Император Александр I. Его жизнь и царствование. Том 4


Л№ШТк



            ЙМПЁГАТОРЪ



АЛЕКСАНДР! ПЕРВЫЙ

ЕГО ЖИЗНЬ И ЦАРС/ТВОВАН1Е



Н. К. ШИЛЬДЕРА



съ 450 ИЛЛЮСТРАЦ1ЯМИ



ТОМЪ ЧЕТВЕРТЫЙ









С.-ПЕТЕРБУРГЬ ИЗДАН IE А. С. СУВОРИНА 1898

'«с*»*

SISJIHOTEU; ямеил < В,1.Г1Е«ХА












Рисунки дозволены цензурою г апреля 1898 г. С.-Петербургь



Типограф

1я А. С. Суворина. Эртелевъ пер., д. 13

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ч. IV.

Л\Ъ САМЫЙ день новаго 1816 года появился манифестъ. содержите котораго должно было навести друзей Александра на тяжелыя размышлешя; въ немъ ясно выразились политичесшя воззр'Ъшя, при которыми началось последнее десяти.тЬпе царствовашя Благословенная). Манифесть изъявлялъ высокомонаршую признательность воинству и народу за оказанные въ продолжеше войны съ французами подвиги, но къ этому примешано было длинное, випеватое сочинеше съ весьма своеобразною оценкою событй, совершившихся со времени французскойреволюцш по1816 годъ. Въ особенности поражаетъ резкость выражений относительно Францш. Парпжъ, по словамъ манифеста, является гнЬздомъ мятежа, разврата и пагубы народной. Наполеонъ названъ простолюдиномъ, чужезем-нымъ хишдикомъ. преступнике мъ, присвоившими себ'Ь «Богу токмо единому свойственное право единовласт-наго надъ вс%ми владычества» и возмечтавшими «на бйдствгяхъ всего св^та основать славу свою, стать

1

1

ГЛАВА ПЕРВАЯ

въ виде Божества на гробе вселенной». ЗатФмъ манифеста продолжаете: «Судь человеческий не моги толпкому преступнику наречь достойное осуждеше: не наказанный рукою смертнаго, да предстанете онъ на страшномъ судГ, всемирною кровью облгяниый, передъ лице безсмертнаго Бога, гдй каждый но дГламъ свопмъ получить воздаяше».— Въ заключеше, по поводу водворешя всеобщаго мира и подвиговъ, совершенные россиянами, было сказано: «самая великость дГлъ спхъ показываете, что не мы то сделали. Богь для совершешя сего нашими руками даль слабостп нашей Свою силу, простой нашей Свою мудрость, с.йпой нашей Свое всевидящее око. Что изберемте: гордость пли смп-реше? Гордость наша будете несправедлива, неблагодарна, преступна передъ Ими, Кто пз.пялъ на насъ толишя щедроты; она сравнить насъ съ ймп. которыми мы низложили. Смпреше наше исправить наши нравы, загладить вину нашу предъ Богомъ, принесете нами честь, славу и покажете свйту, что мы никому не страшны, но и никого не страшимся»¹.
     Манифеста этота произвели во Францы крайне тягостное впечатлите и вызвали среди народа полное разочароваше въ монархе, ко-тораго онъ привыкъ считать самыми великодушнымъ изъ свопхъ вра-говь. Лагарпъ сильно огорчился этпмъ событемъ и написали Александру письмо, въ которое признавался, что бываютъ минуты, когда онъ не сомневается бо.йе въ томъ, что существуета заговори противъ славы, прюбр-Ьтенной государемъ ви 1814 году².
     После, потрясешй, продолжавшихся двадцать пять л'Ьтъ, въ политической жизни европейскихъ государствъ наступило полное затишье. Европа действительно-нуждалась прежде всего въ отдыхе и покое, и на первый рази самое спокойствхе представляло, собою каки бы улуч-шеше сравнительно съ прежними тревожными состояшемъ. Съ этого времени акты Венскаго конгреса явились охранительными граматами европейскаго если не благополуч!я, то, по крайней мере, спокойств!я, въ которомъ чувствовалась всеобщая потребность. Происходили частные взрывы, но европейская война была надолго отклонена, и мири не быль нарушенъ.
     Пмператоръ Александръ, благодаря мужеству и настойчивости, вы-казаннымъ имъ въ борьбе съ Наполеономь, сделался основателемъ того порядка вещей, которому на мнопе годы подчинилась Европа. Весьма естественно, что у него явилось стремлеше оберегать и поддерживать постановлешя, которыми онъ даровали законную и обязательную силу, хотя бы нередко они не совпадали съ государственными интересами Россы; ему могло казаться, что онъ не останется веренъ себе, даже не сохранить последовательности въ действ1яхъ, если откажется отъ созданной ценою тяжкихъ трудовъ политической системы. У каждаго

2

И.МПЕРАТйРЪ АЛЕКСАНДРЪ ПЕРВЫЙ

Графъ Алексей Андреевпчъ Аракчеевъ.
Съ .ипэгра^ш, «ц&пвюЗ еъ'зортрета, выодявдгосз въ «Во.-нной галергЪ Заанаго дз.<р~а.

человека проявляется желаше охранять дкто рукь свопхъ, и поэтому Александръ упорно отстапвалъ незыблемость постановлен^ В'Ьнскаго конгреса со вейми присущими пмъ несовершенствами. Но, къ несчастию, къ этому естественному стремлешю примешались туманный пдеи Свящеинаго союза: вредное вл!яше этпхъ идей обнаружилось лишь по

3

ГЛАВА ПЕРВАЯ

степенно. Релппя не сразу явилась орудтемъ реакции точно такъ же упорное протпвод-bficTBie законными народными стремлешямъ къ дости-жешю гражданскаго преусп'Ьяшя обратилось въ систему только благодаря содействие благопр]’ятныхъ для реакщонныхъ теченй обстоя-тельствъ.
     Меттернихи не мало смутился, когда Александръ даровали въ 1816 году Польше законносвободныя учреждешя п подалъ надежду распространить пхъ и далее, если Промыслъ благословить благое начинаше его. Но для того, чтобы проводить подобные взгляды не въ одной только Рос-cin, но л въ Европ'Ь, требовался человеки съ твердою волею, одаренный непоколебимыми духомъ; между тЪмъ, действительная обстановка того времени представляла обратное явлеше. Весь запасъ твердой воли Александра оказался потраченнымъ на борьбу его съ Наполеономъ, потребовавшую высшаго напряжешя всеми его духовныхъ и физическими силъ, п ничего нгЬтъ удпвптельнаго. что у государя проявились крайняя усталость п душевное утомлеше.
     ВместЬ съ тЬмъ не с.тЬдуетъ забывать, что наследственные инстинкты, умерявппеся доселе подъ влЗяшемъ полученнаго воспиташя, окрепли подъ напоромъ жизни и обстоятельствъ; они одержали верхъ надь привитыми взглядами л убеждениями. Меттернихи мастерски воспользовался обстановкою, вызванною къ жизни собыпямп последними летъ, п съ присущими ему дипломатическими искусствомъ поставилъ дело такъ, что европейская реакщя, въ действительности руководимая и направляемая Австр1ею, являлась какъ бы творешемъ Александра. Незаметнымъ для Агамемнона царей образомъ лавровый вгЬнецъ его обратился въ терновый, освободительница же Европы, Россгя, лишилась славы, прюбретенной ценою столькихъ жертвъ, и послужила для европейскими правптельствъ средствомъ для отвода отъ нихъ народной ненависти.
     Александръ въ последнее десятилетае своего царствовашя уже не быль и не моги быть Александромъ прежнихъ лети; онъ искали отныне не смелыми реформаторовъ. а прежде всего исправныхъ делопроизводителей, бдительными и строгими блюстителей внешняго порядка. При такомъ настроенш явилась невольная склонность и даже потребность передать бремя заботь по внутреннему управлешю имперш въ жесткая руки вернаго друга, доверЗе къ которому было всегда неограниченно. Настало время, когда Карамзпнъ имели полное осно-ваше ппсать: «Говорить, что у насъ теперь только одинъ вельможа— графи Аракчеевъ. Боги съ нимъ и со всеми». Къ этому же заключенно пршпелъ и графи Ростопчпнъ, сказавн: «Графи Аракчеевъ есть душа всеми дель».
     Впрочемъ, Аракчеевъ сами сознавался, что онъ имеетъ на шеЗр -дела всего государства.                                         ^х"''

4

ИМПЕРАТОРЪ АЛЕКСАНДРЪ ПЕРВЫЙ

     Действительно, sei дела государственна^) управления, не исключая даже духовныхъ, разсматрпвалпсь и приготовлялись къ докладу въ кабинете Аракчеева. Поэтому можно утвердительно сказать, что въ это время онъ сделался первыми пли. лучше сказать, единственнымъ зш-нистромъ: все nponie сановники пмперш утратили силу и влхяше на дела государственный. Пмператоръ Александр!., постепенно все более


А
Николай Мартыновичи Сипяппгь.

Съ гравюры Вендрампип, сдЬлаввой съ портрета Росси.


уединяясь, наконецъ сталь принимать съ докладами только одного графа Аракчеева, черезъ котораго восходили къ государю не только предста-влешя всехъ министровъ, но даже, лишавппяся вследствие того вся-каго значешя. мнешя Государственнаго Совета. Современники этой эпохи говорить, что самые незлобивые люди теряли терп4н1е, будучи принуждены иметь дело съ кичливымъ временщикомъ, заставлявшимъ ихъ съ сожалТшемъ вспоминать о ласковомъ обращеши государя. Теперь водворились новые порядки, и осталось одно воспоминание о техъ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

временахъ. когда, даже еще въ 1811 году, Александрн писали Лагарпу: «Здесь мы идешь медленно, но всегда приближаясь более и более къ либеральными идеями³. Съ четырехъ часовъ ночи начинали съезжаться къ графу Аракчееву министры и друне сановники. Дежурный адъютанта, на докладъ графу о прибытии кого либо изъ нпкъ, не получали никакого ответа, что значило подождать. Нередко случалось, что и второму докладу служило отв4томъ молчаше графа, повидимому, погру-женнаго въ занятая за письменными столомъ своими. Накопецъ, вп кабинет^ раздавался звуки колокольчика, и графи, обратясь къ вошедшему къ нему адъютанту,надменно произносили: «позватьтакого-то!»— Сама ауд!енщя была достойна всехъ предварительныхъ мытарства», испытанныхп докладчиками, п чемъ кто более оказали государству заслуги п пользовался милостью государя, тотп теми более подвергался грубостями высокомернаго временщика.
     Князь Волконсшй называли графа Аракчеева не иначе каки «проклятый змей», «злодей» п выражали убеждеше, что изверги сей губить Pocciio, погубить и государя. Вп своей переписке шгь говорить: «Сожалею только о томи, что современемъ, конечно, государь узнаетъ все неистовства злодея, коихъ честному человеку переносить нельзя, открыть же пхн нТта» возможности по непонятному ослеплению его ки нему»¹. Генералн-адъютантъ Закревсшй выражался о «змее» не менее красноречиво и признавали его «вреднейшими человеком'!» ви Poccin», сожалея, что «cie переменить можета» одна его могила»⁵. А. П. Ермоловн, П. Д. Киселеви не отставали ота другихи вт> пол-номи осужденш государственной деятельности ненавистпаго всеми, гру-баго и злого временщика, но все единодушно признавали себя без-сильными вступить си ними вп борьбу и поколебать его значеше.
     Карамзину пришлось вскоре испытать всю справедливость сделан-наго ими отзыва о томи, что вп Poccin теперь только одшгь вельможа: графи Аракчеевъ.
     Ви феврале 1816 года Карамзин» прйхалъ ви Петербурга» для представлешя императору первыхъ восьми томови «Исторш Государства Россйскаго». Тщетно исторюграфъ ожидали счастия быть принятыми Александромъ; императрицы, великое князья и великгя княгини осыпали его любезностями, восхищались чтешемп отрывкови изъ его многолФтняго труда, но вопроси оби аущеяцш не подвигался впереди. Карамзинь все только слышали, что государь благорасположена» принять его⁶. Накопецъ псторюграфу передали, что графи Аракчеевъ же-лаета его видеть и сказали: «Карамзинь, видно, не хочетъ моего знакомства: они пр1ехалъ сюда п не забросили даже ко мне карточки!»⁷. При такомъ положении дели Карамзину оставался одинъ исходи: пройти по тернистому пути, по которому ви томи же году предстояло также

6