Заблудшие

А.П. Чехов

ЗАБЛУДШИЕ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Заблудшие. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 6 с. – (Библиотека рус
ской классики).

ISBN 978-5-16-007115-2
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Усл. печ. л. 15,0. Уч.изд. л. 18,72.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

ЗАБЛУДШИЕ

Дачная местность, окутанная ночным мраком. На деревенской 

колокольне бьет час. Присяжные поверенные Козявкин и Лаев, оба 
в отменном настроении и слегка пошатываясь, выходят из лесу и 
направляются к дачам.

– Ну, слава создателю, пришли… – говорит Козявкин, переводя 

дух. – В нашем положении пройти пехтурой пять верст от полустанка – подвиг. Страшно умаялся! И, как назло, ни одного извозчика…

– Голубчик, Петя… не могу! Если через пять минут я не буду в 

постели, то умру, кажется…

– В по-сте-ли? Ну, это шалишь, брат! Мы сначала поужинаем, 

выпьем красненького, а потом уж и в постель. Мы с Верочкой не 
дадим тебе спать… А хорошо, братец ты мой, быть женатым! Ты 
не понимаешь этого, черствая душа! Приду я сейчас к себе домой 
утомленный, замученный… меня встретит любящая жена, попоит 
чайком, даст поесть и, в благодарность за мой труд, за любовь, 
взглянет на меня своими черненькими глазенками так ласково и 
приветливо, что забуду я, братец ты мой, и усталость, и кражу со 
взломом, и судебную палату, и кассационный департамент… Хоррошо!

– Но… у меня, кажется, ноги отломались… Я едва иду… Пить 

страшно хочется…

– Ну, вот мы и дома.
Приятели подходят к одой из дач и останавливаются перед 

крайним окном.

– Дачка славная, – говорит Козявкин. – Вот завтра увидишь, ка
кие здесь виды! Темно в окнах. Стало быть, Верочка уже легла, не 
захотела дожидаться. Лежит и, должно быть, мучится, что меня до 
сих пор нет…(Пихает тростью окно, которое отворяется). Этакая 
ведь бесстрашная, ложится в постель и не запирает окон. (Снимает 
крылатку и бросает ее вместе с портфелем в окно). Жарко! Давайка затянем серенаду, посмешим ее… (поет): «Месяц плывет по 
ночным небесам… Ветерочек чуть-чуть дышит… ветерочек чуть 
колышет»… Пой, Алеша! Верочка, спеть тебе серенаду Шуберта? 
(Поет:) «Пе-еснь моя-я-я… лети-ит с мольбо-о-о-ю»… (Голос обрывается судорожным кашлем.) Тьфу! Верочка, скажи-ка Аксинье, 
чтобы она отперла нам калитку! (Пауза). Верочка! Не ленись же, 
встань, милая! (Становится на камень и глядит в окно). Верунчик, 
мумочка моя, веревьюнчик… ангелочек, жена моя бесподобная, 
встань и скажи Аксинье, чтобы она отперла нам калитку! Ведь не 
спишь же! Мамочка, ей-богу, мы так утомлены и обессилены, что 

нам вовсе не до шуток. Ведь мы пешком от станции шли! Да ты 
слышишь или нет? А, черт возьми! (Делает попытку влезть в окно 
и срывается). Может быть, гостю неприятны эти шутки! Ты, я вижу, Вера, такая же институтка, как была, все бы тебе шалить…

– А может быть, Вера Степановна спит! – говорит Лаев.
– Не спит! Ей, вероятно, хочется, чтобы я поднял шум и взбу
доражил всех соседей! Я уже начинаю сердиться, Вера! А, черт 
возьми! Подсади меня, Алеша, я влезу! Девчонка ты, школьница и 
больше ничего!.. Подсади!

Лаев с пыхтеньем подсаживает Козявкина. Тот влезает в окно и 

исчезает во мраке комнаты.

– Верка! – слышит через минуту Лаев.– Где ты? Черррт… Тьфу, 

во что-то руку выпачкал! Тьфу!

Слышится шорох, хлопанье крыльев и отчаянный крик курицы.
– Вот те на! – слышит Лаев. – Вера, откуда у нас куры? Черт 

возьми, да тут их пропасть! Плетушка с индейкой… Клюется, пподлая!

Из окна с шумом вылетают две курицы и, крича во все горло, 

мчатся по улице.

– Алеша, да мы не туда попали! – говорит Козявкин плачущим 

голосом. – Тут куры какие-то… Я, должно быть, обознался… Да 
ну вас к черту, разлетались тут, анафемы!

– Так ты выходи поскорей! Понимаешь? Умираю от жажды!
– Сейчас… Найду вот крылатку и портфель…
– Ты спичку зажги!
– Спички в крылатке… Угораздило же меня сюда забраться! 

Все дачи одинаковые, сам черт не различит их в потемках. Ой, индейка в щеку клюнула! П-подлая…

– Выходи поскорее, а то подумают, что мы кур воруем!
– Сейчас… Крылатки никак не найду. Тряпья здесь валяется 

много, и не разберешь, где тут крылатка. Брось-ка мне спички!

– У меня нет спичек!
– Положение, нечего сказать! Как же быть-то? Без крылатки и 

портфеля никак нельзя. Надо отыскать их.

– Не понимаю, как это можно не узнать своей собственной да
чи, – возмущается Лаев. – Пьяная рожа… Если б я знал, что будет 
такая история, ни за что бы не поехал с тобой. Теперь бы я был 
дома, спал безмятежно, а тут изволь вот мучиться… Страшно 
утомлен, пить хочется… голова кружится!

– Сейчас, сейчас… не умрешь…
Через голову Лаева с криком пролетает большой петух. Лаев 

глубоко вздыхает и, безнадежно махнув рукой, садится на камень. 
Душа у него горит от жажды, глаза слипаются, голову клонит 

вниз… Проходит минут пять, десять, наконец двадцать, а Козявкин все еще возится с курами.

– Петр, скоро ли ты?
– Сейчас. Нашел было портфель, да опять потерял.
Лаев подпирает голову кулаками и закрывает глаза. Куриный 

крик становится все громче. Обитательницы пустой дачи вылетают 
из окна и, кажется ему, как совы кружатся во тьме над его головой. 
От их крика в ушах его стоит звон, душой овладевает ужас.

«Сскотина!.. – думает он. – Пригласил в гости, обещал угостить 

вином да простоквашей, а вместо того заставил пройтись от станции пешком и этих кур слушать…»

Возмущаясь, Лаев сует подбородок в воротник, кладет голову 

на свой портфель и мало-помалу успокаивается. Утомление берет 
свое, и он начинает засыпать.

– Нашел портфель! – слышит он торжествующий крик Козяв
кина. – Найду сейчас крылатку, и – баста, идем!

Но вот сквозь сон слышит он собачий лай. Лает сначала одна 

собака, потом другая, третья… и собачий лай, мешаясь с куриным 
кудахтаньем, дает какую-то дикую музыку. Кто-то подходит к 
Лаеву и спрашивает о чем-то. Засим слышит он, что через его голову лезут в окно, стучат, кричат… Женщина в красном фартуке 
стоит около него с фонарем в руке и о чем-то спрашивает.

– Вы не имеете права говорить это! – слышит он голос Козяв
кина. – Я присяжный поверенный, кандидат прав Козявкин. Вот 
вам моя визитная карточка!

– На что мне ваша карточка! – говорит кто-то хриплым басом. –

Вы у меня всех кур поразгоняли, вы подавили яйца! Поглядите, 
что вы наделали! Не сегодня-завтра индюшата должны были вылупиться, а вы подавили. На что же, сударь, сдалась мне ваша карточка?

– Вы не смеете меня удерживать! Да-с! Я не позволю!
«Пить хочется»… – думает Лаев, стараясь открыть глаза и чув
ствуя, как через его голову кто-то лезет из окна.

– Я – Козявкин! Тут моя дача, меня тут все знают!
– Никакого Козявкина мы не знаем!
– Что ты мне рассказываешь? Позвать старосту! Он меня знает!
– Не горячитесь, сейчас урядник приедет… Всех дачников ту
тошних мы знаем, а вас отродясь не видели.

– Я уж пятый год в Гнилых Выселках на даче живу!
– Эва! Нешто это Выселки? Здесь Хилово, а Гнилые Выселки 

правее будут, за спичечной фабрикой. Версты за четыре отсюда.

– Черт меня возьми! Это, значит, я не той дорогой пошел!

Человеческие и птичьи крики мешаются с собачьим лаем, и из 

смеси звукового хаоса выделяется голос Козявкина:

– Вы не смеете! Я заплачу! Вы узнаете, с кем имеете дело!
Наконец голоса мало-помалу стихают. Лаев чувствует, что его 

треплют за плечо.