоряютъ, что я стараюсь вей дйла привлечь въ однй руки. Вашему Величеству известно, сколь укоризна с!я въ существ^ ея несправедлива; но во вн^ш-немъ ея видй она им’Ьетъ вей вероятности. Представляясь, попеременно, то въ виде директора коммиссш,- то въ виде гбсударственнаго секретаря; являясь, по повеление Вашему, то съ проектами новыхъ государственныхъ поста-новлешй, то съ Финансовыми операщями, то со множеством текущихъ делъ, я слишкомъ часто и на всехъ поч-тй пугяхъ встречаюсь и съ страстями, и съ самолюб!емъ, и съ завистью, а еще более сънеразушемъ. Кто можетъ устоять противъ всехъ сихъ встречъ? Въ течеши одного года, я попеременно былъ мартинистомъ, поборникомъ масонства, защитникомъ вольности, гоиителемъ рабства и сделался, наконецъ, записнымъ иллюминатомъ. Толпа подъячихъ преследовала меня за указъ 6 августа эпиграммами и каррикатурами. Другая такая же толпа вельможъ, со всею ихъ свитою, съ женами ихъ и детьми, меня, заключенная въ моемъ кабинете, одного, безъ всякихъ связей, меня, ни по роду моему, ни по имуществу, не принад-лежащаго къ ихъ сословию, целыми родами преследуешь какъ опаснаго уновителя. Я знаю, что бблыпая ихъ часть и сами не вйрятъ симъ нелепостямъ; но, скрывая собственный страсти подъ личиною общественной пользы, они личную свою вражду стараются украсить именемъ вражды государственной; я знаю, что те же люди превозносили меня и правила мои до небесъ, когда предполагали, что я во всемъ съ ними буду соглашаться, когда воображали найти во мне послушная мента, и когда пользы ихъ страстей требовали противуположить меня другому. Я былъ тогда одинъ изъ самыхъ лучгвихъ и надежнейшихъ иейож-

— 5 —

пителей. Но какъ только движешемъ д^ъ приведешь я быль въ противуцоложность имъ и въ разномыс.пе, такъ скоро превратился въ человека опаснаго и во все то, чтб Вашему Величеству известно более, нежели мне. Въ семъ положении мне остается или уступать имъ, или терпеть ихъ гонещя. Первое я считаю вреднымъ служба, унизительнымъ для себ< и даже опаснымъ. Дружба ихъ еще более для меня тягостна, нежели разномысл!е. Къ чему мнТ разделять съ ними духъ партш, худую ихъ славу и то пренебрежеше, коимъ они покрыты въ гдазахъ людей благомыслящихъ? Следовательно остается мне выбрать второе. Смею мыслить, что терпеше мое и опытъ опровергнуть все ихъ наветы. Удостоверенъ я также, что одно слово Ваше всегда довлеетъ отразить ихъ покушешя. Но къ чему, Всемило-стивейппй Государь, буду я обременять Васъ своимъ поло-жешемъ, когда есть самый простой способъ изъ него выдти и разъ навсегда прекратить тягостный для Васъ и обидныя для меня наредашя. Способъ сей состоять въ томъ, чтобъ, отделивъ зваше государственник) секретаря и сложивъ съ меня дела Финляндсшя, оставить меня при одной должности директора коммиссш. Тогда: 1) зависть и saopinie успокоятся. Они почтутъ меня ниспровергнутымъ, я буду смеяться ихъ победе, а Ваше Величество разъ навсегда освободите себя отъ скучныхъ нарекашй. Симъ приведенъ я буду паки въ то счастливое положеше, въ коемъ быть всегда желалъ: чтобъ весь плодъ трудовъ моихъ посвящать единственно Вамъ, нс ища ни шуму, ни похвалъ, для меня совсемъ чуждыхъ. Смею привести здесь на память хоть девизъ, который некогда Вамъ понравился: «j’ai desire de faire du bien, mais je n’ai pas desire de faire du bruit, par-ceque j’ai senti que Ie bruit ne faisait pas de bien, coniine le bien де faisait pas de bruit». 2) Тогда, и cie .есть самое важнейшее, буду я въ состояши обратить все время, все

— 6 —

труды мои, на окончаше предметовъ вышеизображенныхъ, безъ коихъ,—еще разъ смбю повторить,—веб начинашя и труды Ваши будутъ представлять здаше на пескб. Изъ сего Ваше Величество усмотреть изволите, что не охлаждение къ дбламъ, но самая польза и уепбхъ дблъ заста-вляютъ меня желать и просить сего раздблешя. Не отъ трудовъ, не отъ службы—сколько впрочемъ она для меня ни тягостна и по стесненному положенно домашнихъ эко-номическихъ моихъ дблъ, и по личнымъ нещпятностямъ,— я ищу симъ уклониться, но желаю и ищу дать времени моему лучшее и полезнейшее употреблеше. Простите мнб, Ваше Величество, еще одно откровенное здесь изъяснеше. Изъ вебхъ тбхъ, кои имеютъ счаспе къ Вамъ приближаться, я имблъ случай можетъ быть болбе другихъ познать силу и пространство Вашихъ мыслей и желашй, не въ по-дробностяхъ ежедневныхъ текущихъ дблъ, но въ самыхъ коренныхъ истинахъ, на коихъ стоять государства. Слбдо-вательно, доколб истины cin будутъ составлять главный предметъ Вашихъ намбренш, доколб останется самый слабый лучъ надежды въ ихъ исполненш, доколб могу я хотя нбеколько быть для сего полезнымъ: дотолб никаюя уваже-шя, никашя пепр1ятности не превозмогутъ надъ моимъ же-лашемъ видбть ихъ собыпе».
   Государь не исполнилъ просьбы Сперапскаго, которую и самъ онъ заявилъ, быть можетъ, больше только для своего ограждешя. Оставшись при вебхъ прежпихъ обязаиностяхъ, онъ припужденъ былъ вести, рядомъ, и реформы законодательный и административпыя, и мбры Финансовый. Его пе-пр!ятелямъ, въ союзб съ народнымъ говоромъ, продолжало открываться самое обширное поле дбйствШ. Человбка, который еще такъ недавно мечталъ «обновить» Pocciio, стали изображать въ такихъ краскахъ, что даже малочисленные друзья его, утомленные борьбой съ общимъ мибшемъ,

— ч 
начали одинъ за другимъ отъ него отступаться. Только Государь еще поддерживали его противу всЪхъ.
   Но приближалась минута, когда и эта подпора должна была отпасть.
   Пока толпа бездейственно роптала, люди бол'Ье честолюбивые искали изъ малосознательнаго ея ропота извлечь себе пользу. Въ ихъ глазахъ, какъ мы уже сказали, вина Сперанскаго состояла не въ его действ!яхъ, а въ его зна-чеши и силе при Дворе; въ томъ, что ему удалось, въ такое короткое время, изъ ничтожества, стать въ главе государственная управлешя; въ томъ, наконецъ, что онъ—мтыиалъ имъ. Этимъ оправдывались, въ ихъ поняпяхъ, и все средства къ его низложению. Сперва, однако, они предпочли попытаться на раздаете съ нимъ власти, что во всякомъ случае казалось, тогда, легче чймъ ее сокрушить. Два лица, уже облеченный въ некоторой степени довер!емъ Государя, предложили его любимцу прюбщить ихъ къ своимъ видамъ и учредить, изъ нихъи себя, помимо Монарха, безгласный, тайный комитете, который управлялъ бы всеми делами, употребляя государственный совете, сенате и министерства единственно въ виде своихъ орудш (*). Сънегодовашемъ отвер-гиулъ Сперанскш ихъ предложеше; но онъ имйлъ неосторожность, по чувству ли ггрезрешя къ нимъ, или, можетъ быть, по другому топкому чувству, умолчать о томъ передъГосуда-ремъ. Благородное его отвращеше отъ доноса было, въ этомъ случае, непростительною политическою ошибкою противъ

  (♦) Въ такомъ точно таипствепномъ видй и этими именно словами Сперапскш самъ, въ одной, найденной между его бумагами записк-Ь (на Французскомъ язык-Ь), описать сделанное ему предложение, не пояснивъ ближе его сущности. Съ нашей стороны пе отваживаемся зд'Ьсь ни на какое толковало, которое, во всякомъ случай, было бы только самопроизвольною догадкою. Изъ той же записки, хранящейся пын5 въ государственное архивй, заимствованы и некоторый дальнййппя подробности нашего разсказа.

— 8 —

самого себя. Кабинетный труженикъ, занятый болКе делами нежели людьми, не разгляд’Ьлъ, при всей своей прозорливости, разставленной ему сети, не подумалъ, что противъ такихъ замысловъ мало одного презр^шя. Если честь и высшее чувство не позволили ему согласиться на дерзкое предложеше, то самосохранеше требовало—огласить его. Промолчавъ, Сперанскш даль своимъ врагамъ способъ сложить вину своихъ замысловъ на него, связать ему руки, заподозрить его искренность въ отноше-нш къ его благодетелю (*); — падеше его сделалось неизбежнымъ. Но падешемъ обыкновеннымъ, увольнеш-емъ или удалешемъ отъ службы, цель заговорщиковъ (мы не можемъ назвать ихъ иначе) не была бы достигнута. Это значило довести дело только до половины, потому что Сперанскш, и отставленный, могъ снова возстать, проникнуть тайны ихъ коалищи, напасть на нихъ въ свою очередь и наконецъ разрушить шаткш союзъ. Чуткая предусмотрительность царедворцевъ, искушенныхъ въ придворпыхъ ин-тригахъ, боялась возможности подобнаго оборота д'Ьлъ; имъ нужно было поставить соперника въ такое безвыходное но-ложеше, чтобы онъ не могъ ни написать строчки, ни произнести слбва помимо ихъ истолковашй и пересудовъ. Средствами къ тому представлялись только—дальняя ссылка и стро-пй присмотръ за сосланпымъ. Но какой взять предлогъ? Заговорщики пашлп его въ открывавшейся войне. Въ минуту великихъ политическихъ персворотовъ, говорили они, уже и одного предположетя опасности-достаточно, чтобы оправдать все возможный меры осторожности, а здесь— гораздо больше, чемъ простое прсдположшпе. Возможно ли, чтобы Сперанской, роняя своими распоряжениями ценность нашихъ ассигпащй, проводя въ народное поняпе какге-то

  (*) И это все взято изъ той же записки.