Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Скорая помощь

Покупка
Основная коллекция
Артикул: 616553.01.99
Чехов, А. П. Скорая помощь [Электронный ресурс] / А. П. Чехов. - Москва : ИНФРА-М, 2013. - 7 с. - (Библиотека русской классики). - ISBN 978-5-16-007276-0. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/410656 (дата обращения: 16.04.2024). – Режим доступа: по подписке.
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.П. Чехов

СКОРАЯ ПОМОЩЬ

Москва

ИНФРА-М

2013

УДК 822
ББК 84 (2 Рос=Рус)
Ч 56

Чехов А.П.
Скорая помощь. — М.: ИНФРА-М, 2013. — 7 с. – (Библиотека 

русской классики).

ISBN 978-5-16-007276-0
© Оформление. ИНФРА-М, 2013

Подписано в печать 25.12.2012. Формат 60x88/16. 

Гарнитура Newton. Бумага офсетная.

Тираж 5000 экз. Заказ №

Цена свободная.

«Научно-издательский центр ИНФРА-М»
127282, Москва, ул. Полярная, д. 31В, стр. 1

Тел.: (495) 3800540, 3800543. Факс: (495) 3639212

E-mail: books@infra-m.ru
http://www.infra-m.ru

СКОРАЯ ПОМОЩЬ

– Ребята, пустите с дороги, старшина с писарем идет!
– Герасиму Алпатычу, с праздником! – гудит толпа навстречу 

старшине. – Дай бог, чтоб, значит, Герасим Алпатыч, не вам, не 
нам, а как богу угодно.

Подгулявший старшина хочет что-то сказать, но не может. Он 

неопределенно шевелит пальцами, пучит глаза и надувает свои 
красные опухшие щеки с такой силой, как будто берет самую высокую ноту на большой трубе. Писарь, маленький, куцый человек 
с красным носиком и в жокейском картузе, придает своему лицу 
энергическое выражение и входит в толпу.

– Который тут утоп? – спрашивает он. – Где утоплый человек?
– Вот этот самый!
Длинный, тощий старик, в синей рубахе и лаптях, только что 

вытащенный мужиками из воды и мокрый с головы до пят, расставив руки и разбросав в стороны ноги, сидит у берега на луже и лепечет:

– Святители угодники… братцы православные… Рязанской гу
бернии, Зарайского уезда… Двух сынов поделил, а сам у Прохора 
Сергеева… в штукатурах. Таперича, это самое, стало быть, дает 
мне семь рублев и говорит: ты, говорит, Федя, должен тепереча, 
говорит, почитать меня заместо родителя. Ах, волк те заешь!

– Ты откеда? – спрашивает писарь.
– Заместо, говорит, родителя… Ах, волк те заешь! Это за семь
то рублев?

– Вот этак лопочет и сам не знает по-каковски, – кричит сот
ский Анисим не своим голосом, мокрый по пояс и, видимо, встревоженный происшествием. – Дай я тебе объясню, Егор Макарыч! 
Ребята, постой, не галди! Я желаю всё как есть Егору Макарычу… 
Идет он, значит, из Курнева… Да погоди, ребята, не болтай зря! 
Идет он, значит, из Курнева, и понесла его нелегкая бродом. Человек, значит, выпивши, не в своем уме, полез сдуру в воду, а его с 
ног сшибло и зачало вертеть, как щепку. Кричит благим матом, а 
тут я с Ляксандрой… Чего такое? По какому случаю человек кричит? Видим, тонет… Что тут делать? Бросай, кричу, Ляксандра, к 
шуту гармонию, мужика спасать! Лезем прямо, как есть, а там вертит и крутит, вертит и крутит – спаси, царица небесная! Попали в 
самую вертячую… Он его за рубаху, я за волосья. Тут прочий народ, который увидел, бежит на берег, крик подняли… каждому 
спасать душу желается… Замучились, Егор Макарыч! Не подоспей 
мы вовремя, совсем бы утоп ради праздника…

– Как тебя звать? – спрашивает писарь утопленника. – Какого 

происхождения?

Тот бессмысленно поводит глазами и молчит.
– Очумел! – говорит Анисим. – И как не очуметь? Почитай, 

полное брюхо воды. Милый человек, как тебя знать? Молчит! Какая в нем жизнь? Видимость одна, а душа небось наполовину вышла… Экое горе ради праздника! Что тут прикажешь делать? 
Помрет, чего доброго… Погляди, как рожа-то посинела!

– Послушай, ты! – кричит писарь, трепля утопленника за пле
чо. – Ты! Отвечай, тебе говорю! Какого ты происхождения? Молчишь, словно тебе весь мозух в голове водой залило. Ты!

– Это за семь-то рублей? – бормочет утопленник. – Поди ты, 

говорю, к псу… Мы не желаем…

– Чего ты не желаешь? Отвечай явственно!
Утопленник молчит и, дрожа всем телом от холода, стучит зу
бами.

– Одно только звание, что живой, – говорит Анисим, – а погля
деть, так и на человека не похож. Капель бы ему каких…

– Капель… – передразнивает писарь. – Какие тут капли? Чело
век утоп, а он – капли! Откачивать надо! Что рты поразевали? Народ бесчувственный! Бегите скорей в волостное за рогожей да качайте!

Несколько человек срываются с места и бегут к деревне за ро
гожей. На писаря находит вдохновение. Он засучивает рукава, потирает ладонями бока и делает массу мелких телодвижений, свидетельствующих об избытке энергии и решимости.

– Не толпитесь, не толпитесь, – бормочет он. – Которые лиш
ние, уходите! Поехали за урядником? А вы бы уходили, Герасим 
Алпатыч, – обращается он к старшине. – Вы назюзюкались, и в 
вашем интересном положении самое лучшее теперь сидеть дома.

Старшина неопределенно шевелит пальцами и, желая что-то 

сказать, так надувает лицо, что оно того и гляди лопнет и разлетится во все стороны.

– Ну, клади его, – кричит писарь, когда приносят рогожу. – Бе
рите за руки и за ноги. Вот так. Теперь кладите.

– Поди ты, говорю, к псу, – бормочет утопленник, не сопротив
ляясь и как бы не замечая, что его поднимают и кладут на рогожу. – Мы не желаем.

– Ничего, ничего, друг, – говорит ему писарь, – не пужайся. Мы 

тебя малость покачаем и, бог даст, придешь в чувство. Сейчас 
приедет урядник и составит протокол на основании существующих законов. Качай! Господи благослови!

Восемь дюжих мужиков, в том числе и сотский Анисим, берут
ся за углы рогожи; сначала они качают нерешительно, как бы не 
веря в свои силы, потом же, войдя мало-помалу во вкус, придают 
своим лицам зверское, сосредоточенное выражение и качают с 
жадностью и с азартом. Они вытягиваются, становятся на цыпочки, подпрыгивают, точно хотят вместе с утопленником взлететь на 
небо.

– Рраз! раз! раз! раз!
Вокруг них бегает куцый писарь и, вытягиваясь изо всех сил, 

чтобы достать руками рогожу, кричит не своим голосом:

– Шибче! Шибче! Все сразу, в такт! Раз! раз! Анисим, не отста
вай, прошу тебя убедительно! Раз!

Во время короткой передышки из рогожи показываются вскло
коченная голова и бледное лицо с выражением недоумения, ужаса 
и физической боли, но тотчас исчезают, потому что рогожа вновь 
летит вверх направо, стремительно опускается вниз и с треском 
взлетает вверх налево. Толпа зрителей издает одобрительные звуки:

– Так его! Потрудитесь для души! Спасибо!
– Молодчина, Егор Макарыч! Потрудись для души, – это пра
вильно!

– А уж мы его, братцы, так не отпустим! Как, значит, станет на 

ноги, в ум придет, – ставь ведро за труды!

– Ах, в рот те дышло с маком! Гляди-кась, братцы, шмелевская 

барыня с приказчиком едет. Так и есть. Приказчик в шляпе.

Около толпы останавливается коляска, в которой сидит полная 

пожилая дама, в pince-nez и с пестрым зонтиком; спиной к ней, на 
козлах, рядом с кучером, сидит приказчик – молодой человек, в 
соломенной шляпе. У барыни лицо испугано.

– Что такое? – спрашивает она. – Что это делают?
– Утоплого человека откачиваем! С праздником! Маленько вы
пивши, потому, собственно, такое дело – нынче поперек всей деревни с образами ходили! Праздник!

– Боже мой! – ужасается барыня. – Они утопленника откачива
ют! Что же это такое? Этьен, – обращается она к приказчику, – подите, ради бога, скажите им, чтобы они не смели этого делать. Они 
уморят его! Откачивать – это предрассудок! Нужно растирать и 
искусственное дыхание. Идите, я вас прошу!

Этьен прыгает с козел и направляется к качающим. Вид у него 

строгий.

– Что вы делаете? – кричит он сердито. – Нешто можно челове
ка откачивать?

– А то как же его? – спрашивает писарь. – Ведь он утоплый!

– Так что же, что утоплый? Обмерших от утонутия надо не от
качивать, а растирать. Так в каждом календаре написано. Будет 
вам, бросьте!

Писарь конфузливо пожимает плечами и отходит в сторону. 

Качающие кладут рогожу на землю и удивленно глядят то на барыню, то на Этьена. Утопленник уже с закрытыми глазами лежит 
на спине и тяжело дышит.

– Пьяницы! – сердится Этьен.
– Милый человек! – говорит Анисим, запыхавшись и прижимая 

руку к сердцу. – Степан Иваныч! Зачем такие слова? Нешто мы 
свиньи, не понимаем?

– Не смей качать! Растирать нужно! Берите его, растирайте! 

Раздевайте скорей!

– Ребята, растирать!
Утопленника раздевают и под руководством Этьена начинают 

растирать. Барыня, не желающая видеть голого мужика, отъезжает 
поодаль.

– Этьен! – стонет она. – Этьен! Подите сюда! Вы знаете, как де
лается искусственное дыхание? Нужно переворачивать с боку на 
бок и давить грудь и живот.

– Поворачивайте его с боку на бок! – говорит Этьен, возвраща
ясь от барыни к толпе. – Да живот ему давите, только полегче.

Писарь, которому после кипучей, энергической деятельности 

становится как-то не по себе, подходит к утопленнику и тоже принимается растирать.

– Старайтесь, братцы, убедительно вас прошу! – говорит он. –

Убедительно вас прошу!

– Этьен! – стонет барыня. – Подите сюда! Давайте ему нюхать 

жженые перья и щекочите… Велите щекотать! Скорей, ради бога!

Проходит пять, десять минут… Барыня глядит на толпу и видит 

внутри ее сильное движение. Слышно, как пыхтят работающие 
мужики и как распоряжаются Этьен и писарь. Пахнет жжеными 
перьями и спиртом. Проходит еще десять минут, а работа все продолжается. Но вот, наконец, толпа расступается, и из нее выходит 
красный и вспотевший Этьен. За ним идет Анисим.

– Надо было бы с самого начала растирать, – говорит Этьен. –

Теперь уж ничего не поделаешь.

– Где уж тут поделать, Степан Иваныч! – вздыхает Анисим. –

Поздно захватили!

– Ну, что? – спрашивает барыня. – Жив?
– Нет, помер, царство ему небесное, – вздыхает Анисим, кре
стясь. – О ту пору, как из воды вытащили, движимость в нем была 
и глаза раскрывши, а теперича закоченел весь.

– Как жаль!
– Значит, планида ему такая, чтоб не на суше, а в воде смерть 

принять. На чаек бы с вашей милости!

Этьен вскакивает на козла, и кучер, оглянувшись на толпу, ко
торая сторонится от мертвого тела, бьет по лошадям. Коляска катит дальше.

.