Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Верба

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 627610.01.99
Чехов, А.П. Верба [Электронный ресурс] / А.П. Чехов. - Москва : Инфра-М, 2015. - 5 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/517797 (дата обращения: 29.03.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
А.П. Чехов 
 

 
 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 

ВЕРБА 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА–М 
2015 

1 

ВЕРБА 

Кто ездил по почтовому тракту между Б. и Т.? 
Кто ездил, тот, конечно, помнит и Андреевскую мельницу, 
одиноко стоящую на берегу речки Козявки. Мельница маленькая, 
в два постава... Ей больше ста лет, давно уже она не была в работе, и не мудрено поэтому, что она напоминает собой маленькую, 
сгорбленную, оборванную старушонку, готовую свалиться каждую минуту. И эта старушонка давно бы свалилась, если бы она 
не облокачивалась о старую, широкую вербу. Верба широкая, не 
обхватить ее и двоим. Ее лоснящаяся листва спускается на крышу, на плотину; нижние ветви купаются в воде и стелются по 
земле. Она тоже стара и сгорблена. Ее горбатый ствол обезображен большим темным дуплом. Всуньте руку в дупло, и ваша рука 
увязнет в черном меду. Дикие пчелы зажужжат около вашей головы и зажалят. Сколько ей лет? Архип, ее приятель, говорит, что 
она была старой еще и тогда, когда он служил у барина во 
«французах», а потом у барыни в «неграх»; а это было слишком 
давно. 
Верба подпирает и другую развалину – старика Архипа, который, сидя у ее корня, от зари до зари удит рыбку. Он стар, горбат, 
как верба, и беззубый рот его похож на дупло. Днем он удит, а 
ночью сидит у корня и думает. Оба, старуха–верба и Архип, день 
и ночь шепчут... Оба на своем веку видывали виды. Послушайте 
их... 
Лет 30 тому назад, в вербное воскресенье, в день именин старухи–вербы, старик сидел на своем месте, глядел на весну и 
удил... Кругом было тихо, как всегда... Слышался только шёпот 
стариков, да изредка всплескивала гуляющая рыба. Старик удил 
и ждал полдня. В полдень он начинал варить уху. Когда тень вербы начинала отходить от того берега, наступал полдень. Время 
Архип узнавал еще и по почтовым звонкам. Ровно в полдень через плотину проезжала Т–я почта. 
И в это воскресенье Архипу послышались звонки. Он оставил 
удочку и стал глядеть на плотину. Тройка перевалила через бугор, спустилась вниз и шагом поехала к плотине. Почтальон спал. 
Въехав на плотину, тройка почему–то остановилась. Давно уже 
не удивлялся Архип, но на этот раз пришлось ему сильно удивиться. Случилось нечто необыкновенное. Ямщик оглянулся, 
беспокойно задвигался, сдернул с лица почтальона платок и 

2 

взмахнул кистенем. Почтальон не пошевельнулся. На его белокурой голове зазияло багровое пятно. Ямщик соскочил с телеги и, 
размахнувшись, нанес другой удар. Через минуту Архип услышал возле себя шаги: с берега спускался ямщик и шел прямо на 
него... Его загоревшее лицо было бледно, глаза тупо глядели бог 
знает куда. Трясясь всем телом, он подбежал к вербе и, не замечая Архипа, сунул в дупло почтовую сумку; потом побежал 
вверх, вскочил на телегу и, странно показалось Архипу, нанес себе по виску удар. Окровавив себе лицо, он ударил по лошадям. 
– Караул! Режут! – закричал он. 
Ему вторило эхо, и долго Архип слышал это «караул». 
Дней через шесть на мельницу приехало следствие. Сняли 
план мельницы и плотины, измерили для чего–то глубину реки и, 
пообедав под вербой, уехали, а Архип во всё время следствия сидел под колесом, дрожал и глядел в сумку. Там видел он конверты с пятью печатями. День и ночь глядел он на эти печати и думал, а старуха–верба днем молчала, а ночью плакала. «Дура!»– 
думал Архип, прислушиваясь к ее плачу. Через неделю Архип 
шел уже с сумкой в город. 
– Где здесь присутственное место? – спросил он, войдя за заставу. 
Ему указали на большой желтый дом с полосатой будкой у 
двери. Он вошел и в передней увидел барина со светлыми пуговицами. Барин курил трубку и бранил за что–то сторожа. Архип 
подошел к нему и, дрожа всем телом, рассказал про эпизод со 
старухой–вербой. Чиновник взял в руки сумку, расстегнул ремешки, побледнел, покраснел. 
– Сейчас! – сказал он и побежал в присутствие. Там окружили 
его чиновники... Забегали, засуетились, зашептали... Через десять 
минут чиновник вынес Архипу сумку и сказал: 
– Ты не туда, братец, пришел. Ты иди на Нижнюю улицу, там 
тебе укажут, а здесь казначейство, милый мой! Ты иди в полицию. 
Архип взял сумку и вышел. 
«А сумка полегче стала! – подумал он. – Наполовину меньше 
стала!» 
На Нижней улице ему указали на другой желтый дом, с двумя 
будками. Архип вошел. Передней тут не было, и присутствие начиналось прямо с лестницы. Старик подошел к одному из столов 
и рассказал писцам историю сумки. Те вырвали у него из рук 

3 

сумку, покричали на него и послали за старшим. Явился толстый 
усач. После короткого допроса он взял сумку и заперся с ней в 
другой комнате. 
– А деньги же где? – послышалось через минуту из этой комнаты. – Сумка пуста! Скажите, впрочем, старику, что он может 
идти! Или задержать его! Отведите его к Ивану Марковичу! Нет, 
впрочем, пусть идет! 
Архип поклонился и вышел. Через день караси и окуни опять 
уже видели его седую бороду... 
Дело было глубокою осенью. Старик сидел и удил. Лицо его 
было так же мрачно, как и пожелтевшая верба: он не любил осени. Лицо его стало еще мрачней, когда он увидел возле себя ямщика. Ямщик, не замечая его, подошел к вербе и сунул в дупло 
руку. Пчелы, мокрые и ленивые, поползли по его рукаву. Пошарив немного, он побледнел, а через час сидел над рекой и бессмысленно глядел в воду. 
– Где она? – спрашивал он Архипа. 
Архип сначала молчал и угрюмо сторонился убийцы, но скоро 
сжалился над ним. 
– Я к начальству снес! – сказал он. – Но ты, дурень, не бойся... 
Я сказал там, что под вербой нашел... 
Ямщик вскочил, взревел и набросился на Архипа. Долго он 
бил его. Избил его старое лицо, повалил на землю, топтал ногами. 
Побивши старика, он не ушел от него, а остался жить при мельнице, вместе с Архипом. 
Днем он спал и молчал, а ночью ходил по плотине. По плотине гуляла тень почтальона, и он беседовал с ней. Наступила весна, а ямщик продолжал еще молчать и гулять. Однажды ночью 
подошел к нему старик. 
– Будет тебе, дурень, слоняться! – сказал он ему, искоса поглядывая на почтальона. – Уходи. 
И почтальон то же самое сказал... И верба прошептала то же... 
– Не могу! – сказал ямщик. – Пошел бы, да ноги болят, душа 
болит! 
Старик взял под руку ямщика и повел его в город. Он повел 
его на Нижнюю улицу, в то самое присутствие, куда отдал сумку. 
Ямщик упал перед «старшим» на колени и покаялся. Усач удивился. 
– Чего на себя клепаешь, дурак! – сказал он. – Пьян? Хочешь, 
чтоб я тебя в холодную засадил? Перебесились все, мерзавцы! 

4 

Только путают дело... Преступник не найден – ну, и шабаш! Что 
ж тебе еще нужно? Убирайся! 
Когда старик напомнил про сумку, усач захохотал, а писцы 
удивились. Память, видно, у них плоха... Не нашел ямщик искупления на Нижней улице. Пришлось возвращаться к вербе... 
И пришлось бежать от совести в воду, возмутить то именно 
место, где плавают поплавки Архипа. Утопился ямщик. На плотине видят теперь старик и старуха–верба две тени... Не с ними 
ли они шепчутся?