Книжная полка Сохранить
Размер шрифта:
А
А
А
|  Шрифт:
Arial
Times
|  Интервал:
Стандартный
Средний
Большой
|  Цвет сайта:
Ц
Ц
Ц
Ц
Ц

Публицистика

Бесплатно
Основная коллекция
Артикул: 626889.01.99
Толстой, Л.Н. Публицистика [Электронный ресурс] / Л.Н. Толстой. - Москва : Инфра-М, 2014. - 136 с. - Текст : электронный. - URL: https://znanium.com/catalog/product/506005 (дата обращения: 29.03.2024)
Фрагмент текстового слоя документа размещен для индексирующих роботов. Для полноценной работы с документом, пожалуйста, перейдите в ридер.
Л.Н. Толстой  
 

 
 
 
 
 
 

 
 
 
 
 
 
 

ПУБЛИЦИСТИКА 

 

 
 
 
 

Москва 
ИНФРА-М 
2014 

1 

ОГЛАВЛЕНИЕ 

Лев Толстой. ВОЗЗВАНИЕ 
Лев Толстой. ПО ПОВОДУ КОНГРЕССА О МИРЕ 
Лев Толстой. О ВЕРОТЕРПИМОСТИ 
Лев Толстой. ПАТРИОТИЗМ ИЛИ МИР? 
Лев Толстой. ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО 
Лев Толстой. ДВЕ ВОЙНЫ 
Лев Толстой. ОТВЕТ НА ОПРЕДЕЛЕНИЕ СИНОДА ОТ 20-22 
ФЕВРАЛЯ 
Лев Толстой. БЕССМЫСЛЕННЫЕ МЕЧТАНИЯ 
1891 
ЛЕВ ТОЛСТОЙ. CARTHAGO DELENDA EST (КАРФАГЕН 
ДОЛЖЕН БЫТЬ РАЗРУШЕН) 
Лев Толстой. О СОЦИАЛИЗМЕ 
1910 
ЛЕВ ТОЛСТОЙ. СЛАВЯНСКОМУ СЪЕЗДУ В СОФИИ 
Лев 
Толстой. 
ДОКЛАД, 
ПРИГОТОВЛЕННЫЙ 
ДЛЯ 
КОНГРЕССА О МИРЕ В СТОКГОЛЬМЕ 
ДОБАВЛЕНИЕ К ДОКЛАДУ НА КОНГРЕССЕ МИР 
Лев Толстой. ХРИСТИАНСТВО И ПАТРИОТИЗМ 
Лев Толстой. КИТАЙСКОМУ НАРОДУ ОТ ХРИСТИАНИНА 

2 

ЛЕВ ТОЛСТОЙ. ВОЗЗВАНИЕ 

25 мая 1889 

Нельзя медлить и откладывать. Нечего бояться, нечего обдумывать, как и что сказать. Жизнь не дожидается. Жизнь моя уже 
на исходе и всякую минуту может оборваться. А если могу я чем 
послужить людям, если могу чем загладить все мои грехи, всю 
мою праздную, похотливую жизнь, то только тем, чтобы сказать 
людям братьям то, что мне дано понять яснее других людей, то, 
что вот уже 10 лет мучает меня и раздирает мне сердце. 
Не мне одному, но всем людям ясно и понятно, что жизнь 
людская идет не так, как она должна идти, что люди мучают себя 
и других. Всякий человек знает, что для его блага, для блага всех 
людей нужно любить ближнего не меньше себя, и если не можешь делать ему того, что себе хочешь, не делать ему, чего себе 
не хочешь; и учение веры всех народов, и разум, и совесть говорят то же всякому человеку. Смерть плотская, которая стоит перед каждым из нас, напоминает нам, что не дано нам вкушать 
плода ни от какого из дел наших, что смерть всякую минуту может оборвать нашу жизнь, и потому одно, что мы можем делать, 
и что может дать нам радость и спокойствие, это то, чтобы всякую минуту, всегда делать то, что велит нам наш разум и наша 
совесть, если мы не верим откровению, и откровение Христа, если мы верим ему, то есть, если уж мы не можем делать ближнему 
того, что нам хочется, не делать ему, по крайней мере, того, чего 
мы себе не хотим. --! И как давно, и как всем одинаково известно 
это, и несмотря на то не делают люди другим, чего себе желают, 
а убивают, грабят, обворовывают, мучат друг друга люди и вместо того, чтобы жить в любви, радости и спокойствии, живут в 
мучениях, горести, страхе и злобе. И везде одно и то же: люди 
страдают, мучаются, стараясь не видеть той безумной жизни, 
стараются забыться, заглушить свои страдания и не могут, и с 
каждым годом все больше и больше людей сходит с ума и убивает себя, не будучи в силах переносить жизнь, противную всему 
существу человеческому. 
Но, может быть, такова и должна быть жизнь людей. Так, как 
живут теперь люди с своими императорами, королями и прави
3 

тельствами, с своими палатами, парламентами, с своими миллионами солдат, ружей и пушек, всякую минуту готовых наброситься друг на друга. Может быть, так и должны жить люди с своими 
фабриками и заводами ненужных или вредных вещей, на которых, работая 10, 12, 15 часов в сутки, гибнут миллионы людей, 
мужчин, женщин и детей, превращенных в машинн. Может быть, 
так и должно быть, чтобы все больше и больше пустели деревни 
и наполнялись людьми города с их трактирами, борделями, ночлежными домами, больницами и воспитательными домами. Может быть, так и должно быть, чтобы все меньше и меньше становилось честных браков, а все больше и больше проституток и 
женщин, в утробе убивающих плод. Может быть, так и должно 
бытъ, чтобы сотни и сотни! тысяч людей сидели по тюрьмам, в 
общих или одиночных камерах, губя свои души. Может быть, так 
и надо, чтобы та вера Христа, которая учит смирению, терпению, 
перенесению обид, деланию ближнему того, чего себе хочешь, 
любви к нему, любви к врагам, совокуплению всех воедино, может бытъ, так и нужно, чтоб вера Христа, учащая зтому, передавалась бы людям учителями разных сотен враждующих между 
собою сект в виде учения нелепых и безнравственных басен о сотворении мира и человека, о наказании и искуплении его Христом, об установлении таких или таких таинств и обрядов. Может 
быть, что все это так нужно и свойственно людям, как свойственно муравьям жить в муравейниках, пчелам в ульях, и тем и другим воевать и работать для исполнения закона своей жизни. Может быть, это самое нужно людям, таков их закон. И может, требование разума и совести о другой, любовной и блаженной жизни, -- может быть, это треб! ование мечта и обман, и не надо и 
нельзя думать о том, что люди могут жить иначе. Так и говорят 
некоторые. Но сердце человеческое не верит этому; и как всегда, 
оно громко вопияло против ложной жизни, призывало людей к 
той жизни, которую требуют откровение, разум и совесть, так 
еще сильнее, сильнее, чем когда-нибудь, оно вопиет в наше время. 
Прошли века, тысячелетия -- вечность времени, и нас не было. 
И вдруг мы живем, радуемся, думаем, любим. -- Мы живем, и 
срок этой жизни нашей по Давиду, 70 крошечных лет, пройдут 
они, и мы исчезнем, и этот 70-летний предел закроет опять вечность времени, и нас не будет такими, какими мы теперь, уж никогда. И вот, нам дано прожить эти в лучшем случае 70 лет, а то, 

4 

может бытъ, только часы даже, прожить или в тоске и злобе или в 
радости и любви, прожить их с сознанием того, что все то, что мы 
делаем, не то и не так, или с сознанием того, что мы сделали, хотя и несовершенно и слабо, но то, именно то, что должно и можно было сделать в этой жизни. 
«Одумайтесь, Одумайтесь, Одумайтесь!» -- кричал еще Иоанн 
Креститель; «одумайтесь», провозглашал Христос; «одумайтесь», 
провозглашает голос Бога, голос совести и разума. Прежде всего 
остановимся каждый в своей работе или своей забаве, остановимся и подумаем о том, что мы делаем. Делаем ли то, что должно, 
или так, даром, ни за что прожигаем ту жизнь, которая среди двух 
вечностей смерти дана нам. 
Знаю я, что со всех сторон на тебя налягают люди и не дают 
тебе минута покоя, и что тебе, как лошади на колесе, кажется, что 
тебе никак нельзя остановиться, хотя и колесо, движущееся под 
тобой, разогнано самим тобою; знаю я, что сотни голосов закричат на тебя, как только ты попытаешься остановиться, чтобы 
одуматься. 
-- «Некогда думать и рассуждать, надо делать», -- закричит 
один голос. 
-- «Не следует рассуждать о себе и своих желаниях, когда дело, крторому ты служишь, есть дело общее, дело семьи, дело торговли, искусства, науки, государства, Ты должен служить общему», закричит другой голос. 
-- «Все это уже пробовано обдумывать, и никто ничего не обдумал, живи, вот и все», -- закричит третий голос.-- «Думай или 
не думай, все будет одно: поживешь недолго и умрешь; и потому 
живи в свое удовольствие». -- «Не думай! Если станешь думать, 
увидишь, что эта жизнь хуже, чем не жизнь, и убьешь себя. Живи 
как попало, но не думай», закричит четвертый голос. 
Как в сказке рассказывают, что когда уже в виду искателя клада было то, что он искал, тысяча страшных и соблазнительных 
голосов закричали вокруг него, чтобы помешать ему взять то, что 
давало ему счастье. Так и голоса слуг мира сбивают искателя истины, когда он уже в виду ее. Не слушай этих голосов. И в ответ 
на все, что они могут сказать тебе, скажи себе одно: Позади своей 
жизни я вижу бесконечность времени, в котором меня не было. 
Впереди меня такая же бесконечная тьма, в которую вот-вот придет смерть и погрузит меня. Теперь я в жизни и могу -- знаю, что 
могу -- могу закрытъ глаза и, не видя ничего, попасть в самую 

5 

злую и мучительную жизнь, и могу не только открыть глаза, 
смотреть, но могу видеть и оглядывать все вокруг себя и избрать 
самую лучшую и радостную жизнь. И потому, что бы мне ни говорили голоса, и как бы ни тянули меня соблазны, как бы ни тянула меня уже начатая мною, и как бы ни поощряла меня текущая вокруг ! меня жизнь, я остановлюсь, оглянусь вокруг себя и 
одумаюсь. 
И стоит человеку сказать себе это, как он увидит, что не он 
один одумывается а что и прежде его, и при нем много и много 
людей так же, как он, одумывались и избирали тот лучший путь 
жизни, который один дает благо и ведет к нему. 

ЛЕВ ТОЛСТОЙ. ПО ПОВОДУ КОНГРЕССА О 
МИРЕ 

Письмо к шведам 

Милостивые государи! 
Мысль, высказанная в прекрасном письме вашем о том, что 
всеобщее разоружение может быть достигнуто самым легким и 
верным путем посредством отказа отдельных лиц от участия в 
военной службе, -- совершенно справедлива. Я даже думаю, что 
это единственный путь избавления людей от все усиливающихся 
и усиливающихся ужасных бедствий военщины. Мысль же ваша 
о том, что вопрос о замене воинской повинности для лиц, отказывающихся от исполнения ее, общественными работами, может 
быть рассматриваема на имеющей, по предложению царя, собраться конференции, мне кажется совершенно ошибочной, -- 
уже по одному тому, что самая конференция не может бытъ не 
чем иным, как одним из тех лицемерных учреждений, которые 
имеют целью не достижение мира, но, напротив, скрытие от людей того единственного средства достижения всеобщего мира, 
которое уже начинают видеть передовые люд! и. 
Конференция, говорят, будет иметь целью если не разоружение, то прекращение увеличения вооружений. Предполагается, 
что на этой конференции представители правительств условятся 
о том, чтобы не увеличивать больше своих вооружений. Если это 
так, то невольно представляется вопрос, как будут поступать правительства тех государств которые во время сбора конференции 

6 

случайно слабее, чем их соседи? Едва ли такие правительства согласятся и в будущем оставаться в таком же более слабом, чем их 
соседи, положении. Если же они согласятся оставаться в таком 
более слабом положении, твердо веря в силу постановлений конференции, то им можно быть и еще слабее и вовсе не тратиться 
на войско. 
Если же дело конференции будет состоять в том, чтобы уравнять военные силы государств и на этом остановиться, то если бы 
даже и могло быть достигнуто такое невозможное уравнение, невольно возникает вопрос: почему правительства должны остановиться на таком вооружении, которое существует теперь, а не на 
более низком. Почему нужно, чтобы у Германии, Франции, России, скажем примерно, было по миллиону солдат а не по 500 тысяч, не по 10 тысяч, не по одной тысяче солдат. Если можно 
уменьшить, то почему не уменьшить до минимума, и, наконец, 
почему бы не выставлять вместо войск -борцов: Давида и Голиафа, и решать международные дела, смотря по тому, кто поборет? 
Говорят: конфликты правительств будут решаться третейским 
судом. Но, -не говоря уже о том, что решать дело будут не представители народа, а представители правительств, и потому нет 
никакого ручательства о том, что решения эти будут правильны, 
-- кто же будет приводить в исполнение решения этого суда? -- 
Войска. -- Чьи войска?--Всех держав. -- Но ведь сила этих держав 
не равная. Кто, например, приведет на континенте в исполнение 
решение, которое, предположим, будет невыгодно для Германии, 
России или Франции, соединенных в союз; или кто приведет на 
море -- решение, противное интересам Англии, Америки, Франции? Решения третейского суда против военного насилия государств будут приводиться в исполнение военным насилием, т.е. 
то самое, что нужно ограничить, будет средством ограничения. 
Чтобы поймать птицу, надо посыпать ей соли на хвост. 
Я помню, во время осады Севастополя, я сидел раз у адъютантов Сакена, начальника гарнизона, когда в приемную пришел 
князь С.С.Урусов, очень храбрый офицер, большой чудак и вместе с тем один из лучших европейских шахматных игроков того 
времени. Он сказал, что имеет дело до генерала. Адъютант повел 
его в кабинет генерала. Через десять минут Урусов прошел мимо 
нас с недовольным лицом. Провожавший его адъютант вернулся 
к нам и, смеясь, рассказал, по какому делу Урусов приходил к 
Сакену. Он приходил к Сакену затем, чтобы предложить вызов 

7 

англичанам сыграть партию в шахматы на передовую траншею 
перед 5-м бастионом, несколько раз переходившую из рук в руки 
и стоившую уже несколько сот жизней. 
Несомненно, что было бы гораздо лучше сыграть на траншею 
в шахматы, чем убивать людей. Но Сакен не согласился на предложение Урусова, понимая очень хорошо, что сыграть в шахматы 
на траншею можно было бы только тогда, когда бы было полное 
взаимное доверие сторон в исполнении постановленного условия. 
Присутствие же войск, стоявших перед траншеей, и пушек, направленных на нее, показывало, что доверия этого не существует. 
Пока были войска с той и другой стороны, -- было ясно, что дело, 
решится не шахматами, а штыками. Точно тоже и с международными вопросами. Для того, чтобы они могли быть решены третейским судом, нужно, чтобы было полное взаимное доверие 
держав о том, что они исполнят решение суда. Если есть это доверие, то не нужно совсем войск. Если же есть войска, то ясно, 
что нет этого доверия, и международные вопросы не могут решаться не чем иным, как! только силою войск. Пока есть войска, 
то они нужны для того, чтобы не только вновь приобретать, как 
это теперь делают все государства -- кто в Азии, кто в Африке, 
кто в Европе, -но и для того, чтобы удержать силою то, что приобретено силою. А приобретать и удерживать силою можно, 
только побеждая. Побеждают же всегда только gros bataillons. И 
потому, если правительство имеет войско, то оно должно иметь 
его как можно больше. И в этом состоит его обязанность. Если 
правительство не делает этого, то оно не нужно. Правительство 
может делать очень многое во внутреннем управлении: может 
освобождать, просвещать, обогащать народ, строить дороги, каналы, колонизировать пустыни, устраивать общественные работы, но одного не может делать, именно того, для чего собирается 
конференция, т.е. уменьшать свои военные силы. 
Если же цель конференции, как это видно из последних разъяснений, будет состоять в том, чтобы изъять из употребления 
представляющиеся людям особенно жестокими орудия истребления (почему бы в том числе и прежде всего не постараться изъять 
заодно и перехватывание писем, подмену телеграмм, и шпионство, и все те ужасающие подлости, которые составляют необходимое условие военной обороны?), -- то такое запрещение пользоваться для борьбы всеми теми средствами, которые есть, совершенно так же возможно, как запрещение людям, которые дерутся 

8 

за свою жизнь, касаться в драке наиболее чувствительных частей 
тела. И почему рана и смерть от разрывной пули хуже, чем рана в 
очень болезненное место от самой простой пули или осколка, от 
которых страдания доходят до последней степени и наступает та 
же самая смерть, как и от какого бы то ни было орудия? 
Поразительно, как могут взрослые и душевно здоровые люди 
серьезно высказывать такие странные мысли. 
Положим, дипломаты, посвящающие свою жизнь лжи, так 
привыкли к этому пороку и постоянно живут и действуют в такой 
густой атмосфере лжи, что им самим незаметна вся бессмысленность и лживость их предложений; но как могут частные люди, -- 
честные частные, не те, которые для того, чтобы подделаться к 
царю, восхваляют его смешное предложение, -- как могут честные частные люди не видеть того, что результатом этой конференции не может быть ничего другого, как только закрепление 
того обмана, в котором правительства держат своих подданных, 
как это было при священном союзе Александра 1-го? 
Конференция будет иметь целью не установление мира, а сокрытие от людей единственного средства освобождения их от 
бедствий войны, состоящее в отказе отдельных лиц от участия в 
военном убийстве, и потому конференция никак не может принять на обсуждение этого вопроса. 
С отказывающимися по своим убеждениям от воинской повинности всякое правительство всегда поступит так же, как поступило русское правительство с духоборами. В то самое время, 
когда оно публиковало на весь мир свои будто бы миролюбивые 
намерения, оно, стараясь скрыть это от всех, мучило, разоряло и 
изгоняло самых миролюбивых людей России только за то, что 
они были миролюбивы не на словах, а на деле и потому отказывались от военной службы. Точно так же, хотя и менее грубо, поступали и поступают все европейские правительства в случаях 
отказов от воинской повинности. Так поступало и поступает австрийское, прусское, французское, шведское, швейцарское, голландское правительства и не могут поступать иначе. 
Они не могут поступать иначе потому, что, управляя своими 
подданными силою, которую составляет дисциплинированное 
войско, они никак не могут предоставить уменьшение этой силы 
и, следовательно, своей власти случайным настроениям частных 
лиц, тем более, что, по всем вероятиям, как только была бы допущена для всех замена военной службы -- рабочей, то огромное 

9 

большинство людей (никто не любит убивать и быть убитым) 
предпочло бы работу военной службе, и очень скоро набралось 
бы столько рабочих и так мало осталось бы военных, что некому 
было бы заставить работать рабочих. 
Запутавшиеся в своем многословии либералы, социалисты и 
другие, так называемые передовые деятели, могут воображать, 
что их речи в палатах и собраниях, их союзы, стачки, брошюры 
суть явления очень важные, но что отказы отдельных лиц от военной службы суть ничтожные, на которые не стоит обращать 
внимания; но правительства знают очень хорошо, что для них 
важно и что не важно, и правительства охотно допускают всякие 
либеральные и радикальные речи в рейхстагах, и союзы рабочих, 
и социалистические демонстрации, и даже сами делают вид, что 
сочувствуют этому, зная, что эти явления очень полезны для них, 
отвлекая внимание народов от главного и единственного средства 
освобождения; но никогда открыто не допустят отказов от военной службы или отказов от податей для военной службы (это одно и то же), потому что знают, что такие отказы, обнажая обман 
правительства, под корень подрывают власть их. 
До тех пор, пока правительства будут управлять своими народами силою и будут желать, как теперь, приобретать новые владения (Филиппины, Порт-Артур и т.п.) и удерживать приобретенные (Польшу, Эльзас, Индию, Алжир и т.п.), до тех пор они 
сами не только никогда не уменьшат войска, но, напротив, будут 
постоянно увеличивать их. 
На днях было известие о том, что американский полк отказался идти в Ило-Ило. Известие это передается как нечто удивительное. А между тем удивляться можно только тому, как такие явления не повторяются постоянно: каким образом могли все те русские, немецкие, французские, итальянские, американские люди, 
воевавшие в последнее время, по воле чуждых и, большей частью, не уважаемых ими людей, идти убивать людей другого народа и самим подвергаться страданиям и смерти? 
Казалось бы, так ясно и естественно всем этим людям опомниться, если еще не в то время, когда их вербовали в солдаты, то 
хоть в последнюю минуту, когда их ведут на неприятеля: остановиться, бросить ружья и закричать противникам, чтобы и они 
сделали то же. 
Казалось бы, это так просто, естественно, что все должны бы 
поступать так. Но если люди не поступают так, то происходит это 

10