Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Топоры и тексты. Лингвистическая инструментология

Покупка
Артикул: 619283.01.99
Доступ онлайн
200 ₽
В корзину
Книга посвящена вопросам, связанным с функциональной сторо- ной текста. В свете регулятивной теории языка лингвистическая ин- струментология определяется как составная часть орудиеведения — общей науки о человеческих инструментах. Автор обосновывает мысль о том, что методика стилистического анализа художественно- го текста, предложенная в работах Н.А. Рудякова, является основой функционального понимания устройства текста. Данное устройство обусловлено необходимостью воздействовать на систему ценностей читателя и представляет собой универсальную для всех инструмен- тов функциональную систему: соединение «острия» и «рукояти».
Рудяков, А. Н. Топоры и тексты. Лингвистическая инструментология [Электронный ресурс]: учеб. пособие / А. Н. Рудяков. — Москва : ФЛИНТА, 2013. — 312 с. - ISBN 978-5-9765-1625-0. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/462972 (дата обращения: 28.03.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.Н. Рудяков

ТопоРы и ТексТы

ЛиНгвисТическАя иНсТРумеНТоЛогия

Учебное пособие

Москва
Издательство «ФЛИНТА»
2013

УДК 811.161.1’42(075.8)
ББК 81.2Рус-3-923
 
Р83

Рудяков А.Н.
Р83 
Топоры и тексты. Лингвистическая инструментология 
[Электронный ресурс]: учеб. пособие / А.Н. Рудяков. — М. : 
ФЛИНТА, 2013. — 312 с.
ISBN 978-5-9765-1625-0 

Книга посвящена вопросам, связанным с функциональной стороной текста. В свете регулятивной теории языка лингвистическая инструментология определяется как составная часть орудиеведения — 
общей науки о человеческих инструментах. Автор обосновывает 
мысль о том, что методика стилистического анализа художественного текста, предложенная в работах Н.А. Рудякова, является основой 
функционального понимания устройства текста. Данное устройство 
обусловлено необходимостью воздействовать на систему ценностей 
читателя и представляет собой универсальную для всех инструментов функциональную систему: соединение «острия» и «рукояти».
Для специалистов в области гуманитарных наук, философов, 
языковедов, преподавателей языка и литературы, студентов 
филологических факультетов.
УДК 811.161.1’42(075.8)
ББК 81.2Рус-3-923

ISBN 978-5-9765-1625-0        

© Рудяков А.Н., 2013
© Издательство «ФЛИНТА», 2013

соДеРЖАНие

Предисловие  ...................................................................................................................4

 
Глава 1. Основы орудийной теории языка  .................................................10

 
Глава 2. Топороведение для лингвистов  ......................................................28

 
Глава 3. Тексты для воздействия на систему ценностей  ........................59

Вместо заключения  ..................................................................................................105

ПРИЛОжеНИе

Н.А. Рудяков. основы анализа художественного текста  .......................112
Введение  .......................................................................................................................112
Теоретические сведения о природе произведения словесного 
искусства  ......................................................................................................................121
Идейно-образное содержание литературно-художественного 
произведения  ......................................................................................................122
Художественный образ  ....................................................................................130
Образные средства языка художественного произведения  ...............132
Различие языковых средств по характеру и степени участия 
в выражении образного содержания  ..........................................................137
Специфика художественного текста. Стиль художественного 
произведения  ......................................................................................................153
Закономерности стиля художественного произведения  ....................161
Закономерности стиля лирического произведения  ..............................163
Закономерности стиля эпического произведения  ................................171
Различие соотносительных языковых средств по их роли 
в построении стилистической системы художественного 
произведения  ......................................................................................................180
Опыты анализа эпических произведений  ........................................................186
Опыты анализа драматических произведений  ...............................................265
Опыты анализа лирических произведений  .....................................................292
Заключение  .................................................................................................................308

ТеКСТ — одно из ключевых понятий гуманитарной культуры ХХ в., применяющееся в семиотике, структурной 
лингвистике, 
филологии, 
философии 
текста, структурной и генеративной поэтике. Т. — это последовательность осмысленных высказываний, передающих информацию, объединенных общей темой 
(см. генеративная поэтика), обладающая 
свойствами связности и цельности. Слово 
Т. имеет сложную и разветвленную этимологию (лат. textum — ткань, одежда, 
связь, соединение, строение, слог, стиль; 
textus — сплетение, структура, связное изложение; сплетать, сочинять, переплетать, 
сочетать)1.

предисловие

У книги, которую я предлагаю вниманию читателя, длинная история. Она началась с работ моего отца — Николая 
Александровича Рудякова (1926—1993), посвященных (в его 
терминах) «стилистическому анализу художественного текста» и явившихся, по сути дела, оригинальной герменевтической концепцией — концепцией системного подхода к пониманию текста.
История продолжилась в моих попытках регулятивного 
определения естественного языка и в целом ряде оконченных 
и неоконченных книг, в которых я пытался осознать основы 
инструментального отношения к тексту. Это «Homo textus: 
человек в паутине текстов...»2, «Топороведение для лингви
1 Руднев В.П. Словарь культуры ХХ века. — М.: Аграф, 1997.
2 Рудяков А.Н., Дорофеев Ю.В. Homo textus: человек в паутине текстов, или Учебник чтения для умеющих читать. — Симферополь: НАТА, 
2007.

стов», «Основы орудиеведения» и ряд других, которые не были 
дописа ны по ряду субъективных и объективных причин, главной из которых оказалось отсутствие среди множества наук, 
созданных человеком, науки об орудиях, инструментах, подручных средствах и приспособлениях — всех тех реалиях, с помощью которых человек очеловечивает Универсум, приводя его 
в соответствие со своими представлениями о должном, идеальном, желательном.
Мои идеи о том, что

 
l 
текст есть инструмент воздействия на картину мира партнера по социальному взаимодействию;
 
l 
любое орудие обладает универсальной структурой и состоит из острия и рукояти;
 
l 
двумя основными частями текста есть острие и рукоять;
 
l 
тексты делятся на две большие группы: тексты о сущностях и тексты о ценностях —

требовали все более и более глубокого обоснования.
Слово «глубокого» требует здесь объяснения. Дело в том, 
что мое сознание ориентировано таким образом, чтобы обнаружить предельно глубокое основание, на котором покоится то 
или иное утверждение. Так, со студенческих времен оставшееся 
недоумение по поводу феномена фонемы, привело сначала к открытию функциональной семантической единицы, а впоследствии — к построению регулятивной концепции естественного 
языка. Мне всегда хотелось заглянуть в чаще всего остающиеся 
скрытыми основания тех или иных постулатов, теорем и аксиом современной нам лингвистики.
Феномен текста оказался в этом отношении особенно увлекательным и увлекающим все дальше и дальше в глубины самого феномена человечности.
Думается, что пора все же оформить все эти размышления в 
книгу. Книгу, содержащую текст-инструмент, функция которого убедить читателя в том, что текст ничем не отличается от любого другого инструмента по своей функции и своему устройству: его предназначение состоит в том, чтобы очеловечивать 

окружающий нас мир, приводя его в соответствие с идеалами 
творящего текст субъекта.
Конечно, у текста особая субстанция — знаковая; конечно, 
текст имеет дело с очень тонкой материей — сознанием партнера по социальному взаимодействию, но функционально он 
абсолютно тождественен топору, карандашу, иголке и многим 
другим инструментам, позволяющим нам преодолевать сопротивление мира. Ставшие традиционными обращения к этимологии слова «текст» в контексте его определения «не работают»: этот случай изоморфен тем многочисленным случаям, 
когда первичный признак номинации не соответствует сущности реалии. Самый наглядный пример — русское слово «медведь». В отличие от такого феномена, как бусы, которые по субстанции есть множество бусинок, а по функции — украшение, 
для текста необязательно быть «последовательностью осмысленных высказываний». Текст вполне может быть субстанционально однословным...
Итак, эта книга о том, как «сквозной элемент» и «средства 
словесной экспликации» в книгах отца стали «острием» и «рукоятью» в книгах сына.
В этой книге я для цельности изложения вынужден абстрагироваться от многих сторон реального осуществления текстового взаимодействия, рассматривая объект в максимально 
упрощенной схеме коммуникативного акта говорящий — слушающий, в которой текст выступает как средство монологического 
воздействия на пассивно воспринимающий его объект.
В этой классической схеме слишком много допущений: в 
частности, каким образом говорящий узнает, что именно в сознании слушающего нуждается в корректировке, как он узнает о наступлении понимания... Нужно отдать должное мудрости естественного языка, очень часто внутренними формами, 
зафиксированными в имени признаками номинации подсказывающего нам правильные ответы. «Собеседник» — именно 
так называется лицо со-участвующее в фехтовании текстами, 
которое мы именуем диалогом. Слово «собеседник» кодирует 
идею партнера по специфическому виду деятельности — текстовому взаимодействию. есть партнер в танце, в игре, в деле. 

если есть партнер, есть танец, игра, дело. Это особая разновидность деятельности: диа-деятельность или, точнее, полидеятельность.
Текст всегда есть компонент полилога, составная часть текстового взаимодействия, являющегося по сути же основной 
формой осуществления социального взаимодействия. Беседа — это партнерство текстов и собеседников. Это изначальная 
и наиболее естественная форма речи. Это не та «нормальная» 
ситуация, в которой убеждаемый субъект выступает как пассивный объект, не оказывающий видимого сопротивления, не 
реагирующий на внешние особенности речи и т.п. Собеседник в 
диалоге — это со-субъект беседы, со-творящий диалог — соперничество, состязание, единоборство двух систем представлений 
о должном, желательном, идеальном, двух ценностных систем, 
осуществляемое в знаковой форме.
В литературе часто встречается утверждение, что исторически исходной, первичной формой речи был диалог, поэтому 
ребенок овладевает этой формой естественным путем — через 
подражание, тогда как монологическая речь требует специальных умений и навыков. Так, А. Войскунский рассказывает 
в своей работе о том, что Л.В. Щерба, изучая язык лужичан в 
1907 г., пытался записать со слов носителей языка некоторое 
количество импровизированных рассказов, но это оказалось невозможным: «...Я не мог найти людей, которые бы могли связно 
что-то рассказать... Я никогда не слышал монологов, а только 
отрывочные диалоги», и делает следующий вывод: «Все эти наблюдения лишний раз показывают, что монолог является в значительной степени искусственной языковой формой и что подлинное свое бытие язык обнаруживает лишь в диалоге»3.
Между тем инвариантным по отношению ко всем су ще ствую щим формам речи и, следовательно, исторически исходным 
является полилог — со-беседование, речевое взаимодействие 
многих со­-беседников. Именно полилог есть то всеобщее, что 
интегрирует множество кажущихся различными явлений, мно
3 Войскунский А. Я говорю, мы говорим: очерки о человеческом общении. — 2-е изд. — М.: Знание, 1990. — С. 31.

жество тех форм, в которых полилог существует и которые мы 
привычно именуем монологом, диалогом и полилогом.
Монолог есть одна из форм полилога. Право на монолог — 
это право в течение какого-то времени быть неперебиваемым, 
нерегулируемым. Это не первородное право говорящего, его 
нужно заслужить, его нужно завоевать, это одна из сторон власти, старейшинства, начала, авторитета, силы. Право на монолог — это та «фора», которую получает говорящий, имеющий 
большую социальную ценность.
Надо признать, что монолог — это не что иное, как диалог с отсроченной ответной репликой, с ответом в другом месте, в другом времени, в иной ситуации. Надо признать, что 
монологичес ки текст как текст без адресата — это фикция, такая же, как «нормальный» мир. Не существует текста иначе как 
компонента полилога. Текст — это речь, организованная субъектом для участия в полилоге. Текст — это всегда реакция на 
текст собеседника. Текст — это всегда со-текст.
Текст всегда для других, а не для себя. В этом смысл того неотъемлемого свойства естественного языка, которое мы именуем его социальностью. Тексты суть инструменты со-регуляциисо-беседников. Много раз повторяемая лингвистами на лекциях по культуре речи фраза Сократа: «Заговори, чтобы я тебя 
увидел» означает не призыв продемонстрировать свою способность/неспособность соблюдать нормы литературного языка. 
Смысл ее в провоцировании самой откровенной наготы: наготы 
мысли, лишенной знаковой одежды. Заговори, чтобы я тебя понял, чтобы я увидел, что в тебе нуждается в моем внимании и 
воздействии. Заговори, чтобы осуществился полилог. Начало 
диалога это всегда взаимодиагностика, сравнение картин мира.
Изобретение письменности стало подлинной культурной 
революцией именно потому, что позволило расширить число 
участников полилога за счет собеседников, существующих, живущих не здесь и не сейчас.
Несомненно, что текст — это речь, организованная субъектом речи, но в закономерностях этой организации велико место 
соучастника диалога — сознания со-говорящего,со-творящего 
диалог. Текст всегда для Ты (Вы), именно Ты (Вы) — мишень 

текста, текст всегда — для Твоего (Вашего), с моей точки зрения, блага. Все сказанное должно привести нас к утверждению 
о том, что невозможно существование текстов, не ориентированных на восприятие, равно как невозможно существование 
текстов, не являющихся реакцией на какую-либо предшествующую реплику. Отдельный текст — это не более чем одно из звеньев в бесконечной цепи человеческого со-беседования­людей, 
народов, поколений. Добавим здесь, что творение текста означает две главное возможности: редкая возможность быть понятым и широко распространенная — остаться непонятым. «Поэт 
и толпа» — вечная трагедия непонятых говорящих. Поэтому в 
высшей степени справедлива идея М.М. Бахтина о том, что в 
диалоге всегда есть третий — судья: бог, история, на которых 
обреченный на непонимание говорящий возлагает свои надежды на обретение самого большого человеческого блага.

глава 1

осНовы оРуДийНой ТеоРии языкА

1

«Острие» и «рукоять» есть функциональные части функциональной же системы, каковой является орудие, или инструмент (на этом этапе наших рассуждений нет особого смысла в 
дифференциации этих понятий: здесь они для меня означают 
нечто вроде ‘реалии, с помощью которой человек воздействует 
на мир’). Существование одной из них предопределяет существование другой.
Функциональное «острие» — это та часть орудия, которая 
непосредственно воздействует на объект. Функциональная «рукоять» — это та часть орудия, которая обеспечивает «доставку» 
острия к объекту.
Функциональные острие и рукоять могут не совпадать с 
частями субстанциональными. То, что ясно и понятно у топора, ножа, лопаты, карандаша, телевизора и т.п., иногда парадоксально у других человеческих средств воздействия. Например, 
у иглы, предназначенной для шитья, функциональным острием оказывается ушко, в которое вдевается нить. У иглы медицинского шприца — внутренний канал, по которому протекает 
жидкость для инъекций. У легкового автомобиля — пассажирский салон.
Очевидно, что функциональные части (использую термин 
«часть» для именования подсистемы системы; часть в отличие 
от элемента и компонента непосредственно влияет на целое) 
орудия могут быть выделены только в том случае, если мы 
адекватно понимаем функцию этого орудия.
Функцией (об этом подробно пойдет речь далее) я называю 
то функциональное качество реалии, которое порождает ее существование в мире человека.
Считая иглу для шитья инструментом для простого проделывания отверстия, каковым, например, является шило, мы не 

увидим ее структуру правильно. Это справедливо и для иглы 
медицинского шприца, «острием» которой является внутренний канал, по которому проходит жидкость для инъекций.
Считая язык средством коммуникации, а текст — совокупностью слов и предложений, мы не сможем дать им адекватное 
определение и адекватно описать их устройство. В последнем 
случае это означает, что мы не сможем понять текст.

2

На мой взгляд, то, что сделал отец, не является концепцией 
анализа текста.
Мне вообще претит стремление к расчленению целостности 
текста на элементарные составляющие.
Текст не есть совокупность слов, как я не есть совокупность 
клеток.
Текст не есть совокупность выразительных средств, при 
всей моей любви и уважении к сравнениям, эпитетам, метафорам и метонимиям, которые в гносеологическом отношении 
удивительным образом напоминают мне синонимы, антонимы, паронимы, омонимы. Мне кажется, что и те и другие были 
первыми шагами в постижении таких глобальных явлений, как 
текст и лексика, теми первыми опорными точками, которые человек смог осознать в этих непостижимых сферах. Сегодня они 
являются свидетельством нашего бессилия.
Отцовская теория — инструмент понимания текста. В этом 
отношении она является серьезным вкладом о герменевтику. 
Я помню, как во время защиты отцовской докторской все время обсуждался вопрос о том, универсальна ли его концепция 
или нет. Теперь я понимаю, конечно, да. Универсальна, как 
первая успешная попытка описания Текста как Инструмента. Но понимаю и другое: оппоненты отцовской докторской 
были блестящими представителями субстанциональной лингвистической научной парадигмы, тогда как отец сумел заглянуть вперед — в парадигму будущую, функциональную. Он в 
полной мере смог понять ужас межпарадигмального непонимания.

Доступ онлайн
200 ₽
В корзину