Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Живая хронология

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 627685.01.99
Чехов, А.П. Живая хронология [Электронный ресурс] / А.П. Чехов. - Москва : Инфра-М, 2015. - 4 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/517943 (дата обращения: 25.04.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ЖИВАЯ ХРОНОЛОГИЯ 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ЖИВАЯ ХРОНОЛОГИЯ 

Гостиная статского советника Шарамыкина окутана приятным 
полумраком. Большая бронзовая лампа с зеленым абажуром красит в зелень а la «украинская ночь» стены, мебель, лица... Изредка в потухающем камине вспыхивает тлеющее полено и на мгновение заливает лица цветом пожарного зарева; но это не портит 
общей световой гармонии. Общий тон, как говорят художники, 
выдержан. 
Перед камином в кресле, в позе только что пообедавшего человека, сидит сам Шарамыкин, пожилой господин с седыми чиновничьими бакенами и с кроткими голубыми глазами. По лицу 
его разлита нежность, губы сложены в грустную улыбку. У его 
ног, протянув к камину ноги и лениво потягиваясь, сидит на скамеечке вице–губернатор Лопнев, бравый мужчина, лет сорока. 
Около пианино возятся дети Шарамыкина: Нина, Коля, Надя и 
Ваня. Из слегка отворенной двери, ведущей в кабинет г–жи Шарамыкиной, робко пробивается свет. Там за дверью, за своим 
письменным столом сидит жена Шарамыкина, Анна Павловна, 
председательница местного дамского комитета, живая и пикантная дамочка, лет тридцати с хвостиком. Ее черные бойкие глазки 
бегают сквозь пенсне по страницам французского романа. Под 
романом лежит растрепанный комитетский отчет за прошлый 
год. 
– Прежде наш город в этом отношении был счастливее, – говорит Шарамыкин, щуря свои кроткие глаза на тлеющие уголья. 
– Ни одной зимы не проходило без того, чтобы не приезжала какая–нибудь звезда. Бывали и знаменитые актеры и певцы, а нынче... чёрт знает что! – кроме фокусников да шарманщиков никто 
не наезжает. Никакого эстетического удовольствия... Живем, как 
в лесу. Да–с... А помните, ваше превосходительство, того итальянского трагика... как его?.. еще такой брюнет, высокий... Дай бог 
память... Ах, да! Луиджи Эрнесто де Руджиеро... Талант замечательный... Сила! Одно слово скажет, бывало, и театр ходором ходит. Моя Анюточка принимала большое участие в его таланте. 
Она ему и театр выхлопотала и билеты на десять спектаклей распродала... Он ее за это декламации и мимике учил. Душа человек! 
Приезжал он сюда... чтоб не соврать... лет двенадцать тому назад... Нет, вру... Меньше, лет десять... Анюточка, сколько нашей 
Нине лет? 

2 

– Десятый год! – кричит из своего кабинета Анна Павловна. – 
А что? 
– Ничего, мамочка, это я так... И певцы хорошие приезжали, 
бывало... Помните вы tenore di grazia Прилипчина? Что за душа 
человек! Что за наружность! Блондин... лицо этакое выразительное, манеры парижские... А что за голос, ваше превосходительство! Одна только беда: некоторые ноты желудком пел и «ре» фистулой брал, а то всё хорошо. У Тамберлика, говорил, учился... 
Мы с Анюточкой выхлопотали ему залу в общественном собрании, и в благодарность за это он, бывало, нам целые дни и ночи 
распевал... Анюточку петь учил... Приезжал он, как теперь помню, в Великом посту, лет... лет двенадцать тому назад. Нет, 
больше... Вот память, прости господи! Анюточка, сколько нашей 
Надечке лет? 
– Двенадцать! 
– Двенадцать... ежели прибавить десять месяцев... Ну, так и 
есть... тринадцать!.. Прежде у нас в городе как–то и жизни больше было... Взять к примеру хоть благотворительные вечера. Какие прекрасные бывали у нас прежде вечера. Что за прелесть! И 
поют, и играют, и читают... После войны, помню, когда здесь 
пленные турки стояли, Анюточка делала вечер в пользу раненых. 
Собрали тысячу сто рублей... Турки–офицеры, помню, без ума 
были от Анюточкина голоса, и всё ей руку целовали. Хе, хе... 
Хоть и азиаты, а признательная нация. Вечер до того удался, что 
я, верите ли, в дневник записал. Это было, как теперь помню, в... 
семьдесят шестом... нет! в семьдесят седьмом... Нет! Позвольте, 
когда у нас турки стояли? Анюточка, сколько нашему Колечке 
лет? 
– Мне, папа, семь лет! – говорит Коля, черномазый мальчуган 
с смуглым лицом и черными, как уголь, волосами. 
– Да, постарели, и энергии той уж нет!.. – соглашается Лопнев, 
вздыхая. – Вот где причина... Старость, батенька! Новых инициаторов нет, а старые состарились... Нет уж того огня. Я, когда был 
помоложе, не любил, чтоб общество скучало... Я был первым помощником вашей Анны Павловны... Вечер ли с благотворительною целью устроить, лотерею ли, приезжую ли знаменитость 
поддержать – всё бросал и начинал хлопотать. Одну зиму, помню, я до того захлопотался и набегался, что даже заболел... Не забыть мне этой зимы!.. Помните, какой спектакль сочинили мы с 
вашей Анной Павловной в пользу погорельцев? 

3 

– Да это в каком году было? 
– Не очень давно... В семьдесят девятом... Нет, в восьмидесятом, кажется! Позвольте, сколько вашему Ване лет? 
– Пять! – кричит из кабинета Анна Павловна. 
– Ну, стало быть, это было шесть лет тому назад... Да–с, батенька, были дела! Теперь уж не то! Нет того огня! 
Лопнев и Шарамыкин задумываются. Тлеющее полено вспыхивает в последний раз и подергивается пеплом.