Н.В. Гоголь  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

МЕРТВЫЕ ДУШИ 

 
 
 
 
 
 

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ  
В ЧЕТЫРНАДЦАТИ ТОМАХ  
 
ТОМ 6 

 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

СОДЕРЖАНИЕ 

Мертвые души.  Том первый........................................................3 
Глава I ........................................................................................3 

Глава II.....................................................................................13 
Глава III....................................................................................32 
Глава IV ...................................................................................52 
Глава V.....................................................................................77 
Глава VI ...................................................................................97 
Глава VII................................................................................117 
Глава VIII...............................................................................137 
Глава IX .................................................................................159 
Глава X...................................................................................176 
Глава XI .................................................................................194 

2 

МЕРТВЫЕ ДУШИ.  
ТОМ ПЕРВЫЙ 

ГЛАВА I 

 
В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно 
красивая рессорная небольшая бричка, в какой ездят холостяки: 
отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие 
около сотни душ крестьян, словом, все те, которых называют 
господами средней руки. В бричке сидел господин, не красавец, 
но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком то-
нок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слиш-
ком молод. Въезд его не произвел в городе совершенно никакого 
шума и не был сопровожден ничем особенным; только два рус-
ские мужика, стоявшие у дверей кабака против гостиницы, сде-
лали кое-какие замечания, относившиеся, впрочем, более к эки-
пажу, чем к сидевшему в нем.  – Вишь ты, –  сказал один друго-
му,  – вон какое колесо! Что ты думаешь, доедет то колесо, если б 
случилось в Москву, или не доедет? – Доедет, –  отвечал другой.  
– А в Казань-то, я думаю, не доедет? – В Казань не доедет, –  от-
вечал другой. – Этим разговор и кончился. Да еще, когда бричка 
подъехала к гостинице, встретился молодой человек в белых ка-
нифасовых панталонах, весьма узких и коротких, во фраке с по-
кушеньями на моду, из-под которого видна была манишка, за-
стегнутая тульскою булавкою с бронзовым пистолетом. Молодой 
человек оборотился назад, посмотрел экипаж, придержал рукою 
картуз, чуть не слетевший от ветра, и пошел своей дорогой. 
Когда экипаж въехал на двор, господин был встречен трактир-
ным слугою, или половым, как их называют в русских трактирах, 
живым и вертлявым до такой степени, что даже нельзя было рас-
смотреть, какое у него было лицо. Он выбежал проворно с сал-
феткой в руке, весь длинный и в длинном демикотонном сюртуке 
со спинкою чуть не на самом затылке, встряхнул волосами и по-
вел проворно господина вверх по всей деревянной галдарее пока-
зывать ниспосланный ему богом покой. – Покой был известного 
рода; ибо гостиница была тоже известного рода, то-есть именно 
такая, как бывают гостиницы в губернских городах, где за два 

3 

рубля в сутки проезжающие получают покойную комнату с тара-
канами, выглядывающими, как чернослив, из всех углов, и две-
рью в соседнее помещение, всегда заставленною комодом, где 
устроивается сосед, молчаливый и спокойный человек, но чрез-
вычайно любопытный, интересующийся знать о всех подробно-
стях проезжающего. Наружный фасад гостиницы отвечал ее 
внутренности: она была очень длинна, в два этажа; нижний не 
был выщекатурен и оставался в темнокрасных кирпичиках, еще 
более потемневших от лихих погодных перемен и грязноватых 
уже самих по себе; верхний был выкрашен вечною желтою крас-
кою; внизу были лавочки с хомутами, веревками и баранками. В 
угольной из этих лавочек, или, лучше, в окне, помещался сби-
тенщик с самоваром из красной меди и лицом так же красным, 
как самовар, так что издали можно бы подумать, что на окне 
стояло два самовара, если б один самовар не был с черною, как 
смоль, бородою. 
Пока приезжий господин осматривал свою комнату, внесены 
были его пожитки: прежде всего чемодан из белой кожи, не-
сколько поистасканный, показывавший, что был не в первый раз 
в дороге. Чемодан внесли кучер Селифан, низенькой человек в 
тулупчике, и лакей Петрушка, малый лет тридцати, в просторном 
подержаном сюртуке, как видно с барского плеча, малый немного 
суровый на взгляд, с очень крупными губами и носом. Вслед за 
чемоданом внесен был небольшой ларчик красного дерева, с 
штучными выкладками из карельской березы, сапожные колодки 
и завернутая в синюю бумагу жареная курица. Когда всё это было 
внесено, кучер Селифан отправился на конюшню возиться около 
лошадей, а лакей Петрушка стал устроиваться в маленькой пе-
редней, очень темной конурке, куда уже успел притащить свою 
шинель и вместе с нею какой-то свой собственный запах, кото-
рый был сообщен и принесенному вслед за тем мешку с разным 
лакейским туалетом. В этой конурке он приладил к стене узень-
кую трехногую кровать, накрыв ее небольшим подобием тюфяка, 
убитым и плоским, как блин, и, может быть, так же замаслив-
шимся, как блин, который удалось ему вытребовать у хозяина 
гостиницы. 
Покамест слуги управлялись и возились, господин отправился 
в общую залу. Какие бывают эти общие залы – всякой проез-
жающий знает очень хорошо: те же стены, выкрашенные масля-
ной краской, потемневшие вверху от трубочного дыма и залос-

4 

ненные снизу спинами разных проезжающих, а еще более тузем-
ными купеческими, ибо купцы по торговым дням приходили сю-
да сам-шест и сам-сём испивать свою известную пару чаю; тот же 
закопченный потолок, та же копченая люстра со множеством ви-
сящих стеклышек, которые прыгали и звенели всякий раз, когда 
половой бегал по истертым клеенкам, помахивая бойко подно-
сом, на котором сидела такая же бездна чайных чашек, как птиц 
на морском берегу; те же картины во всю стену, писанные масля-
ными красками; словом, всё то же, что и везде; только и разницы, 
что на одной картине изображена была нимфа с такими огром-
ными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал. По-
добная игра природы, впрочем, случается на разных историче-
ских картинах, неизвестно в какое время, откуда и кем привезен-
ных к нам в Россию, иной раз даже нашими вельможами, люби-
телями искусств, накупившими их в Италии, по совету везших их 
курьеров. Господин скинул с себя картуз и размотал с шеи шер-
стяную, радужных цветов косынку, какую женатым приготовляет 
своими руками супруга, снабжая приличными наставлениями, 
как закутываться, а холостым, наверное не могу сказать, кто де-
лает, бог их знает: я никогда не носил таких косынок. Размотав-
ши косынку, господин велел подать себе обед. Покамест ему по-
давались разные обычные в трактирах блюда, как-то: щи с слое-
ным пирожком, нарочно сберегаемым для проезжающих в тече-
ние нескольких неделей, мозги с горошком, сосиски с капустой, 
пулярку жареную, огурец соленый и вечный слоеный сладкий 
пирожок, всегда готовый к услугам; покамест ему всё это подава-
лось, и разогретое и просто холодное, он заставил слугу, или по-
лового, рассказывать всякий вздор о том, кто содержал прежде 
трактир и кто теперь, и много ли дает дохода, и большой ли под-
лец их хозяин; на что половой по обыкновению отвечал:  – О, 
большой, сударь, мошенник. Как в просвещенной Европе, так и в 
просвещенной России есть теперь весьма много почтенных лю-
дей, которые без того не могут покушать в трактире, чтоб не по-
говорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним. 
Впрочем, приезжий делал не всё пустые вопросы; он с чрезвы-
чайною точностию расспросил, кто в городе губернатор, кто 
председатель палаты, кто прокурор, словом – не пропустил ни 
одного значительного чиновника; но еще с большею точностию, 
если даже не с участием, расспросил обо всех значительных по-
мещиках, сколько кто имеет душ крестьян, как далеко живет от 

5 

города, какого даже характера и как часто приезжает в город; 
расспросил внимательно о состоянии края: не было ли каких бо-
лезней в их губернии, повальных горячек, убийственных ка-
ких-нибудь лихорадок, оспы и тому подобного, и всё так обстоя-
тельно и с такою точностию, которая показывала более, чем одно 
простое любопытство. В приемах своих господин имел что-то со-
лидное и высмаркивался чрезвычайно громко. Неизвестно, как он 
это делал, но только нос его звучал, как труба. Это, повидимому, 
совершенно невинное достоинство приобрело, однако ж, ему 
много уважения со стороны трактирного слуги, так что он всякий 
раз, когда слышал этот звук, встряхивал волосами, выпрямливал-
ся почтительнее и, нагнувши с вышины свою голову, спрашивал: 
не нужно ли чего? После обеда господин выкушал чашку кофею 
и сел на диван, подложивши себе за спину подушку, которую в 
русских трактирах вместо эластической шерсти набивают чем- то 
чрезвычайно похожим на кирпич и булыжник. Тут начал он зе-
вать и приказал отвести себя в свой нумер, где, прилегши, заснул 
два часа. Отдохнувши, он написал на лоскутке бумажки, по 
просьбе трактирного слуги, чин, имя и фамилию, для сообщения, 
куда следует, в полицию. На бумажке половой, спускаясь с лест-
ницы, прочитал по складам следующее: Коллежский советник 
Павел Иванович Чичиков, помещик, по своим надобностям. Ко-
гда половой всё еще разбирал по складам записку, сам Павел 
Иванович Чичиков отправился посмотреть город, которым был, 
как казалось удовлетворен, ибо нашел, что город никак не усту-
пал другим губернским городам: сильно била в глаза желтая 
краска на каменных домах и скромно темнела серая на деревян-
ных. Домы были в один, два и полтора этажа, с вечным мезони-
ном, очень красивым, по мнению губернских архитекторов. Мес-
тами эти дома казались затерянными среди широкой, как поле, 
улицы и нескончаемых деревянных заборов; местами сбивались в 
кучу, и здесь было заметно более движения народа и живописи. 
Попадались почти смытые дождем вывески с кренделями и сапо-
гами, кое-где с нарисованными синими брюками и подписью ка-
кого-то Аршавского портного; где магазин с картузами, фураж-
ками и надписью:  – Иностранец Василий Федоров – ; где нари-
сован был билиярт с двумя игроками во фраках, в какие одевают-
ся у нас на театрах гости, входящие в последнем акте на сцену. 
Игроки были изображены с прицелившимися киями, несколько 
вывороченными назад руками и косыми ногами, только что сде-

6 

лавшими на воздухе антраша. Под всем этим было написано:  – И 
вот заведение . Кое-где просто на улице стояли столы с орехами, 
мылом и пряниками, похожими на мыло; где харчевня с нарисо-
ванною толстою рыбою и воткнутою внес вилкою. Чаще же всего 
заметно было потемневших двуглавых государственных орлов, 
которые теперь уже заменены лаконическою надписью:  – Пи-
тейный дом. Мостовая везде была плоховата. Он заглянул и в го-
родской сад, который состоял из тоненьких дерев, дурно при-
нявшихся, с подпорками внизу в виде треугольников, очень кра-
сиво выкрашенных зеленою масляною краскою. Впрочем, хотя 
эти деревца были не выше тростника, о них было сказано в газе-
тах при описании иллюминации, что город наш украсился, благо-
даря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из 
тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный 
день, и что при этом было очень умилительно глядеть, как сердца 
граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки 
слез в знак признательности к господину градоначальнику. Рас-
спросивши подробно буточника, куда можно пройти ближе, если 
понадобится к собору, к присутственным местам, к губернатору, 
он отправился взглянуть на реку, протекавшую посредине города, 
дорогою оторвал прибитую к столбу афишу с тем, чтобы, при-
шедши домой, прочитать ее хорошенько, посмотрел пристально 
на проходившую по деревянному тротуару даму недурной на-
ружности, за которой следовал мальчик в военной ливрее, с узел-
ком в руке, и, еще раз окинувши всё глазами, как бы с тем, чтобы 
хорошо припомнить положение места, отправился домой прямо в 
свой нумер, поддерживаемый слегка на лестнице трактирным 
слугою. Накушавшись чаю, он уселся перед столом, велел подать 
себе свечу, вынул из кармана афишу, поднес ее к свече и стал чи-
тать, прищуря немного правый глаз. Впрочем, замечательного 
немного было в афишке: давалась драма г. Коцебу, в которой 
Ролла играл г. Поплёвин, Кору – девица Зяблова, прочие лица 
были и того менее замечательны; однако же он прочел их всех, 
добрался даже до цены партера и узнал, что афиша была напеча-
тана в типографии губернского правления, потом переворотил на 
другую сторону узнать, нет ли и там чего-нибудь, но, не нашедши 
ничего, протер глаза, свернул опрятно и положил в свой ларчик, 
куда имел обыкновение складывать всё, что ни попадалось. День, 
кажется, был заключен порцией холодной телятины, бутылкою 

7 

кислых щей и крепким сном во всю насосную завертку, как вы-
ражаются в иных местах обширного русского государства. 
Весь следующий день посвящен был визитам; приезжий от-
правился делать визиты всем городским сановникам. Был с поч-
тением у губернатора, который, как оказалось, подобно Чичико-
ву, был ни толст, ни тонок собой, имел на шее Анну, и поговари-
вали даже, что был представлен к звезде; впрочем, был большой 
добряк и даже сам вышивал иногда по тюлю. Потом отправился к 
вице-губернатору, потом был у прокурора, у председателя пала-
ты, у полицеймейстера, у откупщика, у начальника над казенны-
ми фабриками… жаль, что несколько трудно упомнить всех 
сильных мира сего; но довольно сказать, что приезжий оказал не-
обыкновенную деятельность насчет визитов: он явился даже за-
свидетельствовать почтение инспектору врачебной управы и го-
родскому архитектору. И потом еще долго сидел в бричке, при-
думывая, кому бы еще отдать визит, да уж больше в городе не 
нашлось чиновников. В разговорах с сими властителями он очень 
искусно умел польстить каждому. Губернатору намекнул как-то 
вскользь, что в его губернию въезжаешь как в рай, дороги везде 
бархатные, и что те правительства, которые назначают мудрых 
сановников, достойны большой похвалы. Полицеймейстеру ска-
зал что-то очень лестное насчет городских буточников; а в разго-
ворах с вице-губернатором и председателем палаты, которые бы-
ли еще только статские советники, сказал даже ошибкою два раза 
ваше превосходительство, что очень им понравилось. Следствием 
этого было то, что губернатор сделал ему приглашение пожало-
вать к нему того же дня на домашнюю вечеринку, прочие чинов-
ники тоже, с своей стороны, кто на обед, кто на бостончик, кто на 
чашку чаю. 
О себе приезжий, как казалось, избегал много говорить; если 
же говорил, то какими-то общими местами, с заметною скромно-
стию, и разговор его в таких случаях принимал несколько книж-
ные обороты: что он незначащий червь мира сего и не достоин 
того, чтобы много о нем заботились, что испытал много на веку 
своем, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, 
покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успоко-
иться, ищет избрать наконец место для жительства, и что, при-
бывши в этот город, почел за непременный долг засвидетельст-
вовать свое почтение первым его сановникам. – Вот всё, что уз-
нали в городе об этом новом лице, которое очень скоро не пре-

8 

минуло показать себя на губернаторской вечеринке. Приготовле-
ние к этой вечеринке заняло с лишком два часа времени, и здесь в 
приезжем оказалась такая внимательность к туалету, какой даже 
не везде видывано. После небольшого послеобеденного сна он 
приказал подать умыться и чрезвычайно долго тер мылом обе 
щеки, подперши их извнутри языком; потом, взявши с плеча 
трактирного слуги полотенцо, вытер им со всех сторон полное 
свое лицо, начав из-за ушей и фыркнув прежде раза два в самое 
лицо трактирного слуги. Потом надел перед зеркалом манишку, 
выщипнул вылезшие из носу два волоска и непосредственно за 
тем очутился во фраке брусничного цвета с искрой. Таким обра-
зом одевшись, покатился он в собственном экипаже по бесконеч-
но широким улицам, озаренным тощим освещением из кое-где 
мелькавших окон. Впрочем, губернаторский дом был так осве-
щен, хоть бы и для бала; коляски с фонарями, перед подъездом 
два жандарма, форейторские крики вдали – словом, всё как нуж-
но. Вошедши в зал, Чичиков должен был на минуту зажмурить 
глаза, потому что блеск от свечей, ламп и дамских платьев был 
страшный. Всё было залито светом. Черные фраки мелькали и 
носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом 
сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая 
клюшница рубит и делит его на сверкающие обломки перед от-
крытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любо-
пытно за движениями жестких рук ее, подымающих молот, а воз-
душные эскадроны мух, поднятые легким воздухом, влетают 
смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию ста-
рухи и солнцем, беспокоящим глаза ее, обсыпают лакомые куски, 
где вразбитную, где густыми кучами. Насыщенные богатым ле-
том, и без того на всяком шагу расставляющим лакомые блюда, 
они влетели вовсе не с тем, чтобы есть, но чтобы только показать 
себя, пройтись взад и вперед по сахарной куче, потереть одна о 
другую задние или передние ножки, или почесать ими у себя под 
крылышками, или, протянувши обе передние лапки, потереть 
ими у себя над головою, повернуться и опять улететь и опять 
прилететь с новыми докучными эскадронами. 
Не успел Чичиков осмотреться, как уже был схвачен под руку 
губернатором, который представил его тут же губернаторше. 
Приезжий гость и тут не уронил себя: он сказал какой-то ком-
плимент, весьма приличный для человека средних лет, имеющего 
чин не слишком большой и не слишком малый. Когда устано-

9 

вившиеся пары танцующих притиснули всех к стене, он, зало-
живши руки назад, глядел на них минуты две очень внимательно. 
Многие дамы были хорошо одеты и по моде, другие оделись во 
что бог послал в губернский город. Мужчины здесь, как и везде, 
были двух родов: одни тоненькие, которые всё увивались около 
дам; некоторые из них были такого рода, что с трудом можно бы-
ло отличить их от петербургских: имели так же весьма чисто, об-
думанно и со вкусом зачесанные бакенбарды, или просто благо-
видные, весьма гладко выбритые овалы лиц, так же небрежно 
подседали к дамам, так же говорили по-французски и смешили 
дам так же, как и в Петербурге. Другой род мужчин составляли 
толстые или такие же, как Чичиков, то-есть не так чтобы слиш-
ком толстые, однако ж и не тонкие. Эти, напротив того, косились 
и пятились от дам и посматривали только по сторонам, не рас-
ставлял ли где губернаторский слуга зеленого стола для виста. 
Лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородав-
ки, кое-кто был и рябоват; волос они на голове не носили ни хох-
лами, ни буклями, ни на манер чорт меня побери, как говорят 
французы; волосы у них были или низко подстрижены, или при-
лизаны, а черты лица больше закругленные и крепкие. Это были 
почетные чиновники в городе. Увы! толстые умеют лучше на 
этом свете обделывать дела свои, нежели тоненькие. Тоненькие 
служат больше по особенным поручениям или только числятся и 
виляют туда и сюда; их существование как-то слишком легко, 
воздушно и совсем ненадежно. Толстые же никогда не занимают 
косвенных мест, а всё прямые, и уж если сядут где, то сядут на-
дежно и крепко, так что скорей место затрещит и угнется под ни-
ми, а уж они не слетят. Наружного блеска они не любят; на них 
фрак не так ловко скроен, как у тоненьких, зато в шкатулках бла-
годать божия. У тоненького в три года не остается ни одной ду-
ши, не заложенной в ломбард; у толстого спокойно, глядь, и 
явился где-нибудь в конце города дом, купленный на имя жены, 
потом в другом конце другой дом, потом близ города деревенька, 
потом и село со всеми угодьями. Наконец толстый, послуживши 
богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет 
службу, перебирается и делается помещиком, славным русским 
барином, хлебосолом, и живет, и хорошо живет. А после него 
опять тоненькие наследники спускают, по русскому обычаю, на 
курьерских всё отцовское добро. Нельзя утаить, что почти такого 
рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рас-

10 

сматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец 
присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: 
прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько под-
мигивавшим левым глазом, так, как будто бы говорил:  – пойдем, 
брат, в другую комнату, там я тебе что-то скажу, –  – человека, 
впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького 
человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма 
рассудительного и любезного человека, которые все приветство-
вали его как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивал-
ся, несколько набок, впрочем не без приятности. Тут же познако-
мился он с весьма обходительным и учтивым помещиком Мани-
ловым и несколько неуклюжим на взгляд Собакевичем, который 
с первого раза ему наступил на ногу, сказавши:  – прошу проще-
ния. Тут же ему всунули карту на вист, которую он принял с та-
ким же вежливым поклоном. Они сели за зеленый стол и не вста-
вали уже до ужина. Все разговоры совершенно прекратились, как 
случается всегда, когда наконец предаются занятию дельному. 
Хотя почтмейстер был очень речист, но и тот, взявши в руки кар-
ты, тот же час выразил на лице своем мыслящую физиономию, 
покрыл нижнею губою верхнюю и сохранил такое положение во 
всё время игры. Выходя с фигуры, он ударял по столу крепко ру-
кою, приговаривая, если была дама:  – Пошла, старая попадья!, –  
если же король:  – Пошел, тамбовский мужик! –  А председатель 
приговаривал:  – А я его по усам! А я ее по усам! –  Иногда при 
ударе карт по столу вырывались выражения:  – А! была не была, 
не с чего, так с бубен!, –  или же просто восклицания:  – черви! 
червоточина! пикенция!, –  или  – пикендрас! пичурущух! пичу-
ра! –  и даже просто:  – пичук! – названия, которыми перекрести-
ли они масти в своем обществе. По окончании игры спорили, как 
водится, довольно громко. Приезжий наш гость также спорил, но 
как-то чрезвычайно искусно, так что все видели, что он спорил, а 
между тем приятно спорил. Никогда он не говорил:  – вы пошли, 
–  но  – вы изволили пойти, я имел честь покрыть вашу двойку, –  
и тому подобное. Чтобы еще более согласить в чем-нибудь своих 
противников, он всякий раз подносил им всем свою серебряную с 
финифтью табакерку, на дне которой заметили две фиялки, по-
ложенные туда для запаха. Внимание приезжего особенно заняли 
помещики Манилов и Собакевич, о которых было упомянуто 
выше. Он тотчас же осведомился о них, отозвавши тут же не-
сколько в сторону председателя и почтмейстера. Несколько во-

11