Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Повседневность истины

Покупка
Артикул: 619235.01.99
Доступ онлайн
120 ₽
В корзину
В монографии представлена попытка помещения проблемы истины в контекст особой антропологии повседневности с учетом последних достижений англо-американской эпистемологии, теорий практического рассуждения и рационального действия. В эпицентре авторского интереса - повседневные практики установления истины свидетельств, а также правила и нормы доверия.
Мальцева, А. П. Повседневность истины [Электронный ресурс] : монография / А. П. Мальцева. - 2-е изд., стер. - Москва : ФЛИНТА, 2013. - 88 с. - ISBN 978-5-9765-1584-0. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/462815 (дата обращения: 19.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.П. Мальцева 

ПОВСЕДНЕВНОСТЬ

ИСТИНЫ 

Монография 

Москва 
Издательство «ФЛИНТА» 
2013 

2-е издание, стереотипное

УДК 165.0 
ББК  87.22 
         М21 

Р е ц е н з е н т ы: 
д-р филос. наук, проф. РОАТ, академик  
МАНПО (г. Москва) С.Н. Климов; 
д-р филос. наук, проф. кафедры философии  
УлГУ (г. Ульяновск) Н.Г. Баранец; 
д-р филос. наук, проф. кафедры философии и культурологии

УлГПУ им. И.Н. Ульянова (г. Ульяновск) А.А. Тихонов 

М21 

Мальцева А.П. 
Повседневность истины [Электронный ресурс]: монография / 
А.П. Мальцева. – 2-е изд., стер. – М. : ФЛИНТА, 2013. – 88 с. 

ISBN 978-5-9765-1584-0  

В монографии представлена попытка помещения проблемы

истины в контекст особой антропологии повседневности с учетом
последних достижений англо-американской эпистемологии, теорий
практического рассуждения и рационального действия. В эпицентре
авторского интереса – повседневные практики установления
истины свидетельств, а также правила и нормы доверия. 
     УДК 165.0 
     ББК  87.22 

ISBN 978-5-9765-1584-0 
© Мальцева А.П., 2013
© Издательство «ФЛИНТА», 2013 

ОГЛАВЛЕНИЕ 
 
Введение……………………………………………………. 
 
4 

Глава 1 
 
От «индивидуальной» гносеологии к «социальной» 
эпистемологии……………………………………………… 
 

 
12 

Глава 2 
 
Практическое рассуждение………………………………... 
 
23 

Глава 3 
 
Свидетельство и доверие в познании…………………….. 
 
33 

Глава 4 
 
Истина как оператор языковых выражений……………… 
 
62 

Заключение………………………………………………... 
 
74 

Цитируемые литература и источники…………………. 76 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

ВВЕДЕНИЕ 
 
Одной из фундаментальных проблем гносеологии и философии в целом является проблема обусловленности человеческого сознания и познания многообразными факторами и 
предпосылками. От корректной постановки этой проблемы 
зависят множество существующих и возможных идей и 
представлений о сущности человека, природе его сознания и 
психики, об истинности знания и др. Современная эволюционная эпистемология позволяет поставить и по-новому осмыслить целый ряд новых проблем теории познания и выдвинуть некоторые гипотезы, на основе которых можно достаточно детально исследовать обыденную рациональность. 
Систематизация подходов к пониманию рационального поведения и действия повседневного агента способствует более 
полному воссозданию целостного образа человека, помогает 
понять рациональные предпосылки обыденного познания и 
показать плюралистичность рациональности, которая не сводится лишь к научной рациональности и присутствует также 
и в обыденном знании.  
Следует сказать, что проблема деятельностной, социокультурной, коммуникативной природы субъекта познания 
достаточно глубоко исследовалась многими авторами как в 
истории философии и науки, так и в работах современных 
ученых, однако актуальная проблема становления субъекта 
обыденного по/знания в общетеоретической постановке и 
преимущественно в ее когнитивных аспектах изучена явно 
недостаточно и требует специального исследования.  
Практически не изученными в отечественной философии 
остаются такие аспекты проблемы познания как роль доверия 
и свидетельства в различных когнитивных практиках. В России были опубликованы лишь единичные работы о месте доверия в жизни человека (в 1999 г. в Москве вышла в свет работа В.П. Зинченко «Психология доверия»), о феномене свидетельства принято упоминать лишь при освещении древнегреческой философии. Все остальные исследования проблемы надежности знания, места и роли феноменов доверия и 
свидетельства в познании проводились только за рубежом, в 
Европе и США (Hieronymi P., 2008: «The Reasons of Trust»; 

Hardin R., 2002: «Trust and Trustworthiness», Potter N.N., 2002: 
«A Virtue Theory of Trustworthiness»; Weiner M., 2003: «Accepting Testimony»; Pritchard D., 2004: «The Epistemology of 
Testimony»; Lackey J. and Sosa E., 2006: «The Epistemology of 
Testimony»; Fricker E., 2004: «Testimony: Knowing through Being Told»; Faulkner P. 2002: «On the Rationality of Our Response to Testimony»; Elgin C., 2002: «Take it from me: The 
Epistemological Status of Testimony»; Audi R. 2006: «Testimony, Credulity, and Veracity»). В англо-американской философии сложилось целое разветвленное направление, представители которого заняты исследованием логики повседневности, рационального действия, эпистемологии доверия и свидетельства, социальных измерений знания и информации 
(Shapin S., 1994: «A Social History of Truth»; Goldman A.I., 
1999: «Knowledge in a Social World» и многие другие).  
Автор надеется, что критический анализ достижений и 
результатов развития современной англо-американской эпистемологической мысли, с одной стороны, и введение в научный оборот отечественной философии новых идей, концептов, принципов осмысления феноменов познания и знания, с другой, будут способствовать серьезному обновлению 
тематики и проблематики российской гносеологии, появлению принципиально новых полей исследования. 
Обыденное познание исследуется автором в контексте 
эволюционной эпистемологии. Эволюционная эпистемология 
основана на биологических идеях естествознания и обращает 
свое внимание на процессы, структуры и способности познавательной деятельности, понимая ее как особый способ бытия с характеристиками самоорганизации, наследственности, 
развития и экспансии. Одним из первых ученых, приступивших к эволюционному исследованию факторов становления 
когнитивных структур, был знаменитый австрийский этолог 
К. Лоренц. В своей классической работе «Оборотная сторона 
зеркала (опыт естественной истории человеческого познания)» он дает глубокий анализ природных предпосылок и 
факторов когитогенеза. Важные идеи были выдвинуты современными исследователями (H. Mohr, Th. Dobchansky,  
N. Chomsky, H. Sachse, E. Lenneberg, B. Rensch). На становление эволюционной эпистемологии повлияли также извест
ные и, в своем роде, классические положения структурной 
антропологии К. Леви-Стросса, естественнонаучные идеи Ж. 
Пиаже и К. Гельмгольца, а также философские теории – онтология относительности У. Куайна, эпистемология К. Поппера, идеи развития познания Б. Рассела.  
Следует особо отметить, что история превращения повседневности в объект исследований отечественной философии не проста. «Советская» (марксистско-ленинская, диалектическая) философия подразумевала под повседневностью 
лишь «рутинное сознание» и «практику». Понадобилось достаточно много времени и усилий многочисленных философов, чтобы повысить гносеологический статус столь не традиционного объекта изучения. Вот почему практически все 
работы, посвященные данной теме, до недавнего времени 
преследовали одну цель – защитить обращения к феномену 
повседневности от упреков в отсутствии научной значимости, доказать непреходящую важность знаний о том, как устроена повседневность. По мнению И.Т. Касавина, происходило это потому, что в рамках диалектического материализма 
обыденному сознанию упорно предъявлялись обвинения в 
гносеологической неполноценности, а в повседневности, как 
достоянии обыденного сознания, видели: 
– непосредственность; 
– ограниченность познанием явлений (а не сущностей, 
принципов, закономерностей); 
– синкретичность существования в виде совокупности 
различных навыков, представлений и отрывочных знаний; 
– эмпиричность, управляемость рискованным «методом 
проб и ошибок», 
– стихийность обучения «самим опытом жизни».  
Обыденному сознанию противопоставлялись философия 
и наука – добытчики знания систематизированного, опосредованного человеческим опытом, выясняющего сущности 
вещей и устанавливающего закономерности явлений. Было 
принято считать, что сознание повседневного деятеля всегда 
носит характер массовый, стихийный, непосредственно 
включённый в деятельность (Касавин, Щавелев, 2004: 20). 
 

Во второй половине XX столетия в каждой форме общественного сознания (в общественной психологии, идеологии, 
науке) советские, а затем и российские философы стали различать 
теоретический 
и 
обыденный 
(стихийноэмпирический) уровни сознания. То, что обыденный уровень 
обнаруживался в каждой форме общественного сознания и 
тем более в науке, можно считать вторым этапом в истории 
понимания повседневности отечественной философией. Не 
обходилось при этом и без попыток «снижения» обыденного. 
Так, при рассмотрении культурного контекста современной 
жизни выдающийся мыслитель В.С. Библер проводил разграничительную линию между обыденной и духовной сторонами 
жизни людей. 
Постепенно приходит понимание бесперспективности 
противопоставления «научного знания» и «здравого смысла» 
при анализе социальной практики, понимание того, что научное познание, в особенности социальных явлений, опосредовано различными видами практического сознания, в том числе сознанием обыденным. Формы и продукты этого последнего неизбежно входят в состав так называемого предпосылочного (по отношению к науке и профессиональной практике) знания (картины мира, стили мышления, принципы познания и т.д.) (Касавин, Щавелев, 2004: 21). 
Первыми работами по общей теории обыденного сознания и познания стали труды Е.И. Кукушкиной, где обыденное сознание рассматривалось с позиций диалектического и 
исторического материализма и понималось как универсальная предпосылка всех остальных форм познавательной активности и вообще сознания человека. 
Кроме разных аспектов теории обыденного сознания реконструировались отдельные формы его методологии. Например, С.Ф. Денисов изучал рецептурную форму выражения 
обыденно-практических знаний, роль рассудочных форм 
мышления в организации человеческой деятельности. 
Перспективной оказалось трактовка здравого смысла как 
неформального критерия рациональности в составе обыденного сознания, а также за его пределами, в сферах специализированного познания и практики. Целым рядом авторов рас
сматривалась роль естественного языка как носителя и обыденного, и научного содержания. 
По мере усвоения логиками и методологами науки выводов социологии и культурологии, статус обыденного знания 
повышался. Начиная с середины 1980-х годов идея многоплановости процесса познания начинает всё активнее развиваться 
сразу в нескольких философских центрах нашей страны. 
В Москве, в Институте философии РАН (Н.С. Автономова, И.Т. Касавин, В.Н. Порус, Б.И. Пружинин, В.Л. Рабинович, В.Г. Федотова) был выделен особый тип вненаучного 
познания, – практическое познание, – благодаря которому 
вненаучное знание вплетается в предметно-практическую деятельность людей и опосредствует её духовно. В рамках этой 
темы особое внимание уделялось именно обыденному познанию, его представленности в бытовой деятельности и высокотехнологичном труде.  
На протяжении 1990-х гг. в научно-философском центре 
ленинградско-петербургского 
сообщества 
исследователей 
также формируется традиция рассматривать структуры повседневности в качестве фундаментального условия процесса 
познания и всего бытия человека в мире культуры. Ярче и 
глубже прочих коллег заявил и реализовал такой подход к 
рассматриваемому феномену Б.В. Марков. 
Идея принципиальной гетерогенности человеческого познания, его укорененности в мире повседневных реалий жизни и мысли утвердилась в российской философии к концу 
XX века. Сегодня можно говорить о полном гносеологическом «равноправии» всех тех, кто изучает основные формы 
сознания. Вот некоторые важные проекты и результаты: 
В.П. Филатов сделал предметом эпистемологического 
анализа так называемые «народные науки», «этнознания».  
В результате удалось показать единство и различия донаучного, научного и вненаучного типов познания; сложное устройство «психокосмоса» традиционной практики (например, 
крестьянской). Имплицитные компоненты, дорефлексивные 
формы знания рассматриваются в концепции, предлагаемой  
Л.А. Микешиной. Е.В. Золотухина-Аболина предложила собственный вариант «аксиологизации» теории познания, говоря 
о первичности феномена повседневного мира и соответст
вующего ему сознания по отношению ко всем остальным, 
видоизменённым состояниям духа. Вводится понятие «обыденная картина мира», где рациональные и внерациональные 
компоненты находятся в неразрывном единстве. С.П. Щавелёв предложил различать типы рациональности, характерные 
для повседневности, специальности, науки. 
К сожалению, при всей многочисленности обращений 
к повседневности оригинальные и полноценные философские теории повседневности в этом периоде так и не 
появились. 
Изучение духовного мира повседневности нельзя считать 
завершённым даже относительно сегодняшних возможностей 
философского и вообще гуманитарного познания. С точки 
зрения известного специалиста по философии повседневности, замечательного российского философа И.Т. Касавина, 
недостаточно разработаны, представлены крайне разноречиво, либо обойдены вовсе следующие темы: 
– гносеологическая природа обыденного со(знания), позволяющая ему выполнять роль социокультурной матрицы 
для всех остальных, специализированных и дистанциированных от повседневности форм духовной культуры; роль здравого смысла и народной мудрости при выработке многоразличных универсалий культуры; 
– соотношение собственно обыденного и смежных с ним 
типов и видов со(знания) (общественной психологии и идеологии),  
– место обыденного сознания в духовном мире личности 
и социума (в связи с такими определениями как: массовое и 
индивидуальное; рациональное и эмоциональное; теоретическое и эмпирическое; универсальное, общее и специализированное сознание; истина и ценность; здравый смысл, рассудок, разум; разум теоретический и практический; т.д.); 
– структура собственно обыденного (со)знания (разграничение в его составе бытовых, производственных, гуманитарных по содержанию знаний и умений; мудрости и глупости; здравого смысла, позитивного опыта и архаичных мифологем, даже суеверий; вербализированных и неявных, латентных элементов; т.п.); 
 

– формы выражения обыденного знания, характер их методологичности (например, таких, как идея, рецепт, стиль, манера, навык, и т.д.); особенности повседневных вариантов картины мира и менталитета носителей обыденной духовности; 
– бинарные оппозиции повседневности, которые, с одной 
стороны, отрицают ее стереотипы и претензии, а с другой, – 
подпитывают повседневность информацией и вообще жизненной энергией (таковы, можно предполагать, праздник, ритуал, кризисы и катастрофы всякого рода, т.п. экстраординарные состояния бытия и сознания) (Касавин, Щавелев, 
2004: 26–27). 
Предметом исследования, результаты которого представлены в данной монографии, является повседневный процесс 
проверки свидетельств на истинность при помощи оператора 
истины. Автор надеется, что полученные выводы явятся новым подтверждением рациональности повседневной жизни, 
помогут другим исследователям «правильной обыденности» 
в их поисках ответов на следующие вопросы: 
1. Заложено ли в природе повседневности в качестве существенного свойства следование правилу? 
2. Как устроен, что собой представляет и как работает 
повседневный «механизм» следования правилу? 
3. Что в повседневности служит упорядочиванию сознания, приучает людей к следованию ясному, публичному, равному для всех моральному правилу и правовому закону? 
При изучении места и роли истины в повседневных 
практиках доверия и свидетельства доминирующим методом 
исследования выступил феноменологический метод, позволяющий выделить и проанализировать: представленность 
феноменов рациональности в живой речи; входящие в них и 
получившие когнитивное заключение переживания; смыслы 
свидетельства и доверия как инвариантных структур языковых выражений. Происходящее в практическом рассуждении 
и рациональном действии представлено при этом в качестве 
процесса внутренне организованного, целостного и относительно независимого от психических актов.  
Автор использует методику поиска рациональностей в 
художественном, императивно-оценочном и других видах 
знания, а также в практиках разного рода. Согласно данной 

методике, рациональность (как упорядоченность, согласованность не только знаний, но и общих представлений, ценностей, норм, правил, обоснованность системы ценностных 
представлений) прослеживается и в целеориентированной 
деятельности, и во внутренне целостном опыте. 
В историческом плане теоретическим основанием исследования служат идеи Д.ф. Гильдебранда (отказ от метода 
аналогий при рассмотрении онтологически субъективных 
феноменов) и А. Шюца (становление объективности в ходе 
процессов, протекающих в жизненном мире).  
Автор учитывает также результаты исследований представителей 
особого 
направления 
современной 
«англоамериканской» интеллектуальной мысли – «когнитивной философии» (Дж. Лакофф, М. Джонсон и др.), где признается 
следующее: 
– в решающей степени процесс понимания оформляется 
спецификой нашего функционирования в реальной жизни;  
– разум (мышление) большей частью метафористичен и 
зависим от воображения; 
– разум не бесстрастен, но эмоционально вовлечен; эмоциональность является абсолютно необходимым компонентом рациональности.  
Принципиально важной является здесь мысль о том, что 
сознание связано не только с работой мозга, но и всего тела, 
при этом тело человека понимается как культурный феномен. 

Доступ онлайн
120 ₽
В корзину