Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Владимир Сергеевич Соловьев. Собрание сочинений. Том 2

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 625838.01.99
Соловьев В. С. Собрание сочинений. Том 2 / В. С. Соловьев. - Москва : Мысль, 1988. - 826 с.: 84x108 1/32. - (Философское Наследие). ISBN 5-244-00192-2, 5-244-00194-9. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/357035 (дата обращения: 28.03.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.


Философское Наследие
том 105





                Владимир Сергеевич

                СОЛОВЬЕВ





СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ

ТОМ 2

АКАДЕМИЯ HAVKCCCP институт философии ИЗДАТЕЛЬСТВО « мысль »
МОСКВА — 1988

ББК 87.3(2)
С 60

РЕДАКЦИИ
ФИЛОСОФСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ


Редколлегия серии:
акад. \М, Б. ЛГ/777/771 (председатель), д-р филос. наук В. В. СОКОЛОВ (зам. председателя), канд. филос. наук В. А. ЖУЧКОВ (ученый секретарь), д-р филос. наук В. В. БОГАТОВ, д-р филос. наук А. И. ВОЛОДИН,
д-р филос. наук А. В.  ГУЛЫГА, чл.-кор. АН СССР Д. А.       КЕРИМОВ,
д-р филос. наук В. Н. КУЗНЕЦОВ, д-р филос. наук Г. Г.       МАЙОРОВ,
д-р филос. наук А. Н.  МОМДЖЯН, д-р филос. наук И. С.       НАРСКИЙ,
д-р юрид. наук В. С. НЕРСЕСЯНЦ, д-р филос. наук |Л/. Ф. ОВСЯННИКОВ], акад. Т. И. ОЙЗЕРМАН, д-р филос. наук В. Ф. ПУСТАРНАКОВ, д-р филос. наук М. Т. СТЕПАНЯНЦ, д-р филос. наук А. Л. СУББОТИН, чл.-кор. АН УзССР М. М. ХАЙРУЛЛАЕВ

Общая редакция и составление
А. В. ГУЛЫГИ, |4. Ф. ЛОСЕВА]


Примечания С. Л. КРАВЦА и др.



                     1ич|. В. г. Пзввна I 19а9 Г. |

    Соловьев В. С.
С60 Сочинения в 2 т. Т. 2 / Общ. ред. и сост. А. В. Гулыги, А. Ф. Лосева; Примеч. С. Л. Кравца и др.— М.: Мысль, 1988.— 822 [2] с.— (Филос. наследие. Т. 105).
       ISBN 5-244-00192-2
       ISBN 5-244-00194-9


          Во второй том Сочинений Вл. Соловьева вошли его работы по теории познания, этике и эстетике. Среди них — «Кризис западной философии», «Три разговора», «Смысл любви», «Три речи в память Достоевского», характеризующие эволюцию философских взглядов философа.


„ 0301030000-131
   004 (01)-88 ¹⁵⁶³ ОбъЯВЛ‘
ISBN 5-244-00192-2
ISBN 5-244-00194-9

ББК 87.3(2)


© Издательство «Мысль». 1988

КРИЗИС ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ (Против позитивистов)

СОДЕРЖАНИЕ


Введение
Развитие западной философии от схоластики до Канта

Глава первая
Развитие западной философии от Канта до Шопенгауэра

Глава вторая
Метафизические системы Шопенгауэра и Гартмана

Глава третья
Формальная ограниченность философии Шопенгауэра и Гартмана в связи с такою же ограниченностью всей западной философии

Глава четвертая
Философия абстрактного разума и развитие практической философии

Глава пятая
Общие результаты философского развития в области логики, метафизики и практической философии

Приложение
Теория Огюста Конта о трех фазисах в умственном развитии человечества

ВВЕДЕНИЕ



   В основу этой книги легло то убеждение, что философия в смысле отвлеченного, исключительно теоретического познания окончила свое развитие и перешла безвозвратно в мир прошедшего. Это убеждение отличается от обыкновенного отрицательного отношения к философии, систематическое выражение которого мы находим в так называемом позитивизме. Отличается мое убеждение, во-первых, тем, что одинаково относится как к умозрительному направлению философии (т. е. к тому, что позитивисты называют метафизикою), так равно и к направлению эмпирическому, т. е. к тому, которое в самом позитивизме находит свое последнее и полнейшее выражение. Далее, во-вторых, это мое убеждение отличается от позитивистического тем, что, признавая отвлеченно-философское развитие законченным, я не считаю его, однако, бесплодным, а признаю, напротив, что оно привело к известным положительным результатам, определение которых и составляет главную задачу этой книги. В-третьих, та самодовольная уверенность, с которою позитивизм из несостоятельности старой метафизики выводит то заключение, что несостоятельны и самые метафизические вопросы, которые поэтому и должны быть совершенно оставлены,— эта уверенность кажется мне крайне ограниченною и неосновательною. Я надеюсь, напротив, доказать, что окончившееся философское развитие завещало ближайшему будущему полное, универсальное разрешение тех вопросов, которые самим этим развитием разрешались односторонне и потому неудовлетворительно. Наконец, еще одно существенное отличие моего воззрения от позитивистического выяснится лучше в самом изложении философского развития, к которому я и перехожу.
   Философия, как известное рассудительное (рефлектирующее) познание, есть всегда дело личного разума. Напротив, в других сферах общечеловеческой деятельности личный разум, отдельное лицо играет роль более страдательную: действует род\ такая же тут является безличная деятельность, как и в жизни пчелиного улья или муравейника. Несомненно, в самом деле, что основные элементы в жизни человечества — язык, мифология, первичные формы общества — все это в своем образовании совершенно

5

независимо от сознательной воли отдельных лиц. При современном состоянии науки никакому сомнению не подлежит, что язык или государство не произведены личною сознательною деятельностью, не выдуманы отдельными лицами — так же, как, например, устройство улья не выдумано отдельными пчелами. Что касается до религии в собственном смысле (не мифологии), то и она также не может быть выдумана; и в ней отдельному лицу как таковому принадлежит более страдательное значение, поскольку, во-первых, объективным источником религии признается не зависящее от человека внешнее откровение и поскольку, во-вторых, субъективным основанием религии является вера народных масс, определяемая общим преданием, а не исследованием личного разума. Обращаясь, наконец, к художественному творчеству, мы находим, что хотя субъект его, несомненно, есть лицо художника *, но, с другой стороны, для истинного творчества необходимо, чтобы художник не оставался при своем ясном и раздельном сознании, а выходил бы из него в экстатическом вдохновении, так что, чем менее личной рефлексии в произведении, тем выше его художественное достоинство. В противоположность всему этому философское познание есть заведомо действие личного разума или отдельного лица во всей ясности его индивидуального сознания. Субъект философии есть по преимуществу единичное я как познающее. (Разумеется, это определение только относительное, как и все другие.)
   Поэтому философия в смысле мировоззрения есть мировоззрение отдельных лиц. Общее мировоззрение народов и племен всегда имеет религиозный, а не философский характер, и потому, пока все отдельные лица живут общей духовной жизнью народа, философия как самостоятельное и верховное воззрение невозможна: умственная деятельность лиц вполне определяется народными верованиями. Это ясно a priori и несомненно исторически. Итак, философия возникает только тогда, когда для отдельного мыслящего лица вера народа перестает быть его собственной верой, теряет для него значение внутреннего безотчетного убеждения, из начала жизни становится только предметом мышления; философия начинается, когда мыслящее лицо отделяет свое мышление от общей веры, противополагает его этой вере как внешнему.
   Если общая жизнь западных народов в средние века

   * Впрочем, по удивительному предположению некоторых спиритов, настоящими деятелями в гениальном творчестве являются духи умерших, вдохновляющие художника. Так утверждает, напр., Rob. Dale Owen в своей книге «The debatable Land between this World and the next» J.

6

всецело определялась известным религиозным воззрением, именно христианством в той форме, какую оно получило в римско-католической церкви, то философия на Западе могла начаться только тогда, когда для некоторых отдельных лиц учение католической церкви перестало соответствовать их собственному мышлению, перестало, следовательно, быть их внутренним убеждением, стало для них внешним авторитетом. Западная философия начинается раздвоением между личным мышлением как разумом и общенародною верою как авторитетом (ratio et auctoritas). Это отношение между знанием и верою, разумом и авторитетом, имеет основное определяющее значение для средневековой философии — так называемой схоластики — и в своем развитии проходит логически и исторически следующие три главные момента.
   1.    Христианское учение, утвержденное католической церковью как божественное Откровение, есть безусловная истина* но мое личное мышление не соответствует этому учению, мой разум не согласен с ним. Ergo: мое мышление заблуждается, и мой разум ложен. Постулат: должно подчинить разум авторитету, отказаться от самостоятельного мышления \
   2.    Но если мое мышление разумно, то оно не может противоречить истине*, итак, если учение церкви истинно, то оно должно быть согласно с моим разумным мышлением. Vera enim auctoritas rectae rationi non obsistit, neque recta ratio verae auctoritati. Ambo siquidem ex una fonte, divina videlicet sapientia, manare, dubium non est *. Постулат: должно снять противоречие разума и авторитета, должно примирить их.
   3.    Но это примирение оказывается в действительности признанием исключительных прав разума, и кажущееся условие: recta ratio verae auctoritati non obsistit⁴ в действительности оставляет за разумом безусловное значение. В самом деле, разум не противоречит истинному авторитету; но какой авторитет истинный? Тот, который не противоречит разуму*, vera auctoritas rectae rationi non obsistit⁵. Итак, решающее значение принадлежит все-таки разуму: им определяется и его собственц^р rectitudo, равно как и veritas auctoritatis ⁶. Авторитет же сам по себе еще не имеет значения, он может быть ложным; значение же он получает, лишь поскольку он истинен, истинность же его опреде

    * Ибо истинный авторитет не противоречит правому разуму, ни правый разум истинному авторитету, так как несомненно, что оба проистекают из одного источника — божественной мудрости. Joannis Scoti opera omnia, ed. Floss, p. 511 ³.

7

ляется согласием с разумом. Итак, истинен один разум, и авторитет теряет всякое значение; если он согласен с разумом, то он, очевидно, не нужен, если же он противоречит разуму, то он ложен. Таким образом, в исходе развития получается такое же двойство разума и авторитета, какое было в первом моменте, но уже с обратным отношением: теперь уже разуму принадлежит безусловное значение, а авторитет, поскольку различается от разума, признается ложным. Это логически необходимое заключение стало общераспространенным убеждением западной интеллигенции только в конце средних веков. Но умы сильные и последовательные ясно сознавали и высказывали его в самом начале схоластики. Так, Иоанн Эригена, которому принадлежат вышеприведенные слова и который жил в девятом веке при Карле Лысом, с особенной силой и прямотой высказывает безусловное самодержавие разума и совершенное бессилие перед ним всякого авторитета. В его сочинении De divisione naturae ⁷, написанном в форме разговора между учителем и учеником, находится, между прочим, следующее рассуждение:
   Magister. Non ignoras, nt opinor, majoris dignitatis esse quod prius est natura, quam quod prius est tempore. Discipic-lus. Hoc paene omnibus notum est. Magfister]. Rationem priorem esse natura, auctoritatem vero tempore didicimus * Но в сущности авторитет не имеет и этого преимущества. Quamvis enim natura simul cum tempore creata sit, non tamen ab initio temporis atque naturae coepit esse auctoritas. Ratio vero cum natura ac tempore ex principio rerum orta est. Disc[ipulus]. Et hoc ipsa ratio edocet. Auctoritas siquidem ex vera ratione processit, ratio autem nequaquam ex auctori-tate. Omnis enim auctoritas, quae vera ratione non approbate, infirma videtur esse. Vera autem ratio, quoniam suis vir-tutibus rata atque immutabilis munitur, nullius auctoritatis adstipulatione roborari indiget. Nil enim aliud mini videtur esse vera auctoritas, nisi rationis virtute reperta veritas, et a sancis patribus ad posteritatis utilitatem literis commendata. Sed forte tibi aliter videtur? Mag[ister]. Nullo modo. Ideoque prius ratione utendum est in his quae nunc instant ac deinde auctoritate           __

    * Учит [ель]. Небезызвестно тебе, как я полагаю, что большее достоинство принадлежит тому, что первее по природе, чем тому, что пер-вее по времени. Учен[ик]. Это почти всем известно. Учит[елъ]. Мы же научены, что разум первее по природе, а авторитет по времени. Joannis Scoti, ibid., 513.
    ♦♦ Ибо хотя природа создана вместе со временем, однако не от начала времени и природы стал быть авторитет. Разум же вместе с природой

8

    Рационализм Иоанна Эригены не остался без последователей. Монах Отлон, живший в XI веке, говорит, что он знает многих диалектиков, которые придают своей науке такую важность, что ограничивают ею значение Священного писания и более следуют Боэцию, нежели Библии *. Особенно влиятельным, хотя и не столь твердым, как Эри-гена, представителем рационалистического направления был знаменитый Абеляр (1079—1142), который, между прочим, утверждал, что все существенное в христианстве, будучи основано на разуме, было уже известно древним философам. Интересно сочинение Абеляра «Sic et поп» («Да и нет»), в котором он, оградивши себя сначала несколькими благочестивыми замечаниями, старался доказать внутреннюю несостоятельность авторитета, поскольку он выражается в Свящ[енном] писании и учении отцов. Если Эригена требовал от авторитета, чтобы он был согласен с разумом, то Абеляр длинным рядом цитат из Библии и отеческих писаний старается доказать, что авторитет не согласен даже с самим собою по всем важным и неважным вопросам. Таким образом, прежде чем примирять авторитет с разумом, нужно еще примирить его с самим собою, и, очевидно, это может быть сделано только разумом. Внутреннее противоречие авторитета вызывает сомнение, сомнение возбуждает исследование, исследование открывает истину: dubitando enim ad inquisitionem venimus, inqui-rendo veritatem percipimus **.
    Но если истина познается исследованием, то, естественно, возникает вопрос: для чего же нужен авторитет? И вот действительно к концу средних веков мы видим, что философские умы вместо того, чтобы, подобно прежним схоластикам, примирять разум с верою, Аристотеля с Библией, вполне переходят на сторону возрожденной классической философии и, отождествляя ее с разумом, прямо признают противоречие между разумом и религиозным авторитетом, между философской истиной и религиозным догматом как противоречие действительное и непримиримое, что для философа равняется отрицанию религиозного догмата ***.

и временем произошел из начала вещей. Учен[ик]. И этому нас научает сам разум. Авторитет происходит из истинного разума, разум же никогда не из авторитета. Ибо всякий авторитет, который не одобряется истинным разумом, оказывается бессильным. И т. д. Joannis Scoti, ibid.

      * См. Ueberweg. «Grundriss der Geschichte der Philosophies. 2-r Theil. S. 117 ⁸.

     ** Petri Abaelardi opera omnia, изд. Migne, 1349 ⁹.

    *♦* Подробное изложение этих философских учений XV и XVI веков см. у Stockl. «Geschichte der Philosophic des Mittelalterss, III В ¹⁰.

9

Что касается до собственного содержания схоластической философии, то тут некоторый интерес представляет знаменитый спор реализма с номинализмом и. Принципом первого было: universalia sunt ante rem — всеобщее (т. е. понятие) прежде вещи (т. е. единичной), так что настоящая реальность приписывалась общим понятиям. По определению Фомы Аквинского, абсолютное существо есть безусловно простая форма, чистая актуальность безо всякой потенции. Принципом номинализма было, напротив: uni-versalia post rem — всеобщее после вещи; этим принципом отрицалось действительное бытие в вещах того общего содержания, которое познается в разумных понятиях; все это общее содержание номинализм признавал исключительно произведением отвлекающего рассудка. Последним заключением являлось: universalia sunt nomina ¹². Действительность принадлежит лишь индивидуальной единичной вещи именно только как единичной — haec res; а так как всякое познание всеобще, то, следовательно, настоящее познание невозможно. Этот скептический номинализм Оккама и его школы, отказываясь таким образом от всякого разрешения высших метафизических вопросов, предоставлял их исключительно вере, не указывая, впрочем, никакого основания для веры, что логически и привело к отрицанию веры.
   Когда прежний главный предмет разума — историческое христианство как авторитет — был отринут, то единственным предметом разума осталась непосредственная природа вещей, существующий мир. В начале новой философии лежит также дуализм, но не между разумом и верою, а между разумом и природою, внешним миром, объектом разума. Но как в средневековой философии разум, утверждаемый как самостоятельное начало, необходимо должен был победить авторитет и уверенность в этой победе высказывается уже в самом начале борьбы первым средневековым мыслителем — Иоанном Эригеною, так точно и в новой философии разум как самостоятельное начало должен был поглотить, уподобить себе свой предмет — внешний мир, природу — и уверенность в преобладании разума над внешним предметом высказывается ясно уже первым представителем новой философии — Декартом. Как для Эригены авторитет получает значение только тогда, когда подтверждается разумом, разум же, напротив, ни в каком подтверждении со стороны авторитета не нуждается, но сам себя утверждает, так точно для Декарта за внешним миром может быть признана подлинная действительность только тогда, когда она требуется разумом, истинность же разума не зависит ни от какого внешнего подтверждения, но он

10